Нас двое

      Что вы будете делать, оказавшись в незнакомом мире, с запечатанными магическими силами и без средств к существованию? Да еще и в компании то ли друга, то ли врага, сокамерника и единственного знакомого человека. И то, оказывается, после стольких лет отношений господин-слуга они совсем друг друга не знали.       Что делают амнистированные преступники, оказавшись на свободе? Возвращаются домой, пытаются найти нормальную работу, влиться в общество, заводят семью или идут по проторенной криминальной дорожке? Хорошо, если есть куда возвращаться, хорошо, если есть тот, кто поддержит, поможет устроиться, наставит на путь истинный. Что делать, если в этом незнакомом мире у вас нет ничего, кроме собственного имени и человека рядом?       - Куда вы идете? – спрашивает Седрик, и его голос тонет в шуме несмолкающего города.       - Куда подальше, – бурчит Фобос и скрывается в одном из бесконечных темных переулков не самого благополучного района.       Седрик подавляет желание броситься следом, остаться рядом с единственным знакомым человеком в этой мешанине звуков, цветов и запахов, проводит ладонью по лицу, убирая длинные пряди, и бредет в противоположную сторону. Что ж, теперь нет никого знакомого, с кем он мог бы просто поговорить.       Их вышвырнули, выставили вон из Кондракара, отправили на Землю «реабилитироваться», предварительно, конечно, лишив даже крупицы привычной магии. Седрик готов был зубами вцепиться в приторно доброе улыбающееся лицо Оракула, когда тот сообщал им о своем решении, но путы держали крепко, а совсем не мягкая рука впивалась в самое сердце, высасывая половину его самого. Никто не объяснил им, с чего вдруг такая щедрость, их обоих просто поставили перед фактом и вытолкали взашей. И даже не в Хитерфилд, город, в котором они оба успели побывать. Их отправили сюда, в это адское место, пропитанное алчностью и кровью.       В большом городе, где уживались сливки общества и самые пропащие из бандитов, никогда не смолкал шум, и никогда не появлялись звезды. Хотя нет, звезды здесь все-таки были, ими обзывались те, кто, работая собственным телом, забрался так высоко, откуда падать было нестерпимо отвратительно. Здесь можно было с равной возможностью стать как элитой или хотя бы примерным законопослушным работником, так и скатиться в самый низ, оставшись прозябать в промозглых сырых подворотнях.       Седрик ругается громко и с чувством, проклинает всех и вся, начиная с Кондракара и заканчивая самим собой. И что ему прикажете теперь делать, садиться и подыхать в луже? Да черта с два! О нет, он выкарабкается, выгрызет себе место там, наверху, где теплый свет из окон обещает сытную еду и мягкую постель. Если потребуется, Седрик пойдет по головам, уничтожит своих противников, расправится с каждым, кто встанет у него на пути.       Первым делом Седрик идет в полицию, заявляет, что его ограбили и избили, отняли документы, и вообще, он бедный и несчастный ничего не помнит, кроме собственного имени. В отделении его держат почти до рассвета, заставляют заполнять кучу бумажек, но в конце концов отпускают с миром и дают адрес захудалой ночлежки для бездомных. Там же, говорят ему, можно найти какую-никакую работенку. И Седрик идет туда, сжимая в окоченевших пальцах клочок бумаги, смотрит вверх на только-только окрашивающееся розово-оранжевым небо и думает, что, может быть, все еще будет хорошо. Правда чего-то отчаянно не хватает, но он не обращает на это внимания, заталкивает зудящую боль в груди на задний план и ускоряет шаг.       Документы ему выдают уже спустя пару дней, и Седрик сразу же идет устраиваться на работу. Мария, девушка из ночлежки, порекомендовала его в какой-то небольшой фирме как быстрого и сообразительного. Седрик готов был на любую работу, лишь бы заработать денег и подняться чуточку выше.       - Имя? – спрашивает его хмурый охранник на ресепшене.       - Седрик Хоффман.       Фамилия из, кажется, прошлой жизни, в которой у него было непозволительно много проблем, легко срывается с языка. А вот имя он решил оставить свое, родное, как единственное напоминание о том, кем он был, и кто он есть.       Спустя несколько месяцев Седрик уже занимает приличную должность в той компании. Он снял квартиру, накопил достаточно денег, чтобы жить самостоятельно и почти ни в чем себе не отказывать. Только вот чего-то по-прежнему не хватает, и от этого иногда сводит пальцы, а в животе натягивается звонкая струна. Он раз за разом вспоминает последние слова Оракула, никак не может выкинуть их из головы.       - Позаботьтесь друг о друге, – говорит Оракул, как всегда мягко улыбаясь.       Это последние его слова, сказанные вместо прощания и напутствия, и Седрика они отчего-то трогают. На сердце разливается тепло, он даже почти улыбается, пока не слышит следующие слова бывшего господина.       - Пф, – презрительно фыркает Фобос и отворачивается.       Фобос кривит губы и больше ничего не говорит, а Седрику на плечи как будто падает целое небо.       Каждый раз, стоит ему вспомнить вспыльчивого князя, сердце Седрика непроизвольно сжимается, и он уже почти готов искать его в этом бесконечном городе, когда совершенно случайно видит Фобоса на улице. Князь идет под руку с какой-то женщиной и улыбается, а Седрик буквально закипает от ревности. В себя он приходит неожиданно, когда мужчина оборачивается, смотрит на него пристально и окликает. Они оба, Фобос и женщина, подходят, а Седрик все задыхается и смотрит только вперед, в смеющиеся серо-зеленые глаза.       - Твой знакомый? – звонко спрашивает женщина.       - Да, – тянет Фобос задумчиво, – из прошлой жизни.       Седрик кое-как берет себя в руки, натянуто улыбается и протягивает даме руку. Он готов выгрызть ей глотку, но присутствие князя отрезвляет и опьяняет одновременно, и Седрик не может ничего, кроме как улыбаться и давить из себя притворно вежливые слова.       - Седрик Хоффман, – выплевывает он и пожимает протянутую ладошку.       - А я Эрика Мартин, – отвечает женщина, склонив голову набок, и хихикает, – очень приятно познакомиться с другом мистера Эсканора.       - Мы с мисс Мартин коллеги, – как бы невзначай добавляет Фобос.       Седрику как будто ушат ледяной воды на голову выливают. Эрика Мартин щебечет что-то еще, рассказывает глупые истории, но Седрик не слышит. Он смотрит на Фобоса и ни о чем не думает.       Внезапное счастье накатывает на него вечером, стоит ему вернуться домой и захлопнуть за собой дверь. Седрик просто падает на пол и сидит там, уставившись в пустоту. Когда сиюминутное счастье спадает, он понимает, что отсутствие чего-то очень важного теперь ощущается гораздо сильнее. Тоска обнимает его своими холодными ладонями, накрывает его душу темным непроницаемым полотном, и следующие несколько дней Седрик ходит как в воду опущенный. Он не отвечает на вопросы, но работу выполняет как всегда безупречно, и вскоре от него отстают, вынеся вердикт, что Хоффман просто влюбился. Седрик долго размышляет над этим заявлением, даже напивается, но в конце концов осознает, что да, он по уши влюблен в мужчину, которому совершенно не нужен.       Он снова сталкивается с Фобосом через несколько недель, и в этот раз они оба одни. Они долго разговаривают прямо на улице, пока кто-то из них не предлагает зайти в ближайший бар, и там разговоры продолжаются. У Седрика теплеет на душе от вида улыбки князя, он весь вечер не сводит с него глаз, а в конце даже предлагает обменяться телефонами. Фобос хохочет, но соглашается, протягивает ему собственный мобильник, машет руками и говорит, что ни черта не помнит, и пусть Седрик сам посмотрит. Руки у Седрика дрожат, он бережно берет аппарат и случайно касается горячих пальцев Фобоса. Сердце делает кульбит и замирает в горле, а князь как будто ничего не замечает, продолжая беззастенчиво болтать.       Седрик отчего-то боится спрашивать, как Фобос устроился, и где он работает, они треплются обо всякой ерунде, пока не расходятся, каждый в своем направлении. Седрику это напоминает их первый день в этом городе, когда Фобос точно также ушел, оставил его одного, но он снова сдерживает спонтанный порыв догнать его, ругается как тогда и идет домой.       Звонок телефона будит его спустя пару дней. Какой-то парень визгливым голосом просит его срочно приехать и сбивчиво диктует адрес. Сердце Седрика ухает вниз, он спешно одевается и вылетает из дома, ловит первую попавшуюся машину и велит водителю мчаться на предельной скорости. В висках шумит кровь, похолодевшие пальцы трясутся, и он едва может отсчитать деньги торопящемуся таксисту.       Фобос лежит на земле, весь испачканный грязью и кровью, изредка вздыхает и хрипит какую-то несуразицу. Вокруг него носится паренек, совсем еще мальчишка, лопочет что-то тихо и сжимает в окровавленных руках телефон князя. Седрик бросается к ним, едва завидев, отталкивает мальчишку и склоняется над искалеченным Фобосом. Светлые, желтоватые волосы падают на лицо князя, и он морщится и заходится надрывным кашлем, распахивает покрасневшие светлые глаза и растягивает губы в подобии улыбки.       - Ты пришел, – выдыхает Фобос.       Он больше ничего не говорит, теряет сознание, а Седрик долгое мгновение смотрит на его губы и в ярости сжимает кулаки. Он выплескивает злость на испуганного мальчишку, хватает его за ворот, встряхивает и рычит сквозь зубы:       - Какого черта здесь произошло?       И мальчишка рассказывает, заливаясь слезами и умоляя помочь Фобосу. Оказывается, благородный принц спас мальчишку Филиппа (о, какая ирония), только устроившегося в их фирму на работу, от домогательств старших сослуживцев, чем и заслужил так называемую темную. На Фобоса напали толпой, избили и бросили подыхать в подворотне.       - И что, не было никого, кто бы за него заступился? – все еще в ярости рычит Седрик.       - У мистера Эсканора нет друзей, – мямлит Филипп и весь отчего-то сжимается, – а в телефоне записан только ваш номер.       Седрик падает на землю, под отчаянный крик мальчишки бьет Фобоса по голени и выдыхает:       - Придурок.       Ну конечно, чего еще можно было от него ждать. Это Седрик размечтался, вообразил, что у князя все хорошо, раз он ничего не рассказывает, успокоился и думал только о себе. Фобос в конце концов всю свою жизнь был принцем и не умел ни ладить с людьми, ни работать руками.       - Где он живет? – устало спрашивает Седрик.       Вызывать скорую – плохой вариант, Седрик не был уверен, что у князя есть медицинская страховка, да и не был уверен, что страховка такое покроет. Кроме того за медиками подтянется полиция, а толпа сослуживцев может выставить виноватым в драке Фобоса, и тогда ничего хорошего не будет точно.       - В общежитии от фирмы…       Филипп не договаривает, Седрик рычит громко, по-звериному, бьет кулаком землю и спустя пару глубоких вдохов поднимается. Быстро ощупывает князя на предмет серьезных повреждений и выдыхает, когда обнаруживает лишь пару ссадин и расплывающихся на животе гематом.       Такси приходится ждать довольно долго, Фобос успевает пару раз прийти в себя, отмахнуться от заботы Седрика и снова отключиться. Потом приходится ругаться с таксистом и платить ему в два раза больше, и в итоге до дома Хоффмана они добираются почти к утру. Седрику едва удается заставить Филиппа ехать домой, и на препирательства под дверью они тратят еще несколько десятков минут.       Когда Седрик вваливается в квартиру, неся на закорках бессознательного Фобоса, в окна уже светит неяркое предрассветное солнце. Князь морщится, когда он опускает его на кровать, и не желает отпускать чужую куртку. Он едва размыкает разбитые губы и что-то бессвязно бурчит, жмется к Седрику, и у последнего в голове все путается, и шумит в ушах. Он едва заставляет себя оторвать холодные, замерзшие пальцы князя от собственной слишком горячей кожи и ретируется в ванную.       Седрик, кажется, впервые видит князя таким беззащитным, таким открытым, сломленным. Даже после поражения на Меридиане и еще одного на Земле он не выглядел так жалко, всегда сохранял надменное выражение лица и плотно сжимал губы. Сейчас же он, распростертый на кровати, почти обнаженный, был совсем другим, словно растерял все свои силы, всю свою непоколебимую уверенность. Седрик склоняется над ним, проводит кончиками пальцев по разбитой губе и слушает собственное участившееся сердцебиение.       Вставшее колом возбуждение приходится устранять рукой, а перед глазами так и плывут картинки обнаженного князя в его постели. Процедуру приходится повторять еще несколько раз, когда Фобос приходит в себя или сдавленно стонет. Филипп наведывается спустя несколько часов, приносит вещи князя, а Седрику приходится обрабатывать распухшую скулу мальчишки.       - Ай-ай-ай, ты мне изменяешь, что ли? – хрипит Фобос и надрывно хохочет, запрокинув голову.       Филипп дергается, а на лице его читается очевидный вопрос. Седрик отстраняется, швыряет мальчишке лед и поворачивается к корчащемуся князю. Укладывает его обратно на подушку, убирает с лица длинные волосы и тянется за ваткой и перекисью. Подсохшие ссадины на лице Фобоса от смеха снова начали кровоточить, и Седрику ничего не остается как обработать их заново.       Филипп где-то на заднем плане пищит, что ему уже пора, негромко хлопает дверь, а Седрик продолжает смотреть в потухшие светлые глаза князя. Фобос больше не смеется, он тоже смотрит пронзительно, заглядывает в самую душу, но сам, кажется, уже ничего не чувствует. Седрик обрабатывает ссадины, а серо-зеленые глаза пристально следят за каждым его движением. Фобос кажется сломанным, иссушенным, и Седрику нестерпимо хочется починить его, собрать заново, обнять и спрятать от всего мира. Он, едва закончив и отложив ватку, встает и скрывается в ванной, с головой погружаясь под холодную воду, которая никак не может вымыть из головы непотребные мысли. Когда он возвращается, Фобос сидит на кровати, одетый в одну из футболок, принесенных Филиппом, и, прислонившись к стене, смотрит в никуда. Он сидит, скрестив ноги и опустив руки, а длинные волосы водопадом падают на его колени и кое-как скрывают ссутулившиеся плечи.       Вот интересно, думает Седрик, ни один из них за прошедшее время не удосужился подстричься. В его голове мечутся бессвязные бессмысленные мысли, а сам он не может отвести взгляд от крепко сжатых пальцев и превратившихся в тонкую линию алых разбитых губ. Фобос смотрит на него долго, но больше не смеется, да и вообще ничего не говорит, только кивает и переводит взгляд на окно. Там уже давно светит яркое насмешливое солнце, шумят машины и прохожие, и никто не замечает растерянности двоих мужчин совсем не из этого мира.       Спустя пару дней Фобос приходит в себя окончательно, привычно презрительно кривит губы и огрызается, препирается с заявляющимся время от времени Филиппом. Но Седрик видит, как князь замирает у окна, смотрит тоскливо и отворачивается. Спустя пару дней они уже могут нормально разговаривать, но Фобос все еще ничего не рассказывает из прошедшего на Земле времени, а Седрик не спрашивает, подозревая, что князь не расскажет ему никогда.       По ночам Седрик подглядывает за князем, и каждый раз Фобос не спит, читает или глядит в окно. Седрик не знает, как разговорить его, и однажды зовет выпить, надеясь, что хотя бы алкоголь развяжет мужчине язык. Надежды его не сбываются, Фобос, выпив уже довольно много, просто сидит и молчит, разглядывает компаньона и, когда Седрик уже почти готов выть от досады, встает и протягивает ему руку:       - Идем.       Седрик готов вилять хвостом и выполнять любые команды, он едва ли не сошел с ума от раздирающей его любви. Поэтому он тут же поднимается, хватает протянутую руку и крепко сжимает, неровными шагами идя к выходу. Фобос мягко смеется, гладит его ладонь пальцами и, улыбаясь, смотрит куда-то в небо.       Они неожиданно целуются прямо на улице, Фобос прижимается к нему, обхватывает рукой за шею, другой все еще сжимая ладонь Седрика. Седрик теряет на мгновение голову, не понимает что происходит, а когда приходит в себя, князь уже отстраняется и за руку ведет его к дому. Фобос заходит степенно, оставляет ключи на тумбочке, а у Седрика подкашиваются ноги то ли от счастья, то ли от опьянения. Он видит перед собой расплывчатые образы и никак не может собрать в кучу разъезжающиеся колени. Фобос снова берет его за руку, тянет за собой и укладывает на кровать, стягивает ботинки и куртку. И выходит, оставляя Седрика метаться от противоречивых мыслей.       Наутро никто из них ничего не помнит, или, возможно, один из них лишь делает вид, что ничего не помнит. Но это неважно, потому что у Седрика в животе расплывается тепло, а улыбка сама собой растягивает губы. Фобос смотрит на него украдкой и улыбается как-то странно, а он не может понять, что же такого случилось этой ночью.       Весь день Седрик ходит в приподнятом настроении, на работе удивляются и заваливают вопросами, а он сам не знает, отчего так счастлив. Вечером Фобос встречает его, сидя на ковре у кровати, машет рукой пригласительно и улыбается все также странно, как утром. Седрик быстро раздевается, плюхается рядом и блаженно расплывается, опустив голову на мягкое покрывало. Фобос протягивает ему баночку пива, но потом, словно передумав, отнимает руку и смеется.       - Нет, в этот раз я хочу, чтобы ты все помнил, – тянет Фобос и прячет пиво подальше.       - Я забыл что-то важное? – удивляется Седрик, а в груди у него все сжимается.       - Очень важное, – подтверждает князь задумчиво и тоже откидывает голову на кровать.       Они сидят так еще какое-то время, молчат и смотрят вперед. Фобос больше не пьет, хотя, судя по количеству пустых разбросанных банок, он выпил уже достаточно.       Седрик замирает, когда его руки осторожно касаются горячие пальцы, он боится пошевелиться, спугнуть прекрасное наваждение. Но секунды тикают, а Фобос не отстраняется, наоборот, придвигается чуть ближе, так, что теперь они соприкасаются плечами. Седрик думает не больше секунды, мысленно посылает все к черту, перекидывает ногу через ноги князя и целует его, зарываясь пальцами в платиновые волосы. Фобос отвечает жарко, прижимается ближе, обхватывает руками его талию и тихонько стонет.       Князь трется об него, игриво кусает губы и запускает проворные пальцы Седрику в штаны. Седрик рычит, покрывает шею Фобоса поцелуями, срывает с него одежду, не желая упускать ни минуты отведенного им времени и шепчет и шепчет как заведенный:       - Я люблю тебя.       Фобос смеется, притягивает его к себе за волосы так, что они стукаются лбами, чертовски сексуально облизывает губы и отвечает беззвучно:       - Ну наконец-то.