Его омега

- Марстон! - услышав свою фамилию, Джон, занимающийся рубкой дров, поднимает голову и единственное, что он успевает заметить — это быстро двигающийся в его сторону Артур. Который в следующую же секунду оказывается рядом, хватает Джона за рукав куртки и тащит к ближайшему дереву, в которое и впечатывает его спиной. - Ты вообще думаешь своей тупой головой? - Артур говорит сквозь зубы, и звучит довольно грозно, но Джон настолько удивлен этим внезапным «нападением», что не реагирует ни на то, что говорит Артур, ни на то, как он это делает. Даже ни на то, что Морган сейчас практически всем своим весом прижимает Джона к дереву. Лагерь заинтересованно замолкает, но, то ли боясь неожиданного гнева Артура, то ли из уважения, не смотрят в открытую. Справившись с обескураженностью, Джон с силой отталкивает от себя Артура, отчего тот по инерции отступает на пару шагов. Что в этот раз взбесило в нем старшего мужчину, Марстон не знает, поэтому он озадаченно хмурится и вопросительно смотрит на Артура. Он закатывает глаза, снова сокращает дистанцию между ними, из-за чего, инстинктивно, Джону хочется отступить назад, но он упрямо стоит на месте и с вызовом смотрит в ответ. - Только не говори, что ты забыл про травы. И Джон хочет ответить, что нет, черт, конечно он не забыл, но успевает задуматься об этом и осознание не приносит ничего хорошего. Потому что — да, забыл. В свое оправдание он мог бы сказать, что последние пару месяцев были ужасны, полны событий и настолько быстротечны, что Джон просто забыл, что уже была середина третьего месяца и скоро его течка должна будет дать о себе знать. Вернее сказать, что уже дала, только для него это, видимо, прошло незаметнее, чем для других. - Я что-нибудь сделаю с этим, - говорит Джон, хотя нихрена он не представляет, что делать с этим сейчас, когда последний шанс был упущен, и уже собирается уходить. Но Артур не дает ему сделать и шага, снова хватает за рукав, заставляя остаться на месте. - Уже поздно, и ты это тоже понимаешь, - Морган отрицательно качает головой. - И тебе нельзя оставаться в лагере, не сейчас. - Что, почему? Артур вздыхает так, словно ему приходится не только говорить о самых элементарных вещах, но еще и объяснять их. - Потому что ты свободная омега на грани течки, Джон. А в банде, если ты не заметил, три альфы, которых омега сможет ввести в гон, даже ты должен это понимать. Черт, да твой запах можно ощутить чуть ли не на границе лагеря. - Я не свободная омега, - Джон практически огрызается, словно его задевают слова Артура. - И я бы смог постоять за себя, - на самом деле, он в этом не то чтобы не уверен, но при столкновении альфы в гоне едва ли победа была бы на его стороне, и Морган тоже это понимает. - Не смог бы, а я не могу вечно оставаться в лагере только из-за того, что тебе не хватает ума следить за собой, - говорит Артур, никак не комментируя первую фразу Марстона. Джон игнорирует последние слова, складывает руки на груди и смотрит на спокойную водную гладь. Боковым зрением он замечает, что Артур еще несколько секунд стоит рядом, а потом уходит в сторону палаток. Он сейчас не сильно заботит Джона, который размышляет, что делать с этой проблемой. Оставаться в лагере действительно не лучшая идея, он не может вечно сидеть, ничего не делая и не выходя за пределы стоянки, чтобы обезопасить себя количеством людей вокруг. Уехать куда-то на неделю? Джон даже не думает об этом, он давно не пропускал время приема трав и не знает, как организм может отреагировать на такую «свободу», и неизвестно, чем это может обернуться и каких проблем добавить. Вариант с салуном или отелем тоже приходится отбросить. Во-первых, у него не так много средств, чтобы снимать комнату в течение такого срока. Во-вторых, вряд ли там будет безопасно для омеги в его положении. Когда Артур возвращается, Джон по-прежнему занят не приводящими ни к чему рассуждениями. Он кидает в руки Джона походный мешок, заполненный, как тот успевает заметить, его же вещами. - Мы уезжаем, - поясняет Артур прежде, чем Марстон успевает хоть что-то спросить, и слова немало удивляют омегу. - Мы? Куда? - возмущенно спрашивает Джон, но, вопреки своему тону, следует за идущим к коновязи Морганом. - Есть одно место, - неопределенно отвечает старший мужчина только на один из вопросов. Джон понимает настроение Артура и что тот настроен не очень дружелюбно, распознать из-за чего это происходит — из-за того, что Артур вынужден с ним возиться и ему не приносит это никакого удовольствия или из-за того, что тот обеспокоен из-за глупой забывчивости омеги ( Джону, если бы он был честен с собой, хотелось верить во вторую причину) — он не может, да и спрашивать не будет, поэтому молча делает то, что говорит Морган. Седлает коня, крепя на задней части седла свои вещи, распихивает по седельным сумкам немного припасов, проверяет на всякий случай свою винтовку, пока Артур отходит переговорить о чем-то с Датчем. Поглаживая Старика по игреневой шее, Джон рассеяно осматривает лагерь и случайно задерживает взгляд на стоящих в тени дерева Билле и Мике. Не то чтобы те заостряли на нем свое внимание, но Марстон замечает, каким скользким взглядом бегло оглядывает его Белл, и от этого хочется поежиться. Кажется, теперь Джон особенно сильно понимает про какие проблемы говорил Артур. По большей части почти вся банда была для него в какой-то степени семьей, и Джон в последнюю очередь ждал бы опасности именно с этой стороны. И, возможно, ему стоит сказать спасибо Артуру за его осмотрительность или мнительность. Объяснившись с Датчем, Артур возвращается к ждущему Джону, запрыгивает на свою лошадь, и так же молчаливо направляет ее рысцой в сторону леса. Марстону не остается ничего, кроме как последовать за ним. ** Сколько они уже проехали, Джон не знал, откровенно говоря — он не следил ни за местностью, не обращал внимания и на время, занятый сначала своими мыслями, а потом попытками не уснуть. Последние полчаса их неспешного пути он практически дремал, покачиваясь в седле, и надеялся не уснуть, чтобы позорно не упасть с коня. Джон знал, что такое состояние всегда охватывало его в преддверии течки, если не употребить отвар из смеси некоторых трав, и сейчас его это понемногу раздражало. Свое состояние, своя же забывчивость. А еще, почему-то, молчаливо едущий впереди Артур. Он не проронил ни слова с тех пор, как они выехали из лагеря, и эта тишина не сказать, чтобы задевала Джона, но как-то угнетала. Впрочем, сам Марстон эту ситуацию исправлять не стремился, тоже молчал и лишь смотрел в спину Артура. Джон только надеялся, что ехать — куда бы они ни держали путь — осталось не так уж долго. К его счастью, еще даже не окончательно стемнело, как они добрались до спрятанной в глубине леса хижины, которая, очевидно, и была их финальным пунктом. Артур, вручив Джону все их вещи, сразу же отправляет того внутрь, а сам остается снаружи, расседлывая их лошадей. Оказавшись внутри, Джон не без удивления замечает, что неприглядный и заброшенный снаружи дом, изнутри практически полностью чистый, обставлен мебелью, кое-какими припасами, на полках тут и там валяются коробки с патронами. Да и в целом, отмечает про себя Джон, конспиративное жилище Артура выглядит куда лучше палаток в лагере, в котором они проводят большую часть своей жизни. Хозяин дома не появляется слишком долго и Джон, успев расставить на полках привезенную с собой еду, забросить мешок с вещами в дальний угол и просто потоптаться на месте, решает осмотреть дом. В нем всего две комнаты, одна из которых смеженная с прихожей кухня, выглядящая наиболее заброшенной, а вторая — в которой и оставил вещи Джон — представляет из себя одновременно и спальную, и гостиную, где стоят кровать и стол, которому, видимо, не нашлось места на кухне. Марстон, ведомый интересом и устоявшимися привычками, осматривает шкафчики сначала на кухне, а потом и в «гостиной», смотрит на разбросанные на столе разнокалиберные патроны и пустые пачки сигарет. Попутно Джон поджигает подсвечники при помощи спичек, всегда лежащих в кармане. Нахмурившись, он поднимает со стула какую-то скомканную тряпку, которая оказывается окровавленной, некогда светло-серой рубашкой, и потом кладет на место. Ничего стоящего внимания в комнатах больше не обнаруживается, поэтому Джон, сняв куртку и бросив ее на тот же стул, садится на удивительно аккуратно заправленную кровать. Минут через десять открывается входная дверь, впуская внутрь дома Артура. - Я принес воды, - и в доказательство своих слов, он опускает на пол полностью заполненное ведро, вода в котором чуть выплескивается за край. - Еды на сегодня хватит, а на охоту отправлюсь завтра. - Можем пойти вместе, - предлагает Джон. - Это плохая идея, - со сталью в голосе отвечает Артур. Джону хочется возразить, но когда он поднимает взгляд на Артура, то видит то самое не терпящее возражений выражение. Поэтому Джон безразлично пожимает плечами и тихо произносит «как скажешь». Будь они в других обстоятельствах — или, лучше сказать, будь они другими людьми — Джону бы непременно льстила такая забота со стороны альфы. Но он знал, что это было не проявлением заботы, хотя где-то в глубине души ему хотелось бы на это надеяться, а очередное «смотри, Джон Марстон, ты опять налажал, а я вынужден с этим разбираться» со стороны Артура. О, Артур очень часто это говорил. Особо не задумываясь, Джон мог бы вспомнить довольно много случаев такой реакции со стороны Моргана. Когда они украли овец, которых перегоняли в Валентайн, и организаторы аукциона содрали с них 18% за молчание со своей стороны. Впрочем, Джон хотя бы сбил до этих 18%, ведь изначально организаторы пытались выбить все 50%. Другое дело, что они так и не получили своих денег из-за заварушки с законниками. Случай на охоте, произошедший пару недель назад, когда на Джона выбежал вепрь, коего он пытался застрелить, чем спугнул выслеживаемого вапити. В лагерь они вернулись без добычи и на следующий день Артур поехал с Чарльзом. Или история с волками, которую Артур припоминает при любом удобном случае. Перечислить все подобные моменты будет сложно, но Джон отчетливо помнит, когда это началось. Первый раз нечто подобное Артур сказал ему, когда Джон только вернулся обратно к «парням Датча». Они тогда подрались почти сразу же, Марстон и сказать-то ничего не успел, и разнимали их Хавьер с Хозией. Вырвавшись из хватки мексиканца, Артур сплюнул кровавую слюну и посмотрел на Джона таким взглядом, что, ну, за все годы их знакомства, омега ни разу не видел такого гнева в его зелено-голубых глазах. «Если ты вернулся, чтобы все снова испортить, то можешь тут не задерживаться» - это были первые и последние слова Моргана на протяжении следующих месяцев. С тех пор отношения между ними изменились в лучшую сторону, но при малейшем проколе со стороны Джона, Артур готов был припомнить ему все. И, что бы сам Джон ни делал, он вечно влипал в крупные и не очень неприятности, как, например и сейчас. И все это сильно раздражало его, в конце концов — Артур ничем ему обязан не был, особенно играть роль его няньки. - Ну, спасибо, наверное. Я могу и сам позаботиться о себе, тебе не обязательно оставаться тут, - озвучил свои мысли Марстон. Артур заинтересованно покосился на Джона, который все так же сидит на кровати, положив руки на колени и склонив голову, разглядывая то ли пол, то ли потертые мысы сапог. Он не видит выражения лица омеги, но очень реалистично представляет его сердитый излом бровей и поджатые губы. Джон раздражен и недоволен, Артур прекрасно понимает это, как и то, что одной из причин этого недовольства — он сам, вернее, его поведение. Но Морган не может ничего с этим поделать. Возможно, днем, как и сейчас, он был чересчур резок, но у Артура не получается вести себя иначе. Показывать в открытую свою заботу он не может, поэтому проявляет ее так, как умеет — грубо, с подначками, чтобы скрыть за этом запрятанную слишком глубокого нежность. Однако сейчас, при виде такого Джона, от чего-то кажущегося еще моложе своего возраста, Артуру хочется если не извиниться за свою грубость, то быть более мягким с омегой. Поэтому, идя на поводу у минутного порыва, он подходит к кровати и садится рядом с Марстоном, настолько близко к нему, что может чувствовать жар чужого тела через преграду в виде одежды. Джон напряженно выпрямляется, как только кровать прогибается под весом второго мужчины. - Я должен это делать, ты же моя омега, - Артур практически ласково усмехается, краем глаза видит мимолетную улыбку, что появилась и тут же исчезла на губах Джона. - Едва ли ты готов признать это сейчас, - хрипло произносит Джон, на что Артур неопределенно покачивает головой. Потому что действительно был не готов. Еще давно, после возвращения Марстона, они пришли к тому, что больше не могут взаимодействовать как пара, которой они когда-то были. Артуру было тяжело мириться с этим, особенно в начале, хотя он сам предложил такое решение. Видеть рядом омегу, на котором он когда-то оставил собственную метку, и бороться с желанием прикоснуться, идти против инстинктов альфы, было трудно. И как бы Артур не старался это изменить — даже заводил недолгие отношения, которые ни к чему не приводили — он все равно тосковал по Джону. Злился на него, но все равно по-прежнему нуждался в нем. Порой это было просто невыносимо: когда, например, они с Хавьером поехали разыскивать Джона в метель. Что бы Артур не говорил, он волновался, надеялся на везение Джона — которое порой и играло с ним злые шутки - и тогда, уже на горе, расслышав крик зовущего на помощь Марстона, он первым пошел на его голос. И Артур помнил, какой гнев испытал, когда увидел Джона, схваченного людьми Корнуолла, а после гнева пришел страх — если бы он выхватил револьвер секундой позже, если бы вдруг промахнулся, если бы Джон среагировал не сразу, и еще много таких «если бы». После всего пережитого за последние месяцы, Морган, сколь бы не пытался он это отрицать и противостоять этому, вновь все сильнее сближался с Джоном. Который, казалось, тоже не был против этого, хотя ровным счетом не сделал ничего, чтобы возродить — или хотя бы попытаться сделать это — былые отношения с альфой. Сделай он первый шаг, и Артур, будем честными, больше не смог бы противиться этому. Даже несмотря на уже застоявшуюся злость и обиду, которые лишь стали меньше, но не прошли окончательно. Но сегодня, когда по возвращению в лагерь, Артур почувствовал знакомый запах, и когда, еще не успев осознать происходящего, увидел красноречивые взгляды Мики и Билла, направленные на Джона, собственническая злость охватила его. Он был готов бросить вызов каждому, кто попытался хотя бы прикоснуться к его омеге. И кто бы знал, чем бы все вообще закончилось, возвратись Морган позднее или будь другие альфы менее разумными, чтобы предпринять какие-то действия в лагере. Хладнокровие и самообладание так же не позволили Артуру натворить лишнего, поэтому он пришел к лучшему варианту — увез Джона подальше, в безопасность от остальных, но в ловушку для них обоих. В ловушку, в которую он так глупо угодил в этот момент. Прямо сейчас Артур понимал, что если не при нынешних обстоятельствах, то никогда после ни один из них не пойдет навстречу другому. Именно поэтому он, вопреки своим убеждениям, и сидит так близко, и решительно, отбросив сомнения — его сердце в этот момент бьется так, словно готово пробить преграду из ребер — прикасается к шее вздрогнувшего Джона. Кожа под огрубевшими от труда пальцами горячая, под подушечками чувствуется рельефный след от метки, оставленной семь лет назад. Марстон напряжен, он, кажется, даже дышит через раз, когда пальцы Артура обводят по кругу след от его же зубов, и ведут дальше, вдоль кривых и глубоких, оставшихся от волчьих клыков, рубцов. Они уродливы и притягивают внимание, Джон прекрасно знает это, и ждет, что Артур, как и всегда, что-нибудь скажет на этот счет. И дожидается. Но совершенно иного. Неожиданно Артур придвигается ближе, утыкаясь носом в шею, прямо к чувствительной точке на коже, где особенно сильно концентрируется запах омеги. Насыщенный аромат хвои со сладковатым цветочным оттенком. Не встретив сопротивления, Артур чуть отодвигается, но лишь для того, чтобы наклонить для удобства голову и оставить на шее Джона несколько мягких поцелуев — аккурат под укусом, под линией челюсти, на границе со шрамами, где щетина неприятно колет губы, но едва ли на это стоит обращать внимание. - Я бы хотел, чтобы ты снова считал меня своим альфой, - шепчет Артур, он так близко, что, когда говорит, касается губами щеки Джона, но отодвигается, стоит Джону повернуться в его сторону. - Ты всегда был им, я не отрекался от тебя, - хмыкает Джон, потому что, в отличии от Артура, он действительно не искал других отношений. Как бы глупо это не звучало, но он не пытался заменить кем-то Моргана, даже ради удовлетворения потребностей организма во время течки, с этим отлично справлялись травы после того, как Артур отказался от него. - Это сложно, Джон, мне сложно вновь принять тебя, - когда Артур говорит это, Джон видит в его глазах давнишнюю, так и не нашедшую выхода печаль. В ее появлении виноват сам Джон и вряд ли хоть когда-нибудь ему удастся искупить свою вину. Да и не верит он, что что-то сможет исправить ту утрату. Может, через годы, расположение Артура полностью вернется к нему, но забыть не сможет ни один из них. Ответить Джону нечего, вряд ли Морган ждет слов, поэтому он только доверительно откидывает голову, подставляя незащищенную ничем шею. Сразу же приходят воспоминания, как давно, чуть ли не в другой жизни, он точно так же первый раз подставлял горло под укус альфы, как зубы вспарывали нежную кожу, навсегда запечатлев на ней след. Второй метки не оставить, как бы этого не хотелось, и Артур может довольствоваться только временными отметинами. Он с наслаждением засасывает кожу шеи, которая тут же расцветает темными пятнами, отгибает воротник рубашки, чтобы получить еще больше доступа. Джон на эти действия тихо стонет, сжимая одной рукой плечо Артура, а пальцы второй вплетая в короткие светлые волосы старшего мужчины, прижимая к себе сильнее. Слишком давно никто не касался его так, слишком давно Джон не испытывал ничего похожего, возбуждение моментально охватывает его. Даже простых действий Артура кажется слишком много, а вступающая в свои права течка распаливает организм еще больше, за короткий срок превращая всего Джона в сплошной сгусток удовольствия. Он теряется в этом ощущении, тонет, как в горячем и густом потоке, уносящем его куда-то далеко, и нет ни сил, ни желания даже пытаться выбраться из него. И когда Джон более-менее приходит в себя, снова контролирует свой разум, то обнаруживает, что сидит на коленях Артура, который, в свою очередь, продолжает оставлять то поцелуи, то укусы на шее и ключицах омеги. Рубашка Марстона к тому моменту уже полностью расстегнута и свободно висит на плечах, а широкие, чуть прохладные ладони Артура оглаживают его по вздымающимся бокам от ребер и вниз, к кромке брюк. Джон отклоняется назад, смущенно улыбается на блеснувший непониманием взгляд Артура, и вновь склоняется вперед. Артур понимает его намерения и сам поддается навстречу. Их первый за последние годы поцелуй выходит немного несуразным — они сталкиваются носами, на что Морган фыркает и посмеивается, и прежде, чем Джон успевает отреагировать — а чувствует он себя в этот момент почему-то очень глупо — правильно наклоняет голову вбок и целует его. Альфа мягко посасывает его верхнюю губу, проводит по ней языком, чувствуя у правого уголка неровную шероховатость от шрама. Джон практически постанывает от удовольствия, когда поцелуй углубляется и чужой язык проникает в его рот, проходится по его собственному, по внутренней поверхности щек, и, напоследок, по нижней губе. Недовольный тем, что поцелуй прервался, Джон тянется вперед, чуть агрессивно захватывает чужие губы, прикусывает, ведет в поцелуе, что Артур, на удивление спокойно, ему позволяет. Только ладони с боков опускает на бедра и сжимает крепче. Воздуха начинает не хватать настолько, что у Артура где-то в висках с бешеным ритмом начинает стучать кровь, и он снова первым отрывается от губ Джона, который так же жадно начинает хватать воздух покрасневшими и вспухшими губами. Артур, все еще пытающийся отдышаться, разочарованно вздыхает, когда Марстон поднимается с него, начав раздеваться. Он скидывает свою светлую рубашку на не самый чистый пол, расстегивает пояс кобуры, которая со звоном падает вниз. Артур нагоняет его, когда омега возится с пуговицей на брюках, сбрасывает жилет и, не став суетиться из-за многочисленных пуговиц, стягивает рубашку прямо через голову. Возможно, он даже слышит, как от нее отрывается пара пуговиц, а может, это лишь плод его воображения. Когда Артур избавляется от последнего предмета одежды и выпрямляется, то пораженно замирает, уставившись на Джона. Тот всегда был красив в представлении Артура, но с тех пор, когда он последний раз видел его обнаженным, прошло много времени, и Джон с тех пор несильно, но изменился. Он никогда не был, да и вряд ли будет, настолько массивным, каким был Артур, но у него было красивое телосложение — ни грамма лишнего жира, а сухой рельеф мышц обтягивала бледная кожа. Раньше, лет шесть назад, Джон был более худощавым и словно хрупким на вид, какими и привыкли видеть мужчин-омег, и произошедшие с ним изменения были по вкусу Артуру. В меру широкие плечи, грудная клетка с редкой порослью темных волос, очерченные мышцы пресса, более узкие талия и бедра, свойственные омегам. Светлую кожу покрывали старые и новые шрамы: несколько длинных и узких борозд на правой руке у плеча и предплечья, оставленные, как думал Морган, все теми же волками; след от огнестрела на левом плече; глубокий с виду рубец от левой ключицы идущий к грудине, о происхождении которого он ничего не знал; и знакомый Артуру шрам справа на животе, полученный несколько лет назад, который он сам помогал перебинтовывать. Джон ловит себя на мысли, что невольно красуется перед взглядом альфы, стараясь показать себя с более выгодной стороны, и берет себя в руки, переминается с ноги на ногу, и приближается к Артуру, который с готовностью прижимает его к себе. Они стоят так пару мгновений, окутанные теплом друг друга, после чего Джон, огладив крепкие мускулистые плечи Артура, толкает его на кровать. Вскрикнув от неожиданности, Артур, не успев возмутиться, довольно стонет, потому что его бедра сразу же седлает Джон. Омежий инстинкт подставиться под волю альфы вступает в противостояние с джоновым врожденным упрямством — ему и хочется наслаждаться тем, как властно и собственнически лежат чужие ладони на его бедрах, удерживают его на себе, и хочется самому удерживать альфу под собой, делая все по-своему. Поэтому они возятся в постели, сбрасывая с нее покрывало на пол, попеременно целуются и кусаются, и Джону даже удается держать первенство на какое-то время. Лежащий на спине Артур, откровенно говоря, не особо-то и сопротивляется чужому напору, потому что в этот момент Марстон представляет из себя чертовски красивое зрелище. Он с явным напряжением — это видно по бугрящимся под кожей мышцами рук — удерживает руки Артура над головой и самозабвенно выцеловывает его шею, периодически поднимаясь к губам и оставляя на них быстрые, нелепые поцелуи, просто мазки, после которых вновь спускается к шее и ключицам. Но его терпение не вечно, особенно остро это осознание приходит, когда Джон, в очередной раз сдвинувшись всем телом ниже, задевает твердый от прилившей крови член, из-за чего тело Артура пробивает дрожь. Все разномастные ощущения, что он испытывал до этого, превращаются в одно — прожигающее изнутри возбуждение. - Джон, - зовет он низким, тягучим голосом. Джон отрывается от его шеи и смотрит затуманенным, но осознанным взглядом, хватка на руках Моргана ослабевает. Его темные волосы разметались в разные стороны, а по виску стекает капля пота, и Артур с нежностью отводит падающие на лицо пряди, после чего кладет ладонь на щетинистую щеку. Под пальцами чувствуются глубокие борозды шрамов, когда Джон, притираясь к ладони, чуть склоняет голову и тычется носом в запястье, в точку, где запах альфы сейчас особенно силен. Запах пороха, дыма и металла. Джон трогательно ластится, трется щекой об это место, чтобы оставить на себе как можно больше чужого запаха, чтобы он покрывал его, как свой собственный, чтобы ни у кого больше не возникло мыслей, что он свободная, пусть и помеченная альфой, омега. Несмотря на то, что Артуру хочется продлить этот момент, возбуждение становится слишком болезненным, чтобы тратить время на нежности сейчас. Он лишь надеется, что у них еще будет шанс на подобное. - Джон, - вновь произносит Артур, и, добившись чужого внимания, продолжает. - После течки ты обязательно примешь травы, - несмотря на внутреннюю дрожь, его голос спокоен, как и всегда. И, дождавшись согласного кивка со стороны Джона, Артур наконец отпускает себя. Все, что происходит после, остаётся в его памяти яркими, полными насыщенными эмоциями, вспышками. В следующую секунду он обхватывает Джона за плечи, укладывая того на себя, втягивая в жаркий и влажный поцелуй, словно он пытается нагнать все упущенные годы. Прерываются они лишь для того, чтобы сделать несколько вдохов, хватают воздух, будто выброшенные на берег рыбы, практически не отрываясь от чужих губ. Тем временем руки Артура уже вовсю исследуют и так знакомое тело. Правой он ведёт вдоль бока и вниз, по тазобедренной косточке и по бедру, уже представляя, как в скором времени он будет сжимать их, оставляя и там временные метки, которые все равно никто не увидит. Левой же оглаживает поджарую задницу, мнет, сжимает и оттягивает ягодицы, кончики пальцев становятся влажными от выделяющейся смазки. Артур чувствует напряженную дрожь чужих мышц, когда сперва проводит ребром ладони по ложбинке, обводит чувствительную дырку, и, наконец, на пробу вводит палец. Упругие и гладкие на ощупь внутренние стенки тут же сжимаются, поначалу отторгая даже такое вторжение. Джон моментально вытягивается, как перетянутая тетива, тяжело дышит рядом с ухом, опаляя его жарким дыханием. Артур успокаивающе гладит свободной рукой по вздымающимся ребрам, целует в висок. Заложенные веками эволюции инстинкты настойчиво твердят ему сообщить, какая хорошая омега ему досталась, красивая, сильная, что он прекрасно справляется и выдержит все, что готов дать его альфа, но Артур ещё в состоянии контролировать свой разум, поэтому не идёт на поводу застилающего разум возбуждения. Вряд ли Джон оценит сказанное и будет при этом смотреть так, что уже Артур почувствует себя невероятным идиотом. Поэтому он молчит, стараясь прикосновениями расслабить тело в своих руках. Но, тем не менее, осознание того, что Джон не подпускал к себе никого, приводил Артура в восторг. «Преданный идиот», думает он с необъяснимой нежностью. Проходит пара минут, прежде чем Джон окончательно расслабляется и начинает двигать бедрами в такт с незамысловатыми движениями Моргана. От стимуляции естественной смазки становится больше, и комнату, помимо прерывистого дыхания альфы и срывающегося на стоны Джона, наполняют влажные, хлюпающие звуки, когда Артур добавляет второй палец, вводя сразу до костяшек. В этот раз Марстон не зажимается, в первую секунду движется в другую сторону, но потом сам же насаживается на чужие пальцы. Стонет сладостно, выгибается в пояснице, выставляя задницу вверх, самостоятельно ища лучший угол проникновения. И из-за этого Артуру хочется довести его до оргазма прям так, не прикасаясь, трахая только пальцами, не давая Джону касаться себя . У него бы получилось, процесс затянулся, превращаясь в сладкую муку, Джон бы не просил его о большем – он упрямо продолжал наслаждаться такой пыткой, следуя правилам, желая угодить своему альфе. После Артур обязательно дал бы ему время передохнуть, прийти в себя после первого оргазма, чтобы он заново мог испытать все это, и даже больше, пока Морган будет втрахивать его в матрас. Или, возможно, он бы взял его сразу же, ещё не пришедшего в себя, разнеженного, расслабленного и чуточку сонного. Но время для этого будет позже, у них впереди несколько дней. А сейчас Артур жёстче двигает ладонью, широко разводит пальцы, растягивая ставшие податливыми мышцы, подготавливая под себя. - Давай же, здоровяк, - хрипло тянет Джон, называя его приевшейся в лагере кличкой, и заводит руку назад, обхватывает старшего мужчину за запястье, вытаскивая из себя чужие пальцы, за которыми тянутся ниточки смазки. Джон не до конца раскрыт, и двух пальцев мало, чтобы подготовить под толстый член альфы, не говоря уже и про узел. И Джон, безусловно, это осознает, но, вопреки здравому смыслу, призывно обхватывает Артура за сочащийся предэякулятом член. Это полностью рушит остатки самоконтроля. С рычанием, Артур переворачивает их. Оказавшись сверху, он встаёт на колени, разводит стройные ноги омеги в стороны и, обхватив того под бёдрами, тянет на себя. В памяти навсегда останется воспоминание о таком Джоне: тусклого освещения хватает, чтобы разглядеть его покрасневшее, покрытое испариной лицо, подрагивающие тёмные ресницы, тёмные, полные страсти и желания глаза, приоткрытые губы. Артур думает, что он влюблен. Черт, он, кажется, всегда любил этого парня. Ещё мальчишкой, который следовал за ним по пятам и которому, видит Бог, Артур пытался подавать пример, заботиться о нем, воспитывать не как Датч или Хозия, а по-своему. Когда Джон стал старше, превратившись в порывистого, смелого, не умеющего держать язык за зубами, юношу, которому иногда хотелось то ли в зубы дать, то ли потрепать по макушке. Артур уже был влюблен – в каком-то неправильном, как и вся их жизнь, понятии – когда, будучи не очень трезвым – они отмечали успешное дело – взболтнул Джону, что тот привлекает его, как омега. Марстон не разговаривал с ним сутки, в течение которых Артур мучился от похмелья – пить он никогда не умел – и неожиданно проявившего себя стыда. Это было естественно, он альфа, рядом с которым была свободная омега, это было обосновано их природой. Но, тем не менее, он чувствовал себя неправильно, хотя бы из-за того, что Джон рос практически под его присмотром и это смущало, как и то, что ему было всего 18. На следующий день Джон пришёл сам, прижал Артура – более сильного, взрослого Артура – к двери и попросил повязать себя. Морган не знал, что ему тогда делать, просто стоял и смотрел в тёмно-серые, с синевой, решительные глаза напротив. Проклятье, он так любил его уже тогда. А потом, спустя год, Джон ушёл, разбив его сердце, и даже после этого Артура не оставляло это чувство, которое он усиленно глушил следующие полтора года, а после с ненавистью выплескивал на вернувшегося Марстона. Он любит его на протяжении всех этих чёртовых 14 лет. Мягко, яростно, ненавистно, так ярко и спокойно одновременно. Артур думает, что он влюбился заново. В сломленного, как и все они, запачканного чужой кровью, человека, за душой которого едва ли меньше грехов, чем за его собственной. Который сейчас так трогательно прикрывает глаза, едва ощутимо выгибается, и зовёт его по имени своим низким и хриплым голосом. Волна возбуждения проносится по всему телу Артура, концентрируясь в болезненно пульсирующем члене. Он готов спустить позорно быстро, словно подросток, если сейчас же не продолжит. Артур подхватывает одной рукой Джона под пояс, а второй для удобства обхватывает свой член, направляя внутрь тела омеги. Замирает буквально на секунду, когда прижимается головкой члена к кольцу мышц, и толкается вперёд, преодолевая сопротивление. Войдя едва ли наполовину, Артур замирает, внутренние мышцы охватывают член так, что становится практически больно. Джон под ним вскрикивает, вжимая пальцы в плечи мужчины с такой силой, что синяки будут приходить не одну неделю. - Чёртов придурок, - стонет сквозь стиснутые зубы Артур. Конечно, Джон не был подготовлен, даже смазки из-за самого начала течки едва хватало, чтобы вставлять не на сухую, но каким же упрямым ослом он был! Чужие колени с силой вжимаются в бока, удерживая на месте. Артур бросает озабоченный взгляд на Джона. Его голова запрокинута, на лице гримаса боли, брови сведены к переносице, а нижняя губа закушена с такой силой, что Артур может видеть выступившие капли крови. Он, конечно, может расцепить хватку Марстона, выйти из него, дать время передохнуть, подготовить заново, пока он не будет уверен в том, что все сделал правильно, но то, как яростно Джон вцепился в него, не желая отпускать… И Артур покорно вздыхает, опускается вниз, расставив локти по обе стороны от чужой головы и прижимается своим лбом к горячему, практически огненному лбу Джона. Он обхватывает его возбужденный член, зажатый меж их телами, сжимает в кулаке, водит ладонью в неспешном темпе. Плавные, приятные движение, отвлекающие от боли. Обводит большим пальцем тёмную головку, чуть крепче сжимает прямо под ней, от чего Джон немного выгибается навстречу, и Артур вновь целует его в висок, прокладывает дорожку из поцелуев к уху, обхватывает губами мочку. Марстон стонет, но в его голосе нет боли, выдыхает прерывистое «Черт». На удивление, собственное возбуждение не спадает даже после этого перерыва, мышцы бёдер напряжены, в животе все туже скручивается спираль, а яйца болезненно поджимаются. И когда Джон, наконец, вновь движется ему навстречу, Моргану приходится сдерживать себя, чтобы не толкнуться дальше, в восхитительно горячую и по-прежнему узкую дырку. Наоборот, вместо этого он сдвигается назад, пока внутри не остаётся только головка, приподнимается на руках, и медленными, осторожными толчками загоняет себя глубже. Сопротивления мышц больше нет, и вскоре Артур набирает темп, покачиваясь сильнее, а Джон обхватывает его ногами за пояс, давя на крестец, вынуждая толкаться ещё глубже, дальше. Комната вновь наполняется стонами и равными выдохами, шлепками бёдер о ягодицы и хлюпаньем смазки. Движения Артура становятся более резкие, хаотичные, он полностью выпрямляется, сжимает бедра Джона, натягивая его на себя под ритм движение, входит до основная. Под таким идеальным углом член каждый раз проезжается по чувствительной точке внутри, раз за разом тараня простату. Джон прячет лицо в сгибе локтя, продолжает закусывать губы и как-то совсем отчаянно цепляется за своего альфу. Кончает он, когда Артур немного меняет позу, подхватывая омегу под коленом и сгибает ногу, прижимая к груди, а сам снова наваливается сверху. По бедрам Джона проходит дрожь, он выгибается, вжимаясь в старшего мужчину, с такой силой обхватывая его предплечье, что Морган шипит от не самых приятных ощущений. Вязкая белая сперма каплями оседает на их животах. Артур склоняется ниже, мягко целует вздрагивающего Джона, успокаивающе гладить по все ещё дрожащим бедрам. Темп его толчков становится более плавным, несмотря на то, что хочется скорейшей разрядки, а узел начинает формироваться у основания члена. Но он ждёт, когда Джон придёт в себя, когда посторгазменная нега отступит, и шепчет в процессе какую-то абсолютно бессмысленную чушь, которую омега и не слышит-то толком. Ведётся только на сам голос Артура и доверчиво, трогательно жмётся, заново обретая связь с реальностью. После испытанного оргазма, тело становится более чувствительным, и Джон особенно остро реагирует на сдержанны толчки, ощущая, как к растянутому входу прижимается узел. Джон приподнимается на ослабевших руках, впивается в губы Артура поцелуем как раз в тот момент, когда тот начинает проталкиваться в него по самое основание, растягивая нежные мышцы ещё сильнее. Разорвав поцелуй, Джон утыкается Артуру в шею, надорвано стонет во влажную кожу, когда узел полностью оказывается в нем, скрепляя их друг с другом на какое-то время. Чувствует, как его заполняет горячая сперма, и, наконец, окончательно расслабленно выдыхает. Джон уже практически не ощущает, находясь в полусонном состоянии, как Артур передвигает их. Они, кажется, ложатся на бок, и для удобства он закидывает ногу на бедро Моргана. На периферии сознания лениво появляются разные мысли, на которые Джон ещё успевает реагировать. Как, например, удобно лежать так, прижавшись к груди альфы, быть в его объятиях. Джон не был сентиментальным человеком, и подобные мысли – лишь плод затуманенного течкой разума, что превращала его в более мягкого человека, коим он никогда не был и не будет. Но, тем не менее, хорошо, когда рядом есть такой альфа. Сильный, надёжный, красивый. Артур Морган не был хорошим человеком, он хладнокровный и жестокий убийца, однако у него доброе сердце, о котором знают не все. Джон, определённо, знает это. Чуть ли не с тех пор, как впервые увидел его. Он не был идеальным, Артур не был идеальным, едва ли они хотя бы походили на привычную в понимании многих пару альфы и омеги. Но они могут попробовать ещё раз. Несмотря на то, что сказал сам Джон, он никогда не считал, что Артур по-настоящему отказывался от него. В отличие от него, Артур всегда был рядом, даже когда им сложно было находится в пределах одного лагеря, чтобы в очередной раз не сцепиться. В конце концов, в этом был виноват только Джон и его глупый побег. Он лишь надеялся, что когда-нибудь ему удастся вернуть его расположение и получить второй шанс, которым не будет руководить лишь их привязанность из-за вязки. С этими не очень приятными мыслями и воспоминаниями о собственной ошибке, он проваливается в долгожданный сон. Проходит какое-то время, прежде чем Артур чувствует, что может свободно пошевелиться. Он осторожно, на пробу движется, и его полу-возбуждённый с опавшим узлом член выскальзывает из чужого тела. В этот же момент Джон бубнит что-то сквозь сон, морщит нос и трется щекой о грудь Артура, щекоча кожу щетиной. Артур знает, что сейчас Джона мало что способно разбудить, но, тем не менее, он действует аккуратно, когда просовывает ладонь под внутреннюю сторону бедра, чтобы приподнять ногу, которую Марстон закинул на него. Оказавшись свободным, Артур удовлетворенно стонет, растянувшись на кровати. Всё тело приятно ломит и делать что-либо совершенно не хочется, поэтому он откладывает мысль о том, что неплохо было бы очистить их обоих, на потом, и просто сдвигается на чистую часть постели, попутно ногой спихивая ком покрывала на пол. Стоит ему принять удобную позу и расслабиться, как под бок тут же подкатывается Джон, инстинктивно ища потерянное тепло. Артур, усмехается, когда Джон вновь закидывает на него сначала ногу, а потом перекидывает и руку через грудную клетку. Следующие несколько часов он будет спать, подготавливая организм перед основной волной течки. Артур, чмокнув его в макушку, и прижавшись к ней подбородком, засыпает сам. Со всем остальным они разберутся позже.