Up in the air Fucked up on life All of the laws I've broken Loves that I've sacrificed Is this the end? I'll wrap my hands around your neck So tight with love, love A thousand times I tempted fate A thousand times I played this game A thousand times that I have said “Today, today, today” ♫ 30 Seconds To Mars — Up in the Air
Кью был не просто обижен — он был зол. Зол настолько, что позволил себе повысить голос на одного из своих подчинённых, чего не случалось очень и очень давно. Зол настолько, что заказал такси, чтобы побыстрее оказаться у ресторана, настолько, что хлопнул дверью слишком громко, хотя водитель этого не заслужил. Кью был зол настолько, что ужинал не с Бондом. 007 творил что-то непонятное. Вернулся с задания тихо, ничего не сказав, так что Кью узнал об этом от Манипенни, а потом… просто не смог дозвониться до агента. Бонд его игнорировал — чуть меньше, чем полностью, и это притом, что задание было действительно сложным, так что глава техотдела МИ-6 по-настоящему волновался: его поддержка в данном случае была минимальной из-за специфики цели. Бонд, разумеется, справился, как иначе, но его поведение после возвращения… Это было что-то за гранью. Манипенни за чашкой кофе полушёпотом сообщила ему, что М сразу вызвала 007 на ковёр — и поводом для этого стала какая-то девица, замешанная в миссии Бонда. Секретарь главы МИ-6 не была сплетницей, точнее, не была сплетницей, которая болтает ради болтовни, она любила 007, но Кью она любила чуточку больше, потому что из них двоих именно ему приходилось наблюдать за всем, что вытворяет их лучший агент. Ей не хотелось, чтобы Бонд разбил ему сердце, правда не хотелось, раны 007 можно залатать, а вот что будет с Кью, если их роман, к которому в МИ-6 уже почти что привыкли, закончится громким разрывом — об этом даже думать не хотелось. Но скрывать она не имела права. Когда Кью узнал о возможной причине бегания от него 007, его терпение лопнуло. Он не просто ужинал с тем, кого отшивал до этого несколько раз, потому что был целиком и полностью занят Бондом, он пригласил его подняться на «чашечку кофе». Спутник Кью, конечно же, был не против, и уже с порога предпочёл не делать вид, что не понимает намёка. Он не знал, что был лишь орудием мести — за обиду и унижение, которые испытывал в эти дни квартирмейстер, забытый и совершенно разбитый из-за этого. Это было как будто во сне. Кью позволил себя поцеловать, раздеть, уронить на кровать. Он выгибался под горячими прикосновениями, закрыв глаза, потому что не хотел видеть, кто это. Не хотел знать, что это не 007, но от одной мысли об агенте ярость заполняла собой всё — и он сам поднял голову, чтобы поцеловать своего гостя, горячо и страстно, разогретый желанием ответить ударом на удар. В самое сердце. Кью забылся, постанывая и кусая губы, когда брюки поползли вниз, потому что их путь прослеживался горячими пальцами, от которых действительно можно было вспыхнуть. Он знал, что желанен, давно желанен, он так долго отказывал, что теперь… Жар исчез в одно мгновение. Просто испарился, как будто и не было, и Кью вскинул голову, тяжело дыша и щурясь. — Вон отсюда, — Бонд явно не собирался тратить силы на то, чтобы спускать невезучего любовника Кью с лестницы, он просто отшвырнул его — так, что из шкафа, в который врезался мужчина, посыпались книги. Попытка сопротивления — и 007 ударил коротко и точно, ломая нос, больше повторять не пришлось, и на несколько долгих мгновений они остались одни. Кью всё ещё лежал на кровати, приподнявшись на локтях, в приспущенных брюках и расстёгнутой рубашке, он смотрел снизу вверх, собираясь сказать что-то вроде: «Вы это заслужили, 007», — но не мог выдавить из себя ни слова. Бонд смотрел на него молча, сжимая кулаки, и даже без очков Кью видел, как обычно голубые глаза агента сейчас почти что побелели от ярости — и только тонкий тёмный круг отделял радужку от белка. На секунду Кью показалось, что 007 его ударит. Джеймс ни разу не поднимал на него руку, но прямо сейчас квартирмейстер был почти уверен, что это случится. Лучше бы ударил. Вместо этого Бонд просто развернулся и вышел из комнаты, не говоря ни слова, а через секунду Кью бросился следом, путаясь в собственной одежде. — Бонд! — он выскочил на площадку, как был, босиком, перегибаясь через перила и совершенно забывая о том, что у него есть соседи; 007 быстро спускался по лестнице, никак не реагируя. — Немедленно вернитесь, Бонд!.. БОНД! Тишина в ответ. Кью метнулся обратно в квартиру, чтобы кое-как влезть в ботинки, схватить куртку и очки — и побежать следом, рискуя скатиться по лестнице кубарем из-за развязанных шнурков. Он выскочил на улицу, едва не поскользнувшись, задыхаясь от бега и замирая тут же. Бонд стоял у крыльца подъезда, стоял и курил, не снимая чёрных кожаных перчаток. Кью быстро спустился по ступенькам, подходя к нему и зябко запахивая куртку, но прохлада декабря была просто детским лепетом по сравнению со льдом в тоне 007, когда он разомкнул губы. — Идите домой, Кью. Простудитесь. Он не повернул головы, он даже не посмотрел в сторону главы техотдела МИ-6. Сказал эти четыре слова, затушил окурок, отправляя его в урну, и пошёл прочь. Кью смотрел ему вслед, словно окаменев, он не мог сказать ни слова, не мог сделать ни одного шага. Он просто смотрел в спину Бонду, проглатывая подступившие слёзы, которых, на его памяти, не было уже очень давно. «Идите». «Простудитесь». Кажется, он сделал очень большую ошибку.* * *
Кью не стал обрывать телефон 007, не стал засыпать его сообщениями, не поехал к нему домой. Он провёл бессонную ночь за ноутбуком, бездумно забивая часы мелкой работой, которую давно откладывал — чтобы делать хоть что-нибудь. Пальцы подрагивали, перед глазами периодически всё начинало плыть, чай остывал быстрее, чем Кью успевал его выпить. Коты старались держаться поближе, безошибочно определяя состояние своего хозяина как «критическое», но Кью этого не замечал. Порой он даже забывал, что только что делал, выпадая на несколько минут из реальности. Мысли уносили его в самые тёмные закутки города, в бары, где наливают много и не спрашивают, что случилось. Он видел Бонда за одной из стоек, видел так ясно, как будто стоял за его спиной или сам подливал ему виски в стакан. Да, Кью видел несколько раз, как 007 напивается. Не пьёт, а именно напивается — и это всегда был виски, только виски, много виски. Остатки того, что было дома у него самого, квартирмейстер уже выпил, там едва-едва набралось на порцию — и это не слишком помогло. Не опьянел, не уснул, в общем, легче не стало совершенно, только в голове слегка зашумело, и то ненадолго. Кью знал, что Джеймс ни к кому не поедет. Даже если у него была любовница, сейчас он к ней точно не направится. Нет, он будет сидеть и методично надираться, пока не почувствует, что ноги его едва держат. Тогда 007 возьмёт такси и поедет… Раньше он приезжал к Кью. Один раз сам был за рулём, и это был редкий случай, когда Кью отвесил ему пощёчину, едва поняв, каким образом Бонд добирался до него. А потом долго-долго баюкал в объятиях, пока агент не задремал, уложив голову ему на колени. Это было не самое простое и удачное задание. Бонд его выполнил, но слишком дорогой ценой. Сегодня Джеймс поедет домой, на свою съёмную рабочую квартиру. Или в какую-нибудь гостиницу. А может, он нашёл бар, где сразу можно снять комнату, чтобы напиться — и отключиться сразу же. Кью физически ощущал комок в горле, когда думал о том, что всё это из-за него. Да, он был зол, но, видимо, перегнул палку, перегнул настолько, что теперь давился холодным чаем, потому что не находил в себе силы подняться и заварить свежий. Письмо от Манипенни заставило сердце квартирмейстера сжаться, но в то же время ему стало немного легче. Новое задание для 007 — нужно подготовить его. Так быстро, должно быть, что-то срочное… Кью шумно выдохнул, усилием воли заставляя себя закрыть ноутбук. Значит, завтра утром они точно увидятся. Точнее, уже сегодня. Нужно подумать, что Кью может сказать в своё оправдание, как убедить в том, что… Что? Что он хотел переспать с каким-то мужиком назло Бонду? Что ему было больно настолько, что он захотел сделать так же больно 007? Кью смотрел на ситуацию со стороны и просто не находил рационального объяснения своему поведению. Это было так импульсивно и необдуманно, это было совершенно для него нехарактерно, что в сумме означало самое страшное: он действительно любил Бонда. Кью подался вперёд, с тихим стуком встречаясь лбом с крышкой ноутбука. Любил и заставил 007 увериться в прямо противоположном.* * *
— Что значит «у него было разрешение»?! Голос Кью, обычно спокойный и негромкий, сейчас просто размазывал одного из сотрудников по столу. Бедный юноша то бледнел, то краснел, боясь двинуться, как будто глава техотдела его сразу разорвёт. Кью нависал над ним с таким видом, что эти опасения были вполне оправданы, а остальные сотрудники обеспокоенно собирались вокруг. — У него было разрешение с подписью от М… — пролепетал подопечный Кью. — Да хоть с подписью Папы Римского, когда ты последний раз видел, чтобы агентов 00 отправляли на задание без инструктажа?! Кью был не просто зол, о-о-о, нет, он был в гневе. И дело было даже не в том, что Бонд сделал всё, чтобы избежать их встречи и разговора, нет, это, конечно, задело квартирмейстера, сделало ему больно, но не разозлило. Кью вышел из себя, увидев перечень того, что взял 007. Судя по заданию, на которое он отправился, приехав в оружейную аж в пять утра и заболтав дежурного так, что тот позволил ему собрать всё самому, для успешного выполнения было необходимо всё самое лучшее. Последние разработки. Новые образцы, которые прошли успешное тестирование. Бонд же взял то, с чем умел обращаться сам, своих «проверенных друзей», и это успокаивало — но его снаряжение не дотягивало и до половины того, что было необходимо захватить. И, разумеется, он отказался от поддержки. Это Кью тоже понял сразу, но запрещал себе думать в данном направлении, потому что это грозило полной потерей работоспособности. Всё будет хорошо, Бонд профессионал, он знает, что и как ему делать. Глава технического отдела МИ-6 уговаривал себя именно такими словами, понимая, что они звучат одинаково убедительно и пусто. А вот если бы Бонда не пустили в оружейную… Он собирался продолжить разговор с виновником случившегося, и уже даже набрал воздуха в лёгкие, потому что впервые за долгое время система контроля эмоций предпочла не вмешиваться, но голос Манипенни заставил Кью обернуться. — Кью, — она стояла совсем рядом, смотря на квартирмейстера с искренним беспокойством и как будто даже лёгким ужасом. — М вызывает. Немедленно.* * *
Кью опустился на стул напротив главы МИ-6, на его «доброе утро» она ответила коротким кивком, не пытаясь сделать вид, что занята, например, документами. М следила за ним взглядом, спокойным, но не предвещающим лёгкий разговор, впрочем, он на это и не надеялся. — Что происходит, Кью? — она не стала размусоливать и сразу перешла к делу. Глава техотдела молчал, смотря на бумаги на столе. Он не был уверен, что хоть один из его ответов устроит М. — Сначала Бонд заявляется сюда, обрывая мне телефон в пять утра, чтобы заверить, что вы разрешили ему собраться самому — но ему нужна моя подпись, потом вы поднимаете такой крик, что мне звонит служба безопасности, — она чуть нахмурилась. — У нас не принято заводить отношения на работе, Кью, и ваше… тесное общение с 007 не пресекалось лишь потому, что не мешало. Даже помогало в отдельно взятых случаях, в ваших интересах было обеспечивать сохранность Бонда, возможно, даже чуть больше, чем в моих. Но сейчас я не понимаю, что происходит — и спрашиваю вас. — Мы поругались, — сухо сообщил Кью. — И что же послужило причиной того, что 007 сорвался на задание так, как будто за ним гонится свора адских псов? — Я ему изменил. Бровь М дёрнулась вверх, но Кью этого не видел. Он продолжал смотреть на её стол, но теперь ничего на нём не видел, погрузившись в свои мысли. — Он вернулся с прошлого задания и не посчитал нужным хотя бы сообщить мне об этом, — продолжил квартирмейстер, не уверенный, что М хочет это слышать, но почему-то не мог остановиться. — Он меня просто игнорировал. Мне сказали, — Кью не хотел поставить Манипенни и умолчал о своём «источнике», — что дело в какой-то девушке, из-за которой вы его вызывали к себе и лично отчитывали. Я решил, что он мне изменяет — и решил отомстить. — А казалось бы: оба взрослые люди, — глава МИ-6 вздохнула, даже не скрывая, что разборки любимого агента с лучшим сотрудником её порядком утомили. — Манипенни стоит освоить искусство думать до того, как что-то сказать. Она покачала головой, как будто собираясь с мыслями, но одного взгляда на Кью, который всё ещё сидел в той же позе, в которой замер, опустившись на стул, хватило, чтобы принять решение: — Видит бог, я последний раз позволяю втянуть себя в этот детский сад. Развели тут бразильский сериал, — она постучала короткими ногтями по столу. — Этой девушке шестнадцать, её родители погибли в ходе операции и Бонд в кои-то веки решил сам разобраться с последствиями своих действий. К счастью, он додумался сообщить о том, что собирается помочь сироте, оставшейся без дома, и мы вовремя узнали, что имеем дело с вражеским агентом. Хорошо обученным и почти обманувшим Бонда. 007 выяснил это сам, но не без нашей помощи. В общем, можно сказать, что он стал несколько… чуть более сентиментальным, чем раньше. — Но почему… — наконец, Кью поднял взгляд, его мозг активно переваривал информацию, чтобы сделать выводы. — Почему он вам не сказал? — М чуть пожала плечами. — Не знаю. Возможно, ему вдруг стало страшно стать убийцей в ваших глазах. Не агентом с лицензией на убийство, а убийцей. Родители девушки не имели никакого отношения к делу — они погибли, потому что оказались не в то время и не в том месте. Теперь Кью смотрел на главу МИ-6. Не мигая и не двигаясь. М вздохнула одному богу известно в который раз за это утро. — Возьмите себя в руки, Кью. Вернётся 007 — проведу с ним профилактическую беседу по поводу информационно-корпоративной этики. А пока — займитесь делом, думаю, у вас много работы. — Есть хотя бы примерные сроки завершения задания? — квартирмейстер сглотнул, чувствуя, что ему не хватает воздуха; постепенно до него стало доходить, что он сам натворил и как это выглядело со стороны Джеймса. М посмотрела на него долгим и очень внимательным взглядом — и вдруг улыбнулась. Просто приподняла уголки губ, и эта улыбка мелькнула и в глазах, которые видели в своей жизни многое. И очень небольшая часть из этого увиденного была хорошей. — Можете последить за ним самостоятельно, Кью, — она снова стала серьёзной, но без сердитости. — Я повесила на него маячок. — Думаете, он не заметит? Возможно, если бы речь шла о ком-то другом, М бы даже оскорбилась из-за сомнений в её компетенции. В данном же случае она и сама не могла сказать, что была полностью уверена в том, что 007 не обнаружит крохотный жучок. — Будем надеяться, что не заметит, — вот теперь М взялась за бумаги на своём столе. — Идите, Кью, и постарайтесь сегодня ограничиться одной чашкой кофе. С непривычки эффект может быть непредсказуемым.* * *
Через три дня маячок пропал. Просто пропал, и Кью хотел верить, что 007 обнаружил его сам, а не… Что «не» — квартирмейстер думать себе запрещал, с головой уйдя в работу. М была права, накопилось приличное количество задач, срочных и не очень, но все они отлично подходили для того, чтобы занять руки и голову. Кью даже извинился перед молодым человеком, которого едва не заставил поседеть — отчасти потому, что подобное поведение не было характерно для главы технического отдела. Точнее, оно было крайне не_характерно, что послужило поводом для активных обсуждений шёпотом: 007 отправился на задание без кураторства квартирмейстера и даже без его инструктажа. Возможный конфликт оброс несуществующими подробностями быстрее, чем испаряется кипяток на морозе, но Кью было плевать. Он никогда не обращал внимание на слухи, даже если был главным действующим лицом очередной пикантной истории. Ещё через два дня разведка доложила, что задание выполнено. Бонд к этому моменту всё ещё не вернулся — и не было ни одного намёка на то, где он. Кью не уходил с работы, забываясь сном на крохотном диване в отделе. Он был уверен, что 007 не придёт к нему домой, как это бывало раньше. О других вариантах глава технического отдела МИ-6 всё также не думал. Просто не мог. М позвонила ему ночью — между шестыми и седьмыми сутками с момента исчезновения сигнала. Кью был на своём рабочем месте, занимался очередной системой, но в момент звонка… Ему на секунду показалось, что он умер, когда на экране высветилось короткое «М». Вариантов было ровно два — иначе глава МИ-6 не стала бы звонить сама — и в тот самый момент о втором всё-таки пришлось подумать. Кью только с третьей попытки попал по крохотному кругу ответа, прежде чем взял трубку. — Корпус Р, Кью. Только что привезли. Р. Реанимация. Кью бежал по лестницам, игнорируя лифты, они казались ему слишком медленными. От недостатка сна и еды мир перед глазами плыл — и темнел от особенно резких движений, руки и ноги были как будто немного ватными, а к горлу то и дело подкатывала тошнота, но всё это не могло остановить главу техотдела. Пусто, везде совершенно пусто… Ночью здесь почти не было людей. Кью бежал, бежал так быстро, что обгонял реальность, время и пространство, как ему казалось. М уже стояла в коридоре, коротким, но властным движением останавливая его у двери в палату. Короткий рывок — она не пустила, сильнее сжав пальцы на плече квартирмейстера. — К нему пока нельзя. Только прооперировали. — Как… — Кью тяжело дышал, кажется, ему было непросто держаться в сознании. — Вы же сказали — привезли… — Мне не дали гарантии, что операция закончится хорошо, — она чуть ослабила хватку, кажется, даже проведя рукой по спине Кью. — Вытащили две пули. Он пересёк границу, там наши обнаружили. Теперь всё нормально, он стабилен. Кью перевёл взгляд с М на дверь за её спиной, в которую ему было запрещено входить. Пока запрещено. Он не знал, захочет ли Джеймс его видеть, но сам отчаянно этого желал. Настолько, что будь на месте М любой другой человек — оттолкнул бы и вошёл. Но это была именно М. К лучшему, наверное. — Сделайте кофе, Кью, — она опустилась на небольшую скамью у стены. — Мне и себе. Я пью чёрный без сахара. Кью даже смог принести две чашки, ничего не расплескав, и поставить их на крохотный стол у скамьи. Кью сел рядом с М. А потом его вырвало — и как хорошо, что мусорное ведро оказалось достаточно близко, а глава МИ-6 давно научилась замечать эту секундную перемену в лице пережившего шок человека.* * *
Кью потратил несколько часов на составление подробных инструкций для подчинённых. Конечно, он взял ноутбук с собой, но предпочёл подстраховаться, прежде чем оставить свой кабинет на несколько дней. М не возражала. Небольшой стол в палате Бонда был занят только компьютером Кью и его кружкой, больше квартирмейстер ничего с собой не взял — обещали, что долго 007 тут держать не будут. Глава техотдела МИ-6 хотел быть рядом, когда Джеймс придёт в себя. Он очень боялся того, что случится сразу после этого, боялся, что Бонд его прогонит, боялся, что просто отвернётся, как было у дома Кью… Но сидеть у себя и ждать, не видя 007, было ещё страшнее. Мгновение, в которое что-то в палате изменилось, заставило его вздрогнуть всем телом. Дыхание. 007 дышал по-другому, не так, как пару секунд назад. Кью медленно выглянул из-за экрана ноутбука, тут же натыкаясь на пока ещё только фокусирующийся взгляд. Наверное, нужно было замереть, наверное, он должен был оказаться скованным ужасом… Но вместо этого квартирмейстер поднялся, подходя к кровати и опускаясь на стул около неё. Он робко и осторожно взял Джеймса за руку, свободной поправляя очки. Старое движение, ещё со школьных лет выдавало в нём волнение, когда было именно таким — быстрым и как будто дёрганным. Он не успел ничего сказать, слова разбежались вместе с мыслями, когда пальцы Бонда чуть сжали его ладонь, а обескровленные и едва размыкающиеся губы прошептали: — Малыш, забери меня домой…* * *
Это было одновременно и сложно, и нет — ухаживать за Джеймсом дома. Кью пришлось ощутимо расширить инструкции, которые он составлял для своего отдела, прежде чем перейти на домашнюю работу. Да, М могла бы его не отпускать, это было бы справедливо и правильно, но она сидела с ним в коридоре — до момента, когда разрешили войти в палату. Не столько потому, что жалела Кью, сколько из-за того, что хотела лично убедиться: с 007 действительно всё будет нормально. Но М отпустила. Конечно, из её уст это звучало как: «Лучше вы будете работать, есть и спать дома, приглядывая за Бондом, чем угробите себя на работе, а я даже не смогу отправить вас домой, потому что единственный, кого вы послушаете, немного неразговорчив»… Но Кью знал, что она действительно беспокоится. За них обоих. Он забрал Джеймса как только разрешили — в тот же день. И, конечно, отвёз к себе, потому что отлично понимал, что 007 имеет в виду под словом «дом». По дороге он пару раз даже пошутил про то, что коты, наверное, уже обрадовались, что их хозяин, наконец, избавился от третьего лишнего. Кью только фыркнул, зная, что их теперь от Бонда будет не отогнать. Они тоже соскучились. Как и он. Иногда, краем глаза наблюдая за тем, как Джеймс что-то смотрит на планшете, не включая звук или используя наушники, чтобы не отвлекать Кью от работы, квартирмейстер чувствовал острое желание поговорить о том, что случилось. Объяснить. Обсудить. Попросить прощения… Но слова застревали в горле, стоило ему открыть рот с мыслью об этом разговоре. И Кью утыкался в свои схемы, отгоняя от себя призрак того вечера — жуткий призрак. Бонду нельзя было спать на боку или на животе, поэтому Кью забирался под одеяло, прижимаясь к нему очень осторожно. Джеймс обнимал его за плечи одной рукой, ласково целуя в висок, и страх, что он уйдёт, когда поправится, исчезал — минимум на одну ночь. Кью спал спокойно только рядом с ним и давно перестал обманываться на этот счёт. Впрочем, он отлично знал, что это взаимно. Таскать 007 по квартире, обрабатывать ему швы, менять повязки, одевать, кормить и даже мыть лучшего агента МИ-6 — Кью был готов на всё. Он осторожно усаживал Бонда в ванну, не позволяя особо дёргаться, а потом быстро менял очки на линзы, которые не особенно любил, но рисковать не стоило. Он должен был видеть всё, а при мытье очки могли и запотеть, и потерять чёткость из-за попавшей на стёкла воды. Квартирмейстер вставал на колени у ванны, беря мочалку и строго пресекая все попытки самостоятельности. Любое резкое или неосторожное движение — и швы могли разойтись, это Кью знал прекрасно, так что предпочитал всё делать собственными руками. Да, у него сердце обливалось кровью, когда он видел, как тяжело даётся Бонду факт собственной — хоть и временной — недееспособности. Как ему стыдно за то, что он не может даже встать на ноги без чужой помощи. Как ему… мерзко от себя самого, хотя он ни в чём не был виноват. И Кью был ласков и осторожен, после каждой подобной процедуры отодвигая работу на второй план — чтобы побыть с 007 хоть полчаса. Просто посидеть рядом, закинув одну ногу ему на бедро и читая книгу, иногда вслух. Джеймс морщился и говорил, что ему совершенно неинтересно слушать про самые распространённые ошибки при организации многофункциональной внешней системы безопасности, но… слушал. Слушал и иногда даже задрёмывал под негромкий и такой родной голос, рассказывающий, словно сказку, какие-то технические подробности. Сказок в доме Кью не было, теперь он думал, что это упущение. Иногда он всё-таки ездил на работу, когда без помощи главы отдела было совсем не обойтись. Это было непросто, но Кью понимал, что не имеет права всё бросить. Он поправлял Джеймсу подушки перед уходом и ставил поближе чай и перекус. — Я ненадолго, — он целовал Бонда коротко и мягко. — Будешь хорошим мальчиком? — Обязательно буду. Бонд всегда улыбался в ответ и устраивался удобнее, намереваясь подремать. Это было его любимым занятием в отсутствие Кью. И квартирмейстер каждый раз находил его на том же месте и практически в той же позе — правда, ещё и в компании котов, которые теперь предпочитали держаться поближе к 007. В один из таких вечеров, вернувшись с работы, Кью понял, что больше не может. Больше не может ждать, молчать, бояться, что ему необходимо объясниться — и для этого слова не подходят. Их будет мало и недостаточно. Они не смогут передать всё то, что он чувствует. 007 лежал на кровати, неспешно что-то листая в планшете, который отложил, когда Кью появился на пороге спальни. Бонд улыбнулся, но тут же вопросительно вскинул брови: квартирмейстер не снял пальто, не положил свою сумку для ноутбука, продолжая держать её в руке, и весь как будто слегка подрагивал в неверном свете плавно опускающегося к горизонту солнца. — Кью? — 007 попытался приподняться, если Кью нужна была помощь, его никакие раны не остановят. Кью поднял свободную руку, останавливая его. Опустил ноутбук на пол, небрежным движением плеч скинул пальто, даже не делая попытки повесить его аккуратно. Подходя к кровати, он избавился от ботинок, коленом наступая на матрас и сразу перекидывая вторую ногу через бёдра Бонда, чтобы осторожно на них опуститься. О, 007 давно просил, в шутку и всерьёз, намекая и настаивая, один раз за день — или едва не каждый час, но Кью говорил, что рано. Две пули — это две пули, и заживать такое будет долго. Но сейчас… Сейчас, по расчётам Кью, прошло уже достаточно времени, чтобы можно было что-то себе позволить. Что-то, что не даст Бонду активно двигаться, потому что этого всё ещё было нельзя делать. Наклонившись к нему близко-близко, Кью медленно поцеловал агента, беря его за руки и кладя себе на пояс. Ладони 007 тут же скользнули ниже, сжимая и исследуя, и квартирмейстер не сопротивлялся этому, наоборот — забрался чуть прохладными пальцами под футболку, в которой Бонд передвигался по дому, ласково проводя подушечками по коже, ловко огибая участки, которых нельзя было касаться: их расположение он уже помнил наизусть. Бонд ничего не спрашивал. Позволил снять с себя футболку, а затем — домашние брюки, которые Кью стянул вместе с бельём. И смотрел, жадно и широко раскрытыми глазами, как раздевается сам Кью. Он поднялся на ноги лишь на пару секунд, чтобы избавиться от одежды ниже пояса, и сразу же вернулся в кровать, стягивая кардиган через голову уже снова на бёдрах Джеймса, который не стал ждать, пока квартирмейстер окажется полностью обнажённым, и уже ласкал его везде, где дотягивался. Тёмные вьющиеся пряди слегка разметались, когда кардиган отправился на пол, Кью начал было расстёгивать рубашку, но Бонд схватил за неё, чтобы притянуть к себе — для нового поцелуя. И глава техотдела МИ-6 послушно наклонился, безропотно позволяя 007 самому расправиться с пуговицами. Одной рукой Кью упирался в кровать, второй был там и так, что у Бонда сбилось дыхание от первого же прикосновения. Он соскучился. Действительно соскучился. И сердце заходилось в груди от того, насколько Кью был прекрасен. Когда рубашка соскользнула с плеч квартирмейстера, а сам он выпрямился, показываясь весь в золотых лучах закатного солнца, которые настойчиво пробивались в окно сквозь тонкие занавески… В этот миг мир перед глазами Бонда поплыл — и две извлечённые пули не имели к этому никакого отношения. Кью снял очки, Кью сидел на нём, упираясь коленями в кровать, Кью дышал тяжело и неровно. Волосы растрепались, свет и тени на теле превращали его в гостя из какого-то другого мира, а глаза… Кью смотрел на него — и видел только его во всей вселенной. Такое случалось нечасто. Такое замирало и оставалось навсегда в самой глубине сердца. Самый молодой в истории МИ-6 глава отдела собирался признаться в том, в чём боялся признаться даже себе самому. И он знал миллионы способов сделать это, однако ни один не подходил, так что приходилось импровизировать. Скользнув ниже, Кью осторожно обхватил Бонда пальцами у основания, приподнимая и обхватывая губами, стараясь не торопиться. Ведь он тоже скучал, возможно, даже больше, чем 007, ведь к тоске примешивалась горечь вины — из-за ошибки, за которую он всё ещё не получил прощения. Всего несколько секунд — и Кью почувствовал знакомые пальцы в своих волосах. Джеймс не торопил его, нет, он просто хотел чувствовать темп, выбранный квартирмейстером, хотел прикасаться к нему, хотел… его. Целиком и безраздельно. И Бонд не мог отвести взгляда от того, как двигался Кью, поднимая и опуская голову, чуть помогая себе пальцами, заставляя их обоих подчиняться какому-то особому ритму. Всё перед глазами Бонда затянуло туманом — от удовольствия и осознания того, что происходит. Он заметил, когда ласка прекратилась, но не уловил миг, в который Кью снова оказался на нём. Квартирмейстер дышал ртом, приоткрыв губы, и, заведя одну руку за спину, плавно направлял его пальцами. Джеймс не удержался, хватая его за запястье — то, которое было ближе, до другого было не дотянуться. Чуть сжал, чтобы остановить. Кью улыбнулся уголками губ и глазами — так нежно, что сердце пропустило пару ударов. — Не волнуйтесь, 007, я готов. Он начал медленно опускаться, подчиняясь рукам Бонда которые всё-таки придерживали его за бёдра, не позволяя сделать всё резко. Не так, чтобы полностью, но он правда подготовился — Бонд чувствовал это, проникая внутрь, было узко, но не настолько, чтобы порвать. И когда успел?.. Когда 007 запрокидывал голову, потому что губы Кью вытворяли что-то необъяснимое? Или захватил на работу одну из своих игрушек?.. Или… Перемену во взгляде Бонда Кью уловил в ту же секунду. Боль, перекрывшую всё, даже удовольствие, невозможно было не заметить. И причину этой боли квартирмейстер тоже понял сразу, а потом… А потом просто накрыл ладони 007 своими, не позволяя себе мешать, и рывком опустился полностью, не удержавшись и коротко вскрикивая. Джеймс дёрнулся в попытке его остановить, но не успел. Слёзы, выступившие в уголках глаз Кью, его тяжёлое дыхание, свистящее, сквозь зубы, лёгкая дрожь, опущенная голова — так, чтобы волосы падали на лицо… Горячая капля упала Бонду на живот, и он сглотнул, осторожно перехватывая Кью над локтем и наклоняя к себе. Кью наклонился. Наклонился, упираясь теперь обеими руками в кровать по сторонам от 007, начиная плавно двигаться, пока осторожно и медленно, словно примериваясь. Он поцеловал Бонда коротко — и зажмурился, позволяя агенту собирать губами слёзы с его лица. Каждый поцелуй — это признание. Прощение. Принятие. Каждое прикосновение — отпущение всех грехов, которые были, которые есть и которые, возможно, будут. Каждый шумный выдох — согласие. На всё и даже чуть больше. И даже не чуть. 007 поцеловал его долго и глубоко, так, чтобы воздуха не хватало обоим, чтобы кончился кислород, а с ним — вопросы и сомнения, чтобы разрушить стену между ними — раз и навсегда. Кью выпрямился рывком, выгибаясь и отставляя руки назад, чтобы ускориться, он задыхался, он чувствовал руки Бонда, он двигался в его хватке, готовый взорваться от переполняющих чувств, он был его — весь, весь, весь… И потом долго-долго лежал на груди агента, не в силах пошевелиться и хотя бы просто соскользнуть с него. Впрочем, вряд ли бы у него это так просто получилось: Бонд обнимал квартирмейстера крепко, всё ещё слегка плавая в ощущениях — по большей части из-за того, что Кью чуть щекотал его шею горячим дыханием. — Пооб… — Кью кашлянул, прогоняя хрипотцу из голоса и всё-таки приподнимая голову, чтобы посмотреть Бонду в глаза. — Пообещайте мне одно, 007. — Что же? — Джеймс рискнул чуть ослабить объятия, чтобы провести ладонью по тёмным чуть вьющимся прядям. — Никогда, — квартирмейстер смотрел очень серьёзно, — не говорите мне «вы». Пожалуйста. Бонд засмеялся — и тут же закашлялся, их приятнейшее занятие отняло у 007 больше сил, чем он думал, так что Кью не успел обидеться, беспокойство оказалось сильнее. Он, наконец, соскользнул с агента, тут же садясь рядом, чтобы, включив лампу и найдя очки, быстро осмотреть Джеймса. Швы были на месте. Сейчас, в искусственном свете, Кью выглядел иначе. Совсем по-другому — каким-то бесконечно домашним и даже беззащитным. Бонд знал, что это впечатление обманчиво, но всё равно протянул руку, снова притягивая молодого человека к себе, чтобы обнять и спрятать — ото всех. Возможно, даже от себя самого. Кью неловко прижался, снова начиная чуть подрагивать, но на этот раз от холода, в квартире было достаточно прохладно. Нужно было сходить в душ, а потом покормить котов, приготовить что-то поесть им самим, разобраться с бумагами, проверить одну программу, составить отчёт… — Ты для меня единственный. Голос Бонда ворвался в мысли Кью, всё там раскидав, словно метко брошенные в карточный домик игровые кости. Глава техотдела МИ-6 дёрнулся было, чтобы в очередной раз подняться и посмотреть на агента, но на этот раз 007 его не пустил, сильнее обнимая за плечи. Он сам повернул голову, смотря на Кью внимательно и спокойно. — Ты меня услышал? — Да, 007, — Кью поднял руку, накрывая одну из повязок, под которыми прятались зашитые раны; эта была слева, ниже ключицы, она в очередной раз доказывала, что 007 — любимчик судьбы. Кью уткнулся в шею Бонда, на миг прижавшись всем телом тесно-тесно. — И вы тоже.