Апрель

Я спряталась за дверью и замерла. Дверь тихонько открылась, и в неё вошёл дядя, но меня нигде не было. Я видела, как он испугался. Тут я засмеялась и выбежала из-за двери. - Аида, Бог с тобой, - упрекнул меня дядя. - Испугался? - С днём рождения, моя дорогая, - дядя поцеловал меня и сунул что-то квадратное мне в руки. Это была музыкальная шкатулка. Она была тёмно-коричневого цвета, под дерево. С лицевой стороны шкатулки была выемка.В ней была маленькая застывшая жизнь. С двух сторон, по бокам стояли Рождественские ёлки, в центре выемки был маленький домик, около которого гуляли барышни со своими кавалерами. Я открыла шкатулку и увидела там четыре маленьких золотых звоночка и пару круглых кнопочек. Нажав на одну из кнопочек, я услышала, как заиграла очень нежная и красивая мелодия. Я посмотрела на дядю и улыбнулась. - Нажми на вторую, - сказал дядя. Я нажала на вторую кнопочку и ёлочки внизу закружились вокруг себя, в домике загорелись окошечки жёлтым цветом. Пока я её рассматривала дядя куда-то вышел. Там ещё на крышечке с внутренней стороны было зеркальце. Оттуда на меня глядели большие глаза цвета тёмной вишни. Маленькое, загорелое личико обрамляли каштановые волосы, свисавшие до самого пояса, а короткие волосы немного вились и слегка торчали в разные стороны. - Загадывай желания, - я повернулась, сзади меня стоял дядя с большим белым тортом с семнадцатью красными свечками. - Наверное, моё желание будет самым глупым на свете. - Какое? - Нет. Нельзя говорить. - Тогда загадывай. Так или иначе, это твоё желание, - я загадала, что хочу увидеть в этом году Сириус, закрыла глаза и задула свечки. - Теперь точно сбудется! - поддержал меня дядя. - Побегу за чаем, - я пошла на кухню и взяла две чашечки и заварку. На настенном кухонном календаре был март. Почему-то, я только сейчас это заметила. Я перелистнула страничку и открыла свой апрель. На синим фоне красовались тихие ромашки. А внизу было написано: "То, что нельзя себе оставить". - Чего нельзя себе оставить? - спросила я у дяди, вернувшись из кухни. - Если подумать, то ничего нельзя. Нам в этом мире ничего не принадлежит. - Жизнь? - Не всегда мы над ней властны. Нам принадлежит любовь. Любить мы можем всегда и везде. - Кого ты любишь? - Я люблю тебя. - А если не станет меня? - И тогда моя любовь к тебе не перестанет. - А значит, что бы со мной не случилось, я буду. Пока живёшь ты, пока меня любят. Ты - продолжение меня. - Хах, скорее наоборот. Ты - продолжение меня. - Ты себе противоречишь. Ведь ты сам сказал, что мы не всегда властны над своей жизнью. - Хах, только не в этом случае, - он засмеялся и погладил меня по голове. Всю ночь мы сидели на полу перед распахнутым окном и пили чай. Лунный свет без спросу ворвался на наш тихий праздник и застыл посреди нас. Внезапно я почувствовала тошноту, мне стало дурно. Я побежала в туалет, меня вырвало. Такие приступы случались со мной часто. Вскоре пришло время идти в больницу. По дороге дядя пытался меня развеселить. Он постоянно обращал моё внимание на яркие витрины, предлагал что-нибудь купить, что-то рассказывал, смеялся. Мои же мысли все были заняты только одним: почему опять тошнит, почему опять нет сил, почему сегодня утром на расчёске я собрала очередной целый клок волос... Кажется, температура. Опять. Вернее, я понимала почему, я даже очень хорошо и давно всё понимала, но я не понимала, почему именно я? Почему это моя жизнь? Куда ведёт меня мой дядя? За новой порцией боли? Мы зашли в больницу. Я села на лавочку и обратила своё внимание на очень красивую женщину, которая стояла около окна и нервно курила в форточку. Она была одета в короткий шёлковый чёрный халат с кружевами на воротнике и на манжетах. Я видела её нежный белый чёткий профиль. С её пышных длинных ресниц капали слёзы, а ярко-красные губы дрожали. Она постоянно прикусывала нижнюю губу и силилась задержать в себе потоки рыданий, которые, видимо, нахлынивали на неё с новой и с новой силой, как бы она не пыталась сопротивляться. Эта женщина стояла напротив 13 кабинета, того самого кабинета, в котором мне поставили диагноз: "Рак лёгких 3А стадия" Я не плакала. Это было четыре года назад. Судя по дядиным глазам, по его голосу, я поняла что "Рак лёгких 3А стадия" это что-то очень страшное. По равнодушным и бездумным глазам врачей я ничего не могла понять. Вскоре подошла моя очередь, я зашла в кабинет, села на кушетку и опустила голову вниз. - Давай свою руку, - нервно проговорила медсестра. Я покорно протянула ей свою руку, воображая из себя жертву, а сама повернула голову в сторону окна. Оттуда слышался детский звонкий смех, который явно раздражал медсестру. - А у меня сегодня день Рождения. - Поздравляю, - прозвучал монотонный голос - Ай! - вскрикнула я. Она снова, снова не может мне попасть в вену. Безжалостно ковыряет иголкой у меня под кожей в поисках моих ели заметных вен. У меня закружилась голова. Боль стала невыносимой. Я не выдержала и вскрикнула. - Идиотка!!! - она вытаращила на меня свои серые мышиные глаза и застыла. Я вырвала из под иголки свою руку, скривилась вся от боли, поджав свою руку к груди. - Я не поняла! - Сначала научитесь делать, а потом... - Хамка! Я таких ещё не видела. Как тебя вообще воспитывали! - Как надо, так и воспитали! И вас спрашивать не собираемся. И если вы сейчас с первого раза не сделаете мне укол, я пойду к главврачу! - Она фыркнула, набрала лекарство в шприц и заново начала вводить его в вену. Дальше я ничего не помню, потому что я упала в обморок.