Цветы

      Сладкий, чарующий аромат и серость стен, сокрытая зелеными листами. Весь мир, вся жизнь сошлись в одном, в один лишь миг — пьянящий красный цвет и слабый ветерок, как легкий шелк, прикосновенье его к коже, летящий тюль, за ним обшарпанные рамы, чужая жизнь и чье-то счастье. Чужое, не твое. «Твое» вокруг: от старых стен до тюля, и все оно одно и абсолютно — твое. Столь голубое небо и свет солнца, и чей-то тихий смех остались где-то за стеною, и он стоял среди цветов. Один — не одинокий.       В этом доме всегда было много цветов, и он тонул в дурманящем букете. Ребенок, знающий в лицо и боль, и скорбь, познавший вкус обиды и утрат, нашел себя в любви, в заботе. Он окружал себя цветами, чтобы отдать им что-то важное — кусок своей души. Отдать лишь для того, чтобы любить, чтобы бежать домой. И отдал, чтобы жить. Чего же боле?       Столь бескорыстно отданное сердце, упорный труд, забота смогли принять физическую форму — цветы цвели. И это было лучшей из наград. Столь благодарные, они вернули долг сполна: взамен закрыли стены и росли — цвели столь пышно и так сладко, как не цвели нигде.       И он любил цветы. Любил эстетику бутонов, их аккуратный вид и красоту. Такое невозможно ненавидеть. И розы лепестки, как красный бархат, его манили, очаровывая сладким ароматом.       Ему лишь восемь. Ребенок, не знающий ласки, в душной квартирке, заполненной цветами. Слепой, бывает, видит лучше зрячего — не знающий любви дает ее вдвойне. И он не поскупился — отдал всю. Всю душу без остатка вложил в цветы; они росли, не увядая.       И он коснулся лепестка в один из дней, вернувшись слишком рано. Потрепанный, уставший. Губа была разбита в кровь и жгла нещадно, но он не замечал ее — ему не привыкать. Как сладко пах бутон, беззлобный, совершенно белый. Он выглядел как сладость, совершенство, и мальчик любовался им, вдыхая полной грудью аромат. И с сердца трепетом, несмело сорвал он лепесток. Всего один. И тут же крови красный цвет испортил совершенство, огнем «зажглась» разбитая губа, саднила рана, и языка коснулась горечь.       Как горьки могут быть прекрасные цветы.       И он сорвал еще один. Еще. И все смелее обрывая. Сорвал бутон, и пелена соленых слез застлила взор. Он плакал, ощущая боль, обиду, нещадную, тягучую тоску. Она была внутри, так глубоко, сокрытая за ребрами и плотью, и он не мог ее достать рукою, как не сжимал бы у груди рубашку старую свою, как не царапал грудь. Она терзала, и слезы падали на листья, скатившись по щекам. И горечь лепестков чуть отрезвляла — «ты живой». И он сорвал бутон, еще один, еще. Цветы не против — это плата, столь бескорыстная цена за бескорыстную любовь.       Весь мир, вся жизнь сошлись в одном — миг одиночества и горечь, скрывающая боль. Весь мир его объят был сладким, дурманящим "дыханием" чарующих соцветий. Весь мир — цветы, скрывающие стены, летящий тюль и легкий ветерок.       Вся жизнь — иллюзия любви, необходимости — жестока и мучительна, и все же как она красива, и как горька на вкус.