Сказка о ведьме и мануле

      Лишь ее он звал колдуньей временами за волос рыжий, что похож был на огонь. Он говорил:       — Ты буйная, как пламя, но все же я хочу навеки быть с тобой.       — Откуда же ты взялся, мое солнце, зачем ты озарил мне светом дом? Меня называешь колдуньей так просто, меня столь упорно, дурак, зовешь огнем.       Рыжая растерянно сцепляла пальцы, блестела зелеными глазами.       «Глупо. Глупо это. Разве простому скитальцу нужна в странствиях такая подруга?»       А он звал ее, лишь ее одну тянул в леса за собой и степные долины. Он другим был опасен: охотник-манул, один из тех, кого белый свет не видел. А она все сидела, помня их встречу, как он ночью в лохмотьях стоял за окном.       Золотые глаза его взяли навечно ее сердце, заставив все вспыхнуть огнем.       — Пойдем же со мной, умоляю я Вас! Хоть куда, прошу, хоть на самый край света. Я без Вас не живу. И пробил мой час. Но ведь песня моя еще не пропета!       Говорил он всю ночь и до самой зари, пока ведьма стояла в пороге. Не молча ни минуты, манул говорил, не скалясь и не показывая когти.       — И за что полюбил ты меня? Расскажи…       — Расскажу. Один только взгляд меня сразил.       — Мне вонзали любовники в спину ножи.       — Значит, выкопаю я для них сто могил.       — Во мне не так уж много света, солнце, его не хватит никогда на нас двоих. Бросай это дело, о мне не заботься, сохрани свои душу, тепло для живых.       А странник молчал всего пару мгновений, чтобы после лишь взять ее руку в ладонь.       — Я не знаю, я не смогу тебе верить. Ведь сейчас тебя, пламя, я вижу живой.       А в тихой округе, болотной долине человек или зверь и не думал о том, чтобы ведьму, застрявшую в паутине, называть даже в глупости своим огнем. Но нашелся он, гордый странник из леса, тот манул, что колдуньей, ее называл. Она сидела у окна, слагала песни о высоте далеких и столь чуждых скал и думала порой о том, что он — дурак, не знает брода у ее души реки.       Но без него она одна жила никак. Грустила, пела и считала жизни дни.       Но вновь он возвращался ночью в этот дом. Рассказывал, упорно звал ее в свой мир.       — Давай с тобой дороги жизни все пройдем. Навек я твой, огонь, тебя я полюбил. Но если ты не можешь — я прощаю. Я столько лет уже блуждал совсем один…       — Гуляй, мой странник. Мир от конца до края пройди. Ради меня или себя. Пройди. Быть может, не могу с тобою рядом я нестись вперед, манул, родной, прости. Совсем не жаль мне, что изорву я платье. Но кто-то должен тебе сзади крыть тылы. Блуждай, моя любовь, я все ж тебя люблю, а потому всегда горит родной камин. Колдуньей ты назвал тогда меня одну. Вернись ко мне домой ты жив и невредим.       Он считал ее буйной, совсем как пламя. И думал, что она такая. Но не с ним. Манул застыл, в это мгновенье прозревая, он впервые почувствовал себя живым.