***
Рейчел определённо становилась умнее как стратег. Накануне дня рождения она запланировала прогулку с друзьями и позаботилась, чтобы родители заметили, как она до этого вернулась домой и пошла к себе в комнату. Они должны были подумать, что и в этом году она была готова принять наказание за страшный факт своего рождения. Она проснулась раньше их, собрала вещи на день и рассчитала время, чтобы встретиться с семьёй аккурат возле входной двери. — Здравствуйте, — сказала она, открывая дверь. Как обычно, она получила в свой адрес порцию оскорблений, приевшихся обвинений, но это уже не имело никакого смысла. За столько лет все эти слова перестали хоть как-то её задевать. Когда отец подошёл, уже занеся руку, она просто убежала. Всё было спланировано и рассчитано, чтобы у родителей осталось послевкусие проведённой экзекуции, и чтобы её по возвращении не трогали лишний раз. Она ушла невредимой и с гарантией, что проблем не будет. Миссия была выполнена. Затем она провела весь день с Эдди, Ленни и Адрианой в городе, просто шатаясь по улицам, беседуя обо всём и перекусывая в кафешке днём и суши-ресторане ближе к вечеру. Рейчел буквально сияла от счастья и благодарности друзьям. Впервые воскресный день рождения прошёл хорошо. Впервые она провела его с близкими друзьями. Впервые она плакала от радости, а не от грусти. Её друзья были лучшим, что она могла желать, и она ещё тысячу раз рассыпалась в благодарностях, когда они прощались, в очередной раз осознавая, как счастлива была иметь их в своей жизни. Она не могла просить большего — этот день сам по себе был чудом. Но день рождения ещё не закончился. Она пошла к дому, чтобы забрать из почтового ящика подарки от Кэти и Денни и, сложив их в рюкзак, убежала. Она лучше оставит такие драгоценности в своей половине гардероба Зака, чем родители в итоге что-то сломают. Она не хотела снова расстраиваться, увидев, что родители снова сломают дорогую ей вещь. Особенно сегодня. Это был просто потрясающий день рождения, и она налегке шла к дому Зака. Она даже что-то напевала про себя, шагая по лабиринту узких улочек, вспоминая времена, когда она даже пикнуть лишний раз боялась и оглядывалась чаще, чем делала шаг, чтобы на неё не напали и она не потерялась. Теперь всё было так знакомо и непринуждённо, что давящая атмосфера и близко не ощущалась. Как странно, что в таком опасном месте шестнадцатилетняя девушка была в своей стихии. Дойдя до квартиры Зака, она удивлённо заметила, что он в который раз не оставил ключи в скважине — так повелось с тех пор, как у них появились брелоки. Если это не было доказательством, что он дорожил подарком куда сильнее, чем это показывал — то она не знала, что ещё нужно. Но дверь всё так же была не заперта, поэтому Рей с лёгкой улыбкой прошла в квартиру, закрыла за собой дверь, а затем небрежно разулась и отложила рюкзак. Увидев её, Зак спрыгнул с дивана. — С днём рождения, — усмехнулся он. — Спасибо! Она подошла к нему почти вплотную. На таком расстоянии можно было бы уткнуться ему в грудь, или получить от него объятия, но она не решилась делать что-то первой, и знала, что Зак тоже торопиться не будет. Вместо этого он протянул ей руки, и она кончиками пальцев заскользила по его собственным, к ладоням, прежде чем обхватить их полностью. Он смущённо за всем наблюдал, и Рей несказанно удивилась его застенчивому выражению. — Разве ты не должна была подрасти? — мягко спросил он. — Думаю, я выросла, — гордо ответила она. — …Ага, всё такая же коротышка. — Так, я ещё расту! Хотя Зак был прав, с прошлого года она подросла максимум на пару сантиметров. Наверное, принципиально выше она всё-таки не станет, и так и придётся задирать шею всякий раз, когда захочется посмотреть этому дылде в глаза. Зак ухмыльнулся. — Боюсь-боюсь. — Я ещё могу тебя напугать! — Да ладно? Она подняла бровь. — Зак, я могу буквально шантажировать тебя тем, что ты поёшь в душе. — Эй, охренела, малявка! — Рей рассмеялась и показала язык, и он не удержался от ответной улыбки. В следующую секунду он пристально на неё смотрел, и она почувствовала себя ещё меньше под его взглядом. — Но, на самом деле, да. Ты растёшь. Зак внезапно отпустил её руки, подхватил её за бока и, победоносно засмеявшись, поднял в воздух. — А теперь давай ещё выше! Каково смотреть на всех сверху вниз, коротышка? Она смотрела сверху вниз на его сияющее счастьем лицо, не покрытое натянутым до самого носа капюшоном, на лоб падали встрёпанные чёрные волосы, разноцветные глаза сияли от удачной шалости, и он улыбался до ушей. Рей нежно обхватила его щёки ладонями, и какая-то её часть до смерти желала сейчас проследить пальцами черты его лица, пока она не выучит его наизусть, пусть и с бинтами. Боже, какой он был красивый. — Просто великолепно, — прошептала она. Его глаза удивлённо распахнулись, и он без какого-либо предупреждения резко приблизил её к себе. — Зак? — Бля-я-я… — выдохнул он. — Ты сейчас… Он не договорил. Вместо этого он одной рукой подхватил её под коленями, а другой плотно обхватил талию. — Я сейчас?.. — переспросила Рей. — …Слишком милая, — едва слышно пробормотал он. Её сердце заколотилось. Она была милой, он назвал её милой — даже слишком милой. Наверное, она слышала это впервые, и теперь не знала, как реагировать. Он же был сама честность: если сказал «слишком милая», значит, так и считал. На полном серьёзе думал, что она «слишком милая», даже если она не до конца догадывалась, что именно это для него значило. Всё, что она сейчас понимала — её лицо было настолько красным, что она не могла сказать ничего внятного. А тишина становилась всё более неловкой. Зак, наверное, тоже это почувствовал, потому что смущённо откашлялся, прежде чем подойти к дивану и посадить её туда, избегая её взгляда. Затем он сел рядом, не поворачиваясь, и она улыбнулась. Она хотела было что-то сказать, но вспомнила, что её только что назвали «слишком милой» и снова смутилась. Переведя взгляд на журнальный столик, она увидела маленький чёрный чемоданчик. Наверняка принадлежал благодетелю Зака, что бы ни было внутри. Там могли быть бинты, деньги, что угодно — но она не собиралась лезть в частную жизнь, даже если ей было любопытно. — Э-э-э, Рей? — наконец заговорил Зак. Она с улыбкой повернулась. — Да? Он как-то странно на неё смотрел, но потом нахмурился и со вздохом покачал головой. — …Не, забей. — Зак?.. — Я… типа забыл, что хотел спросить, — почёсывая затылок, признался он. — А, тогда ладно. — Я, наверное, хотел спросить, почему… ты ещё не… убежала от меня. Он, кажется, уже свыкся с тем, что она никуда от него не денется, что бы он там ни говорил, хотя и не мог понять, почему. Хотя уже должен был. Они дружили больше двух лет и знали друг друга лучше, чем кто-либо. Но Зак до сих пор видел себя монстром, опасным и неуправляемым, и не мог чисто логически понять, почему она подвергала себя такому риску. — Ты, наверное, хотел об этом меня спросить? — Ну, у меня в голове был такой вопрос, только он звучал длиннее, и я чёт отвлёкся и забыл. — Так, только не надо делать меня виновной. — Ага, ты просто… улыбнулась мне, — пробормотал он, отводя глаза. — И всё вылетело из головы. Она снова вспыхнула и, судя по бешеному сердцебиению, теперь это что-то значило. — О… Э-э-э, извини. Зак наконец-то встретился с её смущённым взглядом. Он стеснялся едва ли не сильнее, и спустя долгую паузу просто повернулся к ней, робко разводя руки. Рей тут же уловила намёк. С лёгкой улыбкой она села к нему на колени, и он крепко обнял её, прижимая к себе. Он с нескрываемым удовлетворением вдохнул запах её волос, и она хихикнула. — Удобно? — спросила она, подняла руку и кончиками пальцев коснулась его виска. Зак вздрогнул от прикосновения к коже. — М-м-м… — Ты и вправду такой кот. — А ты такая малявка! Она скорчилась и засмеялась, чувствуя, как Зак её щекочет, но он держал её слишком крепко, чтобы можно было сбежать. — Как глупо с вашей стороны, мисс «я люблю побазарить, но дерусь, как слепой котёнок» — Я буду мстить! — выкрикнула она, задыхаясь от смеха. — Бойтесь меня, мистер «я пою песни о любви в душе»! — Если бы кто-то не давал мне слушать одни песни о любви, я бы выучил что-нибудь ещё! — О, нет, — притворно испугалась она. — Ты раскрыл мой хитрый план, Переулочный Убийца Зак, поющий романтическую лабуду в два часа ночи! — Так, я не пою в два часа ночи! — Ещё как поёшь. — Ты почему ночью не спишь? — Ты принимаешь душ посреди ночи. Разумеется, меня это будит. Серьёзно, кто вообще так делает? — …Серийные убийцы? — уточнил он. Она прищурилась. — В прошлый раз, ты пошёл купаться ночью после того, как вернулся из круглосуточного. — Малявки в это время должны спать, — простонал он. Она слегка надулась из-за оскорбления. — Не пой, если ты так осторожничаешь. — Но тебе всё равно нравится слушать. — …Признаю, виновна. Она откинулась на его грудь, пока он устраивал руки на её талии, и положила свою ладонь на его. В таком положении она чувствовала едва ли не физическую защиту и заботу, и ей это очень нравилось. Казалось, что нечего было бояться, не о чем было волноваться и ничто сейчас её бы не обидело — Зак был здесь, он защищал её от всего, даже от призраков её прошлого. Минуту они просто наслаждались объятиями, но и так было ясно, что вечно отшучиваться они не смогут. Он задал вопрос, важный вопрос, и рано или поздно он должен был к нему вернуться. Она даже его не винила. Он желал знать честный ответ. — Так что да, — наконец продолжил он. — Почему ты до сих пор не сбежала от меня? Она нежно переплела их пальцы. — Я же говорила, что никуда не убегу, — напомнила она. — Я не собираюсь врать тебе. Я тебя не боюсь… — и поняла, что не так подобрала слова. — Нет, это неправильно звучит. Иногда ты меня пугаешь, — поправилась она, вспоминая, как дрожала от страха. — Но я не хочу тебя бояться. Ты мой друг, я тебе доверяю. И ты так стараешься, чтобы меня не ранить. Он покачал головой. — Эх, я понимаю, но просто… с каждым днём контролировать себя всё сложнее, сечёшь? — его хватка стала чуть крепче. — Каждый день… я чувствую, как что-то копится во мне. Я не могу сдерживать это. Моя жажда убийств становится всё сильнее, и мы с тобой понимаем, что рано или поздно мне снесёт крышу. Я не уверен… — он замолк и вздохнул. — Я просто не уверен, что смогу тебя от этого уберечь. Теперь точно. Она всегда знала, что он не понимал её доверия. Он не доверял самому себе, но впервые признал, что не сможет её защитить, доводя себя до предела. Он мог бы сдерживать свою постоянную жажду крови, но не тот срыв, к которому неумолимо приближался. Впервые он не был уверен, что она не пострадает. — …Я знаю, — прошептала она. — Да знаю я, что ты знаешь, — проворчал он. — Мне интересно, почему тебя оно не пугает. Она закрыла глаза и расслабилась, выводя кончиками пальцев мелкие символы на его запястье. Говорить «потому что я в тебя верю» было бесполезно — для него это был просто не аргумент. Говорить «потому что рядом с тобой мне безопасно» тоже не было подходящим вариантом. Но эти две причины были лишь частью одного простого ответа, который она неожиданно для себя сформулировала только сейчас. Вот что нужно было сказать. — Потому что ты мой друг, Зак, — сказала Рей, стараясь вложить в голос все свои чувства. — Несмотря ни на что. Ты не только безжалостный убийца, и я знаю это лучше всех остальных. Я несмотря ни на что дорожу тобой. Всё, что мы создали и разделили… сильнее страха. Она не собиралась бросать его, потому что он стоил этого. Их отношения стоили этого. Всё стоило риска, страха, опасности и даже боли. Отношения с Заком вернули её к жизни, сохранили здравый рассудок, изменили её и просто делали её счастливой. Он делал её счастливой. Всё, что он ей давал, и все её чувства к нему не могли так легко отступить перед каким-то страхом. На один случай, когда она испугалась, можно было вспомнить тысячи, когда он обезопасил её. Один раз она увидела в нём убийцу, и тысячи раз видела в нём очаровательного идиота. На каждую необдуманную угрозу он сделал тысячи нежных жестов. И врождённая честность Зака значила, что все его извинения и страх её потерять были подлинными. Он искренне боялся ранить её, или что хуже, убить, и шёл на крайние меры, чтобы это предотвратить. Но страх всё равно был ничем против их связи. Они слишком сблизились, чтобы она в нём разочаровывалась. — …Ты помрёшь, если так и будешь рядом со мной, — пробормотал он, но всё равно очень нежно чмокнул её в висок. Она порозовела, стараясь не растаять от таких нежностей. — Вряд ли. А если и умру — это был мой выбор. Я останусь с тобой, любой ценой. Я прекрасно знаю, чем рискую, но принимаю это. — Что ж ты такая упрямая? Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Ты можешь бояться потерять меня — но я тоже не хочу тебя терять. Его разноцветные глаза загорелись как-то удивлённо, недоверчиво, но он явно был тронут до глубины души. Как будто он всегда хотел это услышать, но не верил, что кто-то сможет такое сказать. Он как будто взглядом спрашивал «я не ослышался? ты правду говоришь?» — но прекрасно знал, что она имела в виду именно то, что сказала. Она не могла ему соврать. Как будто до него очень запоздало дошло, что она тоже не сможет без него жить. Зак крепче обнял её и уткнулся лицом в изгиб её шеи. — …Думаю, мне были нужны эти слова. Она прижалась к нему щекой и погладила по волосам. — Ты заслужил это слышать. — М-м-м, спасибо, — пробормотал он. — Можешь просто кое-что пообещать? — Что? Он долго молчал, прежде чем ответить. — Если тебе придётся давать мне отпор — не тормози. Ладно? Внутри неё слегка похолодело. Она прекрасно понимала, что сейчас Зак имел в виду тот сценарий, в котором он не сможет себя контролировать и нападёт на неё. Она знала, что это развитие событий закончится для неё очень плохо, но… Давать отпор? Ранить? Хватило бы у неё духу? Если бы дошло до нападения — в первую очередь, она бы убежала. Убежала, потому что она не любила насилие и была никудышным бойцом. Она бы убежала, попробовала придумать план, стратегию, что угодно, чтобы вернуть его в чувство или просто скрыться. Так она хотела сказать, но прекрасно понимала, что ответ неверный. Каким бы хорошим ни был план, как быстро она бы ни бегала — этого вполне могло оказаться мало, чтобы выжить. — …Ладно, — неохотно согласилась она. — Но только если вообще не будет выбора. Он вздохнул. — Просто давай, чтобы твоё «нет выбора» не случилось слишком поздно. Он повернул голову, чтобы поймать её взгляд. Его глаза мрачно потемнели, но она не позволила себе лишний раз впечатляться и ответила серьёзным взглядом. — Случится, когда посчитаю нужным. Против него она не выстояла бы и секунды. Да, можно было бы пнуть его ногой, или ударить, но если обученная и талантливая Кэти даже не ранила его, то у Рей не было ни шанса. Всё, что она могла — убегать, прятаться и думать план. Именно поэтому она будет сопротивляться, только когда от этого будет реальный толк. Зак выпрямился, слегка ослабляя хватку. Она не знала, успокоила ли его, или лишний раз встревожила, но внезапно испугалась, что могла сказать что-то не так. Он и так волновался, а она только масла в огонь подливала, как же тупо с её стороны! Нужно было сказать, почему она собиралась бороться только в самом крайнем случае, и признать явную опасность, чтобы его успокоить. Нужно было. Но она не жалела о том, что сказала. — Извини, что заставляю тебя волноваться, — сказала она и легко клюнула его в щеку. Он покраснел, и Рей знала, что он уже простил её за упрямство. Она была рада, что в итоге настояла на своём, и его очередные крепкие объятия доказали, что даже если он не был во всём с ней согласен, но всё равно уважал. Зак откашлялся. — Кстати, у меня… тебе подарок. Она распахнула глаза. Не ждала, что он ей что-то подарит, да и не надеялась. Возможность быть с ним рядом и обнимать его и без того было прекрасным подарком. Она бы не смела просить большего. Ладно, может быть, ещё ей чуть-чуть хотелось снова уснуть в его руках. Может быть. — Ох, не стоило… — засуетилась она. — Я… — На столе, — мягко перебил он. — Это тебе. Рей посмотрела на чемоданчик, гадая, что может быть внутри. Она бы и в жизни не подумала, что это для неё. Хотя, она изначально не задумывалась, что Зак ей что-то подарит. Что-то достаточно пафосное, чтобы скрывать в чемодане. Что-то небольшое, но не мелочь. — Спасибо, — улыбнулась она. Зак странно на неё посмотрел. Он не выглядел особо счастливым, но, наверное, просто думал, что ей не понравится — он же не знал, что она и шариковой ручке обрадуется. — Смотри, что там, и уже потом думай, стоит ли благодарить, — просто сказал он. Он и прозвучал как-то странно. Она не знала, как это понимать, но понимала, что подробностей не дождётся. Взяв портфель, она положила его на колени и открыла. Внутри лежал пистолет. — Глок 26, четвёртого поколения. 9-мм калибр. Тебе подойдёт. Пистолет. Он дарил ей пистолет, и в магазине уже были пули. Он знал, что она умела стрелять, знал, что она часто ходила в тир, и знал, что она умела обращаться с огнестрельным оружием, полностью осознавала риск и ответственность. Она смогла бы хранить его со всей осторожностью, которую только могла проявить. И это был именно тот тип оружия, который она предпочитала. Но он же не только поэтому подарил ей пистолет. — Он не новый. Его использовал… кое-кто из знакомых, — Зак слегка дёрнулся, намекая, что «знакомый» вызывал далеко не самые приятные воспоминания. — Нечасто, но я могу гарантировать, что он надёжный. Но тебе нужно будет потренироваться с ним хотя бы один раз. — Это… большая ответственность, — осторожно прокомментировала она. — Ага. Куча чуваков покупают пушки, не осознавая, что это не игрушка, и что у них нет никакого мозга, чтобы с ними обращаться. Она узнала этот авторитетный тон — он говорил так, потому что хорошо разбирался в оружии, в том числе огнестрельном, но нечасто показывал эту свою сторону. Она, конечно, была всесторонне развита, но всегда забывала, что именно в этой области Зак её обскачет с закрытыми глазами. И он не дарил ей пистолет, потому что не было других идей. Он в полной мере осознавал все риски, когда хотел дать ей оружие, и именно пистолет был его единственным выбором. — Так, — спокойно продолжил Зак. — У тебя есть навыки, и ты сможешь подгадать момент. Ну, то есть, скорее всего, он тебе не пригодится, но… — на секунду он осип. — …Кто знает, может, он однажды спасёт тебе жизнь. И до неё внезапно дошло. Она не знала, почему внутри похолодело — от понимания, зачем он дарил ей пистолет, или потому что он сам понимал, зачем он ей понадобится. Независимо от варианта, она была напугана, и портфель на её коленях почему-то стал донельзя тяжёлым. Теперь они оба знали, зачем ей нужен этот пистолет, почему Зак чувствовал необходимость именно в этом подарке. Невысказанная недвусмысленная истина повисла между ними фантомом. Кто знает, вдруг, когда он нападёт на Рей — ей придётся стрелять в него, чтобы защититься. — Спасибо, Зак, — отмерла она. — Я о нём позабочусь. И, несмотря на явный подтекст, она всё равно хотела его поблагодарить. В конце концов, это был его первый подарок ей. Он, наверное, тщательно обдумывал, старался, выбирал. Человек, не любящий много думать, задумался над её подарком. И она могла представить, что ему не просто в голову ударило — он много колебался, прежде чем всё-таки доверить ей оружие. Но, в итоге, он сделал выбор, и это было очередным доказательством, как он ею дорожил и как далеко был готов зайти, чтобы она была в безопасности от него самого. — Десять. Он крепко обнял её, прижался к волосам и, поцеловав в макушку, переплёл их пальцы. Она непонимающе моргнула. — Десять? — Всего десять пуль, Рей. Несмотря на мягкие жесты, она слышала издёвку в его голосе. — Так что, будет действительно лучше, если ты посчитаешь нужным сопротивляться вовремя.***
Июль 2ХХ8 Было жарко. Слишком жарко. Он метнулся в постели, сбрасывая с себя одеяло. Разве так припекало, когда он засыпал? — Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй. — Айзек Фостер. Снова воспоминания. Он пытался не спать, но ночные кошмары терпеливо его ждали, и он хронически не высыпался. — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты. — Кто я… — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня? — Понимаю. — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь. Пауза. — Ты меня понимаешь? — …Понимаю. — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял? — Понял. — Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора. — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда. — Сихам… — Ты выжил, Айзек. Будет лучше, если ты и это переживёшь, а потом надерёшь мне задницу за всю хуйню, что я тебе сделала. Сихам смотрела на него, он смотрел на неё. Он чувствовал себя пиздец каким кинутым, но она просто сказала, что не хотела его там оставлять, и что желала ему выжить, так что теперь он реально был сбит с толку. Это был не просто сон. Это было воспоминание. Из разряда тех страшных воспоминаний, которые он забыл, с которыми не смел сталкиваться. И теперь, когда он вспомнил, что она оставляла его в приюте, не имея другого выбора, он просто не знал, что делать дальше. Он так долго на неё злился, так долго у него горчило во рту от одного воспоминания о ней — и что теперь ему нужно было думать, когда она его кинула не просто, потому что захотелось? Блядь, как же было жарко. Как будто температура продолжала подниматься. Его зрение размылось, но рябило, как будто он смотрел в огонь. Огонь. Пламя. О, нет. Сихам обнимала его, но он уже ощущал другое воспоминание, и попытался вцепиться в эту память, в единственное объятие, которое он когда-либо от неё получал. Но этого было недостаточно. Это было мало, чтобы прогнать огонь. Он уже слышал треск, и когда Сихам говорила последние слова, он её не слышал. — …Монстр. Из всех её слов он различил только это. И в мгновение ока он был в огне. Везде горело, всё горело, он слышал свой крик и чувствовал запах собственной сгоревшей плоти. Смутно ощущал, как катался по полу, инстинктивно пытаясь сбить с себя пламя, но он не видел этого. Ничего не видел. Один огонь. Имя этому миру — огонь. Он горел. Ему было так больно, было невозможно ни дышать, ни думать, ни сделать что-либо. Где воздух? Где свет? Где тьма? Где холод? Где он? Кто он? Он таял от огня, поглощаемый заживо. Больно. Везде было больно. Ничто из того, что он чувствовал до этого, теперь не могло называться болью. Вот это была настоящая боль, от которой хотелось сдохнуть, и было хуёвее некуда чувствовать её. Как же было больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно. Ничего не существовало, кроме боли. Пламя и боль. И больше ничего. Хватит-хватит-хватит, пусть это просто прекратится. Просто дайте сдохнуть, облегчите страдания. Дайте, наконец, сдохнуть, рассыпаться пеплом. Хватит. Пожалуйста-пожалуйста, хватит, прекратите, умоляю, прекратите-прекратите-прекратите… Но это было бесполезно — никто не слышал. Выживание. Это бессмысленное слово прозвучало в его голове. И всё же он не мог выжить в этот раз, не мог пережить это. Он мог пережить что угодно, кроме этого. — Зак! — закричала Сихам. Всё потемнело, и Зак проснулся в своей постели, вспотевший и задыхающийся. Он хватал ртом воздух, пытаясь вдохнуть, кашлял, и заставил себя встать на ноги, свалить подальше от нагретой его телом кровати. Ноги не выдержали, он оказался на полу. И плевать. Сейчас первым желанием было просто дышать. Вдыхать, выдыхать, глубоко, снова и снова. Его сердце продолжало колотиться, мысли роились бессвязной кучей, руки дрожали. — Сука, — прошептал он. — Сука-сука-сука-сука… — Зак свернулся в клубок и, уткнувшись лбом в колени, начал медленно качаться взад-вперёд. — Merde, merde, merde, merde, merde, putain de bordel de merde! Он ненавидел этот кошмар. Он ненавидел огонь. Для него это до сих пор было травмой и, как бы он ни старался, он всё ещё боялся этого. Он не имел ничего против взрывов — ему нравилось взрывать — но когда доходило до огня, он просто замирал, как парализованный. Когда пламя подходило слишком близко, он вспоминал тот раз, когда его подожгли, ту боль, которую он чувствовал и единственный раз, когда он хотел сдохнуть. Это было убого. Он ненавидел то, что не смог это преодолеть, что оно до сих пор его преследовало. Он ненавидел, что одно воспоминание об огне делало его таким жалким. Он скрывал свою слабость, притворялся, что ненавидит огонь, потому что на самом деле он его боялся. Он мог обмануть других людей, но себя он в жизни так не обманет. Огонь был его злейшим врагом. И плевать, как сильно Зак хотел с этим справиться, он не мог избавиться от страха даже спустя все эти годы. Какой жалкий. Зак глубоко вдохнул и поднялся. У него был небольшой вентилятор, который он не включал, потому что вечером было достаточно прохладно. Обычно, когда было слишком жарко, он и Рей просто валялись перед включённым вентилятором и пытались остыть, одетые в самый минимум (в футболку на почти голое тело, плюс, подрезанные штаны у Зака). Сейчас хотелось сделать то же самое: включить и разлечься в попытке сбежать от жары. Но этого будет мало — он это знал. В такие моменты спасал пиздецки холодный душ, что-то быстрое и ледяное. Тело продолжало гореть, с каждой секундой становилось всё хуже, и Зак даже не задумывался — пошёл в душ, открыл холодную воду и позволил ей смыть пылающие фантомные боли. Через какое-то время звук тихо открывающейся двери вернул его в чувство. Послышались тихие шаги и звук отставляемой обуви. — Зак?.. — неуверенно позвала Рей. — Здоров, — надтреснуто прошелестел он. Он услышал, как она подошла к ванной и остановилась у двери. Конечно, было темно, Рей слышала только шум воды и она в жизни не рискнула бы войти, пока он принимает душ. — Да зайди, — каркнул он. — Ты разве… не в душе? — Ага, — ответил он. — Я одетый, не кипишуй. Она поколебалась, очевидно, не зная, как поступить. В итоге, она осторожно заглянула за дверь и вздрогнула, увидев его, свёрнутого калачиком в душевой кабине, пристально на неё смотрящего сквозь мокрую чёлку. — Зак, ты в порядке? Он пожал плечами — наверное, удачнее ответа сейчас бы не придумал. У неё было такое лицо, будто она сейчас задала бы тысячу вопросов, но она просто молча подошла, отложила рюкзак в сторону и, скользнув под холодную воду, села перед ним. Его это тронуло. До глубины души. Она вздрогнула, почувствовав на себе воду, и сжала зубы от контраста разгорячённого воздуха снаружи и ледяной воды в душе. Но она не перестала улыбаться. Зак прекрасно знал, что Рей плохо видит в темноте, но зато он её прекрасно видел, и для него было важно, что она разделяла с ним эту странную ситуацию, и при этом улыбалась. — Спасибо, — сказал он. — Да не так уж и плохо, — признала она. — На улице жара, холодный душ сейчас очень кстати… — она прищурилась. — Но если я заболею — виноват будешь ты. — Я не просил тебя лезть под воду. — И ты не говорил мне, чтобы я этого не делала. — Уф-ф-ф… — застонал он. — Ладно. Зато мне не настолько тупо тут сидеть. И не только это: ему стало спокойнее. После того ужасного кошмара, ужасного воспоминания об огне, ему нужно было утешение, и он был невероятно счастлив, что она пришла. Она могла помочь ему справиться с этим. И ещё он был рад, что Рей не стала судить или расспрашивать — она просто присоединилась. — Что здесь делаешь? — спросил он через какое-то время. — Я думал, ты дома ночуешь. — Жарко было, и я не смогла уснуть, — объяснила она. — Потом ещё папа проснулся в плохом настроении, они с мамой снова начали ссориться, и я просто решила пойти к тебе. У тебя же есть вентилятор. У нас его нет. — …Справедливо. — Я так понимаю, у тебя тоже спокойная ночь не задалась? — рискнула она. Он молча покачал головой. — Долго сидишь? Он молчал несколько секунд, но затем вздохнул. — Не знаю. — Кошмары? К счастью, она была достаточно умна, чтобы обойтись без лишнего текста, с чего он оказался свёрнутый калачиком в душе, под ледяной водой, полностью одетый и до ужаса мрачный. — Ага. — Не знала, что ты теперь вот так снимаешь стресс, — попыталась она разрядить обстановку. — Так, я запаниковал, ладно? — проворчал он. — Просто… остыть хотел. Жарко было, просто невозможно. Сжав челюсть, он потёр руки, когда старые шрамы начали покалывать от воспоминаний. Он ненавидел эти фантомные боли, когда ожоги, зажившие уже хрен знает сколько времени, начинали слегка припекать. — Ты в порядке? — тихо спросила она, протягивая руку. Он схватил её за запястье и притянул к себе. Обычно в такую жару Зак такого не делал, но сейчас они были под холодным душем, она была нужна ему, и он решил не колебаться. Рей сначала удивилась, но вскоре обняла его за шею, и он потянулся руками к нижней части её спины, выводя что-то на коже кончиками пальцев. — Думаю, нет, — прошептал он. — Хочешь поговорить? — Э-э-э… — поколебался он, не зная, как сказать. — Я… да, кошмары. Воспоминания. Пиздец из прошлого. — Приют? — Хуже, — резко хохотнул он. Он сейчас как будто просто разрыдался бы, но он не мог плакать, да и не хотел. Рей крепче обняла его, и он на автомате погладил её волосы, чтобы успокоиться. Огонь был хуже всего, что он видел в приюте. Сгорание заживо научило его настоящей боли, показало, каково умирать и из чего были сотворены врата ада. Но ещё он понял, что если выжил сейчас, когда должен был однозначно сдохнуть — потом его мало что убьёт. — Огонь, — сказал он, заметив, что дрожит. — Я вспомнил огонь. Причину, по которой я хожу в этих повязках. Момент, когда я… сгорел. Зак прикрыл глаза и, пока он не увидел перед собой новое пламя, уткнулся лицом в шею Рей, прижимая её к себе. Она скользнула пальцами между его прядями, погладила голову, и он рефлекторно поцеловал её кожу. Ох, блядь, как же оно было приятно. Как же оно было нужно — все эти сладкие прикосновения, нежные объятия, её присутствие, запах и голос, она сама. Она нужна была ему раньше, и нужна до сих пор. Рядом с ней он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы противостоять кошмарам, жажде крови и собственным страхам. Он чувствовал себя в безопасности, защищённым и успокоенным. Ничто его не достанет, ничто его не ранит. Тьма уползала обратно, воспоминания блекли, и даже огонь уходил в сторону. — Ненавижу огонь, — с болью выдал он. — Так ненавижу. Это был единственный способ сказать ей, что он боялся. — У меня тоже нет приятных воспоминаний об огне, — мрачновато согласилась Рей. — Наверное, это пустяки по сравнению с твоими, но… Она не стала вдаваться в детали. Наверное, это было из того прошлого, о котором она не была готова говорить, и он решил ни спрашивать, ни вынуждать продолжить. Он знал, что раньше она пыталась кому-то стукануть, и это обернулось против неё, задев других. Он не знал ни подробностей, ни обстоятельств, с какого чуда её родителям пришло в голову её во всём винить — хотя после увиденного в приюте он бы не удивился, если бы причины вообще не было. Впрочем, пусть она сама потом расскажет, когда почувствует себя достаточно смелой. По крайней мере, ему было немного легче, зная, что не только он здесь пострадал от огня. — Это был… ёбаный ад. Я не хочу снова это пережить. Именно поэтому он всегда насторожённо относился к спичкам, зажигалкам, дровяным печам и даже газовым плитам — он был осторожен ко всему, что было связано с огнём. Сколько бы ни прошло лет — страх сгореть заживо никуда не исчезал. И он не знал, исчезнет ли когда-нибудь. — Я… говорил, что Сихам на первое место ставила своё собственное выживание. Наверное, с этого было легче начать. Зак до сих пор ощущал некоторую растерянность от первого сна, когда он понял, что она не была такой уж и плохой. Это тоже следовало обсудить. Он поднял руку и выключил воду, прежде чем снова крепко обнять Рей. — Говорил. — Один раз она на это забила. И мне кажется, я не хочу вспоминать об этом, просто потому что хочу дальше на неё обижаться, — горько добавил он. Он знал, что как шрамы никогда не сойдут с его кожи — так и шрамы на душе не скоро исцелятся. Он до сих пор называл себя монстром. Его до сих пор преследовал монотонный шум дождя. Он до сих пор не переносил слово «инструмент». Ему до сих пор снились кошмары о приюте. Это место, этот ад тоже был его травмой, в каком-то смысле. Он вырвался, но не остался невредимым. И долгое время считал, что со всем этим легче справиться, обижаясь на Сихам, а не сталкиваясь с памятью. Ненавидеть было легче, чем переносить боль. Но он хотел исцелиться, не ходить с вечной раной на сердце. С тех пор, как начались кошмары, ему пришлось всё-таки столкнуться со старыми страхами и травмами, и он понял, что нельзя продолжать запихивать это подальше и просто забивать. С этим наверняка тяжело будет бороться, но если он этого не сделает — рано или поздно раны заболят снова, и он не хотел снова это переживать. Он справлялся с ранами. Он справлялся с болью. Он был не из нытиков, проливающих слёзы над тем, что уже никак не изменить, и пора бы уже взять себя за яйца и начать идти вперёд, даже если будет трудно. Даже если это будет горько. Он делился горькими воспоминаниями с Рей, рассказывал о прошлом. Он позволил себе вспомнить всю Сихам, а не только её недостатки. Теперь, если бы он попробовал простить её — даже не простить, просто смириться с памятью о ней — это было бы неплохим шагом к изгнанию тьмы его прошлого. — Когда мне было девять, у неё появился мужик. Он был просто самый редкостный ебанат, типа Макса, — хохотнул он. Наверное, именно поэтому в их вторую встречу, он практически сразу же разрешил ей остаться в мусорном баке, стоило ей упомянуть маминого парня, который случайно зашёл к ней в комнату. Даже если он был серийным убийцей, он был приличным взрослым мужчиной, и вряд ли позволил бы кому-нибудь подвергнуться нападению Макса или бывшего Сихам. У него самого были плохие воспоминания о таких ублюдках. Очень плохие воспоминания. — Сихам тоже не шибко его любила, но у неё не было выбора: он был её новым боссом, а ей нужны были деньги. Обычно она была пиздец какая принципиальная на эту тему, но выживание было превыше всего. Зак вздохнул. Он знал, как много колебалась Сихам, но в итоге не смогла отказаться от работы, и сделала свой выбор между гордостью и выживанием. Разумеется, она не учла, каким куском дерьма оказался этот парень. — Я ему не нравился. Хотя, я тоже его ненавидел. Он вспомнил, как бесил этот ебанат, и Рей наверняка тоже это почувствовала, потому что сейчас она медленно скользила пальчиками по его затылку, зарываясь в волосы, и дрожь мгновенно отвлекла его. — Ёбаный же ты по голове, — выдохнул он. — Ты бы хоть предупреждала. — Извини, больно? — Не-а… — смущённо каркнул он. Всё было совсем наоборот. Он откашлялся и решил продолжить, пока она не начала задавать свои вопросы. — Ну, так вот, я ненавидел этого мудака и думал, что Сихам в итоге выкинет меня, чтобы выжить самой. Он на полном серьёзе думал, что она выкинула бы его на улицу выживать самостоятельно, что она могла бы быть с ним ещё большей сукой, чтобы угодить своему ебырю. Что ей хватило бы совести послушать его и избавиться от Зака. — Но она этого не сделала, — пробормотал он. — Она всегда была за меня. Она могла бы потерять из-за этого работу, но всё равно рискнула. И когда ебанат решил, что время пришло… У него внезапно закончились слова, как будто страх внутри него просто приказал заткнуться, пока он не вспомнит всё слишком ярко. Зак почти выругался, когда Рей снова повторила тот жест. — Срань гос… — он закусил губу от очередной дрожи. — Рей, ну блядь! — тихо рыкнул он, раздражённо и смущённо одновременно. — Ты замечал, что почти ломаешь мне рёбра, когда вспоминаешь что-то плохое? — он мог буквально почувствовать, как она выгнула бровь. — Я… нет, — пробормотал он, ослабляя хватку. Рей отпустила его и села перед ним на колени. У неё было такое мягкое выражение лица, и даже в темноте с налипшей на лицо мокрой чёлкой, он считал её красивой. Зак потянулся к её руке своей, и они переплели пальцы. Он потянул её немного на себя, чтобы уткнуться в её лоб своим, отгоняя последние опасения. — Этот ебанат воспользовался случаем, и мы с ним остались одни. Случился пиздец. У Сихам был выбор. Было проще просто позволить ему сдохнуть, но… — Она предпочла меня своему выживанию. И никогда не называла это ошибкой. Он закрыл глаза. — После этого она уже не могла меня растить, и кинула в приюте. Но она всё равно выбрала меня, а не выживание — и теперь я знаю, что у неё была ко мне симпатия. Сихам не ненавидела его, но этот выбор, что она сделала без колебаний, был самым настоящим и реальным доказательством её привязанности. Она всегда предупреждала, чтобы он не ввязывался, не доставлял ей проблем, и что она не будет вечно разгребать за ним дерьмо. Но она никогда его не обвиняла, и даже, пусть она была сукой, она оставалась рядом. — Что… случилось, если ты не против рассказать? — тихо спросила Рей. Он снова открыл глаза и отпустил её руки, чтобы поправить пряди, упавшие ей на лицо. Едва он закончил, они молча смотрели друг другу в глаза, и с тяжёлым вздохом Зак снова включил воду. — А-а-а-а! — удивлённо вскрикнула Рей. — Извиняй, — пожал он плечами с видимым удовольствием. — Лучше остыну заранее. — Ты не обязан рассказывать, — но она всё равно переживала. В последнее время всегда переживала. — Я не хочу заставлять или… — Рей. Всё норм. Она обхватила его лицо. — Уверен? — Ага, — мягко улыбнулся он. — Уверен. Зак притянул её обратно к себе, стараясь на этот раз не сжимать слишком крепко, и Рей зарылась пальцами в его волосы, чувствуя на своей талии его руки. Как будто он этими прикосновениями старался не отключаться от реальности. Он знал, что будет больно. Он до этого и вспоминать-то не хотел — не то, что говорить. Наверное, он будет изо всех сил искать нужные слова, даже если страх будет мешать высказаться. Будет трудно рассказать ей об… этом. Но он хотел. Действительно хотел. Хватит уже убегать. — Это было у нас дома, — Зак почувствовал, как растёт тревога, но отмахнулся от неё. — Он заехал, пока Сихам ушла в магазин. По пути они встретились, и она дала ему ключи, чтобы он подождал её в квартире. Вот отвечаю, он сказал, что уволит, если она не пустит, — мрачно предположил он. — Держу пари, она была уверена, что я не дома. Когда ебанат открыл дверь, Зак как раз сидел на диване и думал, где бы так потусить. Он хотел уйти, но тупо остался, чтобы не создавать впечатление, что он сбежал. Ёбаная гордость. Если бы он знал, что произойдёт — убежал быстрее собственного крика. — Он сказал, что хочет со мной поговорить, и я решил, что можно послать его нахуй, потому что до этого Сихам мне запрещала. Но я должен был быть умнее. Я знал, что он желал мне смерти, но не думал, что у него есть яйца не просто базарить. Поэтому, когда он сказал, что сначала хочет выпить, я не понял. — Ты не мог этого знать, — тихо сказала Рей. — Ну… не знаю, — признался он. — Мог хотя бы заподозрить. Мы дома были одни, это, во всяком случае, закончилось бы плохо. Он знал, что рано или поздно случится пиздец, но не знал, какой именно. Он вечно где-то косячил, и не мог представить, что пиздец случится именно по вине ебаната, который хотел его убить. И ещё меньше мог представить, что будет гореть живьём. — Он вернулся с бутылкой водки, — продолжил Зак. Здесь уже было трудно говорить. — И вылил на меня. Я думал, он просто бухнуть хочет, и не среагировал вовремя. Теперь ощущения вернулись. Он закрыл глаза, и перед глазами пронеслись воспоминания — ебанат подошёл, открыл бутылку и прикинулся, будто сейчас выпьет, но выплеснул всё на него. Зак успел уклониться, алкоголь попал на туловище, но снова ёбаная гордость не позволила ему убежать, когда уже было ясно, что сейчас что-то будет. — Он схватил меня со спины, попытался удушить или просто удержать, не знаю, — тихо сказал он. — Сказал, что сначала будет ломать мне ноги, пока я не начну умолять его остановиться и оставить в живых. Я отбился и откусил хороший такой кусок его ручищи, — засмеялся он. — Потом он отошёл назад, и я уже подумал, что он просёк и больше не будет выкидывать такой хуйни. Рей обняла его чуть крепче. Его собственная хватка вокруг её талии усилилась, потому что сейчас ему нужна была смелость. Он не впервые боролся за жизнь и привык, что ублюдки быстро сдаются, получив от него. Он повидал многих, и едва эти люди понимали, что Зак — не самая лёгкая добыча, они пытались договориться, или просто возвращались к образу «крутого парня» и сваливали, сохранив остатки гордости. Он думал, что сейчас всё будет так же, и совсем забыл про алкоголь. И забыл, что этот ебанат был особо хитрожопым. — Он вечно с собой спички носил. Типа, чтобы было пафоснее сигареты зажигать. Когда он достал коробок, я не понял. Я… — он сглотнул ком в горле. — Наверное, тогда не знал, что алкоголь пиздец как хорошо горит. Воспоминание зарябило. В основном остались одни ощущения, потому что через секунду стало больно. Он не помнил, что было, но оно и к лучшему. Он был уверен, что боль, которую он помнил, не равнялась боли, которую тогда чувствовал. — Он зажёг спичку и бросил в меня, — запнулся он. — Я даже осознать не успел, а через секунду уже… Горел. Зак напрягся, когда вернулись воспоминания, вернулись фантомные боли, проявилась его травма. Он схватился за Рей, словно таким образом хватался за реальность, и сосредоточился на холодной воде, напоминающей, что сейчас он не в огне. Он глубоко задышал, чтобы успокоиться, не поддаваться страху. Всё было в порядке. Рей была рядом, всё было в порядке. Он в порядке. — Я думал, что сдохну, но Сихам вовремя вернулась. Я помню, как она звала меня по имени, а потом я отключился… — он говорил так тихо, что не был уверен, услышала ли его Рей. Но у него не было сил говорить громче. — Я очнулся в больнице, весь перебинтованный. Сихам была со мной. Она одеялом сбила с меня огонь, потом отмудохала этого ебаната и понесла меня в больницу. Зак больше не слышал, чтобы Сихам его упоминала. Она не говорила, сохранила ли работу, видела ли она его и что она с ним сделала. Просто сказала, что отмудохала. Почему-то Зак подозревал, что она его на тот свет отправила. — Она никогда ничего не рассказывала, — внезапно дошло до него. — Я не знаю, что было с её работой. Я не знаю, как она жила, пока я был в больнице. Она просто приходила каждый день, и я знал, что она отдавала последнее, чтобы заплатить за лечение. Снова, — пробормотал он. Она отдавала последнее, чтобы спасти мужа. Она отдавала последнее, чтобы спасти своего ребёнка. Это противоречило её выживанию, но она всё равно пожертвовала собой ради Зака и даже не думала жаловаться. Она не хотела потерять кого-то ещё в этой ёбаной больнице. — Я не знаю, как она нашла приют, и кто ей посоветовал меня там оставить, но у неё не было выбора. Чтобы выжить, нам нужно было расстаться, и у неё скорее всего просто не было времени искать другое место. Она и так была в полной жопе. Зак не мог сказать, что простил её, потому что она ничего даже не попыталась объяснить, да и всё было настолько внезапно, что походило на чистой воды кидалово. Но, вспоминая сейчас, он больше не видел смысла обижаться на неё. Она сделала то, что должна была. Она спасла ему жизнь, поставила на ноги, но после этого не могла больше ничего. Для человека, которому принципиально было поебать на всё, кроме своего собственного выживания, она поступила слегка непривычно. Хотя он был даже рад, что она соврала. Он был рад, что она его кинула, только когда у неё реально не осталось другого выбора. Если бы однажды они встретились снова — он бы сказал ей «спасибо», прежде чем надрать ей задницу. — Огонь это моя ёбаная травма, — признал он вслух. — И я не думаю, что разговоры заставили меня меньше бояться этой хуйни. — Эй, — Рей слегка отодвинулась, чтобы нежно взять его лицо в свои руки. — Всё хорошо. От страхов и травм никогда не избавлялись простыми разговорами. Он вздохнул и выключил воду. — …Ага. Я просто… не хочу, чтобы это повторилось. — Это нормально, никому не хочется переживать травмы во второй раз, — она стукнулась их лбами. — Я даже не представляю, насколько это больно. Не удивлена, что ты держишься подальше от огня. — Это просто пиздец как больно, — выдохнул он, закрывая глаза. — Как будто всё сущее медленно меня убивало. Это самое настоящее определение боли, с которым я могу сравнивать. Ножевое ранение? Хуйня. Пулевое? Хуйня. Сломанная кость? Хуйня. Это всё просто несуществующая хуйня в сравнении с огнём. — Зак… Рей большими пальцами коснулась его висков, и он забылся в этом прикосновении, чтобы продолжить говорить без лишних воспоминаний. — Я так громко кричал, что сорвал голос. От ёбаной вони чуть не стошнило. Я ни хрена не видел — даже не помню, были ли открыты у меня тогда глаза. Я точно знаю, что катался по полу, тело пыталось само сбить пламя, но я этого не чувствовал. Тогда он не мог ничего понять, но ощущения остались, и сейчас он мог их вспомнить. Он впервые выражал словами то, что чувствовал в тот день. Впервые осмелился снова столкнуться со всем этим. Даже если она ничего не ответит, ему стало как-то свободнее. — Было так горячо и холодно. Я горел и замерзал одновременно, пока не оцепенел, и не осталась одна ёбаная боль. Всё остальное я помню плохо, но вот боль… Она была острой, жгучей и, прежде всего, непреодолимой. Рей поцеловала его в лоб. Это было словно волшебство, отгоняющее ноющую боль обратно в глубины воспоминаний и прошлого. — Нормально чего-то бояться, Зак. Он вцепился в её слова так же крепко, как и в неё. — Ты имеешь право бояться. Ты имеешь право страдать от прошлого. Ты имеешь право переживать травму и исцеляться годами. Она прекрасно знала, потому что сама продолжала исцеляться, и ей нужно было на это много времени. Она прекрасно знала, потому что боялась снова сорваться и снова сделать что-то, от чего она вновь поверит в своё проклятие. Она прекрасно знала, потому что если бы она не смогла принять решение двигаться вперёд, она осталась бы сломленной навсегда. Она знала, что для людей нормально быть глубоко ранеными. И не нужны были его слова, как ему не нравилось бояться, как ему хотелось бы поскорее это вылечить. Ему не стоило говорить, что она не имела ни малейшего понятия о его состоянии после кошмаров. Лишним было бы делиться мыслями, что он должен был давным-давно это преодолеть. Она и так это понимала. Теперь ему нужно было понять, что даже если он не сможет справиться немедленно — это было нормально. — Я не могу позволить этому страху помыкать мною всю жизнь, — прошептал он. — И ты уже что-то меняешь, — мягко напомнила она. — Иначе ты бы не позволил мне увидеть себя в этом состоянии, да? Он поколебался, и слегка улыбнулся. — …Ага. — Тебе хватило смелости снова это вспомнить и рассказать мне, и я знаю, что это было нелегко. Не знаю, гордишься ли ты собой за это, но я горжусь. Я рада, что ты со мной поделился. — Да ладно, ничего особенного, — промямлил он, смущённый её комплиментами. — Я всё равно рада, что знаю. Сейчас она выглядела такой решительной, такой яркой, но он знал, что капли на её щеках — это слёзы. Это он должен был сейчас плакать. Она так сияла в его глазах, была настолько для него ценной, что именно он должен был проливать эти слёзы. — А я рад, что ты знаешь. Она засмеялась, прежде чем расцеловать его в веки, щёки, виски, постоянно касаясь губами его кожи, и он позабыл о боли, огне и тьме. Забыл, что мир вообще существовал до того, как она появилась в его жизни.***
Первое, что заметил Зак, когда проснулся — было пиздец как жарко. Солнце стояло яркое, хотя наверняка было утро, а воздух был до того горячий, что даже Рей, которая обычно поднималась раньше и уже где-то шарилась, продолжала лежать в том же положении, что и ночью. — Тьфу, — кашлянул он. — И тебе приветик. Они молча согласились оставаться там же, где и ночью — на полу перед вентилятором, просто лёжа и пялясь в потолок. Сейчас было ну слишком жарко, чтобы что-то делать, а на улице было и того хуже. Они по-быстрому сыграли в «камень-ножницы-бумагу», чтобы проигравший принёс воды (пока они не сдохли от жажды), и продувший с позором Зак решил принести ещё и перекусить. — По ходу, сегодня будет день ничегонеделанья, — заявил Зак, когда они поели и отставили всё в сторону. — Извини, Зак, — вздохнула Рей, поворачиваясь к нему. — За что? — У тебя день рождения, а мы даже ничего классного сделать не можем. — А нафига? Просто быть со мной вроде бы тоже классно? — Ну, да… — порозовела она. — Но я не об этом. Можно было бы сходить в аквариум… — его глаза загорелись, и теперь она улыбнулась. — Вот, видишь? Я знала, что ты бы хотел сходить. Ещё можно было бы пойти в кино, это поближе. — Я не был в кино! — с энтузиазмом выдал он. Всякий раз, когда Рей рассказывала о местах, где он не был, он действительно перевозбуждался, как ребёнок. Он много чего не пробовал в прошлом — то у них с Сихам не было денег, то он был в приюте, то он стал серийным убийцей, которому стоило держаться подальше от людей. Но с Рей он находил в себе силы пересечь черту между его миром и миром нормальных людей, и всякий раз, когда была возможность, она водила Зака в новые места. — Обязательно как-нибудь сходим, — мягко улыбнулась она. — Просто скажешь, какие фильмы тебе нравятся. — Да я не так много их видел… Он смотрел все DVD и кассеты, что есть у Грея. Их было не так уж и много (хотя Грея оно не беспокоило), но они были хорошими — во всяком случае, Заку понравилось. Он не мог вспомнить названий: были старые, недавние, разных жанров, но это была классика. Было время, когда он тупо часами сидел и смотрел ВСЁ, потому что у него было подавленное настроение, но с тех пор прошло много лет. — Ужастики? Он засмеялся. — О, боже блядь, тут в точку. Впрочем, мне не страшно. Ладно, допустим, смотреть, как в фильме чуваку отрезали башку, не очень впечатляло, когда ты их отрезал наяву. У Грея было пару ужастиков, и большую часть времени Зак просто сидел и ржал. — …Думаю, это не моё, — призналась она. — Я не против посмотреть, но мне такое не очень. Я потом из-за них плохо сплю по ночам… — она слегка скривилась. — Ну, из-за большинства. — Много их видела? — Эдди любит такое, — проворчала она. — Вечно, когда он зовёт меня в кино или посмотреть что-то у него дома, мы смотрим ужасы. Я десятки их пересмотрела. Признаю, некоторые меня напугали, но так-то я пугаюсь нечасто, — гордо добавила она. Ну, здесь удивляться не стоило: мало что пугало её. Если она спала по ночам в объятиях серийного убийцы, прекрасно осознавая, что его желание убивать растёт день ото дня, она могла позволить себе спокойно смотреть ужастики. — И даже если я поймаю тебя не спящей… — Такое может случиться, — засмеялась она. — Но не потому, что я испугалась. Потому что мы разговариваем, потому что ты снова начал петь… — подразнила она, и он хмыкнул. — Или потому что я просто тебе нужна. Её тон и взгляд смягчились. Она говорила о той ночи, когда они ночь напролёт просидели в душе. Он был благодарен, что она тогда осталась с ним. Она тогда действительно была ему нужна, и без неё он вряд ли справился с этим кошмаром. Если бы не она, ему бы не хватило смелости смириться с памятью о Сихам, и признать, что его ране нужно время затянуться. После этого она немного простудилась, но и не думала злиться — просто смеялась, хотя он извинялся. Но слушать, как Рей постоянно чихает, как котёнок, и наблюдать её в одной толстовке с капюшоном, даже не потрудившуюся засучить рукава, было одной из приятнейших вещей в принципе. Она была похожа на маленького шмыгающего пингвина и в целом была просто пиздецки умилительной. Да-а-а, оно того стоило. Он нашёл её пальцы своими. Было слишком жарко, чтобы держаться за руки, но достаточно, чтобы просто переплести пальцы и передать прикосновениями всё, что не смог сказать словами. — Спасибо, — прошептал он, пристально глядя на неё. В её глазах плескалось смущение, но она еле заметно улыбнулась, и блядь, если бы не жара — он бы уже сгрёб её в объятия. Зак сглотнул и прочистил горло, чтобы отогнать желание обнять её. Вот же бля, он сопротивлялся её улыбке гораздо меньше, чем ему казалось. — Какой твой любимый фильм? — спросил он, чтобы сменить тему. — Ну… он детский, правда, — с лёгким смущением ответила она. — Его сняли по книге, которая сильно мне понравилась. Называется «Матильда», — и глаза Рей снова загорелись тем мечтательным блеском, как обычно, когда она рассказывала о том, что ей нравилось. Это было настолько очаровательно, что он просто слушал её с лёгкой улыбкой. — Там про маленькую девочку, которая была очень-очень умной, но до школы она жила в равнодушной семье. Потом она встретила хорошую учительницу, поняла, что она гений и у неё есть телекинез… Типа, предметы двигала силой мысли, — объяснила она, потому что Зак явно не знал, что это такое. — Она училась, тренировалась, и в итоге смогла пойти против родителей и ужасной директрисы. А потом они с учительницей жили долго и счастливо. — Теперь ясно, почему тебе понравилось, — мягко сказал он. — Мне в детстве так хотелось быть, как Матильда. Я хотела быть такой же умной и… ну, от сверхспособностей тоже не отказалась бы, — и повернулась к нему: — А у тебя что? — Ты про суперспособности или про любимый фильм? Она призадумалась, прежде чем просто улыбнуться. — Всё вместе. — Ага… — сказал он с каким-то теплом. — Я хотел уметь летать. Поэтому я тащусь с крыш и всего такого — я и в детстве залезал куда ни попадя. Даже если оттуда можно было грохнуться на раз-два, мне было пофиг, и мне всё равно никто не запрещал. Я же не из терпеливых, но вполне мог просидеть на дереве весь ёбаный день и просто… мечтать, что меня сейчас куда-то унесёт ветром. — Как это мило. — Может быть, — он улыбнулся. — А вот любимого фильма у меня нет. — Ладно… а что ты посмотрел впервые? Краем сознания он услышал тихое, едва различимое шипение сломанного телевизора. Услышал, и внутри похолодело, несмотря на адовую жару. Как будто один невинный вопрос уже вызывал жажду крови — и в голове пронеслась вся история зарождения его первого желания убить. В этот момент он понял, что пусть он смеялся, шутил и общался с Рей — это мог быть последний раз перед срывом. Завтра он вполне может быть на грани убийства. Завтра он вполне может не устоять перед желанием её убить. Завтра, послезавтра, через два дня — это было неважно. Главное, что скоро это случится, и он это чувствовал. — Впервые… — медленно повторил он. Он потряс головой, отгоняя растущую тревогу. Если это был последний раз, когда он был с Рей, не хотелось портить его мрачными мыслями. Он отогнал образ шипящего телевизора. Тот фильм не был его первым, точно не был. Поэтому вместо плохих воспоминаний, он попытался вспомнить более счастливые вещи из жизни с Сихам и улыбнулся. — На самом деле не помню, — признался он. — Но мы с Сихам постоянно втихую смотрели ящик у хозяина. Наверное, первым его фильмом был «Властелин колец» или «Звёздные войны» — он мог вспомнить только эти два названия, потому что они есть у Грея — или какая-то французская комедия. Просто зависать на диване хозяина, пока его не было дома, и смотреть его DVD, поедая (ворованный) попкорн было своего рода традицией, и одним из немногих случаев, когда Зак чувствовал, что они с Сихам действительно мать и сын. — Почему у тебя нет телевизора? — Рей, наверное, долго думала, прежде чем спросить. — Не смог с ним управиться? Опять вернулось шипение. Рей была в каком-то смысле права, он не мог управиться. Когда он сюда переехал, его до сих пор преследовали кошмары о приюте, и он не хотел, чтобы перед глазами маячил сборник неприятных воспоминаний. Ему вообще потребовалось время, прежде чем он смог без лишних мыслей посмотреть кино. Когда кошмары прекратились, он просто привык смотреть что-то у Грея, и телевизор лично ему был не нужен. Сейчас можно было об этом подумать, но со всей этой нагнетающей тьмой в его голове, это вряд ли была заебись идея. — Нет, просто… получилось так, — вздрогнул он. Рей заметила его тревогу. — Извини, если я лишнего сказала. — Да всё норм. Она продолжала смотреть куда-то в сторону, поэтому он дотронулся до её щеки, пока её губы не растянулись в улыбке. Блин, ему действительно это нравилось. Зак до сих пор помнил, как уныло она улыбалась, как он говорил, что у неё отстойная улыбка — но теперь она прошла долгий путь. Теперь стоило ей хоть уголки губ приподнять — и у него в груди уже царила лёгкость. Вот блядь. Она улыбалась слишком хорошо. — На самом деле, я хочу с тобой столько фильмов посмотреть, — заявила сияющая Рей. И Зак тоже хотел посмотреть с ней много фильмов. Она рассказывала о том, что видела, когда ходила в кино — но он никогда не запоминал названий. Он точно знал, что «Матильда» вряд ли ему понравится, но всё равно хотел его с ней посмотреть. Он хотел посмотреть все её любимые фильмы, посмотреть с ней что-то новое и показать французские комедии. Он хотел посмотреть с ней слащавые любовные истории, тупо чтобы их комментировать, хотел восторженно смотреть боевики и фэнтези, которое ей нравится, поржать с ужастиков, которых она боялась. А если она слишком испугается — крепко обнять, чтобы она спокойно спала в его тёплых руках всю ночь. Поэтому он не хотел безумствовать. Поэтому он не хотел срываться. Он не хотел терять рассудок даже на время, если это могло означать её смерть. Он слишком многим хотел с ней поделиться, чтобы отказываться от вменяемости. — …Например, фильм «Леон», — с энтузиазмом продолжала Рей. — Он действительно хорош, мы с Адри его пересматривали на прошлых выходных и… — она внезапно замолкла и начала медленно краснеть. — Теперь, когда я подумала, сюжет там… — пробормотала она себе под нос, но покачала головой. — Рей, что-то не так? — Нет, порядок, — кивнула она. — Это будет первый фильм, который я тебе покажу. Он прищурился. Она точно что-то задумала. — Почему? — Сюжет, — неопределённо ответила она, загадочно улыбаясь. — И что с сюжетом? — Без спойлеров. — Да ла-а-адно! — застонал он. — Ну, Рей! Она упрямо молчала, но не смогла удержать расползающуюся улыбку. От досады он схватил её за запястья и потянул на себя, чтобы пощекотать в качестве мести. — Эй, ты же говорил, что летом щекотать не будешь! — хихикнула она, пытаясь защититься. — А вот и нет, это ТЫ сказала! Я не соглашался. — Предатель! — крикнула Рей. Она попыталась пощекотать его в ответ. Он посмеялся с её жалких попыток, но зато он слегка отвлёкся от её бока, и Рей смогла застать его врасплох. Они изо всех сил пытались добраться до боков друг друга, блокируя руки, толкаясь ногами, и отвлекая друг друга любым способом. В итоге их конечности как-то странно спутались, и когда Рей решила встать, чтобы вырваться, он просто потянул её на себя ногами. Визгнув, она упала на его живот. Они оба устало выдохнули, когда она приземлилась на него, и она тут же воспользовалась случаем, чтобы вырваться из его захвата. — Победила! — сев, гордо заявила она. Зак не ответил. Он даже не пытался ни удержать её, ни атаковать в ответ. Он не мог ничего сказать. Он не мог ничего подумать. Как будто его мозг отключился в тот момент, когда осознал, в каком положении они находились. Блядь. Внезапно всё стало очень реальным — её лёгкий вес на нём, её обнажённые ноги на его теле, факт, что его футболка задралась чуть ли не до груди, обнажая пресс. Его бриджи слегка сбились, и её лодыжка касалась не перевязанной части его бедра. И, что самое главное — какой она сейчас была. Божечки, какая же она была. Как будто их физического контакта было мало. Как будто того, что она оседлала его, и их разделяли одни только бинты, было мало. Было жарко, поэтому она была одета в одну из его футболок — светло-серую, слишком большую на неё, доходящую ей до середины бедра. Это он ещё старался лишний раз не думать, что она под футболкой в одном белье, потому что она изначально так и спала, а утром ей было лень переодеться. Её волосы растрепались, она тяжело дышала после их маленького сражения, но её глаза сияли, и она триумфально на него смотрела. Он сам не знал, почему сейчас сердце так колотилось в груди. Она выглядела такой яркой и ослепительной, но дело явно было не в этом. Его поразило, что она в некотором смысле была какой-то другой. А какой — он не мог понять. Но он только сейчас впервые понял, что она больше не ребёнок. Она всегда будет малявкой, даже когда станет постарше, но именно Рей уже не была ребёнком. Тринадцатилетка, которую он встретил в мусорном баке больше двух лет назад, росла, зрела и взрослела. Теперь он не мог назвать её ребёнком — она перестала быть маленькой девочкой и постепенно превращалась в женщину. Да, раньше он это знал, но осознание встало перед его глазами только сейчас. Как будто раньше он не обращал внимания на то, что под носом, а сейчас он увидел очевиднейшую разницу. Это было странно. Пиздецки неловко. Даже как-то жутко. У него не было никаких слов описать этот новый вид восприятия, и он надеялся, что в ближайшее время их так и не появится. — Зак?.. — тихо позвала Рей, обеспокоенная резким молчанием. Их глаза встретились. Боже, как же сейчас он был смущён. Но всё равно не хотел отталкивать её — она наверняка будет задавать вопросы, а он не знал, как объяснить свою логику. Более того — он сам свою логику не понимал. Рей открыла было рот, но тут же его захлопнула, и вот тут Зак, блядь, точно знал, что и до неё дошло, как она уселась. Он ждал, что она покраснеет, смутится чуть ли не сильнее его, даже отскочит, но как ни странно, ничего подобного. Вместо этого она осторожно провела ладонями по его телу — он со стопроцентной вероятностью мог сказать, что она почувствовала его бешеное сердцебиение. Она выглядела такой робкой, и её взгляд смягчился, как обычно, когда их прикосновения заходили за определённую грань. Она немного осмелела, хоть и выглядела смущённой и неуверенной, и позволила себе дальше исследовать их новую близость. Они потратили много времени, чтобы научиться общаться друг с другом словами, полагаясь на одни эмоциональные и ментальные связи. Сейчас они будто пытались сделать связь более физической, материальной. Они выстроили прочные и сильные узы беседами и действиями, и раньше этого было достаточно. Раньше. Теперь они хотели стать ещё ближе, они хотели отдать больше, чем давали до этого, больше, чем у них было в принципе. Они хотели проявить чувства, даже когда одного голоса не хватало, чтобы всё передать. Они уже знали, как прикоснуться к сердцам друг друга. Хорошо знали. Им было легко достучаться до души. Пришло время перейти к следующему шагу и научиться касаться тел друг друга. Рей осторожно провела пальцами по его ключицам, шее, челюсти, щекам, и он тихо выдохнул. Нужно было сказать ей, что этого хватит, и ему определённо не стоило так сильно тащиться с её близости, но блядь, нельзя было просто так взять и её оттолкнуть. Было слишком приятно, слишком нежно, как будто Рей таким способом показывала, что она принимала его таким, какой он есть. Даже с такой странной рожей, даже с такой страшной внешностью. Она не боялась быть к нему так близко. Касаться его. Зак в итоге просто положил руки ей на талию. Во-первых, не знал, что ещё делать. Во-вторых — и что было важнее — таким образом он показывал ей, что разрешает экспериментировать дальше, без слов говорил, что он не против и что она могла продолжать. Её прикосновения были лёгкими, тягучими, любопытными и невероятно заботливыми. Рей медленно обвела его черты, словно хотела запечатлеть их в своей памяти, стряхнула несколько прядей с его лба, коснулась его скулы и, наконец, задержалась на коже его висков. Зак потерялся в океане её глаз, пока её пальцы скользили по его лицу, очерчивая контур его губ. Он в жизни бы не подумал, что когда-нибудь позволит кому-нибудь так близко к нему подобраться ментально, эмоционально и физически. Он выстроил вокруг себя барьеры, очертил чёткую грань между собой и всеми остальными и успешно удерживал всех на дистанции, пока в его жизнь не влетела Рей, заставляя распахнуть всё, что он так тщательно запирал. Она пересекла все его грани, все барьеры, потому что именно он ей это позволил, сначала раскрываясь перед ней душой, а теперь ещё и телом. Он бы не подумал, что кто-то будет так его касаться. В этом не было ничего особенного, но это всё равно было новым, неизвестным, как и любой другой новый опыт. Это вывело его сердце из равновесия, как будто все чувства накалились до предела — Рей не делала ничего сверх-интимного, но это был самый глубокий контакт, который они когда-либо устанавливали. А каково было бы без бинтов? В глубине его сознания уже начала цвести тайная фантазия о её кончиках пальцев, нежно скользящих по его обнажённой коже, но он знал, что это просто тупая выдумка. В жизни он ей не покажет, какой он урод под этими бинтами. Какой он монстр. Он, разумеется, всё ещё мог касаться её кожи своей, без бинтов, но это было нечестно — ведь она для этого должна была спать. Он сделал это уже дважды и, хотя это было одной из самых крутых вещей на свете, он не собирался повторять. Да, он тоже не делал ничего сверх-интимного, но она всё ещё не давала своего согласия. Он словно украл эти прикосновения, словно скрыл позорную тайну, словно поступил втихомолку. Словно соврал. Он ненавидел враньё, и ненавидел делать что-то за её спиной, так что страдал. Он бы с радостью извинился, но у неё наверняка возникнут вопросы, на которые он не хотел отвечать. Он решил просто хранить молчание и вести себя так, будто ничего не случилось. Потому что даже если бы она не почувствовала отвращения при виде его без повязок, он не был бы уверен, что ей хватит смелости до него дотронуться. Даже по-другому — он не был уверен, что ему хватит смелости позволить ей до него дотронуться. Взаимный контакт — это было одно, здесь он мог хоть что-то контролировать и мог отстраниться в любой момент. Если бы только она его трогала, это было бы всё равно, что отказаться от последней защиты — а это означало самую настоящую уязвимость. Пойти на такое было практически невозможно. Поэтому его вполне устроят её прикосновения к непокрытой части лица. Этого ему хватит. — Зак?.. — тихо спросила она, убирая пальцы. — Извини, я слишком… навязчивая? Она выглядела слегка обеспокоенной. Как обычно, когда он полностью замолкал, она боялась, что могла где-то налажать — но сейчас было совсем наоборот. Сейчас он просто задумался, и нужно было просто прекратить парить мозги какой-то хернёй. — Не-а, — сказал он. — Вообще нет. Она кивнула, но не стала продолжать. Постеснялась? Разуверилась? Сейчас он не мог прочитать её выражение лица. Зак ждал, что их связь вот-вот оборвётся, что она отстранится подальше, но вместо этого Рей положила руки на пол по бокам от его головы и, робко осматривая его черты, она наклонилась вперёд. Его сердце снова внезапно заколотилось. На её лице снова была та смущённая смелость, теперь он это понимал. Она не закончила свой эксперимент, не закончила с их близостью, и он понял, что сейчас тупо от этого счастлив. Он не смел дёрнуться ни в момент, когда она наклонилась ещё ближе, ни в момент, когда почувствовал на своей коже её дыхание. И совсем застыл, когда она закрыла глаза и нежно поцеловала его в щеку. И его мозг просто взорвался. Её губы были мягкими и нежными, но этот поцелуй ощущался чистым электричеством. Чувствуя, как током отдаёт от её рта по всему его телу, у него перехватило дыхание, в животе начало покалывать, и его охватила дрожь. А потом сердце застучало на износ, отключая сознание и оставляя последнюю беглую мысль, прежде чем его рассудок отправился покорять ебучий космос. Putain. Она однажды станет его смертью. Определённо станет. У неё была какая-то странная власть над ним, и он даже не мог сопротивляться. У неё одной была эта странная сила в одно мгновение превращать его в лужу, одним прикосновением сбивать его с последних мыслей и без каких-либо попыток ломать его внутренние стены и всю его логику. Но хуже того — он не мог ничего сделать, чтобы держать лицо. Он не мог забить, не мог успокоиться, не мог устоять перед ней. Ага. Потому что он был пиздец каким слабым по отношению к ней. — С днём рождения, Зак, — прошептала Рей ему на ухо. И, отстраняясь, совершенно случайно на долю мгновения коснулась его губ своими.