В разных измерениях

Нэнси медленно и вдумчиво грызла ногти. Казалось бы, причин для расстройства-то нет, и это всё на самом деле просто глупая детская привычка решила напомнить о себе в очередной раз. Ну да, казалось бы. Но она смотрит в потолок, где не происходит ровном счётом ничего, но этот факт, в действительности, мало её волнует. Всё, что сейчас требуется — находится у неё в голове и не даёт спокойно уснуть. Как всегда. «Причин нет», — убеждает она себя. Морщится. Этакая наглая ложь, в которую она старается так отчаянно верить последнее время. Голос разума уговаривает бросить это бесполезное занятие, которое не приводит ни к чему, кроме бессонницы и полному отсутствию аппетита. Отголосок той нормальной жизни, что когда-то у неё была, продолжает беспощадно насиловать её измученное сознание. Она старалась загубить всё на корню, когда осознала, что проблема вообще существует. Вроде бы всё закончилось неплохо, не так ли? Нэнси непроизвольно касается своего лица, как бы убеждая себя, что мама преувеличивает, и её и без того острые черты лица в полном порядке. Ну, возможно, доля правды в маминых словах есть. Совсем немного. Конечно она изменилась, но отнюдь не внешне... Разве можно не измениться после тех событий? Можно остаться нормальной и жить нормальной жизнью? Хоть бы сегодня уснуть и не видеть кошмаров. Хоть бы раз. Хоть бы раз уснуть, не думая ни о чём. И ни о ком. Там, в темноте закрытых глаз — пропасть, в которую она заглядывает каждую ночь. И это пропасть всё растёт. *** Майк за завтраком косится на сестру с подозрением. Та ковыряет вилкой уже давно истерзанные блинчики и, не моргая, изучает это месиво. О чём она там думает? Ей это что-то напоминает? Незаметно от родителей Майк слегка пинает Нэнси под столом, отчего та вздрагивает, и словно вырывается из капкана мыслей, осознав, что сидит у себя дома и пытает несчастный завтрак. Снова смотрит в тарелку, морщится, отбрасывает вилку, подхватывает сумку, и выбегает из дома, прикрыв лицо волосами и пряча от домашних свой затравленный взгляд. Чтобы увидеть пропасть необязательно закрывать глаза. *** … И вот здесь он мне говорит «Я сделаю за тебя химию, если ты пойдёшь со мной на свидание!» … Это был кошмарный тест, похоже, я его завалила … … Слышала? Байерсу снова раскрасили шкафчик! Нэнси вяло плетётся по коридору, но непроизвольно останавливается и резко сворачивает в другую сторону. «В пропасть, пропасть!» — радостно кричит голос разума, а ноги продолжают нести её в давно известном направлении. Ну конечно она знает, где его шкафчик. И красотой тот не пестрит — стёртые старые надписи маркером были наспех когда-то замазаны, но теперь это безобразие беспощадно перекрывают уже свежие. Она невидящим взглядом изучает дверцу шкафчика. Не выдерживает, закрывает глаза. Это каждый раз становится всё более болезненным. «Извращенец». «Нищеброд». «Неудачник». И другие чудесные вещи, которые могли бы прийти в голову особям человеческого рода с дегенеративным мышлением. Ощущая в груди нарастающим ком ненависти к выродкам, испортившим шкафчик в очередной раз, Нэнси достаёт влажные салфетки, швыряет сумку на пол, упрямо поджимает губы. Совершенно не обращая внимания на мимо проходящих учеников, которые тихо шепчутся за её спиной, с ненавистью трёт дверцу, чувствуя подступающие на глаза слёзы ярости. Стирается до безобразия плохо, всё ещё остаются уродливые разводы, но, по крайней мере, становится нечитаемо, отчего гнев в сердце немного затихает, руки перестают дрожать, и Нэнси вспоминает как дышать. Комкает грязные салфетки, швыряет в урну. Хотя с каким удовольствием запихала бы их в глотку написавшим. Уроды. Самые настоящие монстры этого мира. Казалось, владельца шкафчика подобные происшествия совершенно не волновали. Она видела, какой равнодушный взгляд он бросал на эти надписи и без каких-либо усилий не гнушался пользоваться своим ящиком. А вот Нэнси не могла остановиться. Как будто упорно продолжала держаться за то, что отпускать не хотелось, но безвозвратно ушло. Как ушёл он. Просто взял и закрыл главу, словно не они столько вместе пережили вместе. А ещё этот небрежный кивок головы в её сторону при случайной встрече, как бы говоря, что он всё ещё помнит кто она, вызывал бурю гнева, незаметную глазу, и сжатые кулаки с острыми ногтями хрупких девичьих пальцев. Но она лишь в ответ также небрежно кивает ему. Словно ничего не было. Она не понимала, как он держится. Словно произошедшее было чем-то повседневным для странной семейки Байерс. Он откуда-то знал, что необходимо делать, пока она была с ним то недолгое время. Поддерживал её. Вёл. Его стойкость непроизвольно восхищала. Это было нормой для него каждый день спасать брата с Изнанки? Нэнси ясно осознавала, что их понятия о норме довольно сильно отличаются. А что она? Признаться, не один раз, ей до ужаса хотелось закатить позорную истерику и всё бросить. Но, глядя на Джонатана, Нэнси стискивала зубы, собирала себя в кулак и продолжала идти. Он же воспринимает её за равную, не так ли? Она сможет. Но ей всё равно до него далеко. Нэнси усмехается, совершенно не слушая преподавателя по истории. Подумать только. «Куда там молчаливому неудачнику Байерсу до золотой девочки?» — считают многие, не подозревая, как сейчас веселит эта мысль девушку. Она почти завидует ему. Такой самодостаточный. Взрослый. Никто-то ему не нужен. А Нэнси едва ли не впервые знакомится с подобным чувством такой жгучей надобности, которую он вряд ли бы когда-нибудь понял. Со Стивом это чувство ей было незнакомо — с ним всегда всё было проще, понятнее, спокойнее. Ему-то никто не разрисовывал шкафчики и он всё ещё оставался любимцем школы. «Это довольно безопасно», — соглашалась Нэнси со своим внутренним голосом. Правда, каждый раз возникало «но», которое мешало ей спокойно дышать и выстраивать такую правильную идеально выглаженную вселенную Нэнси Уилер. А Джонатана продолжали беспощадно задирать за то, кем он всегда был и кем оставался, портили личные вещи и, порой, дело доходило и до драк. Впрочем, на нём это никак не сказывалось, помимо изменений на его хмуром лице в виде очередных синяков. У неё же сердце кровью обливалось, стоило его встретить в коридоре. Какая несправедливость. Ей было не понять, как Джонатан умудрялся сохранять невозмутимость. В школе, в ситуации с Уиллом, в том лесу или когда они сражались с монстром. Нэнси тогда отчаянно сжимала пистолет, чувствуя, как дрожат руки. Но она не могла подвести, не имеет права. За Барбару, за Уилла. Тяжёлое дыхание Джонатана рядом, стоящего плечом к её плечу, давало ей силы не отступить перед тем, что их поджидало. Она понимала, что никогда не справилась бы со всем происходящим без него. Она считала это честью — стоять рядом с этим странным мальчишкой в тот момент. Возможно, она не так уж безнадёжна, думала Нэнси тогда. Возможно только, что он так не считал. А она всё ещё не может забыть и во всех подробностях вспоминает тот день в лесу, когда отчаянно звала Джонатана, пытаясь выбраться из ловушки Изнанки. Эта ночь ей постоянно приходила в кошмарах, но страх отступал, как только она чувствовала его руку, крепко обхватившую её хрупкую ладонь, и вытащившую её из того жуткого места. Как символично, не находите? Помнила, как он остался в ту жуткую ночь в её комнате, лежал рядом и просто смотрел на неё, пока она дрожала от страха под одеялом. Это было так неправильно. И в то же время неожиданно оказалось самым правильным, что с ней случалось за всю её жизнь. А вся её жизнь была как раз такой, какой и должна быть, по мнению её семьи, по мнению их мирка, в котором они все существовали. Странная семейка Байерс же жила в совершенно ином измерении. От этой мысли привычно замутило, а ногти снова оказались в плену зубов. Странная семейка Байерс. Возможно, она обменяла бы всю свою жизнь на ту связь, которая была между Джонатаном, Уиллом и их матерью. От этой мысли стало до отвращения тошно. Нэнси думала о том, была ли она когда-нибудь такой сестрой Майку, как Джонатан братом Уиллу. Думала и понимала, что проиграет в этом неравном бою. Ощущала снова стыд и вину. Обещала себе исправиться. Поклялась помочь пережить Майку потерю Одиннадцатой. Нэнси с трудом представляла, что делала бы, если бы осталась без Джонатана, как Майк остался без Джейн. Волны ужаса накрывали ее с головы до ног, и она гнала эти мысли как можно дальше. Прочь, прочь. Он жив, он с семьёй, всё в порядке. Но даже сейчас, когда они в безопасности, Нэнси практически не видит его, не разговаривает с ним. Она понимает, что ей недостаточно просто знать, что с ним всё хорошо, так как безумно сильно скучает по нему. По его редкой улыбке, длинным светлым волосам, которыми он часто прикрывается, скучает банально по его присутствию. Даже если он просто молчал, будучи рядом, она ощущала умиротворение, и тихую, необъяснимую радость. А ещё такое лёгкое и приятное волнение, словно их ждало что-то волшебное впереди. И даже не пугала уже в должной мере та опасность, что их подстерегала за углом, просто потому что он находился рядом. Нэнси никогда не думала о Стиве в таком ключе. Признаться, она о нём совсем не думала. Безусловно, её поразили внезапные изменения в нём и ей казалось, что заслуга немало принадлежит и ей. Было довольно приятно осознавать, что кто-то готов настолько сильно измениться ради неё. Чтобы быть с ней. Или чтобы помешать им. И Нэнси злилась. Словно Стив виноват в том, что происходит с ней сейчас, словно именно он разрушил хрупкие отношения, которые начали было зарождаться между Джонатаном и Нэнси. Это было чертовски несправедливо, она признавала это и мысленно просила прощения у Стива. Он ни в чём не виноват. Но, возможно, на самом деле никаких хрупких отношений никогда и не было и всё это просто было плодом её воображения. В конце концов, Джонатан Байерс же ни в ком не нуждается. И исчез из её жизни сразу после спасения Уилла. А Стив, он здесь, такой знакомый и в то же время новый. А Джонатану их закончившиеся (начавшиеся?) отношения вообще ничего не стоили. Кивает ей при встрече, словно они как-то раз выпили вместе на какой-нибудь вечеринке и больше никогда не встречались. «Самодостаточный», — снова пришло в голову, отчего непроизвольно появилась кривая, болезненная улыбка на лице девушки. Какой ей никогда не быть. Социальное признание, множество друзей, лучшая девочка школы — всё это всегда было частью её. Всё это всегда было ею. Разве она может быть кем-то ещё? Ах да, ей до него далеко. Целая пропасть, не забывайте. Нэнси хмурится и смотрит в окно, где ученики уже спешат домой после очередного неприветливого осеннего дня. Видит знакомые светлые волосы и непроизвольно вздрагивает. Она встречает его так редко, что буквально приклеивается взглядом к окну, ощущая бешеное сердцебиение. «Какая ты жалкая, Нэнс», — думает она, потирая устало лоб и косясь в сторону класса. Даже не заметила, что урок уже окончен, настолько погрязла в собственных мыслях. Чертов Джонатан. Она едва не пропускает кое-что важное, когда выходит на свежий воздух. Краем уха слыша какие-то крики за школой, Нэнси приподнимает удивлённо брови, и уже во второй раз за день резко меняет направление. Чутьё не подводит. Увидев ещё издалека лежащего на земле Джонатана, девушка бегом бросается к нему, чувствуя, закипающую в душе знакомую уже злость, которая нарастает каждым ее шагом. Она не сдерживает непроизвольно вырвавшийся крик ярости, достигнув места назначения и окружающие удивлённо таращатся на нее. Нэнси тяжело дышит, с трудом сдерживаясь, чтобы сходу не броситься и не выцарапать этим паршивым ублюдкам глаза. Она ловит взглядом Томми и Кэрол, которые насмешливо взирают на неё, призывая к действию. И ещё двое каких-то незнакомых парней рядом. Новые дружки? — Четверо на одного? — шипит Нэнси, сжав кулаки и не без удовольствия отмечая, что у Томми неслабо подбит глаз. — Что, в одиночку уже не справляетесь? Нэнси отступает к Джонатану, который пытается встать и косится на него, оценивая состояние. У нее вырывается тяжёлый вздох, когда замечает, что его бровь, подбородок и костяшки кулаков рассечены, а из уха идет кровь. Глубоко выдыхает, сглатывает, ощущая внезапную сухость во рту. А он лишь досадливо морщится, увидев её. — Что такое? — интересуется Кэрол, уперев руку в бок и приподнимая бровь. — Пришла снова защищать честь этого извращенца? Снова? Ах, она имеет в виду испорченный шкафчик. Возможно, Джонатан догадывается о чем говорит Кэрол. А возможно, он всегда это знал. Нэнси лишь скрипит зубами. — Как же вы мне все чертовски надоели, — бормочет Джонатан, пытаясь встать на ноги. Нэнси не могла не заметить, как тот болезненно морщится, прижав ладонь к груди. Закрывает глаза. Терпению приходит конец. Она не Джонатан, который флегматично может к такому относиться, если подобные проблемы касаются его. — Ах. Значит, это ты та самая безнаказанная тварь, — едва слышно шипит она, открывая глаза. Та широко улыбается. Ну ещё бы. Вряд ли Джонатан осмелится бы побить девчонку, только не он. К несчастью, Нэнси успела заметить кровавые царапины на его шее. К несчастью для Кэрол, безусловно. Швыряет сумку в сторону и без какого-либо предупреждения просто бросается на эту мерзавку, вцепляясь в её пышную шевелюру. Кэрол истошно кричит и активно вырывается, не желая расставаться с волосами. Между ними завязывается самая настоящая потасовка. Окружающие шокировано и молча наблюдают за невиданным действом. Нэнси дерётся как дикая кошка, вымещая всю накопленную обиду за Джонатана, за то, как эти мрази с ним обращались, за каждый его синяк и каждое оскорбление, что он получил. Когда Кэрол отлетает в сторону с визгом, под руку попадается Томми, и Нэнси не замедляет того наградить мощным ударом кулака в его нос, отчего тот вскрикивает и отшатывается от греха подальше. — Катитесь к черту! Вы все! — рявкает Нэнси окружающим, хватая сумку, и бросаясь к Джонатану, бездумно цепляется за него и помогает встать. Черт побери, кажется он сильно хромает. Сердце девушки болезненно сжимается. Обидчики же продолжают напряженно взирать на странную парочку, не зная, что предпринять дальше. Джонатан тут же высвобождает руку из хватки Нэнси, едва встав, и хмурится. Бросает последний неприязненный взгляд на задир, сжимает зубы, поднимает свой рюкзак и просто отправляется прочь, слегка прихрамывая. Нэнси молча смотрит в его спину. Джонатан. Словно услышав её беззвучный призыв, вздыхает, останавливается, поворачивает голову в ее сторону и ловит растерянный взгляд девушки, которая медленно потирает ссадину на своей щеке. — Какое унижение, а, — вдруг усмехается он негромко, снова отводя взгляд и глядя вперёд. Он слышит, как обидчики свистят вслед, но разворачиваются и уходят в противоположном направлении. — Что? — Нэнси все ещё потерянно смотрит на него. И это были первые слова после стольких месяцев молчания? Какая ирония. Но пропасть словно вдруг стала меньше, едва она заметила его знакомую полуулыбку. Она почти жадно разглядывает его. Волосы стали чуть длиннее (теперь он с куда большим успехом может прятаться за чёлкой), то же сдержанное выражение лица и такая родная хитрая ухмылка, которая всегда неслабо сбивала ее с мысли, едва она возникала на его лице. Всё тот же Джонатан. Нэнси хотелось схватить его за руку, нащупать пальцем шрам на ладони и убедиться, что всё произошедшее было правдой. Какая она, должно быть, жалкая. «Жалкая, трусливая дура», — поправляет она себя, вынося себе конечный вердикт и с трудом сдерживаясь, чтобы не помочь ему идти. Да он же не вынесет такой помощи. Всегда сильный Джонатан не позволит кому-то его тащить, словно ребёнка, даже если ему внезапно ноги оторвёт. Нэнси прикусывает губу и, прячет руки за спиной от греха подальше. — Тебе не стоило встревать, — бурчит он, снова прижимая ладонь к грудной клетке и морщась. Что-то сломано? — С ума сошёл? Это что, было похоже на честную драку? — всплескивает руками Нэнси, внезапно остановившись, и буквально впиваясь в него взглядом. Похоже, он совсем не хотел, чтобы она стала свидетелем этого прилюдного унижения, и теперь явно находился не в своей тарелке. Плевать. — Это тебя не касается, — закатывает он глаза, тоже остановившись. Скрещивает руки на груди, поднимает бровь. Снова холодный, далёкий от неё Джонатан, а ухмылки словно не бывало. В этот момент Нэнси его почти ненавидит. Не слишком ли много он на себя берёт? — Четверо на одного! — кричит она, рубанув ладонью воздух, и снова закипая. — Это было чёртово избиение! Джонатан продолжал взирать на неё с леденящим жилы спокойствием. Нэнси же задыхалась. Неужели он думает, что она будет стоять и смотреть на то, как его калечат? За кого он её держит? — Что ты имеешь в виду, говоря, что это меня не касается? Что я девушка? Или что я недостойна сражаться вместе с тобой? От такого напора Джонатан теряется и изумленно смотрит на бушующую девушку. Что её так задевает? — Ты… ты — Нэнси Уилер, — просто отвечает он, уставившись куда-то сквозь нее. — И тебе там было не место. Нэнси глотает внезапно образовавшийся в горле ком обиды. Да. Всё так и есть, и он чертовски прав. Правильные девочки из правильных семей не лезут в драки. Не убивают монстров. Не влюбляются в неправильных парней. Она давно запуталась, во всех этих ненужных определениях. Что там из этого уже правильно? Она точно знала, что из всего лишь хаоса чувства к Джонатану — единственное, что делают её собой. Делают её настоящей, живой, не той кукольной Нэнси Уилер, которой она была многие годы и которую уже ненавидела. Лишь дико боялась, что та пропасть между ними окажется слишком большой, что она протянет руку, но так и не найдёт ладонь Джонатана, который вытащит её из той непроглядной тьмы, который когда-то считался таким правильным миром семьи Уилер. Она — Нэнси Уилер и ей совсем не место в мире Джонатана, как он и сказал. Но почему-то от этих слов становится больно. — Ты в порядке? — осторожно интересуется Джонатан, хмуро глядя на неё, и неожиданно ловя нежный взгляд девушки в свою сторону. — И да, и нет, — выдыхает Нэнси. Он переживает за её ссадины, полученные от Кэрол, в то время, как сам стоит весь избитый и морщится от каждого движения. Милый Джонатан. Пропасть, пропасть, я иду, лови. Выдыхает, медленно подходит к нему, сжимает мужскую ладонь, нащупывает знакомый шрам, мягко проводит по нему большим пальцем. Почти счастливо вздыхает и смотрит на него слегка испуганно. К чертям собачьим всё. — Ни один из них и мизинца твоего не стоит, — ровным тоном сообщает ему Нэнси, глядя прямо в его тёмные глаза, которые отвечают ей лишь молчаливым удивлением. — И для меня честью будет снова сражаться рядом с тобой, если ты позволишь. Сражаться с этим миром и монстрами, живущими в нём. С кукольными домиками и кукольными личностями. Возможно, Джонатан был слишком изумлён, чтобы что-то ответить. Нэнси же нервно жевала губы, сдерживая рвущиеся наружу накопившиеся за все эти месяцы эмоции, сжимающие грудную клетку. Вдох-выдох. Она смотрит на него, упрямо подняв подбородок и не собираясь отступать. Да ни за что. — Да нет здесь никакой чести, Нэнс, — наконец криво ухмыляется Джонатан. — Жаждешь вступить в общество изгоев и неудачников? Нэнси только крепче сжимает его пальцы. Большая, горячая ладонь Джонатана придавала сил и мужества, которых ей всегда так сильно не хватало. Не хватало быть кем-то ещё, кем она могла бы быть, кем хотела бы быть. И с кем. Джонатан смотрит на неё, не понимая неожиданного упрямства девушки. Да она же не понимает о чем просит. Он косится вокруг — мимо проходящие ученики бросают на них красноречивые взгляды, и Джонатану нестерпимо хочется вырвать свою ладонь из нежных женских пальцев, которые вцепились в него мертвой хваткой, словно от этого зависела ее жизнь. Просто чтобы защитить. Он пытается высвободить свою руку, но натыкается на полный ужаса взгляд Нэнси и замирает. Нет. Нет-нет-нет. — Да что с тобой такое? — вопрошает он, пряча своё лицо за волосами от проходящих людей. — В чём дело? Он ощущает себя совершенно потерянным, когда видит в её глазах слёзы. Такое в планы не входило. Он действительно не понимает? Чувствует, что пальцы Нэнси медленно разжимаются, отпуская. Сама она уже невидящим взглядом изучает собственные туфли. — Прости. Она думала, что может все произошедшее с ними было не таким, как она помнила. Что может только она испытывала такие мощные, сбивающие с ног чувства, по отношению к нему. Что может быть она ошибается так сильно, что это стало управлять ею. Она хотела стоять с ним плечом к плечу против всего мира, но никогда не против него. Никогда. Возможно, она действительно безнадёжна. — За что ты извиняешься? — в который раз изумляется Джонатан за эти несколько минут, ощущая за собой непонятно откуда взявшуюся вину. Она совсем забывает, что это не Стив, а Джонатан, чёрт побери, он из совершенно другого измерения, и придётся быть честной. Честной с ним, и, наконец, с собой. — За то, что не могу быть собой без тебя, — наконец горько признаётся Нэнси, пряча глаза и нервно перебирая свои пальцы. — И не хочу. И мне очень жаль. Всё кажется другим. Словно я нахожусь… там. В полнейшей темноте. И ты не протягиваешь мне свою руку. Как тогда, в лесу, помнишь? И кажется жизненно важным, что это ты. Самой важной вещью в этом мире. Но я словно перекладываю на тебя эту ответственность. Прости. Нэнси устало трёт глаза. Вот она, позорно валяется на груде собственноручно разрушенного розового домика на дне какой-то ямы, где нет ничего, кроме непроглядной темноты. Нет Джонатана. Такого заботливого, искреннего, настоящего. Так вот где эта пропасть. Дерьмовый какой-то мир. Да и домик-то давно уже сломан. Реальность застывает, пока Джонатан почти незаметно не касается её плеча, пока она не вздрагивает, пока не поднимает на него взгляд. И после мир с Джонатаном Байерсом снова начинает бешено вертеться, подавая кислород. Слегка склонив голову, он изучающе смотрит на неё, словно пытаясь по-настоящему понять происходящее. Хочет заглянуть ей в душу и узнать всё то, что та недоговаривает. Не должен, но… Возможно, если он узнает, то всё пропало. Возможно, он даже понимает. Возможно, он всегда знал. Возможно, признать — означало взорвать к чертям чей-то кукольный домик, в котором так кому-то чудесно жилось. Возможно, он опоздал. — Ты идиотка, знаешь это? — наконец произносит он, мягко притягивая её к себе и осторожно обнимая. Он знает. А она теперь точно понимает, что действительно та ещё глупышка, потому что не сказала ему все это раньше. Нэнси мгновенно цепляется за него и утыкается носом в шею. Джонатан мягко и аккуратно гладит Нэнси по спутанным волосам, а её колени начинают предательски подкашиваться. Необъятная волна счастья окутывает с головой, и она продолжает отчаянно хвататься за помятую, грязную после драки рубашку парня, и что-то бормотать ему в шею. — Что? Что?.. Она трётся носом об его щеку и едва слышно произносит: — Люблю тебя. — Ну точно идиотка, — бурчит он в ответ, но она слышит улыбку в его голосе, и не успевает ничего ответить, так как он обхватывает Нэнси за плечи и горячо целует. И она с облегчением осознаёт, что произошедшее между ними тогда не было плодом ее воображения. Она прошла бы это с ним вновь, если бы это требовалось. И не пожалела бы ни об одной проведённой вместе секунде. Возможно, он также нуждается в ней. Возможно, она потом устроит ему взбучку за все эти недомолвки. Возможно, она расскажет ему, что он оставил от её сказочного мирка груду пепла, едва они только познакомились. Но они точно завершат свои поцелуи где-нибудь в более уединенном месте, где нет наблюдающих за ними зевак, которые задиристо свистят, глядя на двоих потрепанных и отчаянно целующихся в молодых людей прямо посреди школьного двора. Они оба, наконец, находились в одном, нужном измерении, а с Джонатаном её не страшил ни один монстр. Ведь теперь он крепко держит ее ладонь и никогда не отпустит.