В ледяных руках

      Солнце исчезло за горизонтом, неровной линией которого представлялись острые фиолетово-серые скалы и сине-зеленые колючие ели, похитив с собой едва ли теплый осенний вечер. На смену ему пришла иссиня-черная, леденящая кожу и душу ночь. Густая темнота накрыла обшарпанные крыши старинных домов, словно черным плащом из плотной ткани. Маленький умирающий городок рано отходил ко сну. Почти ни в одном окне к нашему времени не горел свет, а встретить кого-либо после наступления темноты было еще труднее, притом, что встретить кого-либо и днем было победой.       Чернели кривоватыми прямоугольниками окна всех домов, кроме одного небольшого, в котором совсем недавно стала жить молодая пара с грудным ребенком. Худенькая, маленькая девушка нежно покачивала кроватку, будто бы боясь коснуться ее как-то не так. Мамочка уже успела устать за первые недели жизни малыша и сопровождающего ее холодного серого одиночества. Сын был очень громким, как подобает настоящему мужчине, почти не спал и не давал сделать этого другим. Мартину, отцу маленького крикуна, повезло чуть больше: он целый год сможет наслаждаться спокойным сном и тишиной. Надо полагать, это даже выглядело так, будто он сбежал от своей молодой жены и ребенка. Однако, выходя замуж за актера, стоило быть готовой к неожиданным неприятностям вроде годовых гастролей за границей. Разумеется, Мартин не мог упустить свой счастливый шанс стать известнее, чем не самый успешный актер одной страны.       Наконец, когда Дилан уснул, Элевен, стараясь не касаться холодного пола, пробежала на кухню, тихо шаркая домашними тапками-зайками. Нажав на липкую кнопку кофе машины, она устало опустилась за стол и принялась листать скучные ленты соцсетей. Ничего нового: все те же люди, те же глупые посты, те же сообщения о поздравлении с прибавлением, хотя малышу уже чуть больше двух недель. Но — ни одного сообщения от мужа. Со вчерашнего дня их несчастный диалог опустился и затерялся среди других переписок. Это нужно было принимать, как данность. Время актеров на пробах сильно ограниченно, а уж взять в руки мобильный телефон им и вовсе удается очень редко. Не стоило недооценивать и разницу во времени, которая составляла целых пять часов.        Внезапный стук в дверь заставил Элевен вздрогнуть и по привычке задернуть халат на груди. Она еле удержала мобильник в руке. Переведя взгляд на время, ей стало не по себе.       Двадцать минут одиннадцатого.       Она никого не ждала сегодня, а тем более в такое время. В самом городке родных у Элевен не было, как и знакомых. Знакомство с соседями пока не задалось, а все остальные подруги были в ее родном городе, находящемся за тысячу километров отсюда.        Приблизившись к мощной металлической двери, девушка встала на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок. Ее рост не позволял делать это, уверенно стоя на своих двоих. За дверью стоял мужчина на вид чуть менее тридцати лет не совсем дурной наружности. Его взгляд был устремлен в сторону, бледная рука с выделяющимися на косточках темными венами, неспешно теребила собачку черной джинсовой куртки. Его поза и выражение вычурного лица говорили о спокойствии и чрезмерной уверенности. Черноволосый снова неритмично постучал в дверь, даже не взглянув на нее, будто бы зная, что ему должны открыть.       — Простите, Вы к кому? — замешкавшись, сквозь дверь спросила Элевен, не спешившая поворачивать щеколду.       — К Вам. — спокойно сказал тот, чуть улыбнувшись, будто бы зная, что на него смотрят. — Я хочу узнать кое-что о Вашей милой соседке.        В делах любовных Элевен готова была помогать бесконечно много, однако ее все еще терзали сомнения, навеянные собственными страхами и поздним временем.       — А… У Маргаретт что-то случилось? — прикусывая нижнюю губу, что в последнее время стало ее излюбленной, но ужасной привычкой, Элевен сжала мокрыми пальцами холодную щеколду.       — Ни в коем случае, барышня. Мне не совсем ловко говорить подобным образом, понимаете… — тепло отозвался мужчина, тут же приняв неуверенно-нервную позу.       Но сквозь дверь проникал запах опасности, пришедшей вместе с ночным гостем.       Щеколда тяжело перекрутилась внутри двери, издав характерный громкий звук. Мощная дверь медленно открылась наружу, впуская в теплый дом ночную тьму, что ледяными объятиями окутала тонкие голые ноги девушки и пробралась дальше в квартиру, стремясь заполонить собой все пространство.       — И не пригласите? — приподняв в удивлении темные брови, спросил таинственный незнакомец, расправив длинные руки в удивлении.       — А разве для разговора это необходимо? — осторожно уточнила Элевен, все еще пытающаяся оградить себя от мужчины.       — А разве говорить через порог с гостем — гостеприимно? — подняв темные брови, небрежно бросил он, будто бы физически потрогав все тело девушки надменным взглядом сверху вниз.       — Проходите… — ошарашенно прошептала девушка, не сумевшая понять странного бесцеремонного поведения.       Элевен слегка поморщилась, закрывая за ним дверь, из-за чего холодный воздух вихрем последний раз пощекотал голые ноги. Как только мужчина оказался в ее доме, в воздухе стал чувствоваться слабый, но все же уловимый запах ванили. Этот запах ассоциировался у девушки с детством. Сколько она себя помнила, повсюду был этот полюбившийся ей запах, который будто бы стал пропадать с возрастом.       — Дело в том, что я не совсем хорошо общаюсь с соседями. Я недавно переехала сюда, но все же…       — Я знаю. — важно сказал тот, без особого интереса разглядывая картины на стенах, нарисованные Элевен. В голосе появились новые нотки, заставляющие пышно расцветать сине-фиолетовые цветки тревоги.       Это выбило девушку из колеи. Она окинула недовольным взглядом незнакомца еще раз, про себя прокручивая в мыслях укоры в свою сторону за то, что впустила какого-то дурного в дом ближе к ночи.       Внезапно из комнаты выбежал пес Тошка и принялся яростно гавкать на недоброжелателя в черном, на что ему было совершенно наплевать:       — Элевен, наконец я встретился с тобой. Лицом к лицу. Теперь, когда ты умеешь говорить и ходить, мы можем пройти поговорить. — мужчина развернулся к ней и начал неспешно, шаг за шагом, зная, что ей некуда бежать, приближаться к уже напуганной девушке. — Ты что-нибудь слышала о семействе Штеферд?       — Н…нет — не моргая глядя на незнакомца, потерявшего всякие мысли о соседке, тихо ответила Элевен.       — Ну, это можно было предсказать. — он цокнул от предсказуемости. — А о Графе Дракуле?       — Это… вампир из романа Брэма Стокера, кажется. Ну и… сказки. — неуверенно кивнула девушка.       — О, да, конечно, Брэм Стокер, — улыбнулся серыми губами тот. — Какая чушь! — от любезной улыбочки не осталось и тени на белоснежном лице, которое теперь, при хорошем освещении выглядело действительно мертвенно-бледным.       Мужчина медленно, но неотвратимо приближался к ней.       Отступая назад, Элевен достигла стены, но все равно почему-то продолжала вжиматься в бледно-желтые обои, будто бы не веря в их незыблемость.        — И что дальше? — девушка выпрямилась, показывая, что не боится его. Как жаль, что это был самообман. До мобильника было рукой подать, а потому в следующую секунду она дернулась за ним, чтобы позвонить первому попавшемуся контакту, лишь бы хоть кто-то знал, что происходит.        — Ты сделаешь то, что я тебе скажу! — он молниеносно схватил руку Элевен мертвой хваткой. Кажется, его рука была сделана изо льда, а сам он был безмерно силен. Еще чуть-чуть и девушка бы закричала, но будить неугомонного Дилана не хотелось даже при таких жутких обстоятельствах.        — С какой стати? — она попыталась вырваться, но тщетно. Элевен была словно муравей в плотно закрытой банке — без шансов на спасение.        — С самого твоего рождения я выбрал тебя, поэтому ты пойдешь со мной или твой отпрыск и муженек распрощаются со своими жалкими жизнями. — в его глазах читалась настоящая ненависть. Он готов был раздавить девушку, но будто хотел чего-то другого, чего-то более ужасного для нее, нежели просто смерть.        — Почему?! — не выдержав, закричала Элевен, прочитав все это в чужом взгляде. Из ее зелено-голубых глаз брызнули теплые слезы.        — Потому что я так сказал. — он выпустил ее руку, на которой остались красные следы мертвой хватки его руки. Девушка медленно сползла по стене, закрывая руками лицо. — Мне нужен наследник. Вампирская самка не может вынашивать ребенка, а потому мне нужен человек. Ты. Вынашивание вампира проходит около десяти с половиной месяцев, так что мы уложимся до приезда твоего ненаглядного. А если ты решишь сглупить, ему не жить. За ним уже сейчас следят. — Вампир остановился, услышав громкий плач младенца из комнаты. — Я познакомлюсь с малышом. Мне с ним как-никак год жить. — он скривил рот в жутком подобии улыбки, обнажив белые, острые, словно кинжалы, клыки.        — Что ты несешь?.. — жалобно спросила девушка, в тайне надеясь на то, что все это дурацкий сон или мерзкий розыгрыш.        — Еще раз услышу этот вопрос — тебе будет очень больно. Быть может, не только тебе. Собирай вещи, мне некогда ждать вас. — вампир направился к комнате, откуда доносился плач ребенка. Удивительно, но через какое-то недолгое время он затих, и вампир вышел с мирно спящим младенцем на руках.        — Я сейчас вызову полицию! — дрожащими руками набирая неверные цифры, Элевен поднялась с пола и приняла относительно уверенную позу. — И буду кричать, вокруг полно людей.       — У Мартина Гарбола в самолете был билет под номером двести шестнадцать. Он еще капнул на него несколько капель кофе, что потом рассказывал тебе по прилете. А вот двести семнадцатое место было занято мужчиной, который и толкнул его руку с кофе, не так ли? Если ты сейчас же не выбросишь свою сенсорную игрушку, двести семнадцатый номер сделает что похуже, чем просто толкнет руку с кофе. Хочешь проверить? — он игриво сузил глаза.       В кухне-гостиной стало совсем холодно. Воздух стал выжигать легкие изнутри, замораживая розовые губы, которые ему приходилось гладить на выдохе. Яркий теплый свет, льющийся от роскошной люстры с переливающимися искусственными камнями, стал тусклее и уже будто бы не давал рассмотреть девушке собственные дрожащие ладони, из которых успел вывалиться мобильный телефон. Однако звук падения провалился сквозь холодный бежевый пол, не достигнув ушей Элевен.       — К… куда мне нужно поехать?.. — кажется, смирившись со своей участью, почти безразлично спросила девушка, все еще лелея в душе крохотную надежду на пробуждение от кошмара.       — В твой новый дом. Не переживай, он куда лучше этого дешевого сарая. — ухмыльнулся вампир, покидая квартиру и приближаясь к какой-то черной машине из прошлого века, что стояла рядом с соседним домом.       — А какие у меня… будут гарантии, что ты просто не убьешь меня?.. — Элевен сглотнула, бросив свой вопрос ему в спину.       Вампир неспешно уложил грудничка на заднее сидение машины и, быстро развернув голову к девушке, стоящей в одном халате на пороге дома, стал медленно поднимать вверх по ступеням.       Пятиться назад не имело смысла, ведь Дилан уже был в плену.       Приблизившись к Элевен, он так же быстро схватил ее за шею, как и давеча руку:       — Никаких. — его жуткие серебристо-серые глаза, отражавшие сверканием ценного металла свежий разум, не помутненный безумием, в упор глядели в испуганные зеленые глаза девушки.       Схватившись за холодную сильную руку, она начала невнятно хрипеть. К ранее бледной коже с болью подступила кровь, отдав сильным напряжением в глаза, готовым лопнуть от силы удушья, а легкие сжались, стараясь удержать в себе остатки последнего воздуха. Мир расплывался, точно от пролитой на акварельный рисунок воды, из-за подступивших слез в полуоткрытые глаза. Образ, теперь она не сомневалась, настоящего вампира, если она верно поняла его обращение к Графу Дракуле, черным пятном клубился посередине смазанной картины.       Еще несколько мучительных секунд полюбовавшись отчаянием смертной девушки на пороге смерти, он расслабил холодные пальцы, отчего обмякшее тело легко, точно оно было из перьев, упало на колени. Вампир смотрел на свою жертву сверху вниз, одной только этой позой демонстрируя безграничность своей силы, а вместе с тем и власти над ней. Она не могла видеть выражения его лица, которое, без сомнений, только подтверждало его статус тирана и отныне ее хозяина.       — Я жду, пока ты соберешь свои одежды не более пяти минут. Если не поспешишь, будешь ходить по поместью голая и босая. — он сел на корточки подле нее, заглянув ей в лицо, после чего схватил за руку, заставив Элевен подняться. — Вперед! — как бы с отвращением выбросив ее руку из своей, вампир важно навалился плечом на холодную стену недавно обшитого дома.       Боясь дотронуться до покрасневшей шеи, Элевен лишь поднесла к ней руки и прошла в уже вымерзший из-за открытой двери дом. Тихо шлепая холодными ногами по ледяному дереву паркета, она принялась рассеянно собирать некоторые вещи, хотя на самом деле понятия не имела, какие вещи считаются необходимыми в плену у ходячего трупа. В попытках собрать вещи первой важности, Элевен теряла время. Замерзшие ноги по ощущениям также расплывались под туловищем, как и давеча все перед ее глазами.       — Пять минут на исходе. Ты собираешься ехать в этой тряпке? — вампир, у которого даже не имелось часов, соврал, кивнув на халат, в котором металась потерянная молодая девушка.       — Там будет холодно?.. — она сильнее прикрыла халатом грудь.       — Больше, чем ты можешь себе представить. Бери теплое, мне не нужен замерзший труп ближе к зиме. — он воссоздал такое выражение бледного лица, будто бы эта ситуация докучала ему своей скукой и серостью.       Переодевшись в простую, но теплую одежду, Элевен погрузила ничтожно маленькое количество набранных вещей в дорожную сумку и вернулась на крыльцо к вампиру. Тот, смирив ее небрежным взглядом серых глаз с таким же серым безразличием развернулся и направился к допотопной машине.       Салон изнутри был исполнен в красно-черных элементах из кожи и бархата, слегка коснувшихся потрепавших их времен. Посреди широкого красного сиденья спокойно сопел малыш. Опустившись на обжигающе-холодное сиденье, Элевен взяла его на руки так, чтобы он не проснулся. Когда задуманное ей удалось, она невольно дернула уголком губы, будто бы в попытке улыбнуться. Выдохнув с чем-то похожим на облегчение, она подняла глаза и заметила, как два серебристых глаза пристально наблюдают за каждым ее движением через зеркало заднего вида. Она замерла, будто бы надеялась, что он не заметит ее, если она не будет двигаться. Когда взгляд мертвеца оставил ее в покое, Элевен сменила испуганное выражение лица на внимательное, снова прокручивая в голове план будущего побега. Все, что ей требовалось для его реализации — это мобильный телефон, который приятно отяжелял карман ее осенней куртки.       

***

              Когда допотопная машина цвета безлунной ночи осталась позади, Элевен с Диланом на руках и вампир ступили на землю перед величественным строением. Поместье, стоявшее посреди кучи заброшенных домиков, растянувшихся в две улицы серыми полосами по краям полузаросшей дороги, встретило их теплым светом свечей из старых пыльных окон. Темно-коричневое здание черным контуром выделялось на фоне черного, но не настолько, чтобы скрыть обитель вампира, неба. Огромное темное существо, высотой в три этажа высоких потолков, с вызовом прищуривалось на своих гостей освещенными окнами.       Восхищение и ужас переплелись воедино так же ярко и шипя, как огонь и вода, взявшись за руку в душе Элевен, изобразив собою пышное цветение отчаяния серо-синего безнадежного цвета. Жить в этом месте было столь же невозможно, сколько невозможно и сбежать из него.       Поднимаясь по вскрикивающей от каждого шага лестнице, Элевен заметила засохшие капли крови на истертых деревянных ступенях, но не подала виду, что испугалась, хотя с каждым шагом становилось все страшнее и страшнее. Дом пугал своей стариной и тем, что в нем живет самый настоящий монстр, на чьем счету не менее сотни невинных жизней — в этом она не сомневалась. Каждый изгиб некогда совершенного поместья был чьей-то последней картиной, увиденной перед смертью в лапах хищника. Ужас лизал хрупкие бока девушки, вызывая своими ледяными языками толпы колющих мурашек. Спокоен в данной ситуации был только Дилан, по-прежнему мирно спавший в руках молодой мамочки, точно загипнотизированный. Элевен больше всего надеялась на то, что мальчик никогда не вспомнит ни единой картины произошедшего с ним, что он никогда не испытает колющее чувство дежавю даже если вдруг окажется в этом месте.       Изнутри особняк выглядел не таким пугающим, как снаружи. На пыльном деревянном полу была растянута красная потрепанная дорожка, убегающая вперед по длинному холлу, не столь худо освещенному желтым светом подтекших свечей. Позолоченные канделябры были полупустыми, но полностью залиты белым и красным воском, что неправильными сосульками росли из поверхности столиков и различных подставок, выступающих из стен. Стены были отделаны такими же потертыми и местами исцарапанными, порванными темно-красными обоями с черными вензелями. По краям красной дорожки красовались жуткие черные статуи, не совсем похожие на людей. В тех местах скульптуры, в которых это представлялось возможным, были растянуты старые паутины, давно лишившиеся своих обитателей и покрывшихся серо-коричневой пылью. Они чуть заметно извивались, будто бы во мрачном холле был сквозняк. Позади неприятных взору статуй стены украшали картины в узорчатых золотых и серебряных рамках. Практически все лица на них были такими же бледными, как широкий затылок шедшего впереди вампира. Все, кроме трех. Единственная картина, обделенная светом свечей и столь роскошной рамкой, являла взору едва различимые в темноте образы женщины и мужчины с ребенком на руках. Они единственные выглядели счастливыми и живыми среди иных портретов.       — Ты что, потерялась? — рыкнул вампир, обернувшись к засмотревшейся на портрет Элевен. В его сильной руке был роскошный старый канделябр с тремя горящими свечами, дополнительно освещавшими путь в ночном поместье.       — Засмотрелась… на картины, — девушка отошла от стены и сократила дистанцию между ней и вампиром. Однако она все равно продолжала вертеть головой по сторонам, рассматривая любопытное оформление старого дома. Быть может, все это какой-то розыгрыш от ее мужа, не обделенного фантазией актера. Именно зацепки, указывающие на это, она пыталась отыскать, одновременно поражаясь поистине старому строению и вещам, находящимся в нем.       — Это твоя комната. — вампир остановился у двери, когда они уже были на втором этаже, и распахнул здоровую деревянную дверь без особого усилия, которая с жалобным стоном поддалась. Из комнаты пахнуло сыростью и пылью. — Приберешься тут сама. — он бросил ее вещи на пол комнаты, будто хлам в мусорный ящик. — Еду я буду тебе приносить, но готовить будешь сама. Кухня снизу. Готовить будешь на газовой плите. Газ, соответственно, я тоже тебе добуду. Ванна за этой дверью. Она твоя личная. Воду наберешь в баке, он там. Нагреешь, если нужно, на том же газе. Шторы в доме не открывать. Ты можешь гулять во дворе днем, но не ночью. Я не единственный вампир, но ты единственная еда в этих местах. В подвал не спускаться, в соседнюю комнату ни шагу. На третьем этаже есть библиотека, но часть книг там на французском. Сама знаешь приоритеты того времени. Если уж совсем будет нечем заняться, можешь сесть за орган на первом этаже или за пианино. Если и это тебе не по вкусу, я смогу добыть тебе русских современных дамских романов из ларька. Все? — произнеся все это, как зазубренный текст, он безразлично взглянул на узницу, будто бы ее ответ не имел для него значения.       — А можно мне мольберт, кисти, краски и холст? — преодолев страх реакции на столь наглую просьбу, все же спросила Элевен тихим голосом.       — Те мазюкалки на стене твоего дома — это твое творчество? — вампир прищурился, будто бы стараясь получше рассмотреть лицо девушки.       — Это не мазня! — обиделась она, уловив издевательские нотки в его вопросе, но сразу же опомнилась, вспомнив, с кем говорит.       — Будет тебе мольберт. — вампир с силой захлопнул дверь в комнату прямо перед ней, подняв в воздух облачко пыли.       Откашлявшись, Элевен положила Дилана на огромную, старую, холодную кровать с серо-фиолетовой постелью. В углу комнаты под прозрачной пыльной тканью стояла когда-то красивая детская кроватка такого же цвета. Толстые и тяжелые даже на вид занавески, тянущиеся от самого потолка до пола, были пропитаны многолетним холодом и черной пылью, что теперь пыталась заполонить легкие девушки. В комнате горела лишь одна свеча — возле прикроватного столика, что находился так же близко к детской кроватке.       Тошка запрыгнул на кровать рядом с малышом и улегся спать. Кажется, ему было совсем не страшно. И не больно. Элевен завидовала ему сейчас. Он совершенно не переживает о том, что будет завтра. Он не боится того существа с белоснежной ледяной кожей, в отличие от нее. Несмотря на то, что в поместье до побега она будет с двумя живыми существами, она все равно оставалась одна, запертая в старом умирающем особняке, поскольку ни Дилан, ни Тошка никогда не вспомнят этого и никогда не поймут, что произошло несколько часов назад. Элевен была совершенно одна.       Приблизившись к шторам, девушка неуверенно коснулась плотной ткани, что колола нежные пальчики вышивкой из золотых нитей, чтобы чуть отодвинуть ее. Тяжелая штора поддалась не сразу, но как только сделала это, то явила Элевен вид из грязного продуваемого окна. За ним сияли яркие звезды, не имеющие ни пыли, ни потертостей, как тюрьма, в которой находилась она сейчас. Взгляд скользнул ниже, пробежав по сине-черным очертаниям острых елей. Она только сейчас обратила внимание на то, что поместье стоит в окружении могильных плит. Это были самые настоящие надгробия, а значит, там, внизу, под ними лежали иссохшие мертвецы. Туман окутывал могилы, точно холодное пуховое одеяло. Он плыл по земле, словно медленная молочная река. Казалось, сами души несчастных усопших плывут над землей в поисках покоя, которого им не найти уже никогда. Сейчас Элевен впервые пожалела о том, что наотрез отказывалась креститься в детстве. Быть может, сейчас это сыграло бы большую роль в ее судьбе.       Но как бы там ни было, уже было поздно. Сегодня начинается новая стадия в жизни девушки. Ей почти весь год предстоит жить под одной крышей с вампиром и вынашивать его ребенка, если побег не удастся. Думать о неудаче не хотелось, однако эта тяжелая мысль заставила Элевен безнадежно опуститься на кровать.