* * *
Город Малахит окутала тьма. Но такая тьма ночи, которая не приводит в ужас или страх, а та, которая придаёт местности волшебство и необыкновенность, загадочность и сказочность. Фонари, освещающие оживлённые улицы, ярко вырисовывались среди мрака, словно маленькие жёлтые звёздочки, упавшие с неба. Ни ночью, ни днём этот город не спит. Только постоянное движение, только жизнь. Люди вечерами ходили во многие места, как, например, в пабы, различные другие кабаки, на чай к соседке, званый бал у ненавистного врага, на площадь, дабы пощеголять своим новеньким платьем и похвастаться среди знакомых для того, чтобы дать пищу своему монстру-гордости. Всё это и было, в большом количестве. Было и много других развлечений, которые требуют внимания, однако их не следует упоминать, потому что всё это и не важно. Важно лишь то, что в эту ночь больше половины всего это пришлось отменить едино для того, чтобы посетить величайший цирк, раскинувшийся на самой большой площади города, чтобы посетить "Мирариум". Как только люди оказывались под его шатром, они пытались осмотреть всё, потому что он был прекрасен: самый верх - это было звёздное небо, тёмно-синяя бархатная ткань, на которой золотыми нитями были вытканы различные созвездия, рисунки знаков зодиака и других существ, населявших небесные своды. К манежу крупными волнами спускались тёмно-алые шторы, прекрасно гармонировавшие со звёздным полотном. Лавки стояли в несколько рядов, последующий из которых был чуть выше предыдущего, чтобы каждый мог узреть представление, открывшееся перед их глазами. Был также и специальный балкон, небольшой, зачастую для особо важных гостей, однако, если кто-нибудь заплатит изрядную сумму, то непременно сможет смотреть выступление артистов оттуда. Все места были заполнены, даже некоторые стояли, притупляя своё самолюбие и личностное уважение. Но смотреть стоя - это и так привилегия. Тихая, спокойная мелодия, игравшая до этого, затихла. Музыканты в низине манежа и чуть поодаль опустили свои инструменты и сами подняли взгляды на сцену. К середине вышла высокая молодая девушка с чёрными, как самая тёмная ночь, густыми вьющимися волосами, которые обрамляли её красивое лицо, выделяли её скулы и заставляли кусать ногти других красавиц от зависти. Её тёмно-алое, винного цвета платье идеально обрисовывало её тонкую талию, подчёркивая высокую грудь и лёгкие изгибы плеч, шеи и рук. Повязка на её правом глазу была такого же цвета, на которой была вышита змея. Но тот слух - это сущая неправда, ложь, бестолковый вымысел, имеющий смутное основание для существования, это уж точно. —Дамы и господа! —объявила она, проведя своими тёмными карими глазами, а точнее сказать, одним прозорливым глазом, зрителей, напрягшихся в волнительном ожидании. —Сегодня цирк "Мирариум" оказался в прекрасном, величайшем городе Малахит. Каждый из собравшихся здесь непременно хочет увидеть то, о чём ходят слухи, —её голос был бархатным, мягким, нежным, он эхом раздавался по всему залу, в котором царила тишина, не давая ни малейшему звуку просочиться сквозь стены этого волшебного шатра. В следующий момент на манеж вышел высокий молодой человек в яркой маске, скрывавшей почти всё лицо. На нём был твидовый фиолетовый костюм, голубая рубашка и красная бабочка, и , конечно же, как самый порядочный Клоун, он носил цилиндр*. —Сегодня вы все собрались под этим сводом, дабы узреть величайшее представление, увидеть артистов. Каждого вы увидите в исполнении его номера, который, будьте уверены, удивит вас, как и удивлял многих других, посетивших наш цирк. Поэтому приготовьте свои ладони для самых громких аплодисментов. —Представление начинается! —произнесла громким, звучным голосом Мадам Роуз. И в следующую секунду их уже не было на манеже, они исчезли, словно дым, растворившись в воздухе. Но через секунду выбежали несколько молодых девушек в ярких красно-золотых платьях, с не менее броским макияжем и начали танцевать под музыку. Оркестр гудел, каждый музыкант был задействован. Мелодия, рождающаяся инструментами под действием рук его обладателя очаровывала каждого, входила в сознание и открывала те самые "тайные" двери. Она просачивалась через каждую клеточку тела, заставляя замереть, чтобы не спугнуть того наслаждения, которое доставлял этот танец нот. После выступления танцовщиц зал уже загремел аплодисментами: эти девушки настолько прекрасно показали элегантные па, вместе с тем и изящные, эстетические позы, что сердца зрителей уже ныло от того, что не видели такой красоты очень-очень долго. Тонкие руки, чуть полноватые ноги, прекрасные изгибы ключиц, локтей, бёдер— всё это феи в своих красно-золотых платьицах старались показать, и у них это вышло. В следующую секунду будто всё остановилось: время, эта текучесть жизни, и даже сам воздух словно застыл. Это неимоверное чувство ожидания чего-то прекрасного и в то же время страшного. Зрители завороженно смотрели на сцену, думая, что сейчас будет: никогда нельзя предугадать точно, кто выйдет на освещённое место и какой покажет трюк. На чувство чего-то отчуждённого, холодного объяло всех сидевших и стоящих. Интуиция, которая в последнюю секунду возникла так же неожиданно, как вспыхивает огонь, не обманула: на сцене появилась высокая девушка, сопровождаемая своим белым волком. Животное не было похоже на обычных волков, которые знали малахитовцы: небольшие, буренького окраса и золотыми глазками. Тот был крупнее, почти в метр высотой, при том, что если он поднимется на задние лапы, его рост будет составлять в два раза больше; шерсть у небо была снежно-белая, а подшерсток сероватый. Именно это его выделяло на фоне тёмных драпировок и окружающего мрака. Глаза прямо-таки светились и поражали своим необычным цветом: небесно-голубая радужка, окруженная черным кругом, подчеркивающим этот цвет. Эти два светила излучали некую свирепость, безжалостность, лютую животную натуру, которая пугала тех, кто находился рядом с ним. Но светловолосая девушка с таким же цветом глаз только разделяла его чувства и сама выказывала все эти качества. После она со своим зверем стала выделывать различные трюки, которые были не столько красивы, сколько опасны и настолько захватывающие дух у зрителей, что те не могли отвести глаз. Это был словно танец, который знали только волк и эта девушка. Они вместе кружились в загадочных движениях, сменяя друг друга на местах. Мира сделала движение рукой, и на манеже появился Арлекин, служащий цирка. Необходимо сказать несколько слов об этом человеке, который привлекал многих, но его никто не привлекал. Можно сказать, что он самый обычный парень, сын фермера, который повадился на работу в цирке. Выполняет он не только поручения, связанные с устройством цирка, но и другие, более опасные задания, которые ему даёт Мадам Роуз. Согласен на всё, лишь бы две вещи были у него в досатке: деньги в кошеле и внимание великолепных женщин. Хоть он и рисовался для многих глупым и неуклюжим, однако у его характере проступали черты коварства, хитрости и терпеливости, что могло свидетельствовать об обратном. Его наряд не был замысловат: обычная крестьянская рубаха, панталоны, украшенные кое-где пёстрыми заплатками и лёгкие замшевые туфли. На его лице была чёрная маска, скрывавшая истинное лицо этого человека. А человека ли? Арлекин вынес обруч на высокой подставке, слегка поклонился Мире и ушёл. Девушка, с таким же холодным и непроницаемым взглядом своим голубых глаз, посмотрела на волка, а потом зажгла свечу. Поднесла её ближе к кольцу — и оно мигом вспыхнуло оранжево-красными языками пламени, которые ярко мерцали на фоне тёмного шатра. Мрак, который находился здесь, старался окружить и словно съесть этот огонь, но ему не удавалось этого сделать: огонь горел и горел. —Kom igjen. Давай, — Произнесла стальным голосом Мира. Она знала, что волк колеблется, даже в некотором роде боится огня, но всё равно прыгнет, потому что она сказала ему и при этом всем своим видом показывала, что это безопасно, что она защитит его, если придётся. Белосивый зверь ещё минуту поразмышлял, переменялся с ноги на ногу, но потом застыл — и в следующий миг уже прыгнул прямо в кольцо охваченное пламенем. Словно всё вокруг застыло, и был виден только этот обитатель Севера, который пошёл наперекор тому врагу, огню, который есть разрушитель льда. Зрители просто разразились аплодисментами. Их восторженные возгласы, глаза, которые горели, прямо как то пламя, из-за внутреннего переизбытка чувств, и руки, так старательно пытающиеся выразить хоть какаю-то толику благодарности за увиденное. Хоть здесь и было собрано тщеславие, горделивость, зависть, лицемерство, под этим шатром, сводом тёмно-синего неба, такого бескрайнего и удивительного, всё менялось: внутри у людей эти качества полностью укоренились, но под звёздами они об этом забывали и предавались наслаждению, которое им здесь представлялось. Волшебство и магия сглаживали души этих гадюк, словно вода камень. Но проблема состояла в том, что потом люди сами царапали этот камень, и тогда он превращался в изначальный вариант. Мира поклонилась, и после удалилась вместе с волком. Последний проблеск белой шерсти и голубых светящихся в темноте глаз — и его уже нет.* * *
Зал затих в ожидании, какой же номер им следует ожидать. Потом вышел тот, которого, не сказать, что боялись, но испытывали настороженность с ним: он мог вытащить бумажник, а его цель не заметила бы этого, он мог показать самые невероятные фокусы с картами, он мог так обмануть всех зрителей, что они бы посчитали, что в нём есть магия, настоящая магия, которая считалась утраченной. Такие же чёрные, как истлевшие угли, волосы обрамляли прекрасное лицо Рояла. Тёмные, густые брови делали его взгляд ещё более высокомерным и игривым. Однако не только характер и прошлое его было настолько же интересно, как и его глаза. Один глаз был голубовато-синий, не такой, как небесная лазурь или гладь океана, а скорее цвет его глубин морей и тёмный оттенок ночи, другой же был серый, белёсый глаз. Поговаривали, это Бог наказал за фокусы, которые он вытворяет, обманывая людей, но на самом деле это Дьявол наградил его за мастерство иллюзии и искусной лжи перед зрячими. Привлекали в нём и его руки: тонкие, изящные, длинные пальцы, сухожилия, которые видны при каждом его движении, выступающие костяшки. Кольца, которые он надевал, подчеркивали всё вышесказанное и придавали ещё больше обворожительности его образу. Фокусник вышел на середину сцены и достал колоду карт. Следует заметить, что эта колода отличалась красотой и имела ряд других особенностей, которые больше служат преимуществом для исполняющего, чем для смотрящего. Например, это то, что каждая карта была в меру гибкой и в меру упругой, каждая не прилипала к другой, как это делали дешёвые карты, купленные в переулках. Ведь фокус зависит на только от рук актёра, но и от предмета, качественного предмета. Но Роял Долум был из тех, кто управлялся с различным товаром: будь от дешёвым или непомерно дорогим. Его руки видели и ощущали так много карт, как разменщик, который переводит одну валюту в другую, принимая во внимание внешний вид монеты или ценной бумаги и с какого она континента. Роял, помня о своём прошлом, помня о всех тех страдания, которые причиняли ему эти люди— разодетые в вызывающие, яркие платья, разукрашенные дамочки с метровыми париками, напудренными добела лицами, маленькими губками и мужчины, с округлой сферой вместо живота— теперь смотрел на них презрительным, влаственным взглядом, в котором читалась победа над всеми этими людьми. Его улыбка словно выражала то успокоение, которое подарил ему этот шанс: стоять здесь, в цирке, и чтобы эти твари, которые насмехались над тобой, ждали твоего выступления с нетерпением. Это горячило, волновало кровь Рояла, и он чувствовал невероятную энергию. Роял откинул с лица черную вьющуюся прядь и приготовился к исполнению того, что он умеет лучше всего, кроме как флиртовать. —Итак, попрошу, вот...—фокусник присматривался к залу и вдруг остановил свой взгляд на одном, одном человеке, который врезался в его память так же, как и многие другие миллионы, но...—Хотя бы вас, мужчина, в голубоватом платье и парике в первом ряду, выйдите на сцену! —приказал Роял. И указанный им человек сделал так, как и сказал Роял. —Вот, прошу вас, выберите одну карту из колоды, —с этими словами Роял отвернулся, но на его улице светилась всё та же полусумасшедшая улыбка. Мужчина выбрал короля пик и показал всему залу выбранную им карту. —Я закончил, —сказал он. —Прекрасно,— пробормотал Роял. Затем фокусник, так же, не глядя, сунул короля пик в колоду карт и перемешал её, уже и этим самым удивив зал. Сначала колода карт была в одной руке, а потом они переплыли в другую, словно между его ладонями натянута невидимая нить, соединяющая оба его члена. —Сейчас я буду постепенно перекладывать колоду карт в другую руку рубашками кверху. Скажите, когда мне следует остановиться. Скажите, где вы думаете, будет ваша карта. Мужчина лишь усмехнулся. В нём затаивалось сомнение, однако это чувство было настолько маленьким, что перед осознанием того, что юноша, стоявший перед ним, показывал свои умения в других городах и странах, где его талантом восхищались и удивлённо вздымали вверх брови, что это маленькое недоверие постепенно гасло в прямой зависимости от харизмы фокусника. —Хорошо, я понял. —Итак, приготовьтесь удивляться! Роял начал перекладывать карты, упорно глядя в глаза своему зрителю перед собой. Он испытывал невероятный взрыв эмоций при каждом выступлении. Это будто бы оживляло его, придавало ему смысл жизни. Зал не раз затихал в ожидании чего-то волшебного и невероятного. В этот раз все устремили свои взоры на сцену, где происходило первое действие. А всего их было шесть. Шесть действий — шесть чудес. —Стоп, —неожиданно произнёс мужчина сухим от волнения голосом. Роял в ту же секунду остановился. —Итак...Это...Ваша карта? —Роял поднёс к мужчине карту, во время которой было произнесено это роковое слово "стоп". У Рояла на лице была та же улыбка, выражавшая победу и неимоверную радость, потому что он знал, что карта в его руках и которую в данный момент видит мужчина, — это король пик. —Да...Да, это моя карта! —после некоторого молчания заговорил мужчина. Люди захлопали в ладоши. Сам фокус поддерживался и характером исполняющего, слухами о нём и даже его внешность, которая идеально соответствовала навеянному образу его личности. Потом Роял стал перемещать колоду карт из одной руки в другую совершенно разными способами, чем вызвал ещё большее удивление у смотрящих. Их глаза, которые светились интересом и любопытством оттого, как Роял мог так легко расправляться с картами. —Итак, многоуважаемый зритель, вы можете садиться, —обратился он к мужчине, с которым проделывал трюк. —Что же, этот маленький кунштюк окончен. Теперь бы я попросил, да хоть бы вас, многоуважаемый господин, перетасовать эту колоду, — с этими словами Роял нагнулся и протянул руку с колодой карт молодому мужчине, сидевшему в первом ряду. Он так и сделал. —Смелее, смелее, тщательнее, иначе вы мне не поверите, что это настоящая магия, —улыбнулся этот прохвост, чертовски симпатичный прохвост. Мужчина ещё несколько раз перемешал карты. —Прекрасно, —пробормотал Роял. Мужчина отдал карты обратно Роялу и тот почувствовал новый прилив энергии, потому что был финал, блистательный финал его выступления на сегодня. —Итак, я попрошу подняться четверых мужчин на манеж. Вот, хотя бы вас, в первом ряду, вы перетасовывали мне колоду. Мужчина, который в пятом ряду, да, да, вас. Пусть бы ещё...Да вот, в седьмом, да, вас, идите же сюда. И...Вот, тоже в пятом, вы, да, да, — последний был мужчина настолько тучных форм, что размещался сразу на трёх местах, но ходил с гордо поднятой головой, давая понять что он — человек с высоким умом и тонкими чувствами, но отнюдь не такими же формами. —Станьте напротив меня в ряд. Так...Хорошо...Теперь я раздам вам карты, как в обычной игре в жабу, —и карты из рук Рояла словно перелетали в руки других, стоявших на сцене. —Вы же не против, если я тоже присоединюсь? — и тогда он взял и себе карты из колоды. —Пожалуйста, покажите всему залу ваши карты. Первый мужчина показал, и у него были все шестёрки, у второго —семёрки, у третьего —восьмёрки, у четвёртого —девятки, а у самого Рояла —десятки. Зал зааплодировал, приятно удивлённый ловкостью рук этого обворожительного парня с глазами Дьявола, как многие его называли. Но ловкость рук не решает всего дела: фокус складывается из нескольких составных частей, одной из которых является ловкость рук. Другая —это харизма, уверенность в себе и своём трюке, которая передаётся и твоему зрителю. И ещё —это ум, возможно не тот ум, который знает абсолютно все законы физики или может устно перемножать любые числа друг на друга, но тот, который рождает эти законы, свои законы жизни. —Что же, искренне прошу прощения, но вас попрошу удалиться. Но перед этим, прошу, перетасуйте колоду — обратился Роял к первому мужчине. Тот сделал то, что просил молодой человек, ушёл со сцены и скрылся во мраке зала и безликих ликов людей. —Теперь возьмём планку повыше, —притворная улыбка, которая не сходила во время всего выступления с лица Рояла, всё ещё сияла на его прекрасном лице, обрамлённого чёрным недлинными прядями. Роял стал раздавать карты. —Прошу вас, господа, покажите карты залу. У одного мужчины были все вальты, у другого —дамы, у третьего —короли, а у Рояла —тузы. Зал вновь разразился восторженными хлопками. Это уже значило большее у их представлении, чем начало выступления Рояла. Но именно потому всё приобретало, что все не знали того, что знал Роял, что было в закоулках его сознания, все схемы и уловки, необходимые для обмана и лжи. Он настолько искусно орудывал этими вещами, что они стали казаться правдой. —Теперь давайте повысим ставки ещё больше, —с этими словами в руке у Рояла появилась вторая колода карт. —Попрошу вас, —он обратился сначала к одному, а потом к другому мужчине, —и вас отобрать в одной колоде по одному джокеру и, соответственно, оставить одного, перетасовать, а после удалиться. Так они и сделали, после чего скрылись в платьях и париках. Стало заметно, что одна колода в руках Рояла стала толще, чем была, конечно же, ведь здесь было сто восемь, нежели пятьдесят четыре, неужели он собирается выловить что-то более стоящее вальтов, дам, королей и тузов?..Шанс, что ему попадутся именно те карты, которые он задумал очень мал. Но всё же не стоит забывать, что Роял мог сделать так, что колесо фортуны повернётся в его сторону при одном обдуманном движении его руки. —Итак, дамы и господа, как видите, перетасовывали карты другие люди. В мои руки они вернулись уже будучи в разном порядке, однако сейчас у этого господина и у меня будут такие карты, которые встречаются в одной колоде всего один раз. Как вы могли заметить, у меня в руке две колоды, что увеличивает шанс того, что мне попадётся совершенно любая другая карта, но не та, которую я задумал. Но...,—Роял вытягивает первую карту из колоды и это оказывается...Джокер. —Теперь надо бы достать второго, но...Где же он? Ах, наверное, здесь...—Роял вытянул из середины колоду именно ту карту, которая и была ему нужна. Дамы и все господа были поражены. Никто не придавал особого значения картам, лишь те, кто увлекался игрой в жабу или любым другим видом развлечения с данным предметом. В такое время карты и фокусы с ними были довольно опасными вещами, потому что при желании высших властей и, конечно же, церкви этого человека могли осудить как посланника Дьявола, после чего его могли сжечь, повесить или отправить на свидание с гильотиной, что закончится не совсем удачным способом, если тот хочет остаться в живых. Но Мадам Роуз — ах, эта чудеснейшая и прекраснейшая женщина— могла обвести вокруг пальца любого, даже самого короля. Снова эти хлопки, возгласы и глаза, полные приятного удивления из-за того, что они увидели того, что должны были увидеть. Роял стоял один посередине огромного манежа, улыбался и смотрел не на толпу, а куда-то дальше, будто его сердце наполнялось чем-то радостным не из-за того, что люди восторгались им, а из-за чего-то большего. Возможно, это была мысль о том, что люди, некогда пинавшие его на грязных улицах, теперь готовы преклоняться перед его мастерством и им самим. А возможно, это была мысль о том, что у него не будет тех телесных страданий, которые он испытывал. Он не смотрел на тех, кто был в зале, а дальше, дальше...* * *
После на манеже появился парень с кожей цвета жжённой карамели, тёмными волосами и такими же чёрными глазами. На нём были лишь широкие штаны и повязки на предплечьях, только и всего. Он вышел на сцену и глазами обвёл толпу, находившуюся перед ним. Таким загадочным, томным взглядом, который выражал полное безразличие ко всем. Потом резко сделал два сальто назад и дыхнул в сторону зала огонь. Настоящий огонь. Вначале, в самые первые секунды люди были удивлены и даже испуганы, но потом страх на их лицах сменился детской радостью и восторгом. Ещё несколько трюков просто захватили толпу: она буквально ревела от восторга, в глазах зрителей отражался этот огонь, и горел собственный, исходящий изнутри, который зажёгся и так ярко пылал, что все забыли об обидах и том, как следует себя преподносить высшему обществу. Они уже знали, что надо просто радоваться и наслаждаться представлением, как наблюдению раскрытия прекрасного цветка. Арлекин вынес ему несколько приспособлений, которые делали шоу более фееричным и захватывающим. Крутящиеся обручи, различные палки, о двух концах которых горел огонь — всем этим управлял он, тот, Родина которого была почти что огнём. Раджи Фламма будто оживлялся и знал, что, куда бы он ни пошёл, этот огонь всегда с ним. Может, он не пылает ярко перед глазами и не дарует тепло, однако он горит в его душе. Всегда будет гореть, покуда он будет дышать. В один момент пламя на палках погасло. Потом поклон Раджи, в благодарность того, что зрители наградили его щедрыми аплодисментами, а затем — темнота.***
Вновь свети отблески ярких фанфар. Но на манеже уже стоял не высокий парень с рельефными, литыми мышцами, а хилый, маленький и бледный мальчик. Если бы такого увидели на улице, сразу бы в голову пришла мысль, что он только милостыней добывает себе крохи, дабы хоть что-то поесть. Но никто не знал, что крылось в душе этого мальчика с тоненькими ручками и лебединой шеей. Белёсые, ржаные волосы доходили ему почти до кончика носа, из-за чего он часто их откидывал, потому что это ему мешало. Хотя эти действия были вовсе не обязательны, ведь, они не мешали его глазам. "Как", — спросите вы? "Потому что он и так не видит", — скажет вам любой, кто наслышан о цирке, то есть, каждый прохожий. Однако это не мешает ему быть тем, кем он хочет быть. Он с такой лёгкостью и даже изяществом перебрасывает предметы из одной руки в другую, что невозможно этим не восхищаться. Казалось бы, как он может жонглировать, при этом не видя перед собой предметов? Кто-то говорит, что на самом деле он зрячий, однако это всего лишь слухи, которые не имеют веских оснований на свою истинность. Другие болтают то, что его руками движет черная магия, которую это маленький мальчик купил у еретика и многое, многое другое...Но всё-таки за ширмой этого непонимания и здравого смысла крылась простая правда, в которую никто, не то, чтобы не хотел верить, а своим рациональным умом не мог допустить такого. Люди в свете думают, что они умнее остальных, но на деле каждый ведётся на удочку другого. У Мартина это была страсть, любимое занятие, которое доставляло ему наслаждение, когда он занимался таким. У этого мальчика было много увлечений: фехтование, музыка, ему читали множество книг, которые он сразу же запоминал. Сначала зрители видели лишь обычные белые шары, который были у Мартина сначала в одной руке, потом в воздухе, а затем в другой руке. Их количество постепенно увеличивалось. Когда Мартин вышел, изначально в руках у него было три шара, затем пять, семь, десять, пятнадцать. Хоть он и не видел перед собой толпы, собравшейся в зале, но ощущал, что они преисполнены удивления и восторга от увиденного, слышал их вздохи и ахи, который ещё больше разжигали в нём желание показать свои умения. Не ради тщеславия, не ради выгоды или хвастовства, а только лишь потому, что ему нравится это. Ему нравилось стоять на сцене, в окружении цветных платьев и париков. Ему нравилось подбрасывать предметы в воздух и ловко ловить их, при этом не проявляя огромных усилий. Ему нравился цирк, эта семья, которая была у него. Шары сменились булавами, которым он с такой же лёгкостью управлял. Мартин решился пройтись по сцене таким же шагом, каким он обычно гуляет в парке или где-нибудь ещё. Спокойный, размеренный, неторопливый шаг. Он знал, куда следует идти, знал эту сцену вдоль и поперёк, но все же не решался подходить близко к краям. Хоть он и не видел ничего, однако чувствовал взгляды людей, прикованные к нему. Ощущал предметы у себя в руках, доски, из которых сколочена сцена, — всё, на самом деле он видел всё. Мартин видел многое то, что не видит даже человек со здоровыми глазами, а ведь такой дар есть не у каждого. Дабы ещё больше взволновать тех, кто пришёл поглазеть на чудеса человеческих возможностей, Мартину выдали три пары клинков, остриё которых блистало при ярком свете. Никто не мог поверить, что сейчас этот маленький хрупкий мальчик будет жонглировать холодным оружием. Это же безумие! Но никто, кто сейчас прямо-таки жил цирком, был его неотъемлемой частью, не мог не быть безумцем. Во время любого опасного действа их сердце замирало, но кровь всё быстрее разгонялась по телу, скупые капельки пота появлялись у них на висках, во рту всегда пересыхало от то ли переживания, то ли возбуждения. Также, на всех лицах можно было заметить улыбку, которая порой задевала чувства самых горделивых особ, ведь в этой улыбке была толика выражения превосходства. Мартин бросил первый клинок, второй, третий...И вот уже шесть клинков в воздухе, и Мартин с лёгкостью орудует ими. Только не в бою, а в жонглировании. Зрители смотрели на него с нескрываемым восторгом. Это несомненно их поразило, унесло за собой, они были в восхищении. В один момент Мартин закончил своё представление, ловко поймав клинки и раскланиваясь залу, который ревел от аплодисментов. Когда он поднялся, на его лице красовалась совсем другая улыбка, не та, которая побеждает гордецов и толстосумов, а именно та простая и приятная улыбка, в которой можно заметить счастье и обыкновенную радость. Он сейчас думал не о жестокости этого мира, которая затронула и его, а о своём маленьком свете, своей цирковой семье, которая любит его больше, чем родная мать и отец.***
Каждый, кто сидел в зале, знал, кто будет выступать. Знал эту девушку с пепельными волосами, которая ходит по канату, словно по земле. Девушка сделала сальто и оказалась на предоставленном ей пьедестале. Потом стала на две руки и начала показывать различные акробатические движения. Затем прямо на неё вылетели несколько обручей, которые она ловко поймала, и начала крутить два кольца на двух ногах и одно — на руке, стоя уже на одной. Это удивило толпу и люди захлопали в ладоши, поощряя загадочный танец девушки. На этот жест она лишь слегка улыбнулась, будто зная, что следующими своими трюками удивит эту клику глупцов, лжецов и интриганов, собравшихся под звёздным и сказочным шатром. И действительно: люди , увидев, что Таль идёт по направлению к подвесному канату, начали пожирать её глазами. Многие, кто смотрел представление, до этого слышал туманные слухи о загадочных личностях, прислуживающих этому цирку. Все эти таинственные образы сотканы из множества ложных слов и выражений, которые большинство смертных придумали сами, для более драматичного эффекта. Однако именно ложь создала фундамент мыслей людей о циркачах. Таль на несколько секунд застыла перед тросом, натянутым на высоте около тридцати футов. Её всегда, перед тем, как ступить на канат, охватывало чувство беспокойства и волнения. Отнюдь не из-за страха того, что она не сможет сделать трюки, которые до этого в совершенстве показывала на тренировках до представления, а боялась из-за того, что прошлое может неожиданно настигнуть её. Оно было словно мрачная тень, повсюду следующая за девушкой. Конечно, многие говорят, что прошлое необходимо забыть, вообще не думать о нём, о прошедших страданиях. Но этим память человеческая и скверна, что очень хороша. Вдох, грудь Таль поднялась. Выдох, опустилась. Она может с этим справиться, как делала миллионы раз до этого. Таль хоть и не может забыть прошлое, однако может управлять им в настоящий момент. Страдания и тревоги, которые преследовали её некоторое время, теперь не имеют над ней власти. Они поблёкли, утратили свою силу. И Таль сделала первый шаг. Она сделала несколько шагов, а затем стала вытворять различные трюки. Она то взмывала в воздух, как лёгкая птица, то падала камнем вниз, а натянутый трос её обратно отправлял в воздух. За этими взлётами и падениями неотрывно следили люди заворожёнными глазами. Одновременно в номере девушки совмещались и красота, и изящество, и опасность, и фривольность. Великолепие и живости танцу придавал и свет софитов, который окрашивал, всего на пару секунд, пепельные волосы девушки в различные оттенки красного, синего, фиолетового, зелёного. От этого шоу становилось ещё более интересным и занятным: схватка с законами физики и силой притяжения. Найти равновесие составляло главную задачу, и Таль с этим прекрасно справлялась. Девушка остановилась на середине троса и оглядела людей, собранных в зале под сводами шатра. Затем она поклонилась, и аплодисменты градом посыпались в благодарность за исполненный номер. Таль ухватилась за две длинные ленты, которые тянулись с самого верха шатра и до манежа, и оказалась внизу. На такой высоте она намного лучше видела лица разукрашенных глупцов, сидящих и стоящих перед ней. Эти люди не внушали ничего, кроме как презрения, безразличия и равнодушия, однако их в некотором роде было жаль: жизнь, которую они ведут, состоит из празднеств, окрашенных в показ лжи, мрака и пороков. Мнимые счастье и радость, которые иногда посещают их, составляют лишь слова, которые будут положены в хвастливые речи очевидца. Это именно тот смрад людей, которые составляли бо́льшую часть смотрящих представление. Это именно тот смрад людей, на который Таль смотрела надменным взглядом, выражающим то, что она намного умнее их. Таль сделала двойное сальто назад и погрузилась в оковы нежной темноты шатра, которая окутала её под звонкий смех девушки с пепельными волосами.