Слепнуть.

Саске старается не смотреть на людей. От одного только взгляда в сторону чужой жизни тут же становится тошно. Почему все они достойны нового дня, почему им всем дана возможность новой улыбки, а маме и папе – нет. Чем они лучше? Ничем. Саске уверен в этом. И он бы, не задумываясь, променял всю эту веселящуюся братию на свою семью. На то, чтобы быть вместе со своей семьей. Саске неосознанно стирает былое мироощущение, а на замену ничего подобрать не может. Он ищет истину в свитках с разнообразными техниками, ищет ее, швыряя кунаи в дерево, ищет, закрывая себя невидимой стеной, сидя в знакомой аудитории вместе со всеми. Со всеми теми, на кого он старается не смотреть. Саске перешивает себя на новый лад. Распуская старые стежки, нитка уже прямой не будет, в ушко иголки такой сложно попасть, но под рукой нет нового мотка. Саске каждый день подолгу лежит с закрытыми глазами, вслушиваясь в предутреннюю тишину. Вдруг его позовут. Его не зовут, и он яростно тянет нить от себя, до боли закрепляя новый стежок. Учиха спрашивает себя: какого это – делать вид, что любишь? А потом бить в живот, отпуская от себя эту ложь, надменно возвышаясь над телами убитых родителей и испуганным младшим братом. Саске уверен, что ему никогда больше не будет так страшно. Страхи нужно убивать. Саске не верит в искренность. Когда Ирука улыбается ему, снисходительно, с удивительной добротой первого учителя, Учихе хочется вцепиться ему в лицо, отшвырнуть от себя подальше, а затем, мгновенно оказавшись рядом – ногой в живот. Брат улыбался точно также. Никому нет веры. Саске учится сдерживать злость и боль. Прочего нет в его ежедневном рационе. Не плакать – особый дар. Заменяя все эмоции равнодушием, без самокопания не обойтись, но он ищет, на что можно опереться. И находит темную бездну в толще воды под ногами. Саске не видит восхищенных взглядов пищащих девчонок, не видит внимательного взгляда Третьего Хокаге, он-то знает суть этой истории. А Саске слепнет c семи лет. Мама хотела испечь яблочный пирог на следующей неделе. Говорила, что устроит чаепитие в саду. Саске захлопал в ладоши, широко улыбаясь, Итачи отвернулся и проглотил сухой и тяжелый ком в горле. Водная гладь под ногами отражает одинокий силуэт. Саске сидит один и никого не хочет видеть рядом собой. Кроме отца и матери. Но их нет, и это не укладывается в голове. Как и то, что он отвечает на чужой взгляд, пущенный ему в спину. Наруто бредет домой непривычно тихий, но крайне привычно задирает нос кверху, пытаясь казаться куда более взрослым, чем есть на самом деле. Думает, что это неоспоримый признак силы и серьезности. Всегда был чудаком. Слишком светлым для своего темного детства. И Саске принимает это едва заметкой улыбкой краешком губ. И получает ответную, куда более заметную, но симметричную. Наруто слишком живой. Наверное, он никогда не умрет, такие не умирают. Таких не заглатывают чужие и собственные тени. По крайней мере, Учиха хочет, чтобы это было именно так. Должны же быть в этом мире счастливые исключения. Осколок старого видения мира режет пальцы, и Саске отшвыривает его в сторону, топит в темноте вод. Уже вечер. Тень прирастает к ногам и выглядывает наружу лишь у встречных фонарей. Нет, Наруто ничем не лучше всех прочих в этой деревне. Но Саске хотя бы видит его. А это уже что-то.