Бабочка на ладони

— Не нужно так сильно нервничать, Слава, — сказал Мирон. — Я не кусаюсь. Хотя это обсуждается. Слава в пятый раз чиркнул зажигалкой, наконец зажег сигарету, выронил ее, наклонился и тут же, выматерившись себе под нос, резко выпрямился. — И нихера я не нервничаю, — заявил он, незаметно (как ему, вероятно, казалось) вытирая вспотевшую ладонь об штанину под столом. — Ну, может, немножко. Блядь, это последняя была, — добавил Слава, заглянув в опустевшую пачку, раздраженно смял ее в кулаке и засунул в пепельницу на столе между ними. Столик стоял на улице, под раскидистым зонтом, вокруг толклись люди, в паре метров, через тротуар, носились, дымили и сигналили машины. Мирон нарочно выбрал такое место для первой встречи — людное, шумное, неуютное. Как ни странно, это больше позволяло его визави расслабиться, не создавало излишней, неуместной при первой встрече интимности. Как знать, может, ничего еще и не выйдет, они вполне могут просто не понравиться друг другу. Такое бывало, хотя и нечасто. Как правило, Мирон соглашался на личную встречу после содержательной переписки, когда был уверен, что как минимум не потеряет время зря. — У тебя есть еще вредные привычки? Кроме курения? — спросил Мирон. Слава, все еще усиленно пытавшийся затолкать в пепельницу упрямо вываливающуюся пачку, вскинул на него глаза. — А? Нет. Я вообще-то не курю. Ну почти. Бросил пару месяцев назад. Да блядь… — он вдруг как будто понял, до чего неловко выглядит его неравный бой с мятой пачкой, и резко откинулся на спинку пластикового кресла. В светло-голубых, очень ярких на солнечном свету глазах полыхнул вызов. Ну да, нервничаю, ну и чего теперь, накажешь меня за это? Мирон выдержал короткую паузу, ожидая, опустит ли Слава глаза. Слава глаза не опустил. Интересно. — Я почему спрашиваю, — пояснил наконец Мирон. — Никаких сессий под алкоголем. Или под наркотой. Но сигареты приемлемы. — Ага, учту, спасибо за разрешение, — сказал Слава с такой убийственной серьёзностью, что Мирон нахмурился и улыбнулся одновременно. Он нервничает, да, но не робеет. Робостью тут и не пахнет. Как и заискиванием. Обычно на первой встрече потенциальные сабы стараются показать, что готовы быть послушными, готовы подчиняться правилам и услужить, но этот явно не из таких. Если честно, встреть его Мирон не в тематическом паблике «БДСМ вписки Питера», а на какой-то сторонней тусе, ни за что бы не заподозрил в парне сабмиссивный потенциал. Либо очень хорошо шифруется, в том числе от своих ближайших друзей, и привык носить маску похуиста, либо действительно совсем зеленый. — Расскажи мне о своем опыте, — попросил Мирон, и Слава фыркнул: — Это что, ебаное собеседование? Еще спросишь, кем я себя вижу через пять лет? — Не всё сразу. Хотя вопрос, почему ты предпочел именно меня, прозвучит обязательно. — Ну, ты профи. Мирон поднял брови. — Профи? — Ну да. Посты твои, комменты в обсуждениях, то, как ты на вопросы отвечаешь. С неофитами всегда терпеливый такой, загляденье. Когда я впервые на тематический форум залез, меня там таким дерьмом сходу обмазали, как будто это тусовка копрофилов, а не БДСМ-щиков. Слава говорил развязно и в то же время бойко — то ли потому, что все еще нервничал, то ли это было его обычной манерой вести диалог. Впрочем, в сети он был точно таким же. Мирон даже не мог толком сказать, что именно его в этом парне привлекло — может, именно это, достаточно странное, нетипичное для саба поведение. Ну и его фотки, конечно. Милый мальчик, хороший, несмотря на полное отсутствие вкуса в одежде. Впрочем, ядовито-желтая спортивная куртка, в которой Слава сегодня пришел на их первое свидание, ему удивительно шла, красиво контрастируя с блестящими на солнце темными волосами. Он в ней прямо-таки сиял. — Я не профессиональный Дом, если ты об этом, — сказал Мирон. — И никогда им не был. Для меня это скорее хобби. Или спорт. — Типа, на каждой сессии стараешься перепрыгнуть свои достижения прошлого секса? — Вроде того. — И получается? — Пока что никто не жаловался. Слава прищурился. Задумчиво, безотчетно погладил кончик носа пальцем. Нос у него был курносый, а пальцы длинные, тонкие и красивые. Хороший мальчик, очень. Мирон отчетливо представил его обнаженным, на коленях, с перевитым ремнями торсом. Картинка вдохновляла. — Ты не ответил на вопрос, — сказал Мирон мягко, но в то же время непререкаемо. Так мог бы отец говорить с пятилетним ребенком, которому пора собирать игрушки и ложиться спать. Слава моргнул. — Какой?.. А. Про опыт. Ну, я тебе в личке писал, кое-чего было. Но немного. И… ну, если по чесноку, то и не очень удачно. — Ты остался недоволен? — Я-то? Я нет. То есть мне все понравилось. Все три раза. Вот только никто из Домов, с которыми я, ну, попробовал, не захотел потом со мной повторить. Все отшивали. Один даже в черный список в ВК закинул. Хотя я его не доебывал, честно, ну, почти. — Понятно, — ровно сказал Мирон. — Это бывает. Причем нередко. Дом и саб далеко не всегда подходят друг другу. Он врал на голубом глазу, но так было надо. Не стоит говорить неопытному, нервничающему парню, только начавшему открывать для себя Тему со всеми ее тайными прелестями и адскими заебонами, что вообще-то такое бывает редко. Если Дом и саб оба вменяемые и адекватные ребята, то не сойтись им сложно — разве что в плане каких-то особых предпочтений, но тут всегда возможны компромиссы. К тому же хороших сабов даже меньше, чем хороших Домов. Хороший саб — на вес золота, просто так Дом его от себя не отпустит, и уж тем более не прогонит. Слава должен был просто феерически налажать, чтобы его, с этой сияющей мордашкой, блестящими волосами и желтой курточкой, не захотели выебать во второй раз. И в этом была, мать его, интрига. Чем же ты им всем не угодил, хорошенький такой? — Кстати говоря, — сказал Мирон, поняв, что пауза затянулась, — чтобы понять, насколько мы друг другу подходим, я для тебя кое-что приготовил. И не делай такое лицо, — усмехнулся он, доставая из внутреннего кармана сложенный листок бумаги и наблюдая за вытянувшейся Славиной физиономией. — Точняк собес, — уныло сказал Слава. — Чего там, нарисовать семь перпендикулярных красных линий, две из которых зелёные и одна в виде котенка? Или, — он содрогнулся, — упаси Боже, тест по соционике? — Почти. Это анкета саба. Видел такие? — Конечно, — пробормотал Слава, вдруг резко растеряв свой нагловатый кураж и с неподдельным смущением беря протянутый ему листок. Понял, что и вправду к делу переходят — а стало быть, все всерьез. Сильно стрематься не должен, если не врет про хоть какой-то опыт в Теме. А все-таки засмущался. Развернул листок, пробежал глазами список. Нахмурился. — Дохера всего. — Это еще не полная версия. Так, основное, для первой сессии. — Ты меня неделю доминировать собираешься? — На первый раз нет. Только одни выходные. Слава вскинул на него вопросительный взгляд: стебешься, да? Мирон не улыбнулся. Он не стебался. — Вот сразу так? — вырвалось у Славы. — Аж на целые выходные? Я думал, часок-другой… — Часок-другой я тебя только разогревать буду. Нет, Слава. Тема хотя и мое хобби, но я отношусь к нему с душой. Сессия — это не торопливый перепих в засранном хостеле, это перфоманс. Хорошо продуманный и тщательно организованный. У меня есть дом в области, там все обустроено для таких встреч. Если для тебя это перебор — то давай сразу на этом и разойдемся. — Ну чего ж сразу разойдемся, — протянул Слава. Мирон периодически ловил на себе его быстрые взгляды, как бы мельком, но кого этот невинный зайчик хочет провести? Тоже оценивает, и тоже хочет. Он видел фотки Мирона, прежде чем согласился встретиться. И обмолвился в личке, что у него фетиш на татуировки и бритые головы. Так что никуда он не денется. Но поломаться и пококетничать все-таки надо обязательно, а то как же. Слава вздохнул, словно принимая неизбежное — кстати, хороший знак, — и опять уткнулся в листок, придирчиво изучая список. Мирон потянулся через стол и положил пред ним карандаш. — Оцени каждый пункт. От нуля до десяти. Ноль — ни за что и никогда, десять — спишь и видишь в мокрых снах. — И все, что я напишу, может и будет использовано против меня. Это не был вопрос. В его голосе вдруг прорвалось глухое, едва скрываемое возбуждение. Он метнул на Мирона острый взгляд. Сгреб карандаш и сгорбился над столом, быстро карябая по листку бумаги. И смешно при этом прикрывал листок ладонью — не подглядывай, так неинтересно. Когда — очень скоро — Слава вернул листок, Мирон взглянул на анкету и сразу же понял, почему этого милого, непосредственного, соблазнительного парня безжалостно отшивали все его Домы. Только напротив двух пунктов стояли жирные, любовно выведенные десятки. «Связывание», «Порка». Возле остальных двух десятков пунктов торчали небрежно намалеванные нули. По-хорошему, нужно было прямо в этот момент встать, оставить на столике деньги за свой кофе и вежливо проститься. С любым другим сабом Мирон бы так и поступил. Потому что он, с его пятилетним опытом в Теме, знал таких ребятушек слишком хорошо. Для них в Теме даже существует специальная аббревиатура: ХЖМ, Хитрожопый Мазохист. Это такой мазохист, который четко знает, что именно ему надо, и приходит в Тему не для взаимодействия с Домом, не для расширения собственных рамок, не для получения нового чувственного опыта, а за тупой и ограниченной еблей. Такой мазохист не готов и не хочет подчиняться — он сам хочет командовать Домом и указывать, как именно доставить ему, сабу, побольше удовольствия. На Дома, на чувства и потребности Дома, ему при этом абсолютно насрать. То есть анкета, заполненная Славой, переводилась в вербальную форму просто до примитивности: «Дай мне то, чего мне хочется, а потом вали нахуй». — И все по нулям, — констатировал Мирон. — Кроме отмеченного. Да? — Точняк, — уверенно кивнул Слава. — А почему так категорично? Разве Тема — это не про расширение границ и выход из зоны комфорта? — Нет, — ответил Слава. — Тема — это про кайф. Мирон опять испытал почти неодолимое искушение встать и попрощаться. Он уже понимал, что у них ничего не выйдет. Но, блядь, Слава в реале оказался слишком хорошеньким. Даже почти красивым. Его нелепая желтая куртка, которая так парадоксально ему шла, слепила глаза, и, похоже, затуманивала мозг. Иначе нельзя объяснить, почему Мирон все-таки не ушел. Вместо того, чтобы уйти, он снова повернул листок к Славе и подвинул к нему через стол. Вместе с карандашом. — Ты мне нравишься, — сказал он, и Слава слегка вздрогнул. Как будто совсем не ждал такой прямоты. — Правда, Слава. В тебе что-то есть. И ты, я думаю, что-то видишь во мне. У нас с тобой химия, как думаешь? — Есть такое, — протянул Слава, откидываясь назад и глядя ему в глаза. Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга. Мирон думал о голом Славе, о связанном Славе на коленях, о Славе с членом Мирона во рту, но все, чего ему сейчас на самом деле хотелось — это протянуть через стол руку, взять Славины длинные пальцы и потрогать их. Убедиться, правда ли они такие тонкие и хрупкие, какими кажутся. — Поэтому нам стоит попробовать, — сказал Мирон, и Слава, словно очнувшись, радостно кивнул. — Но не так, как ты себе успел навоображать. Вот так, — Мирон постучал карандашом по заполненной анкете, — это не работает, Слава. Вот это и это я хочу, а все остальное просто нет. — Все остальное просто нет! — быстро вставил Слава. Он как будто испугался — но не того, что Мирон вдруг решил ставить ему какие-то собственные условия, а того, что ничего у них не выйдет. Что даже первой сессии Славику от Мирона не обломится, сразу пошлет. Ох, и испугался же этого Славик. Любо-дорого взглянуть. — Давай так, — сказал Мирон. — Выбери еще три пункта, которым ты поставишь оценку, отличную от нуля. Не обязательно высокую. Можно даже единицу — это значит, что вообще-то тебе этого не хочется, может, тебя это пугает, но не совсем уж до усрачки. — Копро сразу нет! — бросил Слава. — Просто НЕТ! — Успокойся, — поморщился Мирон. — Я тоже не любитель. — Охуеть, гора с плеч. А чего ты любитель? Ну, чтобы мне просто знать… — Тебе, Слава, знать как раз надо как можно меньше. В этом смысл. БДСМ — это, конечно, про кайф, как ты сказал. В том числе. Но еще это про контроль. Кто-то его принимает, вместе с ответственностью, а кто-то отдает. И угадай с трех раз, кто из нас будет контроль принимать, а кто отдавать? — За дебила меня держишь, — насупился Слава. Супился он тоже очень мило. Блядь, Мирон его хотел. Хитрожопый мазохист он или нет, черт с ним, хотел и всё. — Ничего подобного. Просто ты не вполне понимаешь, как все это устроено, как работает. А я понимаю. И научу тебя, если ты захочешь и позволишь. — У тебя охуенные татухи, — сказал Слава. — Особенно на трицепсах. Я как идиот все время пялюсь на твои трицепсы, ты же заметил? Его непосредственность выбивала из колеи. Мирон абсолютно не привык к тому, чтобы его что-либо выбивало из колеи. Со Славой сложно было понять, где у него заканчивается хамство и начинается флирт. Это блядски интриговало. — Три пункта, Слава, — повторил он, проигнорировав вопрос. — Подумай, не спеши. Я тебя не тороплю. Слава погрыз карандаш. Спросил почти жалобно: — А может я дома подумаю и потом тебе напишу в личку… — Ты не напишешь, — спокойно сказал Мирон. — Решай сейчас. Нет — значит, нет. Слава тяжело вздохнул. Пробежался кончиком карандаша по пунктам. Задержался возле одного, поколебался, поставил стыдливую единицу. «Кляпы». Ну, вполне предсказуемо. Карандаш попрыгал еще и остановился напротив строки «Удушение». Двойка. О, уже прогресс. Карандаш замер над пунктом «Анальный секс», начал выводить единицу — и вдруг дернулся в сторону, чуть не прорвав бумагу. — Это не считается! — выпалил Слава. — Никакой ебли в жопу и… в другие дырки. Я не такой! О Господи. Как же все запущено. Надо было вставать и валить нахер еще двадцать минут назад. Мирон вздохнул про себя и согласно кивнул — не такой, значит, не такой, никаких вопросов. — Ну ладно, в рот можно, — внезапно сказал Слава и вывел напротив «Орального секса» твердую пятерку. Вот это да, расщедрился. А то всё «просто нет» и хоть ты тресни. Тут определенно есть, с чем работать. — Всё, — заявил Слава, отшвыривая карандаш. — Ну как, я домашку выполнил? Мне теперь конфеток отсыпят или накажут? — Я противник концепции наказаний в БДСМ, Слава, и если ты правда читал мои посты в паблике, ты это знаешь. БДСМ — это про контроль, про власть, про выход за рамки. Но не про наказания. Наказания — это компонент дрессуры. А люди — не животные. — Честно, я просто хочу, чтобы ты меня связал и выпорол. На философию процесса мне решительно похуй, — сказал Слава с таким невинным, кристальным спокойствием, глядя на Мирона так прямо и доверчиво, что у того моментально затвердело в трусах. Мирон подавился своей менторской речью на полуслове и усмехнулся, чтобы скрыть мимолетное замешательство. Да, со Славой может быть и сложно, и, возможно, даже неприятно. Но скучно с ним точно не будет. Слава опоздал на сорок минут. Мирон ждал его, присев на капот своей машины, в тупике между старыми заброшенными складами, в километре от конечной остановки одного из окраинных автобусных маршрутов. У Славы машины не было, ясно, что добираться ему долго, с пересадками, но если начистоту, Мирон его почти и не ждал. Прощаясь после первой встречи, они так и не прикоснулись друг к другу, только обменялись длинными взглядами с беглыми полуулыбками — понимающей и терпеливой у Мирона, напряженной и вызывающей у Славы. Мирон был почти уверен, что он не придет. По шкале от нуля до десяти оценил бы такую вероятность… ну, на троечку. Это если расщедриться. Но Слава все-таки пришел, хотя и опоздал безбожно. Мирон увидел его издалека, вылезающего из какой-то тачки. Он опять был во все той же желтой куртке, хотя день выдался жаркий, и Мирон закатал рукава рубашки до локтей, открывая посторонним взглядом татуированные руки. Не без умысла, конечно; он успел поймать жадный Славин взгляд, который тот кинул на его сунутые в карманы джинсов руки, когда подошел вплотную. — Ну привет, — сказал Слава, криво усмехаясь. Снова с каким-то приглушенным вызовом, как будто они тут стрелку забили для разборок и вот-вот начнется мордобой. Мирон окинул его изучающим взглядом, ни словом не попрекнув за опоздание. — Кто тебя подвез? Знакомый? — Не, попутку поймал. — Ты вообще хоть кому-нибудь говорил, куда поехал на выходные? — А типа надо? — Да, Слава, надо. Доставай телефон. — Да чего ты… Он встретил неподвижный взгляд Мирона и осекся. Хмыкнул, но все-таки достал телефон. — Ну и чего теперь? — О том, что ты в Теме, кто-то из твоих близких знает? — Ты охуел? — спросил Слава почти ласково. — Не, так-то за пивасиком с пацанами самый удачный повод для разговора, конечно… — Родственники в городе у тебя есть? — Сестра. — Значит, пиши сестре. Поселок Митино, улица Ясная, дом 1. Это в ста двадцати километрах от окружной. Напиши, что с телкой на выхи зависнешь, или… — Я знаю, что писать, — раздраженно перебил Слава, но сообщение все-таки отправил. Не спрашивая, зачем. И эта беспрекословность так же контрастировала с его наглостью, как блестящие темные волосы — с желтой курткой. Мирон стоял рядом, глядя в телефон и убеждаясь, что Слава не схитрил и ничего не напутал. Потом сказал: — БДСМ — это не только про кайф и контроль, но еще и про безопасность. В ближайшие двое суток ты будешь абсолютно беспомощен и не способен позаботиться о себе. Это ты понимаешь? Слава кинул на него жалящий взгляд. По длинной шее, открытой над расстегнутым воротником куртки, перекатился кадык. — Понима-аю, — протянул он. — А по-моему, нихрена ты не понимаешь, Слава. Что ты будешь делать, если я свяжу тебя, а потом откинусь от сердечного приступа? — Я не… — «Игру Джеральда» смотрел? Слава подавился возражением. Потом буркнул: — Нет. Но книжку читал. Крипота. — Именно. Причем недалекая от жизненных реалий. Когда едешь на сессию в уединенное место в качестве саба, всегда, я повторяю, ВСЕГДА оставляй кому-то точную информацию о том, где тебя искать. Слава молча кивнул. Хотел спрятать телефон в карман, но Мирон протянул открытую ладонь. Слава вздрогнул, поколебался, а потом неохотно опустил телефон в его подставленную руку. И задел его ладонь кончиками пальцев. Мирон убрал его телефон в карман джинсов. — Еще пара моментов, прежде чем начнем. У тебя есть хронические заболевания? — Кроме алкоголизма? — хохотнул Слава, но Мирон не улыбнулся. — Проблемы с сердцем, сосудами, давлением? Судороги, эпилепсия, аллергия? — Я в прошлый раз с тобой как на собеседовании был, а сейчас как в военкомате. — грубовато бросил Слава, но Мирон видел, что эта грубость — от замешательства, и в очередной раз закрыл на нее глаза. Хотя чем дальше, тем больше удивлялся, как это у нахального Славика вообще дошло хотя бы до одной сессии аж с целыми тремя Домами. Такие уж хреновые Домы были, похоже — судя по тому, что Слава даже не имеет представления об основах безопасности в Теме. Видя, что Мирон всерьез ждет ответа на свои невозбуждающие вопросы, Слава покачал головой. — Здоров, как бык, — похвастался он. — Хорошо. Надеюсь, ты говоришь правду. Я должен знать, чтобы регулировать степень допустимого воздействия. И последнее. Стоп-слово. Точнее, слова. — Это я знаю, — закивал Слава. — Красный-желтый-зеленый, да? — Да, — немного смягчился Мирон. Ну не совсем зеленка, и на том спасибо. Он все-таки проговорил, просто на всякий случай: — Красный — когда я должен остановиться немедленно. Желтый — когда ты хочешь, чтобы я остановился, но окончательное решение остается за мной. Зеленый — отбой тревоги после красного или желтого. — Ага, рабочая система, — согласился Слава. Судя по его жалобам на нечутких Домов, большую часть сессий он орал «Красный-красный-красный!» Если у него, конечно, была такая возможность. — Кроме стоп-слова, нужен еще стоп-сигнал. Когда ты будешь с кляпом. Мирон нарочно сказал «когда», а не «если», и Слава вздрогнул всем телом. Сам же отметил этот пункт как приемлемый, чего дергаться теперь? Мирон не дал ему времени возразить, взяв его за руку. — Когда ты будешь зафиксирован и не сможешь говорить, я могу проверить твое состояние сам. Сожму тебе руку два раза, ощутимо, но не больно. Вот так. Он обвил пальцами Славино запястье. Оно было тонкое и длинное, прохладное. Мирон ощутил под пальцами бешеный стук пульса. Слава сглотнул, но не попытался высвободить руку. Мирон скользнул пальцами ниже, обвивая его ладонь. И ритмично сжал дважды. — Если у тебя все в порядке, ты должен ответить тем же самым. Сжать два раза. Попробуй. Слава медленно согнул пальцы, переплетая их с пальцами Мирона. Разжал, сжал снова. Они стояли, переплетясь пальцами, возле машины в тупике между заброшенными складами, совершенно одни. И смотрели друг на друга. — Если что-то не так, сожмешь один раз. Если все совсем плохо, то три. Если не сожмешь ни разу, я подожду полминуты и повторю сигнал. Если снова не отреагируешь, я немедленно прекращу сессию. Все понятно? — Ты ёбнутый на контроле, — сказал Слава со странной нежностью. — На правилах. Тебя же пиздец как заводит, что мы стоим тут и про все это говорим. Хер уже колом в штанах. Да? Он потянулся свободной рукой к промежности Мирона и даже успел слегка задеть ее своими длинными пальцами. Мирон в последний момент выпустил его руку и отступил. На мгновение кровь прилила к его щекам. Да что этот… этот хитрожопый саб себе позволяет?! Но ведь именно это Мирона так и завело сходу, разве нет? То, как нетипично для саба Слава себя ведет. И какой поволокой затягивает его взгляд в те редкие мгновения, когда он сбрасывает маску.  — Отступи на два шага и встань к багажнику лицом, — отчеканил Мирон. Слава слабо улыбнулся. Покорно отвернулся и встал, даже зачем-то оперся обеими руками о багажник и раздвинул ноги, как будто для обыска. Мирон открыл заднюю дверцу машины и достал из лежащего там пакета необходимый для начального этапа реквизит. — Руки. Слава охотно завел руки за спину, чуть ли не жмурясь от предвкушения. Фиксация, похоже, была его любимым аспектом Темы. Мирон соединил его запястья наручниками. Потом взял за плечи и повернул к себе, лишь мельком глянув в уже помутневшие от удовольствия, но все такие же хитрющие, улыбающиеся глаза. Но улыбка пропала и из глаз, и из уголков губ, когда Мирон извлек моток серебристой изоленты, оторвал от нее кусок и залепил им Славе рот. — Мы так не… м-м, — обиженно сказал Слава. Мирон сжал его затылок левой рукой, правой повернул торчащий в замке багажника ключ и откинул крышку. До Славы наконец дошло. Обиженное мычание стало возмущенным. Мирон знал, о чем он сейчас думает: сука, ты серьезно, что ли, сто двадцать километров! Захотелось злорадно ухмыльнуться, но это было непрофессионально. Не меняясь в лице, Мирон толкнул Славу в затылок, одновременно делая подсечку под колени отработанным движением. Слава потерял равновесие и повалился вперед, прямо в багажник, на заботливо расстеленное там одеяло. Мирон позаботился, чтобы он не ударился при этом головой об откинутую крышку. — Дорога на Митино хорошая, ровная. Недавно отремонтировали. Так что отдыхай, — сказал он и захлопнул крышку. Он сел за руль, чувствуя крепкий стояк, и вслушался в возню и недовольные звуки, доносившиеся из багажника. Впрочем, Слава скоро затих. Мирон облизнул губы. Его всегда заводила эта вводная часть, особенно здорово было наблюдать за нижним, который не был к ней готов. Хотя по послевкусию все оставались в восторге. А заодно приобретали возможность провести полтора часа наедине с собой и с мыслями о предстоящих насыщенных выходных. Когда он вытаскивал их из багажника, они обычно к этому моменту доходили до полной кондиции, и к сессии можно было приступать немедленно, без прелюдий и раскачки. Минус был только один: если тормознут гаишники, будет довольно сложно объяснить эту невинную игру в похищение. И просвещать ментов относительно Темы скорее всего придется в СИЗО. Но до сих пор Мирону с этим везло. Главное — ехать не спеша, не нарушать правила, не превышать скорость. Он с неохотой оторвал ладонь от бугра, затвердевшего между ног, и взялся за ключ зажигания. Дом №1 на улице Ясной в поселке Митино был не только первым, но и единственным. Собственно, там и улицы никакой не было — просто хибара на отшибе, от которой до ближайших таких хибар было больше километра по разбитой грунтовке. Приусадебный участок зарос бурьяном в человеческий рост, почти закрывавшим сам дом — деревянный, приземистый, одноэтажный. Так что никто не мог ни видеть, ни слышать, что там происходит. Идеальное логово маньяка. Мирон, к счастью для Славы, не был маньяком. Дом этот он купил почти за бесценок только из-за его крайне удачного расположения. И еще из-за маленького, но вполне удобного и подходящего для его целей подвала, в который вела крутая лестница прямо из прихожей. Мирон сделал там ремонт, прочистил вентиляцию, перевез и обустроил все необходимое. И, на самом деле, не так уж часто возил сюда гостей. Только если чувствовал в них настоящий потенциал. Слава свой потенциал демонстрировал большую часть дороги, брыкаясь в багажнике и устроив столько шума, сколько вообще может устроить человек с заклеенным ртом. Потом то ли выбился из сил, то ли сдался — во второе, впрочем, Мирону верилось с трудом, — то ли затаился и призвал на помощь всю свою хитрожопость, вынашивая коварный план. Мирону, однако, до его планов не было абсолютно никакого дела. Но он не сомневался, что Слава действительно воображает, что сумеет рулить ситуацией снизу. Что ж, посмотрим. Заглушив мотор у ворот, Мирон вышел из машины и открыл багажник. Была вторая половина дня, солнце уже касалось верхушек деревьев, но Слава все равно сощурился, словно дневной свет его ослепил. Лицо у него было растерянным и обиженным, а взгляд полным упрека. Мирон сгреб его за ворот все той же нелепой желтой курточки и рывком выволок из багажника. Было бы очень здорово взвалить Славу на плечо и таким образом транспортировать на место сессии. Но, к сожалению, Слава был слишком крупным, шире Мирона в плечах и почти на голову выше. Оказавшись на ногах, он тут же уперся и дернулся, словно пытаясь вывернуться из рук своего пленителя. Мирон одним движением сорвал скотч с его губ, и Слава громко ойкнул. Хотя, с его-то любовью к порке, наверняка не мог пожаловаться на низкий болевой порог. — Ты скотина вообще-то! — выпалил он. — Мы так не договаривались. Я все бока поотбивал, а еще меня укачало! Мирон только улыбнулся в ответ. Накрыл ладонью Славин затылок с встопорщенными темными волосами и мягко, но настойчиво подтолкнул вперед, к дому. Слава зашипел себе под нос, как рассерженный кот. Но пошёл. В доме было темно, и Мирон на минуту остановился, чтобы включить электрощиток. Открыл дверь в подвал, и внизу, медленно зажигаясь, замигали и загудели тусклые лампы дневного света. Мирон вынул ключ и освободил Славе руки от наручников. — Вниз, — сказал он. Слава, растирая запястья и опасливо глянув на полутемные ступени, стал осторожно спускаться. Мирон выждал немного и последовал за ним. — Ебать, — раздался с нижних ступенек голос Славы, четкий, внятный и почти лишенный выражения. — Я попал в порно. Ты же не снимаешь порно, чувак? Нет? Его опасения были вполне понятны. Хоть внизу и не было камер (во всяком случае, работающих — снимать сабов во время сессии без их ведома и разрешения Мирон считал неэтичным), но само помещение действительно чем-то напоминало съёмочную площадку тематического фильма. Они оказались в маленьком, всего 12 метров, помещении без окон, с выбеленными стенами и потолком. Пол был от стены до стены застелен спортивным матом темно-красного, почти черного в полумраке цвета. Посередине стояло нечто вроде короткого стола высотой по пояс, с крепежами для рук и для ног. По правую руку стоял открытый стеллаж, полки которого были завалены разнообразным реквизитом. И еще один элемент реквизита, довольно большой, по очертаниям напоминающий большой ящик, стоял в дальнем углу, полностью скрытый черной тканью. Стрёмно, да; Мирон это знал. Стрёмно, интригующе и возбуждающе. — Раздевайся, — сказал он довольно мягким, даже будничным тоном. Он давно понял, что этот тон действует на сабов и парализует их волю куда надёжнее, чем нарочито командные и грубые интонации. Мирону не нужно было давить, чтобы доказать, кто тут верхний — он просто был в своем праве, и они оба это знали. Слава окинул подвал взглядом, словно оценивая масштаб угрозы, и потянулся длинными пальцами к вороту куртки. Стянул ее через голову, бросил на пол, опять завертел головой. — А что там? — спросил он, кивнув на «черный ящик» в углу. Вместо ответа Мирон сказал: — Я начинаю считать до десяти. Если к тому моменту, когда закончу, ты не окажешься полностью раздет, я сделаю с тобой то, чему ты в анкете поставил ноль баллов. — Ты охуел? — вздрогнул Слава, и Мирон спокойно проговорил: — Раз. Слава заморгал. Когда Мирон сказал «два», он нахмурился и стал стаскивать футболку — довольно торопливо, и Мирону это понравилось. Кроссовки Слава стряхнул на счет «шесть», и уже на счет «десять» едва успел стащить с себя джинсы вместе с трусами, чуть запыхиваясь и явно сердясь. — Не зря была эта хрень с военкоматом, я теперь натурально в армии, — брякнул он, с досадой бросая смятую одежду на пол. Будь на его месте кто-то другой, Мирон сначала приказал бы поднять одежду, расправить и аккуратно сложить у лестницы. Но не со Славой. Слава в рабство играть не хочет, это было видно с первых минут их реалового знакомства. Слава хочет играть в плен, и, ну что ж, тут их желания в целом совпадали. На верхней полки стеллажа лежали несколько аккуратно свернутых мотков веревки. Мирон взял один почти не глядя — черный. Он всю дорогу в машине думал о том, как пойдет этот цвет к Славиным темным волосам и бледной коже. Мирон обернулся к парню, зябко переступающему по полу босыми ногами. Слава поймал его взгляд и тут же сказал: — Мне холодно! Мирон только снисходительно улыбнулся этой очередной маленькой лжи. Славик очень любил врать, и хотя его ложь была безобидной и почти бессознательной, она опять-таки выдавала, кто он есть — Хитрожопый Мазохист в классическом виде. Но Мирона это не интересовало. Он оценивающе окинул взглядом длинное тело перед собой, почти безволосое, не идеальное, безо всяких пошлых кубиков пресса, но пропорциональное и весьма аппетитное. Взгляд скользнул по изгибам мышц, оценивая, где следует проложить по ним витки черной веревки, которую Мирон все еще держал в руках. Он заметил, что Слава пялится на эту веревку и на его татуированные пальцы. Член у Славы уже наполовину привстал, явно заинтересованный происходящим. Мирон коротко кивнул. Слава тут же повернулся спиной и подставил руки, а когда Мирон накрыл ладонью его шею, без лишних указаний опустился на колени. Они правда очень любил, когда его связывали, и так и вздрагивал от предвкушения. Мирон сделал все, чтобы доставить ему как можно больше удовольствия от процесса. Он не спешил, тщательно подбирая место и степень натяжения, аккуратно затягивая узлы, красиво укладывая их в естественные ложбинки на Славином теле — впадинка между ключиц, между лопаток, локти, колени. Когда он закончил обвязку, стянув и зафиксировав его руки и ноги, Слава уже совсем разомлел. Он стоял на коленях, часто дыша, и неприкрыто балдел. Член у него налился и, судя по его виду, был не так уж далек от разрядки, хотя Мирон не прикоснулся к нему пока что и пальцем. Мирон давно не встречал нижних, которые бы настолько тащились от бондажа. — Как это у тебя обычно происходит? — негромко спросил он. Стоя у Славы за спиной, протянул руку, накрыл ладонью его подбородок и приподнял, запрокидывая его голову назад и заглядывая в его глаза с расширившимися зрачками. — Тебя связывают и порют? — Да-а-а, — почти пропел Слава, и этот утробный звук отозвался вибрацией в ладони Мирона, касавшейся его горла. — И чем тебя порют? Флоггер? Стек? Может, просто ладонью пошлепать? — А у тебя… что есть? — выдавил Слава, таращась на него расширенными зрачками. Мирон улыбнулся.  — Всё, Славик. У меня есть всё. Ну давай, не стесняйся. С чего начать? Я хочу сделать тебе хорошо. Чтобы облегчить Славе выбор, он выпустил его лицо и отступил к стеллажу, перебирая лежащие там девайсы для порки. И впрямь почти на любой вкус — от многохвостых плетей до маленьких, почти игрушечных хлыстиков. Хотя сказать по правде, порка не была любимой игрой Мирона. Он умел пороть больно, ощутимо, чувственно и безопасно, но делал это, только если об этом просил саб. По-настоящему просил. Иногда он заставлял их умолять. — Этот? — Нет, — сказал Слава. — Вон тот… с красной рукояткой. Нет, не этот! Тот, что побольше. Да блин! Ну слева же! Он выплыл из сладкой истомы, навеянной бондажом, и теперь сердито смотрел на Мирона, раздосадованный его непонятливостью. Даже поерзал, проверяя крепость веревок — и только теперь, наверное, осознал, насколько надёжно Мирон его зафиксировал. От этого открытия на Славиных щеках вспыхнул румянец, и Мирон опять улыбнулся. Он взял стек, который имел в виду Слава (что Мирон понял с первой секунды, но нарочно решил его подразнить). Пару раз щелкнул им по кожаной обивке стола. И сказал: — Иди сюда. Слава заморгал. Попытался двинуться с места — он все еще стоял на коленях, — потерял равновесие и упал. Подвал огласился громогласными сердитыми матюгами. Мирон, смеясь, шагнул вперед и схватился за узел черных веревок, стягивающих Славины локти за спиной. Рванул вверх, и Слава вскрикнул. Мирон рывком протащил его метра два по скользкому мату, вздернул и бросил животом на обтянутую кожей столешницу. Слава чуть не свалился в нее и в панике задергал связанными ногами, снова скользя и сползая. Мирон опять придержал его за руки и строго сказал: — Старайся не падать. Держи равновесие. — Блядь, сам подержал бы равновесие! Да хотя бы привяжи меня! — Нет. Ты должен удержаться сам. Мирон убрал руку. Слава застыл. Стол был узкий, лежать на нем животом было неудобно. Еще и член упирался прямо в столешницу, и Слава поерзал, пытаясь отодвинуться. И чуть не грохнулся на пол. Мирон поймал его за связанные руки уже в падении, так что Слава опять вскрикнул от боли. — Ты мне так плечи вывихнешь, дебил! — Я тебе сказал, держи равновесие, — сурово ответил Мирон. — Для этого всего-то и нужно, что не дергаться. Будешь дергаться — будешь падать. Ты понял? Слава затих. Теперь он и впрямь старался не шевелиться, только судорожно сжимал и разжимал кулаки, напрягая запястья, туго обмотанные черной веревкой. Мирон огладил его ягодицы, болезненно белые в тусклом свете галогеновых ламп. И хлестнул стеком, внезапно, резко. Но не по ягодице, а по мошонке, выглядывающей между сведенных бедер. Слава закричал. В крике боль мешалась с возмущением. Мирон хлестнул еще раз, метко целясь между бедер, потом снова, а потом — по сжатой дырке ануса. Слава снова стал сползать со стола и падать, и Мирон, жестко перехватив его за руки, вжался в него сзади, прижимая к столу всем своим телом и упираясь пахом в голый Славин зад. Так, что Слава, без сомнений, ясно ощутил его твердый член сквозь ткань джинсов. — Что ты сделаешь, если я решу тебя выебать? — спросил Мирон, и Слава прохрипел: — Я аналу ноль поставил. — А с чего ты взял, что меня это гребет? Что ты вообще обо мне знаешь, Славик? Что я зависаю на паблике «БДСМ вписки Питера»? Да мало ли кто там зависает. Среди любителей Темы совсем не так много адекватов, как хотелось бы. Я слышал пару историй, как тупеньких любителей жести вроде тебя увозили в лес, ебали до разрывов, перерезали глотку и закапывали прямо там. А ты, Слава, слышал такие истории? Слава не ответил. Он наконец притих. Даже перестал ерзать, и шумно дышать тоже. Попытался обернуться через плечо, но у него не получилось. — На твое счастье, — продолжал Мирон, — я не маньяк. Но, видишь ли, я люблю ебать сладкие жопки симпатичных парнишек. Особенно хорошо зафиксированных. Типа твоей. И мне глубоко похер, ноль ты поставил аналу или гребаную единичку. Вот честно похер, Славик. Слава выдохнул. По его напряженной спине волной прошла дрожь, связанные руки беспомощно дернулись. Мирон задумчиво обвел кончиком стека сжавшуюся дырку. — Ты девственник? В жопу раньше тебя ебали? Только не ври. — Не ебали, — чуть слышно отозвался Слава. Мирон вздохнул. Протянул руку и запустил пальцы во всклокоченные темные волосы, слегка помассировал кожу на голове, издевательски ласково. — Очень жаль, — протянул он. — Значит, будет больно. Но я надену резинку, не волнуйся. Безопасность — прежде всего. Слава хныкнул и опять попытался повернуться, но Мирон тут же стиснул его волосы и впечатал лицом в стол. — Лежать, сука, — процедил он. — Лежать и не дергаться. Ты чего там хотел, связать тебя и выпороть? Всё, связал, выпорол. Теперь лежи и принимай, блядина, моя очередь получать удовольствие. Снова хныканье, и — наконец-то — испуг. Неподдельный, искренний. Мирон глубоко, беззвучно вздохнул. Разжал пальцы, оттягивающие Славину голову за волосы. Перехватил его за талию и потянул вниз, но не дал упасть. Опустил на мат, перевернул на спину, склонился, глядя в растерянное лицо. — Поверил? — мягко спросил он. Несколько секунд Слава просто моргал, глядя ему в глаза. А потом до него дошло. И блядь, как же он разозлился! Зашипел, выгнулся, пытаясь сбросить с себя Мирона. И матерился так, что уши закладывало. Но Мирон навалился на него всем телом, вжимая в пол, и у Славы, крепко связанного по рукам и ногам, не было ни единого шанса. Он мог только лежать и бессильно наблюдать, как Мирон над ним смеется. — Ладно, сделаешь на будущее выводы. Тебе правда повезло, Славик, а могло и не повезти, — отсмеявшись, сказал Мирон, снова разворачивая его на живот. Он отбросил стек, которым хлестал Славу по яйцам, и взял кое-что другое — широкий и жесткий паддл. И принялся охаживать его задницу, методично, тщательно и с большим знанием дела. Слава, до предела взбудораженный из-за только что пережитого страха, отозвался мгновенно. Он перестал вырываться, только корчился и громко стонал, изредка вскрикивая от ударов, которые, впрочем, были не такими уж сильными. Мирон видел, что у Славы действительно высокий болевой порог, и сдерживал руку, чтобы случайно не причинить ему вреда, которого тот поначалу мог даже не заметить. В какой-то момент он остановился, опустил паддл и схватил скрюченные Славины пальцы. Крепко, ощутимо сжал — раз, другой. Мгновение ничего не происходило. А потом Слава энергично пожал его пальцы в ответ — два раза. Что ж, решил Мирон, порки пока достаточно. Вечер только начинается, время детское. Он опять перевернул Славу и поставил его на колени. Достал из стеллажа широкий белый шарф из натурального шелка, очень приятный к телу. И, накинув Славе на шею, дважды обмотал вокруг его горла, крепко взявшись за концы и намотав их себе на кулаки. — Будем кончать, Славик, — сказал он. — Вот прямо так, без рук. Справимся? Слава смотрел на него широко распахнутыми глазами. Он не кончил во время порки, но Мирон ясно видел, что стоит коснуться его члена, сделать хоть пару движений — и дело сделано. Но так неинтересно. Он натянул шарф, так, что шелковая удавка крепче сжала Славино горло. Слава открыл рот, из губ вырвался сдавленный хрип. Его била крупная дрожь. — Тише, тише, — мягко сказал Мирон. — Вот так. Смотри на меня. Какой ты красивый… Вот сейчас ты охуенно красивый, Славик. Связанный, с выпоротым задом, яйцами и дыркой. Член колом. Такой охуенный и весь мой, и я буду решать, когда тебе кончать. И когда тебе дышать. Дышать и кончать, Славик. Чего бы тебе сейчас больше хотелось? Он говорил, затягивая шарф все туже. Лицо Славы начало краснеть. В глазах снова мелькнул страх — страх, но не паника и не ужас, и это было замечательно. Ему и должно быть страшно. Чем страшнее, тем приятнее, и они оба это знали. — Спускай. Забрызгай своей прекрасной кончей тут все нахер. Давай, сделай это для меня. Давай, хороший мой. Слава захрипел и стал валиться, обвисая на удавке. Мирон не дал ему упасть, заставил снова встать прямо, потянул, наматывая шарф на свои сжатые кулаки еще туже — и тут Слава наконец выстрелил, забрызгав спермой свой живот, мат под ними и джинсы Мирона. Мирон тут же отпустил удавку и быстро размотал ее, позволяя Славе дышать. — Хороший мой, — пробормотал он, подхватывая совершенно обмякшее, словно лишившееся костей тело. — Вот так, молодец. Видишь же, можешь, если захочешь. — С-сука, — просипел Слава. — Бля-ядь… Мирон шикнул на него и поцеловал в темя. Слава засипел, слабо шевеля связанными руками. Мирон поймал себя на безотчетном желании взять его на руки — эх, если бы и правда мог, — унести наверх и уложить в постель, прямо вот так, связанного. И подоткнуть одеяло, и лечь рядом. Что-то все-таки в этом парне есть. Очень даже. Он посидел немного, обнимая обмякшего Славу двумя руками, поглаживая его плечи и тяжело вздымающуюся грудь. Заметил, как напряглись соски, сжал один и слегка покрутил. Слава содрогнулся и глухо замычал. Надо же, какие чувствительные. Странно, что он не отметил «Пытки сосков» в анкете. Конечно, его можно будет на это как-нибудь раскрутить… в следующий раз… Мирон поймал себя на мысли, что совершенно точно не хочет ограничивать знакомство со Славой одной-единственной сессией. Это была несвоевременная мысль. Чтобы отогнать ее, Мирон выпрямился. Взял Славу пятерней за лицо, слегка встряхнул, а когда Слава не отреагировал, несильно шлепнул ладонью по щеке. Слава наконец нехотя приоткрыл глаза. — Ты спустил. Мне тоже хочется, — суховато сообщил Мирон. — В рот тебя буду сейчас ебать. Слава так и дернулся. — Ты охуе… Ой, — осекся он, видимо, вспомнив свой внезапный порыв, вынудивший его поставить пятерку «Оральному сексу». Судя по выражению на Славином лице, сейчас он горько об этом жалел. — Может, не надо? — промямлил он. — Я, ну… все равно сосать не умею. — А тебе не надо сосать. Просто держи рот открытым и контролируй зубы. А так-то я тебя ебать сам буду, твое участие тут совсем не требуется, — ласково сказал Мирон и взъерошил Славе волосы надо лбом. Прежде, чем Слава успел осознать перспективу, Мирон поднялся и потянул его, ставя на колени. Снова взял за волосы — они были как раз такой длины, чтобы удобно ухватиться. Левой рукой накрыл липкую от пота шею. Слава, покачнувшись, с трудом удержал равновесие, вскинул глаза и посмотрел в холодно улыбающееся лицо Мирона, растерянно и жалобно. — Прямо в глотку, что ли? — спросил он чуть подрагивающим голосом, и Мирон кивнул: — Посмотрим, как пойдет. Главное, зубки при себе держи. Слава то ли хныкнул, то ли всхлипнул. Мирон расстегнул ширинку, высвободил свой возбужденный член, качнул им напротив Славиного лица. И выждал еще с полминуты, давая Славе время и возможность использовать стоп-слово. Хотя пятерка, по Славиной шкале, была достаточно высокой оценкой. Может и врет, что не умеет сосать. Как минимум, неоднократно о таком фантазировал. Слава так ничего и не сказал. Мирон накрыл левой рукой его челюсть и надавил, заставляя широко открыть рот. Слава подчинился с мучительным стоном, таким отчаянным, что на долю мгновения Мирон едва не поверил, будто он действительно этого не хочет. Но ведь он мог сказать стоп-слово. В любой момент. И не говорил. Мирон толкнулся ему в рот осторожным, медленным движением. Слава зажмурился, давясь. Чёрт, и правда не соврал, что опыта нет. Значит, никакого горлового минета в этот раз. Мирон крепче перехватил его волосы, зная, что причиняет боль, запрокинул ему голову назад и стал толкаться в раскрытый рот — быстро, ритмично, жестко, но совсем неглубоко. Он не давал привыкнуть и подстроиться, но и подавиться или задохнуться тоже не позволял, точно контролируя глубину проникновения и силу толчков. Славины постанывания стали рваными, он издавал короткий беспомощный звук одновременно с каждыми толчком Мирона, и это просто дохуя заводило. Из крепко зажмуренных глаз градом катились слезы, но он не пытался ни вырваться, ни отстраниться. Просто плакал и стонал, пока Мирон размашисто ебал его раскрытый рот. Мирон почувствовал, что вот-вот кончит, и выскользнул из Славиного рта, спустив ему на подбородок и шею. Слава так и остался стоять с раскрытым ртом и закрытыми глазами. Мирон перевел дыхание, накрыл обеими ладонями его мокрые щеки и вытер слезы, градом катившиеся по лицу. — Всё хорошо? — спросил он, и Слава простонал в ответ: — Да… блядь сука нахуй… Слезы все лились и лились, хотя он совсем не всхлипывал, а в обмякшем лице читалось что-то вроде удивленного блаженства. Ему очень понравилось, это было видно невооруженным глазом. Мирон терпеливо ждал, пока его отпустит, и молча вытирал пальцами слезы, пока они наконец не перестали литься. Охуенный все-таки парень. Мирон не помнил, чтобы в его богатой практике кто-то так реагировал на минет. Пора было сделать паузу. — Теперь тебе надо отдохнуть. Может, немножко подумать. Да? — Нет, — пробормотал Слава. Он явно хотел еще, сам не зная, чего именно. Проигнорировав его ответ, Мирон снова подошёл к стеллажу, чтобы взять новый реквизит. С кляпом все было сразу понятно — черный, под цвет веревок, а вот над анальными пробками он немного постоял, размышляя над выбором. В результате взял самую маленькую, тоже черную — просто силикон в виде головки члена. Совсем маленькой, но когда Слава увидел и понял, что это такое, она ему маленькой явно не показалась. — Да ты опять, сука, сколько можно уже! Никакого анала! — внезапно взорвался он. Связанный, выпоротый, мокрый от пота, в слезах, с припухшим выебанным ртом. И такой возмущенный и недовольный, словно капризный клиент, которого плохо обслужили в барбершопе. Мирон задумчиво покрутил пробку в пальцах. Потом поднес ее ко рту и лизнул. Слава подавился возмущенным воплем. Мирон обвел силиконовую головку языком, обильно смачивая своей слюной. Опять вопросительно посмотрел на Славу. Слава пялился на него во все глаза. — Л-ладно, — выдавил он. — Это… ох… ненадолго? — На пару часиков, — успокоил его Мирон — или не очень успокоил, тут как посмотреть. Он раздвинул пальцами Славины ягодицы и вогнал пробку ему в анус, заталкивая на всю допустимую глубину, так, что снаружи едва виднелась черная нашлепка. Слава заерзал и закряхтел. Мирон огладил его сжавшиеся ягодицы, успокаивающе потрепал по спине. Оставался еще кляп, но прежде чем взяться за него, Мирон шагнул к предмету в углу комнаты, скрытому под черным чехлом. И сдернул ткань. — БЛЯДЬ! — сказал Слава. Это была клетка. По размеру она подошла бы крупной собаке вроде дога, хотя и догу там было бы тесновато. Около метра в длину, меньше метра в ширину и высоту. Клетка открывалась сбоку, и в нее можно было залезть, но человек не смог бы там ни сидеть, ни лежать с выпрямленными ногами. Только на животе или на боку, и только с согнутыми коленями. Мирон перехватил Славу за ноги и согнул их, притягивая почти к самым ягодицам и соединяя щиколотки со связанными запястьями. — Нет! Блядь! Ты не можешь меня туда запихнуть, сука, это же ебаный пиздец! Перестань, всё, это перебор! Ты оглох, что ли? Отпусти меня! Слава вопил и дергался — что, безусловно, делало ощущения от пробки в его заду еще более острыми. Мирон не обращал на это ни малейшего внимания. Окончательно скрутив своего пленника, он взялся за кляп, и тогда Слава, словно опомнившись, закричал: — Крас… Желтый! Твою мать, желтый! Мирон застыл. Посмотрел в голубые глаза, распахнутые еще шире, чем раньше, на побелевшие губы, запавшие щеки. Бросил кляп, присел на корточки и обхватил оцепеневшего Славу руками за плечи. Вжался губами в его макушку. — Ш-ш, — прошептал он. — Всё хорошо. Ты в порядке. Ты в безопасности, Славик. Я не причиню тебе вреда. Обещаю. Никакого вреда, ни за что. Ты в безопасности. Я здесь. Он шептал и шептал, целуя его в волосы и в мокрый лоб. И ждал. Все-таки передавил, не надо было, но Слава подал желтый сигнал, а не красный, и еще не все было потеряно. Прекращать сессию прямо сейчас очень не хотелось, и Мирон знал — чувствовал — что и Славе этого не хочется. Потому он и использовал только второе по значимости стоп-слово, хотя поначалу хотел первое. Что его так сильно напугало? Кляп или клетка? Или то, что Мирон явно собирался запереть его там и оставить одного? — Я никуда не уйду, — сказал Мирон. — Останусь здесь. Ты не сможешь меня видеть, но я буду сидеть на лестнице и смотреть на тебя. Если что-то пойдет не так, я сразу же тебя освобожу. — Обещаешь? — выдохнул Слава. Его голова лежала у Мирона на коленях. Мирон развернул его к себе лицом. Наклонился и бережно, осторожно поцеловал в губы. Едва коснувшись. И поймал его обжигающее, рваное дыхание. — Ладно. Сука ты ебучая. Зелёный, — выдохнул наконец Слава. Мирон с благодарностью улыбнулся ему, признательный за доверие. И снова взял кляп. Когда он затягивал ремни у Славы на затылке, Слава лежал тихо. Когда подтащил его к клетке и откинул боковую дверцу, Слава не сопротивлялся. Он позволил повернуть себя на левый бок и поместить в клетку лицом к стене, и только вздрогнул, услышав, как дверца опускается и защелкивается замок. И только тогда дернулся — чтобы обнаружить, что даже не может перевернуться на спину. Жесткие частые прутья ограничивали его движения, буквально не давая пошевелиться. Слава панически замычал в кляп, и Мирон спокойно сказал: — Я здесь. Я же обещал. Потом отошел к лестнице, сел и стал ждать. Вообще обычно в таких ситуациях он уходил. Поднимался наверх, включал монитор скрытой камеры, установленной в подвале. Не столько даже ради вуайеризма, сколько ради безопасности саба. Мирон старался придерживаться правила «никогда не оставляй зафиксированного нижнего без присмотра», и действительно за ними всегда присматривал, только они не всегда об этом знали. Но Славе нужно было знать. Сессия проходила достаточно насыщенно и жестко как для новичка. А Слава все-таки был, судя по всему, новичком, причем понятия не имел о том, что такое хороший Дом. Так что Мирон сел на нижнюю ступеньку лестницы, наклонился вперед, свесив руки между колен. И просто наблюдал за ним. Слава ерзал, постанывая, иногда совсем замирая, погруженный в сенсорную депривацию. Мирон сидел и смотрел на него, как смотрел бы на бабочку, севшую ему на ладонь… бабочку-лимонницу с ярко-желтыми крыльями. Которые сломать так легко, но совсем не нужно. Какие же охуенные звуки он издавал, Господи. Как всхлипывал в кляп, как стонал, иногда что-то невнятно говорил, непонятно к кому обращаясь, но совсем тихо, и это не было просьбой о помощи. Длинные пальцы то и дело натыкались на прутья клетки, безотчетно цеплялись за них, то сжимаясь, то соскальзывая. На это можно было смотреть целую вечность. Мирон сам едва не потерял чувство времени. Очнулся от внезапно наступившей тишины. Вздрогнул, вскинулся. Слава лежал все там же — ну, а куда он денется? — только теперь тихо и неподвижно. Мирон медленно встал. Судя по тому, как затекло его тело, прошло не меньше полутора-двух часов. Может, и больше. Он подошел к клетке. Щелкнул замок. Мирон потянул Славу за веревочный узел между руками и ногами, выволок из клетки на мат. Слава лежал с закрытыми глазами, беззвучно, глубоко дыша. Мирон положил два пальца на его шею, нащупывая пульс. Ровный, сильный, глубокий, медленный. Всё было в полном порядке. Мирон осторожно перевернул Славу на живот и стал распутывать веревки. Не слишком резко — вырывать нижнего из такого состояния одним рывком было неправильно. Распутывание заняло почти столько же времени, сколько и обвязка. Сначала Мирон освободил его руки, и Слава очень медленно распрямил их и вытянул вдоль тела, пока Мирон возился с узлами на коленях и щиколотках. На коже остались следы: где-то глубокие вмятины, где-то едва заметные, а кое-где — яркие розовые ожоги от веревки. Мирон умел связывать без следов, но в этот раз нарочно сделал так, чтобы следы остались. Чтобы Слава подольше носил на своем теле эти отпечатки-напоминания. Даже если они никогда больше не увидятся. Мирон отбросил моток спутанных веревок. Но кляп и анальная пробка все еще оставались на месте. Он взял Славу под мышки, бережно перевернул и усадил, закидывая его обмякшие, онемевшие руки себе на шею. Слава посмотрел на него мутным взглядом. — Хочу тебя трахнуть, — прошептал Мирон, вжавшись в его лоб своим. — Я знаю, что ты никогда этого раньше не делал. Но я очень хочу. А ты хочешь? Слава молчал — да и не мог ответить. Но в его мутных от кайфа глазах с дико расширенными зрачками больше не было ни страха, ни возмущения. Мирон, однако, должен был убедиться до конца. Если сейчас он сделает это, а Слава потом скажет, что на самом деле был против, то это будет не БДСМ, а изнасилование. Чего Мирон ни в коем случае не мог допустить. Ни с кем… и особенно со Славой. Мирон уложил его на спину, взялся за нашлепку анальной пробки, осторожно потянул, вытягивая ее вращательными движениями, уменьшающими дискомфорт. В рот он Славу ебал жестко, но тут требовался другой подход. Когда пробка вышла с мягким влажным звуком, Слава судорожно вздохнул и застонал — то ли облегченно, то ли разочарованно. Руки у него были свободны, но он не сделал ни единого движения, чтобы избавиться от кляпа, все еще врезающегося в его рот и туго затянутого ремнями на затылке. Мирон вынул из кармана презерватив. Раскатал по члену, заодно слегка поддрачивая себе, хотя в этом не было необходимости — но он хотел, чтобы Слава видел и осознавал, к чему идет дело. Слава снова что-то невнятно проговорил в кляп, Мирон не понял, что именно. Но он лежал безвольно и расслабленно, широко раскинув голые ноги, с твердо стоящим членом, прижатым к животу. Мирон наклонился над ним и взял его за руки, переплетясь с ним пальцами. Как тогда, когда они стояли возле машины, в самом начале, и оба понятия не имели, получится у них вообще что-то или нет. Мирон сжал Славины пальцы, не больно, но ощутимо: раз, два. Всё хорошо? Славины пальцы сжались в ответ. Раз, два. Так ритмично. Так спокойно. Мирон согнул его ноги в коленях и закинул себе на плечи, облегчая себе доступ к его телу. Приставил обтянутую резинкой головку члена к Славиному анусу. — Ты прекрасный. Самый лучший, — сказал он и мягко, но неумолимо толкнулся вперед. Славу подкинуло, и он громко, надрывно застонал. Судорожно стиснул руку Мирона, которая все еще удерживала его пальцы. Застыл, потом заметался, потом обмяк: Мирон действовал бережно, но настойчиво и неумолимо, сразу задав быстрый ритм, вбиваясь в него глубоко и властно, так же, как недавно вбивался ему в рот. Слава вскинул свободную руку и взъерошил сам себе волосы надо лбом, выгнул спину и только хныкал, жмурясь и отворачивая лицо. Мирон обхватил ладонью его член и стал надрачивать в такт со своими толчками, глядя на яркое пятно румянца, алеющее на повернутой к нему впалой щеке, прямо над врезающимся в нее ремнем кляпа. Слава кончил первым, Мирон — меньше чем через минуту после него. Не выходя из Славиного тела, Мирон просунул руку ему под затылок и расстегнул ремень. Вытянул кляп, мокрый от слюны, отбросил в сторону. Слава так и не открыл глаза, когда Мирон склонился и накрыл его рот губами. Только приоткрыл припухшие губы, покорно, просяще. И переплел его язык со своим. После сессии с Мироном большинство сабов не могли ходить, и если позволял их вес, он относил их наверх на руках. И в который раз за этот длинный день пожалел, что Славу так просто не потаскаешь. Пришлось забросить его руку себе на шею и волоком тащить по лестнице вверх, а там доволочь до кровати — большой и удобной. Это был единственный предмет обстановки, который Мирон лично купил и перевез в этот дряхлый домишко. Потому что после хорошей сессии нужен такой же хороший и крепкий сон. Это правило. Слава вырубился, кажется, еще до того. как Мирон успел вытянуть его длинное тело на кровати и укрыть одеялом. Мирон и сам вымотался — больше эмоционально, чем физически. Но это была пиздецки приятная усталость, как после хорошей тренировки, а не тяжелого труда. Спали они, впрочем, недолго. Было часа четыре утра, едва начинало светать, когда Слава заворочался, сонно нащупал рядом руку Мирона и настойчиво потащил ее к своей промежности, кладя ладонью на член. — Когда продолжим? — пробормотал он, и Мирон сонно рассмеялся. — Спи еще, рано. Сегодня воскресенье, у нас целый день впереди. — М-м… жопа болит… — Извини. — Да нет, это приятно. Больше от порки болит, чем от ебли. Бля. Ты меня выебал, — задумчиво проговорил Слава. Мирону сразу сон как рукой сняло. Он приподнялся на локте и отнял руку от Славиной промежности. — Все точно нормально? Я думал… — Да конечно, чувак, — лениво отозвался Слава, поворачивая к нему лицо. Взъерошенные волосы падали на лоб, глаза слабо поблескивали в предрассветном полумраке. — Ты же спросил, можно ли, а я… ну, короче, я типа как разрешил. Так что всё заебись. Кстати, — помолчав, добавил он, — меня Карелин зовут. Слава Карелин. — Мирон Фёдоров, — представился Мирон в ответ. — Очень, блядь, приятно, — сказал Слава и потянулся к нему за поцелуем. Они не целовались ни разу до сессии, и теперь Мирон подумал, что если бы это было не так, то он бы не тратил столько времени на раздумья, а надо ли оно ему вообще. Точно знал бы, что надо. Чувак, который так охрененно целуется, просто не может оказаться плохим партнером. Хотя Мирон вполне понимал, почему другие Домы не были им довольны. Слава был не такой, как все. Но ведь это и круто. Это и замечательно. — Как вообще вышло, что ты девственник? — поинтересовался Мирон, отрываясь от его губ. — Кстати, курить хочешь? У меня есть. — Неа, не хочу, — качнул головой Слава. — Говорю же, я бросил. Просто нервничаю всегда перед первой встречей с новым верхом. Я ж говорил, до сих пор все так хуево всегда получалось… — А в этот раз? — А в этот раз заебись, — улыбнулся Слава. — Ты не ответил на вопрос. — А… про это… ну, если честно, — он неловко поерзал, — то я по бабам больше. По телочкам. — Серьезно? — приподнял брови Мирон. — Ты бисексуал? — Гетеросексуал, — поправил Слава с абсолютно серьезным видом. — Я тебе не говорил, но их тех трех моих Домов двое были не Домы, а Доминатрикс. И вообще я с самого начала хотел, чтобы меня связывала и порола именно Госпожа. Но ничего из этого не вышло. — Почему? — А непонятно? Я же все время матерюсь. И до сессии, и во время. И нарываюсь, и хамлю. Ну не получается иначе. А им это не нравится. И что еще хуже, это мне и самому не нравится. Понимаешь, я уважаю женщин. Я вообще феминист. И посылать матом женщину, даже когда она тебя порет и унижает, ну это же… некрасиво. Не по-мужски. — Какой же ты все-таки ебанутый, — рассмеялся Мирон, и Слава застенчиво усмехнулся. — Ну да. Они мне все так и говорили. И ты вот тоже, — он перестал улыбаться. — Всё, да? Забыть теперь твой номер? В ВК меня в бан закинешь? Мирон не ответил. Вместо этого обнял его рукой за пояс, провел кончиками пальцев вдоль ребер, так, что Слава поежился. — Щекотно, — пробормотал он. — Да ну блядь, правда… ну перестань! Он уже не хмурился, а фыркал и отбрыкивался. Мирон перестал его щекотать, поймал за подбородок и поцеловал в губы. Слава жарко ответил. И вроде не надо было ничего больше говорить. Но был еще один вопрос, который следовало прояснить прямо сейчас. — У меня тоже есть секрет, Слава. — Ты тоже гетеро? — Такой же гетеро, как и ты, это факт. Но я о другом. Понимаешь, у меня параллельно с Тематическими отношениями всегда были еще… другие. Как бы настоящие. Я тебе говорил, Тема — это просто моё хобби. Я никогда не устраивал сессии со своими постоянными партнерами. Которых любил. Тема отдельно, отношения отдельно. — Понятно, — протянул Слава. Слегка разочарованно, даже хмуро. Сабмиссив, который привык ебаться только с женщинами, и Доминант, который привык ебать сабов только без любви. Да уж, бомбезная парочка. Встретились два одиночества. — Но с тобой я хочу попробовать, — вполголоса проговорил Мирон. — Если ты захочешь. Я не… не хочу тебя отпускать. — Из своего уютного подвала? — Из своей жизни. Прозвучало дохуя пафосно. Однако Мирон отводил пафосу определённое здоровое пространство в своей жизни и не видел в этом ничего плохого. Если он действительно чувствует именно это, то почему бы прямо так и не сказать? Он не видел в этом проблемы. А Слава, кажется, видел. Потому что он молчал. Очень долго молчал, так что снаружи уже совсем рассвело. В конце концов Мирон не выдержал: — Ну откажись, если не хочешь. Только скажи… что-нибудь. — Нужно подумать, — протянул Слава. — Оценить перспективу… — И как ты ее оценишь? От нуля до десяти. Слава искоса посмотрел на него сквозь упавшую на глаза челку. Мирон протянул руку и смахнул темные пряди с его глаз. — Надо поду-умать, — упрямо повторил Слава. — Порефлексировать, схемку набросать. Бумажка найдется? Мирон нахмурился. Потом повернулся к прикроватной тумбочке, нащупал валяющийся там счет за коммуналку, рядом как раз нашелся и огрызок карандаша. Не понимая, что и зачем делает, Мирон протянул то и другое Славе. Слава перекатился на живот. Подпер голову рукой. Глянул еще раз на Мирона — снизу вверх, хитрыми, наглыми, томными глазищами. Накарябал на квитанции большими небрежными буквами: «Встречаться и ебаться с Мироном Фёдоровым». Упер карандаш в бумагу. Задумался. Вывел единицу. «Ну… — подумал Мирон с упавшим сердцем. — По десятибальной шкале… не приемлемо, но и не полностью исключено…» Но мысль до конца не довел, потому что Слава вывел рядом с первой единицей еще одну.