Ну, Мам

      — Это явно лишнее, — и чёрный мешковатый свитер летит в сторону сундука.       В тишине «Крепости Одиночества» тяжёлое и сбитое дыхание кажется единственным звуком в мире. Хотя, Ларри был больше склонен полагать, что ему попросту нравится только этот звук, если не считать, конечно, аккордов «Смысловой Фальсификации». Лучше были только томные глухие стоны. Джонсон даже придумал эпитет, который мог максимально отразить звучание голоса Фишера: мёртво-медовое. И апатичный, и сладкий, и мечтательный, и сдавленный, и… Чёрт, сколько же удивительных противоречий было в Салли!       Парень с циановыми¹ волосами не стеснялся, залезая на вытянутые ноги Джонсона. Жарко выдохнув в протез, Салли наклонился и потянулся бледными пальцами к бедрам шатена, который в свою очередь уже успел припасть губами к тонкой льняного цвета коже шеи и извлечь из груди Фишера музыкальный возбуждённый выдох.       — Бля, ты просто невыносим, — хрипит Ларри, проводя пальцами левой руки по позвоночнику, специально задевая подушечками торчащие бугорки. Салли оживлённо поёрзал, явно сгорая от нетерпения, и положил руку прямиком на пах, обтянутый угольной тугой джинсой.       Шатен шумно выдохнул, чуть толкнувшись в руку Фишера, а тот только больше раззадорился — начал надавливать прямо в том месте, где нащупывалась головка, и откровенно двигал ладонью.       — Полегче, диджей, — усмехнулся парень, уже мечтая сорвать протез с партнера.       Лиза Джонсон целенаправленно побежала к домику на дереве, прихватив два пушистых толстых пледа для «своих дорогих мальчиков». Обеспокоенно поднимаясь по кривой маленькой лесенке, она думала лишь о том, что в такой холод её драгоценный сынок и его лучший друг, который так благотворно на него влияет, зря залезли в своё излюбленное убежище.       — Простите за вторжение. На улице довольно прохладно, — Лиза с нежной улыбкой резко подняла дверцу в полу домика и, глядя на ступеньки в лёгком страхе упасть, вцепилась в край проёма, нажав подушечками пальцев на пыльную половицу и придерживая за пазухой свой груз. — Хотела убедиться, что-о-о…       И это её «о» растянулось и затихло, сопровождаемое тем, как распахивались всё шире и шире её глаза. Благо, что нашла силы удержаться на скользковатых деревянных ступеньках.       — …вам не холодно, — буквально проглотила остаток своей реплики женщина, столкнувшись взглядом с тёмными глазами своего сына, который явно был застигнут врасплох. Его щеки невиданно горели амарантом², даже кофейная родинка под его правым глазом от этого казалась темнее.       В этот момент Ларри осознал, что больше никак не получится отмазаться или придумать какую-то невероятную историю: ситуация говорила сама за себя. А точнее его левая рука, тянущаяся до этого к щеке, но замершая в воздухе, и правая рука, лежащая на бледной коже торчащих рёбер Салли Фишера, что так и застыл, сжимая край терракотовой³ футболки, задрав её и обнажив худощавый торс. Длинные голубые волосы друга её сына лежали на его же угловатом плече, что впервые демонстрировало его без хвостиков. Однако неизменный протез скрывал выражение его лица, которое, вероятно, вряд ли отличалось от выражения лица Ларри. Казалось, что в этих двух разрезах для глаз на протезе было нечто более живописно отражающее его реакцию, чем просто взгляд. Даже могло почудиться, что сам протез умеет показать весь спектр от удивления до стыда.       В домике воцарилось напряжённое молчание. Лиза Джонсон, всё ещё находящаяся в глубоком шоке, медленно положила два аккуратно свёрнутых пледа на пол и искренне пыталась не смущать мальчиков тем, как сверлит взглядом терракотовые джинсы Фишера. Ноги парня тоже привлекали внимание — они были широко разведены и расположены по бокам от бёдер шатена, острые коленки вжимались в пол, а ягодицы примостились на его голенях.       Ларри смущённо ссутулился и промямлил от стыда:       — Ну, мам…

✘✘✘ ✘✘✘ ✘✘✘

`ᴏтᴄылᴋи и ᴄʜᴏᴄᴋи:

¹ Циановый цвет — сине-зелёный, цвет морской волны. ² Амарантовый цвет — оттенок красного с бордовым отливом. ³ Терракотовый цвет — коричневый оттенок красного цвета.