Когда выключат свет

      Света не было уже на протяжении четырёх дней. Магазины не работали. Пробки в подъезде отсутствовали. Люди за окном то ли митинговали, то ли ожидали конца света. Впрочем, это было совершенно не важно.       Алекс сидел на подоконнике, приставив к виску дуло пистолета, и совершенно отстранённо слушал свою внутреннюю тишину. Возможно, в данном контексте больше подходило слово «пустота». Но оно было слишком жарким, удушливым, возвращавшим жизнь по капле.       До недавнего времени Алексу казалось, что пустота — это очень холодное понятие, что могло спокойно прижиться в царстве вечной мерзлоты. Возможно, в таком контексте он готов был стать даже его рабом. Молчаливым и абсолютно безжизненным.       Но только эта дурацкая игра абсолютно не вписывалась в его совершенные правила, потому что молодого человека всё также продолжало душить. На теле выступал пот. И вместо того, чтобы выстрелить уже наконец-то в себя, ему больше всего хотелось облиться холодной водой.       Но он всё также продолжал сидеть на подоконнике и медлить.       Раньше, когда его настигали какие-либо неприятности, Алекс начинал считать про себя, вспоминая одну старую детскую считалку. Но сейчас это не помогало. Шёл второй месяц, как он практически не выходил на улицу, выменивая у знакомого поставщика сухие пайки на свои картины.       Возможно, так мало они и не стоили, но ему было всё равно, чем и как продавать себя. Из пункта «А» он давно как вышел, но до пункта «Б» так и не дошёл.       «Ну же, давай сейчас, — подбадривал он себя, — хотя бы один раз в жизни не будь трусом. Чего тебе стоит нажать на курок? Бах! И тебя больше нет».       Но уговариваться на подобное всё-таки было как-то дико. Поэтому Алекс уже четвёртый день растягивал это сомнительное удовольствие, чтобы хоть как-то почувствовать себя живым.       Иногда, открывая форточку, парень ловил на улице тревожные голоса людей, готовых писать петиции непонятно кому, поджигать дома для тепла и света, собираться в общины и делать ещё кучу непонятных вещей, которые всё равно никому не принесли бы ощутимой пользы.       Усмехнувшись про себя, он слишком резко спрыгнул с подоконника. Пол, в отличие от него, оставался таким же холодным. И больше соответствовал так и не преходящей к нему пустоте.       Собрав последние силы, Алекс выскользнул из комнаты и направился в ванну. Нет, резать вены было ниже его достоинства. Поэтому он так же молча и слишком отстранённо потянулся за бритвой.       Трёхдневная щетина давала знать о себе. Нужно было всё-таки постараться привести себя в человеческий вид, чтобы отправиться в последний путь достойно. А не в обвисших физкультурных штанах и старой вытянувшейся майке…       Действительно, кто так умирает?       Кто угодно, но только не он.       Занеся руку над подбородком, Алекс уже приготовился выступить для себя самым прекрасным на свете цирюльником, но здесь неожиданно постучали в дверь, в одно мгновение спутав все его планы.       Открывать или нет? Вот в чём вопрос.       Вся правда состояла в том, что вопроса на самом деле не было, но всё ещё существовало право выбора. Отказаться от своего намерения либо пойти в комнату и ответить незадачливому посетителю пронзительно верным выстрелом.       Вот только, кто он такой, чтобы хоть что-то решать сейчас за себя?       Отложив бритву в сторону, Алекс вынырнул обратно, в свою центральную стальную клетку, из которой выбраться ему так и не удавалось. И, вообще, слово «решать» вызывало у него одну лишь тошноту.       Возможно, сейчас за его дверью стоял ангел-хранитель и простирал к нему, загнанному, руки. Но любопытство оказалось превыше всего, в очередной раз наживаясь на его добродетели.       «Тройка. Семёрка. Туз». Вроде так там было. Или он что-то опять напутал, выпустил из виду либо просто забыл?       Но у любого человеческого индивидуума должен был оставаться разум. В этом он даже не сомневался.       Положив пистолет на стол, Алекс совершенно спокойно подошёл к двери и, даже не смотря в глазок, открыл её. На пороге стоял двухметровый детина из двадцать восьмой. Никто не знал его имени. Только кличку.       Говорили, что он сидел в тюрьме, оттуда и принёс столь большое количество наколок и довольно странное для него прозвище — Полковник. Но Алекс точно знал, что в таких вопросах людям не стоит доверять.       Отойдя немного назад, хозяин квартиры безмолвно пропустил незваного гостя внутрь, закрыв за ним тяжёлую железную дверь.       Так получилось, что раньше они никогда не разговаривали, потому что такой надобности не возникало у них обоих. Алекс вообще не видел смысла здороваться с соседями. Он слишком часто переезжал с места на место, поэтому люди, окружающие его, всё время сливались в одно единственное лицо, которое ему не очень-то нравилось.       Полковник был выше всей этой мирской суеты. Его откровенно боялись и старались никак с ним не пересекаться, чтобы не случилось чего-нибудь дурного. Но, как известно, общие обстоятельства порой связывают людей сильнее любого духовного родства.       — У тебя есть спички?       Вопрос прозвучал как-то совсем просто. Алекс совершенно бы не удивился, если бы Полковник пришёл к нему домой закапывать чей-нибудь труп, но вот просить спички было за гранью его понимания.       — Света уже нет четвёртый день…       Это не то чтобы меняло дело, но всё-таки худо-бедно объясняло суть столь странного визита.       — Я уже обошёл шестьдесят четыре квартиры…       — И как?       Алекс не хотел начинать диалог, но всё-таки втянулся в него, причём совсем непроизвольно.       — Никого нет дома. Все на улице…       — А давай поговорим?       Алекс даже не понял, как он решился на подобное. Просто ему захотелось запечатлеть данный момент, пока Полковник не ушёл.       — Спичек нет. Но зато есть газовая плитка и один баллон. Тоже газовый.       Считая, что этого всё-таки недостаточно для чаепития, Алекс очень быстро, практически скороговоркой произнёс:       — Аещёуменяестьсухпаёк.       Видимо, Полковника полностью устраивало такое положение вещей.       Пройдя в комнату, мужчина не проявил и доли удивления, когда увидел на столе заряженный пистолет. Казалось, что так и должно быть. Приходишь к человеку в гости за спичками. А у него вон там вот это. В общем, мелочи жизни.       Присев на диван, Полковник прогнул его тяжестью своего тела и как-то заметно успокоился. Пускай спичек и не было, зато оставалась живая компания и хоть какое-то подобие чаепития.       — Я никогда не был в тюрьме…       Почему-то именно это Полковнику нужно было сказать обязательно сейчас. Но Алекс совсем не удивился и просто ответил:       — Я знаю.       И внезапно попросил:       — Расскажи мне о детстве.       На минуту задумавшись, мужчина как-то затуманено посмотрел сквозь пространство. Чтобы не бегать через каждые пять минут на кухню и не проверять чайник, Алекс притащил его сюда, вместе с баллоном и плиткой.       Теперь они ютились на столе, рядом с заряженным пистолетом.       — Когда-то давно я был маленьким мальчиком… — начал рассказывать Полковник, задумчиво смотря на своего собеседника, — наверное, лет в пять мать принесла грампластинки со сказками. Я не помню, как называется та история, в которой, подожди, не могу вспомнить...       Потерев широкий морщинистый лоб, Полковник зажмурился и начал беззвучно шевелить губами, будто звук прошёл сквозь них, но так и не смог достигнуть своей конечной цели. Просидев так с минуту, мужчина звонко хлопнул в ладоши и радостно провозгласил:       — Всё! Вспомнил! Был такой немецкий сказочник то ли Гофман, то ли Гауф…       Откашлявшись в кулак, Алекс аккуратно проговорил:       — Они оба из этой странной секты…       Полковник округлил свой грубый рот, изрядно при этом удивившись:       — Надо же, а я и не знал! Ну, так вот, слушай. Эта история была про простого парнишку, стеклянного человечка…       — И про каменное сердце?*       — Откуда ты знаешь?       Алекс не смог не усмехнуться:       — У меня тоже когда-то было детство.       А затем, будто опомнившись, протянул Полковнику руку:       — Меня, кстати, Алексеем зовут.       Полковник в долгу не остался, крепко пожав ладонь парня:       — А я, только не смейся, Поликарп Петрович.       — Не буду, — пообещал Алекс, но тут же весьма неоднозначно фыркнул, постаравшись замаскировать этот звук под кашель, — подожди, у меня кое-что для тебя есть.       Встав с дивана, парень медленно подошёл к большому книжному шкафу и методично начал изучать его содержимое через стеклянную дверцу. Немного наклонив голову набок, он как-то загадочно улыбался, предвкушая что-то очень тёплое и необычное. Наконец-то его взгляд зацепился за тонкий корешок потрёпанной временем книги. Резко открыв шкаф, парень быстро вытащил из него часть содержимого и с совершенно счастливым видом отправился обратно к своему гостю.       — На, читай!       Полковник недоверчиво посмотрел на видавшую виды книжку, но всё-таки открыл её, погрузившись ненадолго в чтение. Осилив буквально несколько страниц, Полковник поднял своё потрясённое лицо и с изумлением посмотрел на Алекса.       — Эта история?       Парень неспокойно ёрзал на месте, боясь ошибиться. Хотя это было и невозможно. Данный ответ он прочёл в глазах Полковника. Добрых, лучистых и ужасно морщинистых.       — Забирай! — парень резко выкинул ладонь в сторону, стараясь таким образом изобразить жест столь внезапной щедрости. А затем моментально поник, тихо прошептав, что у каждого человека должно оставаться на руках его детство.       Вооружившись только что подаренным на прощание сухпайком и тонкой подранной книжкой, Полковник попрощался с хозяином квартиры, как со своим старым знакомым, обещая обязательно навестить его в следующие выходные.       Закрывая дверь, Алекс ещё не знал, что пока он бегал обратно на кухню за ключами, которые забыл повесить в прихожей, гость забрал с собой не только дорогие его сердцу подарки, но ещё и пистолет, заранее вытащив из него все оставшиеся патроны.