Скажи это еще раз

Пробежав пальцами по страницам, Геллерт дочитывает статью до конца и опускает газету на столик возле кровати. От лёгкого дуновения огонёк свечи беспокойно вскидывается, а тени вокруг становятся больше. На колдографии изображен Альбус - чуть растрёпанный и до смешного серьёзный. Геллерт знает его совсем не таким. — Зачем ты смотришь на неё, когда я рядом? Голого плеча касаются губы, а руки на животе сжимаются сильнее. Альбус - тёплый, требовательный и родной, мягко и неспешно касается его кожи. Прокладывает цепочку поцелуев от плеча к шее, выше к уху, отчего по коже бегут мурашки. — Ты сам притащил ее. Не могу же я просто проигнорировать то, из-за чего тебе пришлось покинуть меня на сутки. Геллерт позволяет укоризненным ноткам скользнуть в голос, но губы предательски дёргаются в улыбке, когда Альбус касается мочки. — И дня не прошло, Геллерт. Ты преувеличиваешь. Геллерт морщит нос и уходит от очередного прикосновения. За время отсутствия Альбуса он не сидел без дела: на пергаментах были новые схемы заклинаний, в книгах появились очередные закладки, а в голове - теории, которыми не терпелось поделиться. — Перестань. Нам нужно многое обсудить. Мы теряем время. — Я ничего не знаю… Он не видит, скорее чувствует, что Альбус улыбается. Требовательные губы возвращаются к своему занятию, плечи и шея горят от поцелуев, руки Альбуса, до этого спокойно лежавшие на животе, поднимаются выше и с силой проходятся по груди. — Ал... — Я так соскучился. Только о тебе и думал. Холодные пальцы касаются ключиц, пробегают вверх по шее, и сердце сбивается с ритма. — Они задавали столько вопросов, спрашивали, когда будет ещё одна статья, а я просто мечтал скорее оказаться тут. Геллерт закусывает губу и закрывает глаза. — Я бы удивился, узнав, что общество назойливых журналистов для тебя предпочтительнее меня. Альбус тихо смеётся, и Геллерт обещает себе - ещё минута, и он возьмёт себя в руки. Прекратит все прямо сейчас, и они займутся делом, но, вопреки собственным мыслям, подаётся назад, крепче прижимаясь к чужой груди. Рубашка Альбуса кажется слишком грубой, и ее хочется снять прямо сейчас. Быть ближе - кожа к коже, душа к душе, как будто бы есть куда ещё ближе, как будто между ними остались границы, которые они не стёрли. Собственное пугающее желание подчинить, обладать ещё больше не успевает толком сформироваться в голове - Альбус кусает прямиком в изгиб шеи, сплетает пальцы со своими, и Геллерт глухо стонет, забывая обо всем. Альбус что-то неразборчиво и сбивчиво шепчет, выпускает его руку на мгновение, чтобы стянуть с себя рубашку. Это мгновение кажется холодной и пустой вечностью. Геллерт откидывается на чужую грудь, чувствует спиной горячую кожу, запускает руку назад. Зарывается пальцами в мягкие волосы Альбуса на затылке, откидывает голову на чужое плечо, подставляя щеки и шею, закрывает глаза. И дышит-дышит, стараясь наполнить грудь древесно-цитрусовым запахом Альбуса до отказа, словно от этого зависит жизнь. — Так скучал… мальчик мой. Альбус замирает, Геллерт замирает тоже. Распахивает глаза от удивления - его никто и никогда так не называл - и чувствует, как по внутренностям проходит горячая волна. Воздух вырывается вместе с рваным вздохом - будто ладонью ударили в солнышко. Молчание затягивается и грозит стать неловким. Геллерт роняет руки вниз, поворачивается к Альбусу и ловит на себе ошарашенный взгляд блестящих, чуть виноватых голубых глаз. — Гел, прости, я... Геллерт забирается Альбусу на колени, прижимается своими губами к чужим, не давая закончить, и шепчет: — Скажи это ещё раз. Альбус ошарашенно моргает, а в следующую секунду его глаза темнеют. Геллерт чувствует, как ладони обхватывают лицо, пальцы проводят по губам, но не может отвести взгляда от глаз Альбуса. Между ними расстояние в миллиметр, но сейчас оно кажется непозволительно большим. Альбус шепчет: — Мальчик мой. И с каждым словом его губы касаются губ Геллерта. Он повторяет: — Мой. Мир раскалывается надвое. В ушах бешено стучит сердце, и, прежде чем отдаться накрывающим с головой чувствам, Геллерт ловит себя на мысли: он впервые хочет не только обладать, но и принадлежать. Эта мысль ему нравится слишком сильно, чтобы от неё отказываться.