***
Андрей взялся за ручку двери и понял — ноги не идут. Если раньше Андрюша мог быть его сыном хотя бы в фантазиях, то сейчас иллюзии потерпят крах. Одна бумажка, и он снова совсем один. Пока Кисляк не смел переступить порог, женщина внутри кабинета судорожно думала, глядя на конверт с купюрами. В конце концов, а что плохого она совершает? Она же не убивает. Может, мальчику так действительно лучше? — Здравствуйте, — голова хоккеиста показалась в дверном проёме, — можно? «Соколовский обещал, что проблем не будет» — успевает подумать она, прежде чем ответить вслух: — Да, входите.***
Сказать, что Андрей был ошарашен — ничего не сказать. Из глаз текли слёзы, а он даже не вытирал их, чёрт с ними. Но как это вышло? В голове всплыл недавний разговор с отцом. — Андрюша, опомнись, не майся дурью! Это не твой ребёнок! Ну, не получилось с Яной — ладно, встретишь ещё девушку, родишь своего! — кричал Виктор Анатольевич в своей привычной манере. Ну, что поделать, прокурор. Он привык судить и ломать все доводы защиты, вот и родного сына слушать не желал. — Пап, он мой, он папой меня зовёт, — нелепо оправдывался Андрей, — это моя последняя надежда счастливым стать. — Ой, не мели чушь! — отмахнулся Кисляк-старший и поспешил сесть в служебную машину. Сын ему был неинтересен, есть дела поважнее. «Точно не папа» — постановил хоккеист, вернувшись в реальность. И тут молодой человек вспомнил Игоря, как тот подмигнул ему, и паззл в голове сложился. Держа в руках бесценный анализ, Андрей дал себе слово, что отыщет его и поблагодарит.***
Игорь и Андрей начинали новую жизнь — один оформлял документы на ребёнка, который был для него самым родным на свете, и плевать на законы кровного родства; другой вместе с Жекой красил стены в детской… А вот хирург из «Склифа» мечтал покончить со старой. Его жена и старшая дочь никак не желали ладить, а он не знал, как это исправить. Ей-богу, чью-то голову на место пришить легче. Вот и сейчас он решил взять Тому и пойти с ней в торговый центр — может, с попкорном и новой игрушкой разговор сладится лучше? Однако претворить свой план в жизнь мужчина не успел. В кармане зазвонил мобильный. Хоть мелодия и играла, как всегда, было в этом звонке что-то тревожное. — Брагин, где ты?! Ты нужен срочно! Едва мужчина снял трубку, в висок ударил крик жены, смешанный с порывами рыданий. — Что такое? — спросил Олег, не подозревая, каким будет ответ супруги. — Тома пропала!***
Брагин, казалось, за считаные минуты оказался на другом конце огромного города. На одной из скамеек в парке сидела его жена, судорожно покачивая коляску, рядом одиноко стоял брошенный хозяйкой самокат. Полицейские лениво о чём-то расспрашивали незнакомую даму с собачкой. — Марин, что произошло? — спросил он, подойдя к жене и опустившись на корточки. — Не знаю я. — голос железной леди Марины Нарочинской подрагивал от страха, — она рядом всегда была, а тут Катя захныкала, я отвлеклась, а как повернулась, её и нет… — Я понимаю, потерять телефон, ключи, но ребёнка, Марин… — горестно вздохнул хирург. Кажется, даже в операционной, когда его битва была проиграна и медсестра объявляла время смерти, он не чувствовал такого отчаяния. — Ты же знаешь, какая она, надо было лучше следить! — Лучше следить? — дрожь в голосе Марины тут же сменилась на злость, она подняла на мужа глаза. — Брагин, а ты не забыл, что у нас ещё ребёнок есть? Или мне надо было Катю бросить и бегать за твоей Тамарой? «Твоей» — это слово резануло где-то в глубине. Кажется, в эту самую секунду хирург наконец понял, что значит резать скальпелем по живому, без наркоза. Вот и дожили. Вот и договорились. Нет, нужно было признать, что эта недосказанность словно окутывала их густым туманом, и вот теперь видимость начала проясняться. Катя — их ребёнок. Тамара — только его. — То-то я смотрю, коляску с Катей у тебя никто не увёз, — сгоряча проронил мужчина и тут же пожалел об этом, но сказанного не воротишь. — Знаешь, что! — Марина поднялась со скамейки, чтобы уйти, пусть дальше он разбирается сам, — воспитывать надо было ребёнка, а не… И Бог его знает, чего бы они наговорили друг другу ещё и смогли ли бы потом простить, если бы в их диалог, как всегда, не вмешался случай. Со стороны проезжей части вдруг раздался глухой удар страшной силы, а затем истошный женский крик. За годы работы в «Склифе» им не раз приходилось слышать подобное, и, кажется, они научились относиться спокойно, но не в этот раз. — Помогите! Врача! — кричала незнакомая женщина. После этих слов они оба же бросились на звук, призывы о помощи никогда не оставались незамеченными. Но в следующую секунду Олег и Марина попросту приросли к земле, которая была уже готова развернуться под ногами. По позвоночнику стекал пот. — Помогите!!! Ребёнка машина сбила!!! Приложив неимоверные усилия, Олег побежал на звук, за ним поспешили и полицейские. Марина осталась стоять. Спеша к месту аварии, Брагин думал о том, как ничтожна жизнь. Он столько раз спасал безнадёжных, буквально вырывая их из костлявых рук смерти, а родную дочку отдал без боя. Острый ком подступил к горлу, мужчина впервые задумался о произошедшем. Как американские друзья Эммы нашли его, откуда у них был его номер? Эмма оставила — значит, хотела, чтобы, в случае чего, девочка попала к отцу, а не в приют. Она помнила о том, что он её отец, но помнил ли это сам Олег? Эмма оставила их дочку ему, надеясь, что он сможет о ней позаботиться. А он что же, надежды не оправдал? Её последней надежды… Мужчина понимал, что в такие моменты промедление равняется смерти, но ноги отказывались идти быстрее. Словно оттягивая неизбежность. За эти мгновения он понял, что увидеть человека, в котором застрял шампур или спица, оторвало руку или ногу — не страшно. Страшно терять детей. — Пропустите, я врач, — сказал Олег дежурную фразу, пробираясь сквозь толпу зевак и стараясь не смотреть вперёд. — Папа! — вдруг раздалось за спиной, и этот отчаянный крик заглушил причитания толпы и сирену подъезжающей «скорой». — Папа! Брагин обернулся, не веря своим ушам и боясь поверить глазам. Маленькая девочка в ярком платье с атласной лентой на поясе, завязанной сзади бантом, стояла и смотрела на него его глазами, это к нему она обратилась впервые не по имени, а «папа» — Тома, живая и невредимая. В этот момент подъехала «скорая», и Брагин бросился к дочери. Он не хотел выяснять, где она была, не собирался ругать. Просто прижал к себе, чувствуя быстрые удары маленького сердечка. Бьётся — значит, надежда ещё остаётся. Девочка обнимала его, а он плакал. Плакала и Марина, сидя на скамейке. Всё-таки надо признать, что Тома — обычный ребёнок, озорной и шустрый, а ей, как взрослой, стоило проявить терпение, которого в операционной хоть отбавляй. Она попала в чужую страну, в чужой дом, по сути, к чужим людям, ведь Олег с ней толком и не общался, она просто нуждалась в любви и заботе. — Марина! — услышав своё имя, женщина подняла заплаканные глаза. Девочка бежала к ней навстречу. Поднявшись со скамейки, женщина сделала пару шагов и заключила девочку в объятия. Пара шагов — так мало, но если между близкими возникает пропасть недопонимания, то эта пара шагов может спасти от краха, главное, не бояться их совершить.***
Брагины плакали, крепко обняв друг друга. Не сдержал слёз и Андрей, когда впавшая в кому Полина наконец открыла глаза, и теперь-то, когда Андрюша официально его сын, у них всё будет хорошо и, пусть восстановление будет долгим, они всё выдержат, Кисляк теперь знал это наверняка. Прослезился и Игорь, в первый раз ему самому удалось успокоить плачущую Надюшу, девочка уснула, мирно посапывая, в крепких руках отца. В тот летний день в огромном городе плакали трое мужчин, и Москва, нарушив своё главное правило, поверила их слезам. Ведь это слёзы счастья, счастья, за которое стоит бороться, пока в сердце горит свеча последней надежды.***
— Пап, а пап, — девочка настойчиво дёргала отца за руку, возвращая того в реальность, — так почему тебя зовут «Мажор»? Игорь улыбнулся и, опустившись на корточки, поцеловал дочку в макушку. — Я тебе обязательно расскажу, но не сейчас…