Kettenhund

Первый этаж городской ратуши теперь отдан под штаб для сотрудников, которые занимаются общественно-полезными делами всего Нью-Джерси. К слову, это — единственный штат с пока ещё установленным военным положением. Частые сборы армий, ежедневные учения и реформа в системе рангов дают свои плоды — несомненно, в лучшую сторону. Хотя, кому как. Это не совсем тотальный контроль: живешь в чётком ритме, зная свои обязанности и своё место. Последнее, кстати, является решающим фактором в социуме, особенно в военной сфере. Соблюдаешь устав — спокойно живешь как все. Работаешь сверх нормы — находишься на хорошем счету у начальства и получаешь дополнительный процент к жалованью. Доносишь на кого надо и наказываешь кого надо — занимаешь должность, приближенную к фюреру, и получаешь привилегии, недоступные другим штатским. Свобода там, равенство, даже блядство, если вам разрешают. И никто не отказывается от этого, все довольны. Молодой ефрейтор Фишер, а по-старому табелю капрал Фишер, приступает к своей работе ровно в семь часов до полудня. Вид формы — чёрный военный мундир с красной повязкой. Табельное оружие — компактный помповый дробовик. Задания от начальства и прочую бумажную волокиту ему уже принесли нужные люди на стол в его кабинет. Обед в час дня. Дневной патруль близлежащего района с трёх до четырёх, после — отправить рапорт о ситуации на улицах в электронном виде главному секретарю фюрера. Конец рабочего дня в девять тридцать. По календарю сегодня девятое октября, четверг. Через два дня в штаб должны прибыть новобранцы, которых так любезно скинул «за ненадобностью» северный штат Висконсин. Первую перекличку и инструктаж проведёт сам ефрейтор, а остальным займутся рядовые подчинённые. Кстати, о подчинённых. Их было не так много, всё-таки невысокий ранг для раздачи приказов и указаний. Официально — три секретаря и два рядовых в здании ратуши. Подпольно — двадцать два внештатных офицера. Салу нужна была поддержка и вне рабочего места. Но всё в рамках его привилегий, так сказать, «официальное разрешение фюрера» после инцидента. Плюсом к такому щедрому подарку шли унтер-офицер Джонсон и приближённый фюрера мистер Фелпс, которые прибыли в Нью-Джерси вчера перед обедом. Салли выпала возможность пообщаться только с Трэвисом в холле ратуши. От офицера он получил лишь небрежное рукопожатие через перчатку непосредственно в кабинете Фишера. Нежелание подчиняться приказам какого-то ефрейтора слишком заметно, даже замечание о невнимательности во время дневного караула никак не повлияло на его распущенность. Видимо, чувствует ранговое посягательство. Этого ещё не хватало. Терпением Салли никогда не отличался, а этот тип действительно раздражал его. Полдня в обществе Джонсона и пять попыток достать дробовик. Это рекорд. Обычно после второго предупреждения у оппонента уже дымятся дыры в голове от сколотой пули. Но он из роты главного штаба, значит, так делать нельзя. Или можно? Фишер достал личный пропуск с паспортом и двинулся к турникетам у входа в штаб. Сдача документов, металлоискатель, небольшой обыск и косые взгляды охраны на собаку рядом с Салли. Из-за последнего, кстати, они нервничают и задают неуместные вопросы. Судя по всему, нарочно тянут время. — Мне не нужно разрешение на животное в штабе. Живо пропускайте. Тихий рык добермана и явная нетерпимость в голосе ефрейтора сделали своё дело. Ему быстро возвращают его вещи и открывают дверь. И он чувствует затылком эти боязливые взгляды вслед. В холле Фишер тут же обращает на себя внимание всех присутствующих. Несколько рядовых в ужасе расступаются перед начальником, а остальные штатские просто замерли на месте как вкопанные. Ах, точно! Салли совсем забыл, что на поводке у него бойцовский пёс, который по приказу может наброситься на кого угодно, стоит лишь показать пальцем на несчастного. Похожая псина когда-то бросилась и на него самого, но он уже давно не в обиде. Ту бешеную суку пристрелили на месте, прямо в кабинете фюрера. Салливан поправляет ошейник на шее у собаки, отчего та высовывает язык, и неспешно идёт к своему кабинету. Половина лица ефрейтора обмотана тёмной плотной тканью, а глаза скрыты тенью от козырька фуражки с серебряным орлом. Отросшие волосы голубого цвета забраны в тугой хвост на затылке, скрывая их от настороженных взглядов своих подчинённых. Хоть его мать и была арийкой в третьем поколении, цвет волос, доставшийся от его покойного отца, всегда ставил под сомнение чистоту крови Фишера. Но все эти сомнения легко мог развеять его любимый дробовик и твёрдое слово фюрера. Взгляды, брошенные случайно на его повязку у рта, смешили до невозможности. Даже в такое шаткое время они не могут быстро привыкнуть к изменениям и не акцентировать на них внимание. Люди всегда будут оставаться людьми. — Это точно он? — Джонсон недовольно сузил глаза и снова задал вопрос приближенному самого фюрера. — Тот, кто защитил главного от бешеного пса? Знакомьтесь, тот самый унтер-офицер, присланный из главного штаба, Ларри Джонсон. Вид формы — коричневый военный мундир с тяжёлым армейским поясом и красной повязкой у плеча. Табельное оружие — автоматический револьвер. Из-под фуражной шапки выставляются отдельные пряди тёмных волос, на затылке — небрежный пучок, который вот-вот распустится. От юноши пахнет крепким табаком и дорогим одеколоном. Проходящие мимо рядовые показательно морщат нос. Такими вещами запрещено пользоваться на службе, но, как вам уже известно, у каждого свои привилегии. — Я всё видел собственными глазами, Ларри, — спокойно ответил Трэвис, поправляя красную повязку у локтя. — Ринулся без оружия и страховки. Голыми руками оттащил псину на другой конец кабинета. Рослый блондин в тёмной гражданской форме кривит губы, как будто вспомнил что-то очень неприятное. Мистер Фелпс — секретарь, приближённый и доносчик фюрера в одном лице. В его обществе нужно тщательно подбирать слова и выражения, иначе ложный донос обеспечен. Исключением являются только его близкие друзья, на которых Трэвис тоже имеет приличную стопку компромата. — Молодец он, конечно, но теперь у него месиво вместо лица. Да и ослеп на один глаз. Звон связки ключей в руках их нынешнего начальника ненадолго прерывает этот разговор. Пока Фишер размеренно ступает по кафельному полу, ведя за собой пса, унтер-офицер внимательно разглядывает его, цепляясь взглядом за один прикрытый глаз и подобие тканевой маски. Громкий собачий рык заставляет его отвернуться. — И этот псих спокойно разгуливает тут с цепным доберманом, — взгляд исподтишка и продолжает рассуждать вслух. — Смотри-смотри, даже руки не дрожат, когда держит его за поводок. Стук каблуков резко прекратился, а эти двое мгновенно закрыли свои рты. — У меня особая любовь к породистым собакам, Джонсон. За спиной Трэвиса стоял Салли, который спокойно гладил пса у самой морды. По позвоночнику Ларри пробежал холодный пот от голоса ефрейтора и его полного спокойствия. Это же немыслимо! Его пальцы почти касаются зубов этой твари, а он даже не моргает. — Если у тебя какие-то проблемы с этим, я готов выслушать тебя в моём рабочем кабинете. Унтер-офицер выдохнул сквозь зубы и уже хотел развернуться к выходу, напрочь игнорируя последнюю фразу Фишера, но его остановила крепкая хватка на плече. — Даже не думай, идёшь за мной. — А не пойти ли тебе на хуй? — и Джонсон тут же кусает себя за язык, потому что он намеренно перешёл зримую границу. Рука в перчатке незаметно отстёгивает поводок от ошейника. — Фас. Щелчок. Ларри успевает лишь шумно выдохнуть ртом перед тем, как на него набрасывается пёс ефрейтора. Он теряет равновесие и падает со всего размаху на пол, а мощные лапы породистой псины давят на солнечное сплетение, фиксируя и не давая выбраться. Целится в шею и рычит прямо в ухо. В последний момент Джонсон подставляет левую руку и стискивает зубы от боли. Салли садится на корточки и с любопытством смотрит, как офицер пытается освободиться от стальной хватки зубов его добермана. Хочет скинуть с себя собаку силой, но выходит у него, мягко говоря, паршиво. Пёс не двигается с места даже, когда Ларри дотягивается до кобуры с револьвером. Уже слышится треск разорванной ткани мундира и виднеются мутные разводы крови у повязки с изображением свастики. — Ко мне! Выстрела Салли не дожидается. Пёс отстраняется от Ларри, напоследок щёлкнув зубами, выпрямляется и подходит обратно к хозяину, который всё ещё наблюдает за Джонсоном с низкого от пола положения. Офицер с ужасом отползает от них, некрепко держа перед собой оружие, но тут же опускает его, когда получает снисходительный взгляд сверху вниз. Фишер медленно снимает чёрные перчатки и бросает их у грязных ботинок Ларри. Всего лишь предупреждение — если сейчас он сдвинется хоть на сантиметр вправо или влево, его тут же расстреляют люди в подчинении ефрейтора. Будь он хоть дважды унтер-офицером, никого это не испугает. — Хороший мальчик, — Салливан любовно привязывает поводок к ошейнику и голыми руками гладит собаку у носа. Джонсон нервно дёргает плечом и чувствует тупую боль от долгого захвата. Пёс поворачивает морду в его сторону, долго смотрит и как будто ухмыляется, широко скаля свои зубы. А левая рука Фишера продолжает одобрительно гладить шерсть за ухом добермана. — А сейчас ты поднимаешь мои перчатки и несёшь их в кабинет. Судорожный выдох. Салли распрямляется и поудобнее перехватывает кожаный поводок. Смотрит прямо и беспощадно, из-за чего офицер долго не может переварить смысл последней фразы начальника. Он молчит, долго и упорно, уворачиваясь от тяжёлого взгляда напротив. — Джонсон. И тут Ларри чувствует неприятное давление на своём правом колене. — Не слышу. Оно было попросту прижато к полу тяжёлым армейским ботинком. Салли сильнее давит пяткой, потому что всё это ему надоело. Пусть треснет его колено, порвутся связки, такой подчинённый ему не нужен. Ларри с трудом подавляет рвущееся шипение. — Есть, ефрейтор Фишер. Собака лает, затем отступает и Салли. — За мной. Он поворачивается спиной к офицеру, не дожидаясь, пока тот встанет и поднимет перчатки с пола. Смысла в лишней проверке юноша не видел. Если у этого человека ещё остался инстинкт самосохранения, то он выполнит приказ. Ну, а если нет, то во второй раз пёс Фишера уже не промахнётся. Через минуту они оба находились в кабинете ефрейтора. На рабочем столе лежала небольшая красная папка с бумагами, которая легко может подождать час-другой. Грубо говоря, не до отчётов. У Фишера пока есть неоконченное дело. — Перчатки на стол. Салли сидел в небольшом кресле в углу комнаты, а рядом с ним спокойно лежал доберман, спрятав морду в правой лапе. Без поводка. Тот остался висеть на ручке входной двери. На этой территории псу разрешена полная свобода. Ларри хмыкает и выполняет приказ — подходит к столу, при этом практически не хромая, и неаккуратно бросает перчатки ефрейтора прямо на папку с документами, не замечая как стопка бумаг рядом с ней кривится и падает. От глухого звука и резкого движения подрывается собака. — Сидеть! Доберман застывает на месте, закрывает рот и даже перестаёт дышать. От громкого голоса начальника дёргается и Ларри. Больше от неожиданности, чем от страха. Хотя, сам офицер уже в этом не уверен. — Смотри и учись, Джонсон, — тянет ефрейтор. — Моя собака выполняет команды намного лучше тебя. Фишер снимает головной убор и поправляет повязку у носа, не обращая внимания на шокированный взгляд подчинённого. Огромной рубец между зрячим глазом и слепым по форме размыто напоминает след от когтей. Ларри сглатывает. Значит про тот инцидент Трэвис не врал. — Так я и не собака. — Верно, — приглушённый смешок и свободная рука ласково гладит голову пса в ошейнике. — Ты хуже и тупее её. Офицер отходит от стола и подходит чуть ближе к креслу. На секунду он переводит взгляд на забранные голубые волосы, а потом снова на тканевую повязку. Фишер делает вид, что не замечает этого. Ларри сжимает кулаки, вспомнив про оскорбление, сдерживает себя от глупых решений. Выдыхает и только потом отвечает. — Если хотите застрелить меня за неподчинение, то валяйте. Выслушивать ваши глупые замечания я не намерен. Чего-то другого Салли и не ждал. — Хорошо. Но дробовик остаётся висеть на спинке кожаного кресла. У Джонсона против его воли приподнимаются брови от непонимания — Фишер поднимается с места и встаёт вплотную к юноше. Чувствуется прохладное дыхание на открытой шее, прямо у воротника мундира, практически незаметное из-за ткани на лице ефрейтора, но достаточное шумное, чтобы почувствовать его на коже. Оппонент намного ниже ростом, что радует. А вот давление такое, что хочется поскорее отодвинуться на безопасное расстояние. Ларри из принципов не отходит, только поднимает голову выше, чтобы избежать лишнего контакта. Правда, это ничуть не помогает. Фишер делает ещё полшага вперёд, наступая на носки ботинок унтер-офицера, из-за чего тот шипит и смотрит вниз. — А вот это уже совсем неприлично, господин ефрейтор. — Что именно? А действительно, всё же в полном порядке. Не считая отдавленных ног, почти прокусанной руки и слишком тесного контакта, от которого просыпается неловкость со смущением. Военные, чёрт возьми. Салли пялится куда-то в шею Джонсона, как будто чего-то выжидая. — Ну же, не стесняйся, — выдыхает носом и тянется практически к уху офицера. — Скажи, что не так. Ларри не на шутку ведёт от тона Фишера. Прикусывает нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, чтобы не рухнуть от напряжения, которого скопилось слишком много за каких-то несколько минут в кабинете ефрейтора. Тихое шуршание — и он чувствует прикосновения на талии у ремня с кобурой. Мысленно даёт себе установку не отстраняться и не дрожать. Пока что это возможно — не выдавать сбившееся дыхание и не реагировать на случайное притирание колена у его паха. Ещё немного и Ларри пропускает тот момент, когда чужая ладонь крепко обхватывает чуть ниже, практически у бедра. А затем грубо стискивает. — Однако, интересные у вас предпочтения. Свободной рукой Фишер расстёгивает кобуру у пояса. Оба слышат, как та щёлкает и падает на пол. — Такие же, как и у тебя, Джонсон. Офицер опускает взгляд и натыкается на внимательный голубой глаз, смотрящий на него в упор; моргает и немного дёргается, когда железный ствол его же револьвера упирается ему в кадык. Салли тут же снимает оружие с предохранителя. — Не понимаю, о чём Вы, — тяжело сглатывает, а дуло перемещается вверх к подбородку. Металлическая поверхность револьвера приятно холодит, а кожа Ларри мгновенно покрывается мелкими мурашками. Интересная реакция на оружие не остаётся незамеченной. Фишер хмыкает на ответ офицера, ведёт ствол выше, к уголку тонких губ, и надавливает на кожу. А Джонсон полностью теряется, приоткрывает рот — дышит через раз, потому что ему уже не до спокойствия. На языке отдалённо чувствуется горький вкус железа. Дуло револьвера не проталкивается дальше, просто мягко скользит по губам. Его пытаются изощренно застрелить или трахнуть? — Да ну? — без всякого предупреждения колено грубо проталкивается между ног, из-за чего Ларри глухо стонет и почти теряет равновесие, но рука на бедре уверенно страхует. — А я смотрю, ты уже завёлся. Зрачок на единственном глазе расширяется, когда Джонсон зачем-то наклоняется ниже без предупреждения или разрешения. Салли тут же взмахивает револьвером вверх, намеренно скидывая дулом фуражку офицера, замахивается ещё раз и хочет ударить побольнее железом. Немного не успевает — секунда, и рука Ларри крепко сжимает его запястье. Ствол направлен точно в голову высокому юноше. Только тот даже не думает увернуться, наоборот — придвигается ближе к оружию и к тому, кто его держит. Улыбается, чувствуя лёгкую дрожь от нетерпения. — Чего же Вы добиваетесь? — Неправильный вопрос, Ларри, — палец легко двигает барабан револьвера, передвигая его на две пули, нащупывает курок. — Чего ты добиваешься, а не я. — Всего лишь пытаюсь подчиниться, — Джонсон продолжает держать Фишера за руку, наклоняет голову к своему плечу, и прицел сразу слетает. — Ты же этого хотел, когда приказал своей псине вцепиться мне в глотку. Никто не замечает смены обращения к друг другу. Пальцы ефрейтора не двигаются, ни на револьвере, ни на бедре Ларри. Видно, что думает, анализирует. Но офицер не собирается ждать следующего хода противника, поэтому свободной рукой тянется к тёмной повязке у шеи, трогает плотную ткань, лезет выше — к подбородку. Юноша напротив только наблюдает. Его состояние выдаёт лишь тяжёлое дыхание, которое растворяется где-то в ключицах Ларри. Пуговицы у воротника коричневого мундира были уже расстёгнуты. Когда и как это произошло, Джонсону глубоко плевать. Ему мало, и он продолжает. — И ты, кстати, тоже. Указательным пальцем цепляет складку ткани, хочет содрать. Фишер не даёт — перемещает заряженное оружие вниз и упирается им в грудь офицера, и тот останавливается. Курок ефрейтор пока не трогает. Это лишь предупреждение, но не отказ. — Что? — Завёлся. Ладонь в воздухе и звонкий шлепок. Ларри не вздрагивает, когда получает больную пощёчину, но теряется, когда после неё его грубо толкают к рабочему столу сзади. Он быстро натыкается на твёрдую поверхность и смотрит на начальника. А тот подходит ближе и упирается левой рукой в стол позади Джонсона, давит своим весом и выгодным положением. — На колени. В ушах Ларри буквально звенит, и он не реагирует должным образом. Салли вздыхает, откладывает револьвер на стол и вытягивается. А потом хватает офицера за забранные на затылке волосы, дёргает к себе, из-за чего Джонсон с размаха падает под ноги ефрейтора. — Слушай команду и выполняй. Теперь слышит — откидывает волосы назад и принимает более удобное положение, чем четвереньки. Фишер одобрительно кивает. Револьвер снова в его правой руке. Ларри моргает, пытается сосредоточиться, но почувствовав пальцы у своего подбородка, бросает это дело и послушно поднимает голову. И чувствует снова прохладное прикосновение ствола на коже. Выдыхает. — Умница, — грубо давит дулом на губы, чтобы те раздвинулись под давлением. — Теперь оближи. Не то, чтобы это было опасно, но Ларри помнит, что оружие всё ещё было заряжено. И Салли это тоже помнит, поэтому проталкивает ствол без предупреждения, из-за чего Джонсон сильнее открывает рот и немного отстраняется. Фишер не двигается, смотрит и ждёт, но держит револьвер на том же уровне. И Ларри вытягивает язык, а затем размашисто лижет металлический ствол оружия. — Молодец. Револьвер тут же пропадает — его оставляют на столе за ненадобностью. Теперь обе руки ефрейтора свободны. Джонсона поднимают за правое плечо, встряхивают, приводят в себя, пока не слышится негромкий стон — следы от зубов пса начали кровоточить и ныть. Боль терпимая, но от хватки Салли становится совсем невыносимо и паршиво, поэтому Ларри облокачивается на стол поясницей для равновесия и хватается двумя руками за талию Фишера, чуть подтягивая того к себе. Без сопротивления тот подходит ближе, пока не оказывается между ног Джонсона. Убирает свою руку с раны и начинает поочерёдно расстёгивать оставшиеся пуговицы на мундире офицера. Ларри молчит, подставляется, но времени зря не теряет — припадает к частично скрытой шее и кусает зубами плотную ткань вместе с кожей. Легонько помечает. Фишер мычит и выдыхает от боли, но не отстраняется. Он скидывает расстёгнутый пиджак коричневого мундира на свой стол и сразу же ведёт ладонями по чужому голому торсу. Слегка проводит ногтями, царапая и так же помечая. Джонсон пытается вслепую расстегнуть форму ефрейтора, продолжая припадать к шее Салли. Только вот ничего толкового не выходит, поэтому он быстро бросает эту затею. Уже чувствует, как с него пытаются стянуть армейский ремень. Полностью забывшись, Ларри двигается ближе к лицу Фишера, и целует то место, где предположительно должны были быть губы самого Салли, облизывает ткань языком, напирает. Реакция следует бурная — ефрейтор хватает пальцами длинные волосы у затылка Джонсона, отвлекаясь от его ремня, но не оттаскивает, собирает в тугой хвост, из-за чего Ларри дёргается от жжения, снова отпускает их, потому что мало, а затем обхватывает ладонями ягодицы юноши. Тот стонет от неожиданности и неаккуратно цепляется зубами за скрытый тканью рот Фишера. И всё-таки стаскивает материю с губ и подбородка. — Поосторожнее, парень, — полустон от ноющей кожи на лице после чужих прикосновений, и Салли перемещает свои руки обратно на бёдра Джонсона, легко подхватывает под ягодицы, приподнимает, пока тот рассматривает открытую часть лица. — Не пялься и не отвлекайся от дела. Говорить такое было уже поздно, потому что Ларри начал пялиться ровно в тот момент, когда он увидел открытые губы начальника. У носа видны мелкие царапины, глубокие рубцы на открытых щеках, нижняя губа рассечена до такой степени, что у правого уголка видны нижние зубы, а над верхней — воспалённый шрам. Нос по прежнему закрыт тканью, но она лежит явно неровно, и Джонсон правильно додумывается сам без всяких подсказок — левое крыло носа частично отсутствовало из-за укуса. Фишер двигает пахом вперёд, тем самым грубо отвлекая Ларри от лишних мыслей, слышит судорожный выдох на ухо и позволяет себе улыбнуться от такой отзывчивой реакции. Только после этого офицер слушается и прикрывает глаза, позволяет посадить себя на твёрдую поверхность письменного стола. Пояс на его брюках расстёгивают проворные пальцы, и тот летит прямо на пол к кобуре и фуражке. От негромкого шума со своего места поднимается доберман ефрейтора. Ларри напрягается, увидев движение слева, немного отодвигается назад. Собака собирается подойти ближе к хозяину, но Салли даже не поворачивает голову в сторону животного, продолжает заниматься свои личным делом — попыткой сдёрнуть форменные штаны с ног своего подчинённого. — Лежать! Громкой команды более чем достаточно. Собака скулит от страха, пятится назад и ложится перед креслом, в то время как Фишер наконец скидывает брюки Джонсона вместе с его бельём на пол и облегчённо выдыхает. Но тут Ларри потянул руки к молнии на штанах ефрейтора, не упуская из виду, как тот мгновенно напрягается. Пальцы правой руки резво поддевают пуговицу, а затем расстёгивают молнию, только дальше он не трогает — откидывается назад на стол, чуть царапая краем стола свою голую поясницу. Салли вопросительно выгибает бровь на такую откровенную провокацию. — Просто выполняю команду, — офицер сгибает правую ногу в колене, ожидая действий от Фишера. Ефрейтор скалится, почти смеётся от его выходки, но намеренно ведётся и наклоняется ближе, ложится на голый торс во всей одежде и трётся пахом о твёрдый член Ларри. Мычание переходит в полноценный стон, когда фрикции становятся интенсивнее. — Молодец, — прикусывает губы напротив и сразу сталкивается с зубами, а затем с языком, отстраняется. — Только тебе нужно перевернуться. Не дожидаясь лишних движений со стороны Джонсона, Фишер хватает его за талию, тянет на себя и медленно разворачивает спиной к себе. Он замечает, что Ларри слегка ведёт в сторону, поэтому позволяет тому прижаться к себе спиной для опоры. Вместе с этим Салли прикасается к голой коже и ведёт рукой по животу, сразу почувствовав, как тот втягивается от касаний прохладных ладоней. Затем трогает ниже, ощупывает тазовую косточку, гладит и крепко обхватывает член, двигает рукой, слегка массируя пальцами по всей длине. Джонсон стонет и толкается сильнее в руку Фишера. Салли резко останавливается и начинает водить ладонью по пояснице, чувствуя, как напрягается Ларри от недополученной ласки. Нагибает к столу и коротким толчком прижимается к ягодицам. Голая кожа трётся о шершавую ткань армейских брюк, сквозь которые можно легко почувствовать крепкий стояк ефрейтора. Боксеры чуть влажные от размазанного предэякулята, но Фишер терпит напряжение, продолжает играться, растягивая себе удовольствие. Ларри жмурится и держится одной рукой за стол для опоры, а другой тянется назад, хватает бедро Салли и придвигает того ещё ближе к себе, имитируя быстрый и грубый толчок. Тот в ответ больно кусает офицера в загривок и сразу отстраняется. Джонсон стонет с выдохом и возвращает руку с бедра на стол. Ноги начинают дрожать, поэтому он переносит больший вес на обе руки, упираясь в деревянную поверхность. Фишер сплёвывает себе на руку, чуть размазывает слюну по пальцам, а свободной ладонью фиксирует бедро Ларри. Толкает сначала указательный палец, затем средний в сжатый проход и тут же двигает назад, неаккуратно царапая чувствительную кожу и сжимая бок юноши. Джонсон прогибается в пояснице, хрипит, кусает свои губы, пытаясь не застонать от боли в голос. Салли усмехается и снова прикасается к анусу, вводит пальцы и давит, чтобы лучше растянуть. Слышится задушенный вскрик. — Легче, чтоб тебя! Фишер продолжает молчать, сжимая свободной рукой кожу на бёдрах офицера до синяков. Его пальцы медленно выскальзывают, и Ларри облегчённо скулит, часто моргает от остаточной боли. А потом чувствует что-то холодное между своих бёдер. И, чёрт, он правда надеется, что ему это только кажется, но касание повторяется — его револьвер снова в руках Салли, и тот скользит им по голой коже рядом с мошонкой. Джонсона пробивает на холодный пот. — Сучий выродок, — оружие протискивается между ног ещё раз, и Ларри трясётся от прохлады металла, не может вздохнуть, поджимается, и не пропускает момент, когда прикосновения дулом вдруг исчезают. — Только попробуй это сделать. Железный ствол уже напротив ягодиц, но ефрейтор не спешит двигать его дальше, только касается и обводит красноватый вход. Джонсона не слабо кроет от страха и от всей ситуации в целом, пытается вырваться и отползти дальше. Салли не позволяет и ждёт. — Успокойся, — на ухо шёпотом — чтобы Ларри замер — и убирает револьвер, напоследок проведя им по дрожащей пояснице. Оружие падает на стол с характерным звуком. Пока Джонсон пытается научиться заново дышать после выходки ефрейтора, Фишер стягивает свои штаны вместе с бельём до колен. Ларри слышит шуршание сзади и снова заводится, что не ускользает от Салли, у которого тоже всё трясётся от предвкушения — слишком долгие прелюдии стоили того. Разводит ягодицы и пристраивается головкой, одновременно с этим помогая офицеру принять удобное положение — укладывает полностью животом вниз на стол и сильнее давит на поясницу. Ларри пытается не сжиматься, понимает, что будет больно до безумия, но сам подаётся навстречу. От такой вольности Фишер сжимает длинные волосы на затылке, ведёт бедрами и сразу слышит снизу вскрик, переходящий в стон. Тут же начинает двигаться — резко и без малейшей осторожности. Ему хватило нежностей и в начале. Толчок раз — скрип ножки стола, и оба давятся от ощущений. Толчок два — громкий скулёж Ларри и тяжёлое дыхание сверху. Толчок три — Салли удовлетворённо стонет куда-то в взмокшую спину офицера и переходит на быстрый темп. Джонсон довольно скалится и прикусывает зубами кончик языка, когда Фишер бьёт членом прямо простате. Он ловит эту грань между явной грубостью и не грубостью ефрейтора и позволяет иметь себя так, как тому вздумается, игнорируя адское жжение сзади. Выгибается до хруста в позвонках, задирает голову и открывает рот в беззвучном стоне. Салли на секунду останавливается, чтобы провести губами по открытой шее, оставить метки, коснуться языком, а потом придвинуться ещё сильнее и ещё ближе. Задушенный крик со стороны брюнета подстёгивает трогать того везде, где только можно. Невольно для себя Фишер подмечает, что трахаться с подчинёнными из военного состава довольно удобно из-за их выносливости и высокого болевого порога. Обычно он ограничивался кем-то со стороны внештатных, но рано или поздно необходимо менять свои взгляды. Тем более, он отыгрался по полной программе и не сдерживался, как это бывало с обычными гражданскими. Стоит отдать должное Ларри — так качественно вывести из себя ефрейтора ещё никому не удавалось. Салли обхватывает талию Джонсона одной рукой и буквально насаживает того до упора, чувствует, как тот дрожит от бешеной стимуляции, и спускает свои пальцы к истекающему семенем члену, чтобы окончательно разбить его. И Ларри ломается под ним — кончает, пачкая стол, стонет хриплым голосом, из-за чего Фишер на секунду теряет фокус перед собой. Такое у него впервые. Вокруг члена так бешено пульсирует, что Салли стискивает зубы, но продолжает двигаться, доводя себя до черты. Джонсон хнычет под ним, а потом громко стонет — его как будто снова кроет после пережитого оргазма. Фишер зажмуривается и выдыхает от удовольствия, почти рычит, сжимая в руках Ларри и заставляя его подняться. Не выходит и кончает между его ягодиц. На пару секунд прикрывает глаза, чтобы собраться, и из последних сил разворачивает к себе Джонсона. Тот вздрагивает, когда его садят обратно на стол. Оба трясутся от пережитого, и даже их кожа невозможно пульсирует. Пытаются отдышаться и прийти в себя. Первым из транса выходит Салли, который на шаг назад отходит от Джонсона немного шатаясь. Фишер делает вдох и натягивает на себя боксеры, затем форменные брюки, поправляет забранные волосы и застёгивает мундир. Ларри только наблюдает за его движениями, продолжая сидеть на столе. Ефрейтор хмыкает и наклоняется за вещами Джонсона, попутно подзывая добермана, который всё это время лежал за креслом. Слышится лай, и Ларри вздрагивает. Фишер кидает брюки и кобуру своему подчинённому, а после подходит к псу и гладит короткую шерсть у его морды. Унтер-офицер по инерции ловит свои вещи, приходит окончательно в себя и начинает неспешно одеваться. Всё тело тянет, поэтому он особо не торопится. Это замечает Салли, который уже давно закончил со своей формой. — Патруль ровно через час, — напоминает ему Фишер, когда тот натягивает на себя штаны, всё также сидя на столе начальника. — Не опаздывай. Ларри наблюдает, как Салли поправляет тёмную ткань на лице, и кривит губы в подобие улыбки. Крепит кобуру на поясе и нащупывает на столе свой револьвер. — Есть, господин ефрейтор. Но всё это только формальности, ведь Фишер прекрасно понимает, что Ларри не придёт на пост вовремя.