Welcome Home

Эта ночь была на удивление светлой. Очертания деревьев отлично проглядывались на фоне неба, что, казалось, каждую секунду изменяет свои оттенки от синего до дымчато-серых проблесков. Эрик не полностью понимал, что здесь делает. Что намеревается сделать. Он поклялся себе никогда не возвращаться, даже успел попрощаться, и ни одна мышца на лице не дрогнула. Тем не менее, Эрик снова обнаружил себя, левитирующего над изумрудным газоном, в паре метров от величественного особняка. Он был уверен, что навсегда покинул это место, вырвал из сердца и закопал воспоминания. Все хорошее когда-нибудь заканчивается, этот урок он усвоил уже очень давно. Пора было завершить ещё одну главу. Он плавно приблизился к дому и невольно дотронулся до крепкой холодной стены особняка. На секунду его будто прошило — знакомое, но такое яркое каждый раз чувство, когда ощущаешь каждую молекулу металла и сплавов, без гнева или умиротворения, просто как факт. Но на этот раз прошило не только от осознания собственного могущества, но и от воспоминаний, что пришли обманчиво мягкой волной, заставляя прикрыть глаза. — Эрик, ты просто невыносим. Эстетика чудовищной силы была в этих скомканных, уже не белоснежных простынях, в кровати, скудно освященной одними лишь редкими лучами раннего солнца, которые вырисовывали неведомые узоры на коже Чарльза, притягивая взгляд Эрика и заставляя поверить, что есть магнетизм сильнее того, чем он сам управляет. Сила, которая заставляет снова и снова пробегаться глазами, задевая каждую родинку его телепата, и забывать, что такое время. Здесь, в спальне Профессора Икс, оно превращалось в тягучую субстанцию и меняло свой ход в угоду любовникам. Он резко оторвал руку от стены, будто очнувшись, и в секунду поднялся на пару этажей вверх, чувствуя как ветер начинает трепать коротко остриженные волосы. Свет, идущий из большого окна личной спальни профессора был тёплым, как воспоминания, как летние ливни. Он помнил Чарльза, помнил шахматную доску и вечные диалоги, заводящиеся в тупик, помнил сцепленные руки и легкую улыбку-усмешку, никак не злую, Чарльз просто не умел делать что-либо зло. Или Эрику хотелось так думать. Но он помнил тот контраст, который проходил сквозь каждую клеточку их тел, связывая, контраст тёплого с металлически-холодным, красноватого с мертвенно-синим. И сейчас Леншерр снова испытывал это. Чарльз сидел в кресле, держа тонкими пальцами объемную книгу, брови слегка нахмурены — привычка, что он успел получить за те десять лет. В комнате сравнительный порядок, зная Чарльза, этому было в пору удивляться, ведь Эрик знал, что на деле профессор ни разу не был перфекционистом. Ксавьер воплощал собой нечто совершенно смешанное — «порядок в голове» не был равен порядку в поступках, в действиях, в желаниях. Эрик поймал себя, смотрящего на эту умиротворенную картину с телепатом в главной роли, поймал себя, нерешавшегося открыть раму окна или хотя бы своё обозначить присутствие. — Ты уверен, что не хочешь остаться? О нет, он не был уверен. Если бы Чарльз только знал, с какой скоростью метаются мысли в его голове, насколько отчаянно часть сознания приказывает ему остановиться. Но он не узнает. Он прикасается к Эрику, будто тот слеплен из хрусталя, он уважает его выбор и не проникает в мысли. Лишь ухмылка на губах Магнито опять лепит маску, которую так болезненно одевать, смотря в льдисто-теплые глаза Чарльза, болезненно, но необходимо. В ней Эрик отдает себя иллюзии, образу, которую создал на пепелище разрушенной психики, которой всегда отдается, потому что знает — сам он не сможет. Не сможет уйти. А она заставит. — Ты телепат, ты можешь уговорить меня сделать что угодно. Он попрощался, он не должен был здесь появляться, но тупая, давящая боль накатывала снова и снова. Судьба, видимо, решила за Эрика, и Магнето увидел, как Чарльз кинул взгляд в сторону окна. На его лице он прочитал все тысячи эмоций в один миг, будто каждая мышца пыталась показать что-то своё — от недоумения до облегчения. И снова время замедлилось, будто кто-то вколол Эрику приличную дозу психотропного. Магнето легко, практически неосознанно двинул рукой, и створки оконной рамы раздвинулись, пропуская в тёплую комнату свежий запах летней ночной прохлады. Чарльз поежился — на нем была лишь сероватая футболка и домашние брюки. — Решил играть в Мери Поппинс, друг мой? Та самая усмешка. Этот человек не представлял, что запускает в мозгу Эрика даже самыми простыми насмешливыми фразами. А мог бы, практически не напрягаясь, но не станет. Негласный договор, что Чарльз уже успел пару раз нарушить, все ещё существовал, хотя сейчас Леншерр бы отдал многое, лишь бы тот заглянул в сознание и сам прочитал все. Слова, что бьются в такт сердцу, что бегут с нейронами в мозгу, слова, что то и дело застревают в глотке, а ещё хуже — превращаются в совсем иное, теряя истиный смысл. В ответ Магнето не сказал ни слова, лишь плавно опустился на пол комнаты, кидая минутный взгляд на обстановку. Ничего не изменилось. Все та же кровать из темного дерева, те же светло-кофейные стены и стеллаж с разнокалиберными, потрепанными временем книгами. Все здесь напоминало Эрику об уютных вечерах, чувственных ночах и ленивых утрах, на время которых они оба прекращали быть Профессором Икс и Магнето. Они были Эриком Леншерром и Чарльзом Ксавьером, людьми, по-своему одинокими, что нашли в друг друге единственную надежду на счастье. Партнеры, друзья, любовники — все и ничто одновременно. — Ты ушёл, — мягкий голос Чарльза, на мгновение преобредший гранитную твердость, прогнал окутавшую Эрика дымку воспоминаний. Магнето поднял взгляд на телепата, тщетно пытаясь прочесть хоть тень гнева на его лице. Чарльз просто констатировал факт, не добавляя ни холода, ни теплоты. — Ты ушёл, но сейчас стоишь посреди моей спальни, предварительно эффектно залетев в окно. Честно, я устал искать в твоих действиях логику. «Ушёл». В мозгу Эрика тут же вспыхнул день побега из правительственной тюрьмы. Самолёт, алкоголь, шахматы и дикие глаза накинувшегося на него Чарльза. «— Ты бросил их, ты бросил нас всех» Эрик, ещё пару раз пройдясь взглядом по комнате, и зацепившись взглядом за одиноко стоящую на одной из тумбочек шахматную доску, предложил: — Как насчёт партии? Лишь поднятые брови выражали возможное удивление Чарльза, но уже через секунду он кивнул, будто шахматная партия посреди ночи со старым врагом была в порядке вещей. Она и была. Немного раньше, когда тончайшая ледяная корка между ними была совсем невидима, когда Эрик оставался в поместье надолго и втайне от большинства его обитателей проводил ночи в спальне Профессора. Губы Эрика поджались, когда он увидел, как Чарльз подъехал к невысокому шкафу, открыл дверцу и протянул руку к наполовину пустой бутылке с янтарной жидкостью. Ему до сих пор было неприятно видеть алкоголь в его руках. Внутри кольнуло, где-то за ребрами. Неправильно обвинять выпивку в том, что случилось с ним. Все же Эрик не стал мешать, и уже через пару минут в широких прозрачных стаканах плескалась темно-золотистая жидкость с кирпичным оттенком. Раньше волосы Чарльза переливались такими цветами, а Эрик зарывался в них руками, пропуская через пальцы, словно медовый песок. По одному мановению руки Эрика на невысокий столик напротив кровати плавно осела шахматная доска с уже расставленными фигурами. Чарльз приблизился к ней, а Леншерр опустился на мягкое кресло. — Зачем ты пришёл, друг мой? — Я думал, что уйдя отсюда, получу свободу. От всего, что случилось. Как же глупо это звучит. Холодок пробежал по спине Эрика вместе с осознанием, что раньше он действительно в это верил. — От прошлого не сбежишь, Эрик. Как не сбежишь от того, что происходит в голове, — белая пешка выдвинулась вперед. Чарльз всегда играл белыми. Эрик помнил это, как помнил золотистые отблески в его глазах, как помнил, что Ксавьер не любит чёрный кофе и бекон. Казалось, он знал его досконально, уже успел изучить, но Эрик ошибался в этих догадках. Чарльз был вселенной — бескрайней, обманчиво-безопасной, бесконечно мудрой и удивляющей. Она не давала шанса останавливаться в ее познании. Ещё пару ходов, и Эрик понимает, что проигрывает. Он не сосредоточен на игре, хотя пытается, но мысли занимает сидящий напротив человек, и на языке крутиться вопрос, грозясь сорваться и положить начало новому тупиковому спору. — Ты мог заставить меня остаться, как сделал в первый раз. Если бы хотел. — Ты отказываешься не только от меня. Здесь у тебя есть шанс стать частью того, что гораздо важнее тебя. И ты нужен, Эрик. — Тогда ты сам принял решение. Эрик, я не хочу контролировать людей, заставляя их оставаться рядом. Виски уже почти выпит, и запах алкоголя начинает оккупировать пространство. Эрик никогда бы не признался, но ему больше нравилось, когда сонливыми вечерами здесь царил тёплый аромат чая с мелиссой. Это был запах Чарльза, запах, который Эрик жаждал услышать каждый день этой войны. — Представляешь, какого это — всю жизнь понимать, что ты способен одной мыслью захватить мозг и заставить их сделать все, что угодно? Но у всех должно быть право выбора, Эрик. В этом был весь Чарльз. Он казался таким наивным, но между тем Леншерр уважал его за то, что не терпел в других. Магнето поражала та принципиальность, и она восхищала бы ещё больше, будь Чарльз на его стороне все эти годы. — Не представляю. — Да уж. Если бы ты обладал моими способностями, исход всего мог быть гораздо хуже. Интересно, ты бы воспользовался шансом остановить меня? Ты ведь тот ещё собственник, — Чарльз слабо улыбнулся. С этим даже Эрику было сложно было поспорить. Простая фраза, что была услышана то ли от очередной знакомой на одну ночь, то ли из одного из немногих фильмов, просмотренных им, засела в память и будто вросла в подкорку мозга. «Если действительно любишь — дай свободу». А единственное, во что он верил наравне с идеями о благе для своего народа, были чувства к Чарльзу. Он отчаянно хотел верить, что любил. Ночь стала плавно переходить в раннее утро — было около четырёх часов. Он не хотел уходить. Часы с Чарльзом всегда проходили быстрее, чем с кем бы то ни было другим. Быстрее, чем хотелось. И Эрик был на сто процентов уверен, что тот видел его сомнения. Даже не читая мысли — это было не обязательно — для Чарльза все было написано у Эрика на лице. Не хотелось слов. Хотелось встать с кашемирового кресла, дотронуться до шелковой кожи, снова ощутить это потрясающее чувство единения, накрывающее похлеще самого смертоносного цунами. Эрик всегда был человеком действия, а Чарльз всегда видел истинные желания людей. И сейчас они оба изнывали от порыва разбить ледяной покров, застывший на почве всех событий и испытаний, сквозь которые они прошли. Прошли вместе. Они встали на удивление синхронно, и последнее, что заметил Эрик, было блеском в глазах Чарльза. Так они светились каждой ночью, когда сильные руки Магнето оглаживали плечи, когда в легких не хватало кислорода от поцелуев, а сердце работало на пределе, и кровь стучала в висках. Поцелуй был странным — будто отражением самого Магнето, с толикой напористости и одновременно бесконечной нежности. И снова было плевать на стремительно заканчивающийся кислород, будто он передавался вместе с чувственностью поцелуев и прикосновений. Для Эрика все снова стало таким чуждым и далеким, все, кроме Чарльза. Телепат улыбнулся сквозь поцелуй, и в сознании Эрика отчетливо прозвучала фраза, которую он бы пожелал оставить в памяти навсегда. «Добро пожаловать домой, друг мой»