Не забыть самое важное

Геллерту Гриндевальду удалось не просто выделяться в Хогвартсе, но даже выделяться из группы приехавших учеников самого Дурмштранга, что было очень непросто, но Геллерт справился. Впрочем, разговоры о нём ходили всегда, в том числе и в его родной школе, поэтому он не обращал на это никакого внимания. Вторая вещь, не интересовавшая Гриндевальда от слова "совсем" - правила. Он с ними был не знаком и знакомиться даже близко не собирался. Когда староста Слизерина, к которому неловко прибились юноши Дурмштранга, начал что-то заливать об общих границах поведения вроде комендантского часа и прочей ереси, Гриндевальд с отрешённым лицом превращал книгу с полки в летучую мышь. Причём он деланно изображал, что не замечает гневных взглядов старосты, покрасневшего от натуги. А летучая мышь вышла очень даже неплохой: если ее почесать под подбородком, она выдавала некоторые фразы из своего оригинала. Геллерт умел быть наблюдательным. Социальная сторона отношений в Хогвартсе его невольно заинтересовала, и он для себя начал отмечать, как слизеринцы относятся к учащимся других факультетов. Учёба у него не хромала, так что времени у него было предостаточно. Никаких явных особенностей не выяснилось, но зато когда по коридору мимо проходили гриффиндорцы, начиналась небольшая атомная война. При самом Гриндевальде пару или тройку раз за неделю доходило до того, что перепалки разделяли только учителя. Старост просто никто не слушал. Впрочем, ребята с красно-жёлтыми галстуками сами задирали слизеринцев. Так что Гриндевальд с некоторыми смешками уважения относился к этой старинной, традиционной вражде. И это всё его волновало немного. Он завёл себе парочку добрых приятелей на Слизерине, с которыми обсуждал домашнее задание, и ему было достаточно. До того рокового дня первого декабря, когда за узкими окнами башен густыми хлопьями валил снег. - Пора подумать о том, что мы будем устраивать на Рождество, - услышал в библиотеке на обеденном перерыве Гриндевальд. Он только что дочитал книгу о крестражах и поэтому мог позволить себе отвлечься ненадолго. Говорил один из его приятелей, слизеринец Тэйс. - Что ты имеешь в виду? - лениво спросил кто-то другой. Тэйс опёрся бёдрами о край стола и неповторимо блестящим движением головы откинул чёрные локоны с лица. - Не тупи, - возбуждённо фыркнул он, скрещивая руки на груди. - Я хочу затащить ту девку-когтевранку в постель, и нам нужен алкоголь. - Тебе нужен алкоголь, - подчеркнул Эйб, юноша из Дурмштранга, учившийся в одном классе с Геллертом. - Неважно, - отмахнулся Тэйс. Он заметно занервничал, и Гриндевальд вдруг ухмыльнулся. Продумывать план действий за месяц, советуясь с друзьями, и делать вид, что ему нужен только секс. Конечно, так и поверили. И эти идиоты совсем ничего не замечают? Он немного отвлёкся, не без удовольствия отмечая свою наблюдательность, и не заметил, как обращаются уже к нему. - Э, нет, - хрипло рассмеялся Эйб. - Девчонки - это не про Гриндевальда. Они на него толпами вешаются, но у него встаёт только на книги по тёмной магии. Парни заржали слишком громко для библиотеки, и проходивший мимо преподаватель возмущённо смерил их взглядом. Геллерт дёрнул плечом. Отношения никогда не были его сферой. - Всё равно будет Святочный бал на Рождество, - задумчиво откликнулся один из приятелей Геллерта, не поднимая взгляда от очередной книги. Именно на этой почве блондин и общался с ним. - А огневиски или сливочное пиво можно притащить из Хогсмида за пару недель... - Сливочное пиво? - фыркнул Эйб. - Нам что, десять лет? - Где ты, Мерлиновы яйца, видел десятилеток, лакающих сливочное пиво?... В дальнейшем разговоре Гриндевальд не участвовал совершенно. Его внимание уцепилось за упоминание Святочного бала, но, по его мнению, это являлось очередной пустой тратой времени. Лучше ещё поискать книги о крестражах. Обед подходил к концу, и юноши, быстро покидав всё обратно в сумки, двинулись к лестнице, продолжая перепалку. Геллерт немного отстранённо посмотрел, как профессор по травологии украшает вход в Главный зал венками из остролиста и ярко-алыми шариками. Выглядело действительно красиво, особенно для расслабленного Гриндевальда. Кто же знал, что произойдёт буквально через минут двадцать. Следующим уроком была Защита от тёмных искусств, и в расписании она стояла у Слизерина совместно с Гриффиндором. По мнению учащихся первого факультета, не было ничего более возмутительного: они даже к пуффендуйцам относились лучше, если можно так выразиться. Преподаватель задерживался, и Геллерт с приятелями лениво прислонились к холодной стене коридора под большим вышитым гобеленом. За стрельчатым окном кружились снежинки, тёмно-серый камень освещался трепещущими огоньками свеч, и Гриндевальду было даже уютно. Гриффиндорцы опаздывать не стали, и, если его приятели мгновенно отреагировали на их появление презрительным перешёптыванием, Геллерту было ровным счётом наплевать. Он бы и дальше бездумно смотрел в огонь свечей под потолком, если бы его вдруг с силой не толкнули в бок. От неожиданности он резко обернулся, уставившись на несчастного, и встретился с немного виноватым взглядом невысокого гриффиндорца. - Извини, - буркнул он и наклонился, собирая выпавшие из его рук учебники. Медно-рыжие пряди упали на его лицо, скрывая его от Геллерта, и юноша, надменно отвернувшись, вошёл в класс. Как можно быть таким растяпой? Прав Тэйс, гриффиндорцы действительно жалкие. ЗОТИ была интересным предметом, и Гриндевальд сел поближе к учителю, на одну из первых парт, и приготовился слушать, невольно выпрямив спину. Где-то позади гудели остальные ученики, и он только вздохнул, переводя взгляд в окно. Нехотя он признался самому себе, что в Хогвартсе было довольно уютно в отличие от мрачного и угрюмого Дурмштранга. Профессор с силой хлопнул дверью, призывая учеников к тишине, и объявил, что сегодня некоторые из студентов будут читать свои доклады. Геллерт повертел в тонких пальцах перо, раздумывая, стоит ли ему вообще слушать. Может, будет что-то поинтереснее разговора о выпивке на Рождество, снова вспыхнувшего за его спиной. - Первым выйдет... Мистер Дамблдор, прошу вас. Гриндевальд с удивлением увидел того самого рыжего парнишку, впечатавшегося в него в коридоре. Он нервно поправил красно-жёлтый галстук, до странного женским движением заправил за ухо прядь медных волос и, набрав в лёгкие побольше воздуха, начал. И Геллерт пропал. Мало того, что неуклюжий Дамблдор выбрал самую интересную и сложную для доклада тему! Он говорил интересно, полно, практически не глядя в свой пергамент, и его высокий голос чуть звенел, пока он говорил, а широко распахнутые глаза сверкали; Геллерту даже показалось, что воздух вокруг шипит и электризуется. Когда Дамблдор кончил говорить, он с позором понял, что бесстыдно заслушался, забывая записывать, и его бледные щёки тронул почти болезненный румянец. Рыжеволосый гриффиндорец с большим волнением оглянулся на учителя, закусив нижнюю губу, и Геллерт судорожно сглотнул. - Отлично! Думаю, вы заслужили высшего балла, - с довольной улыбкой похвалил его преподаватель. Юноша весь просиял, по-детски широко и облегчённо улыбнувшись, и Геллерт заёрзал на кресле. Дамблдор, не переставая улыбаться, проследовал на своё место, ступая так легко, словно парил, одушевлённый и радостный. Гриндевальд пока не давал себе отчёта в том, что происходит, но точно понял одно. Ему очень нужен этот неуклюжий гриффиндорец. Спустя неделю Геллерт Гриндевальд поймал-таки Дамблдора в перерыве между занятиями. Юноша беседовал о чём-то со своей подругой (Геллерта передёрнуло от ревности), с которой сидел тогда на ЗОТИ за одной партой. Гриффиндорец не шёл у него из головы, и, ненадолго задумываясь, Гриндевальд слышал этот звонкий голос в своей голове. У слизеринцев - тем более у учеников Дурмштранга - не было принято вот так просто говорить или вообще как-то сотрудничать с Гриффиндором. Но это был Геллерт; Геллерту было наплевать с Астрономической башни. Гриффиндорка смерила его очень странным взглядом, но Гриндевальд даже не посмотрел на нее. Он подошёл к Дамблдору и буквально припечатал его к стене одним своим видом. Юноша даже чуть приоткрыл рот от удивления и захлопал длинными ресницами. - Как тебя зовут? - выпалил Геллерт, начиная чувствовать себя очень глупо. Нет уж. Решился - действуй. - А тебе зачем, - неожиданно вмешалась девушка, едва не вставая между ними. Гриндевальд заморозил ее одним взглядом, но она упрямо сдвинула брови к переносице, не отступая. - Всё нормально, Минерва, - вдруг подал голос Дамблдор, снова заправив непослушную рыжую прядку за ухо. Ухо, как отметил про себя ученик Дурмштранга, было маленьким и аккуратным, и он успел подивиться, какую лабуду ему подсовывает его мозг. - Я тебя догоню. Гриффиндорка подозрительно прищурилась, но кивнула и, сердито тряхнув головой, ушла. Геллерт вздохнул с облегчением и переключил всё своё внимание на юношу. Он действительно оказался ниже него. - Меня зовут Альбус, - немного неуверенно улыбнулся Дамблдор. Это имя тут же очень прочно впечаталось во все уголки памяти Гриндевальда. Кажется, юноша подумал, что тот хочет познакомиться, и уже открыл было рот, чтобы спросить то же самое в ответ, но Геллерт бесцеремонно оборвал его: - Я слышал твой доклад по ЗОТИ на прошлой неделе. Он мне очень понравился. На красивом (ох, Мерлин) лице Альбуса снова замерло изумлённое выражение. - Я думаю, он был восхитителен, - уже тише и не так уверенно добавил Гриндевальд. Ему было трудно хвалить что-то, кроме своих трудов, но замерший юноша заслуживал похвалы даже от него. Дамблдор не успел даже поблагодарить его, так как Геллерт выпрямился, круто развернулся на пятках и зашагал прочь по оживлённому коридору, стараясь игнорировать тот факт, что его лицо пылает, как раскалённый докрасна котёл, наполненный любовным зельем. В следующий раз они встретились в библиотеке, за домашкой по заклинаниям. Альбус, робко улыбаясь уголками потрясающего рта, спросил, как его зовут, и Геллерт спохватился. Они обменялись до ужасного нелепым рукопожатием и поспешили вернуться к учебникам и пергаменту. Если бы Гриндевальд был более наивен, он бы сказал, что обрёл наконец лучшего друга. Как выяснилось всего за пять часов, проведённых вместе у пыльных стеллажей, они понимали друг друга едва не с полуслова, их интересовали одни и те же темы, и неуклюжесть Дамблдора не была такой раздражающей, как показалось Геллерту в их первую встречу. Когда Альбус нечаянно уронил исписанный им свиток, Гриндевальд лениво повёл палочкой, возвращая его в руки благодарно и чуть виновато улыбнувшемуся юноше. Гриффиндорец тут же принялся вычитывать оттуда какой-то фрагмент, но Геллерт его особенно не слушал: ему понадобилось пара секунд, чтобы успокоить сжавшееся от умиления сердце. - Мы можем вместе подготовить проект по зельеварению, - воодушевлённо вдруг предложил Дамблдор, когда они уже собрали свои книги и записи и собирались покинуть библиотеку. Гриндевальд мысленно вскрикнул от наплыва эмоций. Это было идеальным способом сблизиться и поработать с Альбусом. - По рукам, - с наигранной вялостью и равнодушием согласился он. Гриффиндорец широко улыбнулся и, помахав ему на прощание, удалился к башне, направляясь, очевидно, в гостиную своего факультета. Геллерт остался в уже опустевшем коридоре, глядя ему вслед. С тех самых пор Альбус Дамблдор, застенчивый юноша с Гриффиндора с необыкновенно ясным и живым умом (и великолепно тонкой фигурой, как отметил Гриндевальд, когда увидел его в простой форме без мантии) стал очень важной частью жизни Геллерта. Если быть до конца честным, вся жизнь Гриндевальда стремительно завертелась вокруг одного Альбуса. Мало того, что он пробудил его к жизни, разделяя увлечения и острый ум, Геллерта неумолимо к нему тянуло, и совсем не так, как должно тянуть к другу. И в некоторые моменты ученик Дурмштранга косился на своих приятелей, легко флиртующих с девушками, и хотел уметь так же. Ухаживать Гриндевальд же не умел совершенно. Дамблдор научил его доверять другим. Однажды, сделав перерыв в проекте по зельеварению, они незаметно разговорились, и Альбус осторожно спросил его о Дурмштранге. Им, вообще-то, запрещалось рассказывать что-либо о своей школе, но разве мог Геллерт отказать этому открытому и наивному взгляду напротив? Под влиянием гриффиндорца суровый начинающий тёмный волшебник таял, как мороженое, поэтому деловито прочистил горло и начал рассказывать. Дамблдор слушал его с тихим восхищением, плещущимся в глазах, и не перебивал, от чего Гриндевальд влюблялся в него ещё больше. Когда он окончил рассказ, то сделал небольшую вежливую паузу, ожидая вопросов, но вместо этого рыжеволосый юноша полез в свою сумку с учебниками и выудил оттуда шуршащий пакет с чем-то жёлтым и блестящим. - Что это? - удивлённо приподняв брови, спросил Геллерт. - Лимонные дольки, - пожал плечами Альбус, с удовольствием отправляя одну из них в рот. - Будешь? Гриндевальд захлопал глазами. Он ему только что рассказал о самой секретной школе, в которой преподаются тёмные искусства, а он взялся уплетать сладости? Это было не так уж и важно сейчас. Геллерт подпёр кулаком щёку и очень отчётливо подумал, что хочет зацеловать эти наверняка сейчас сладкие губы. В одну из снежных, уютных декабрьских суббот Геллерт отправился со своими приятелями из Слизерина в Хогсмид. Естественно, по острой необходимости, но ему самому было приятно провести время в спокойной и тихой волшебной деревушке, наполненной ожиданием Рождества. Вернулся он с уловом. Пакетик лимонных сладостей покоился в кармане шубы, ментально согревая бедро, и Геллерт быстрее остальных вернулся в замок, размышляя, где ему теперь найти Альбуса. В этом не было ничего сложного - теоретически. Найти, отдать. Всё. Но Гриндевальда вдруг остановил внутренний барьер, и он замялся. Он не будет выглядеть слишком глупо? Как это расценит Дамблдор? Что он вообще, известнейший ученик Дурмштранга, вытворяет? Сгорая от стыда, Геллерт остановился в неприметной нише одного из коридоров и движением волшебной палочки вытянул из воздуха записку. "Альбусу Дамблдору". И всё. Он понимал, что ведёт себя, как последний трус, но это было сильнее его. Желание подарить подарок тому, кто так бессовестно влюбил в себя самого Гриндевальда оказалось сложнее, чем бороться с мантикорой на экзамене в Дурмштранге в конце года. Он издалека заметил Дамблдора. Красно-жёлтый шарф красиво оттенял цвет его рыжих волос, но Геллерт запретил себе отвлекаться и, прошептав всем известное "Вингардиум Левиоса", заставил пакетик с прикреплённой запиской взмыть в воздух и подплыть аккурат к гриффиндорцу. Альбус удивлённо заморгал и тут же начал оглядываться по сторонам. Никого не заметив, он очень осторожно приблизился к сладостям и, вытащив палочку из рукава, несложным заклинанием проверил её на отравление. Осторожность и внимательность Дамблдора заставила Геллерта заскрежетать зубами от воздушного чувства в животе. Недоверчивость сменилась радостной улыбкой, когда Альбус, не обнаружив ничего подозрительного, взял пакетик и, мечтательно хмыкнув, закинул себе в рот лимонную дольку. Весь погрузившись в смакование сладости, он не заметил притаившегося Гриндевальда, пройдя мимо по коридору, и тот облегчённо выдохнул. Детская непосредственность Альбуса в сочетании с его сильным умом только что заставили его влюбиться ещё больше. Профессор по зельеварению с минуту молчал, кивая самому себе, и изучал поблескивающими глазами повисший в воздухе огромный пергамент с ровными строками текста. Дамблдор, заметно нервничая, покосился на Геллерта, и тот успокаивающе улыбнулся уголком рта - только чтобы остальные не заметили, и снова вытянулся, как по струнке, с беспристрастным выражением лица, не теряя достоинства. - Давненько я таких полных работ не видел, - почесал подбородок профессор, поворачиваясь лицом ко всему классу. - Думаю, со мной все согласятся. - и снова перевёл взгляд на замерших юношей. - Ну вот, мистер Гриндевальд и мистер Дамблдор, прекрасная пара! Преподаватель всегда отличался косноязычием, и в этот раз ему снова удалось развеселить класс. Геллерт невольно облизнул губы, понимая, как это приятно для него звучит, а Альбус, вспыхнув, как маковый цвет, опустил глаза в пол, поспешно убирая пергамент - чтобы хоть как-то не подавать виду. Тем не менее, класс дружно грянул хохотом. Один из слизеринцев с задней парты очень громко сказал: - Голубой подойдёт к твоим волосам, Дамблдор! Преподаватель пресёк следующую волну смеха и вызвал уже других учеников, тоже готовивших совместный проект. Альбус торопливо вернулся на своё место, вжав голову в плечи и не глядя на Гриндевальда, и Геллерт застыл, ощущая болезненный укол в груди. После этого занятия юноша со Слизерина совершенно необычным и загадочным образом оказался в лазарете с десятью переломанными рёбрами, которые ему лечили почти неделю (даже магическими средствами). После этого шутники опасались как-то трогать Альбуса Дамблдора, а любой косой взгляд в его сторону пресекался резким взором соколиных глаз Гриндевальда. Конечно, после этого о них двоих пошли шёпотки. Слухи витали самые разные, но к двадцатым числам декабря почти вся школа была уверена - что-то между ними определённо есть. Сами Альбус и Геллерт делали вид, что ничего не замечали, и продолжали вместе ходить в библиотеку. От своих интересов Гриндевальд не собирался отказываться, но всё больше его сердце теплила мысль о том, что это не просто совместная работа, а нечто вроде свиданий. Правда, пригласить его прямым текстом Геллерт не решался. Да и как? И куда? Вопросы оставались без ответа, они и так почти всё делали вместе; обращаться за помощью к приятелям он считал совсем уж унизительным. Решение пришло к нему само собой, и Геллерт, невольно усмехнувшись, постарался как можно быстрее отмести совсем глупую мысль о том, что сама Вселенная способствует их связи. Любовью он это назвать не решался даже про себя, хотя ему уже всё было понятно. Геллерт Гриндевальд всегда получает то, что ему нужно, а Альбус был ему необходим, как воздух. Это пришло к нему вечером двадцать первого числа, когда даже холодным и собранным ученикам Слизерина и Дурмштранга было тяжело сосредоточиться на учёбе. В мрачной гостиной подземелья было как никогда уютно и украшено к Рождеству, как и весь Хогвартс; огромный замок словно пел от радости и восторга, ожидая самый волшебный праздник в году. Если прислушаться, даже здесь, под землёй, можно было услышать репетирующий в Главном зале хор. Геллерт зубрил лекции по истории магии, одновременно с этим размышляя, что делал бы с Альбусом, если бы они уже были парой (и мысли были отнюдь не пристойного содержания), когда в гостиную ворвался Тэйс. Он запыхался и выглядел очень странно; его мутный взгляд, как у безумного, метался от предмета к предмету, и он, не обращая внимания на оклики, убежал в спальню. Гриндевальд никогда не видел приятеля в таком состоянии; они с Эйбом практически одновременно отложили тяжёлые свитки и пошли в спальню. Что побудило Геллерта пойти и "успокаивать" слизеринца? Он не знал. Даже спустя двадцать лет, слушая сопение спящего под мышкой Альбуса и вспоминая школьные годы, не знал. Может, это Дамблдор научил его быть более внимательным к другим. Может, просто интуиция. Сейчас шестнадцатилетний Гриндевальд вошёл в спальню, чтобы застукать позорно глотающего непрошеные слёзы Тэйса. Он зло рвал простыню на своей кровати, пока Эйб не оттащил его. - Да что стряслось-то, Тэйс?! Мерлинова борода! - Она мне отказала! - голос юноши сорвался на истеричный визг. - Она не пойдёт со мной на этот ублюдский Бал! Послала меня! Какого дементора! Он ещё какое-то время метался по комнате, пока Эйб старательно прятал его волшебную палочку, и не знал, злиться ему или плакать. В итоге он просто рухнул безжизненным мешком на пол возле своей кровати и обнял колени, уткнувшись в них носом. Плечи его вздрагивали. - Тэйс, - пробормотал Эйб, садясь рядом и приобнимая его за плечи, - Брось, Тэйс. Отказала и отказала, подумаешь. Хотя бы несколько секунд, но Геллерт искренне сочувствовал тогда слизеринцу. С его губ чуть не сорвалось "сам виноват", но это было бы слишком ж е с т о к о. Даже для Гриндевальда. И он тихо вышел из гостиной, не зная, чем помочь; утешать он не умел, но теперь у него появилась идея. Святочный бал - идеальная возможность для свидания. Геллерт старался не представлять себя на месте Тэйса. С чего бы Альбусу ему отказывать? И всё равно страх нарастал в груди всё больше попутно с волнением, и это было невыносимо. Впервые в жизни Гриндевальд не мог сосредоточиться на экзаменах. В коридорах пахло можжевельником, сверкали красные и золотые ленты и шары, парили в воздухе магические огоньки, переливаясь всеми цветами радуги, в Главном зале всех потрясала огромная ель, изысканно украшенная преподавательским составом. Рождество близилось, и такое Геллерту нравилось гораздо больше, чем мрачные залы Дурмштранга, в которых не было ничего, кроме пустых серых стен. На подарок Альбусу, купленный неделю назад в Хогсмиде, Гриндевальд потратил большую часть своих денег и ни капли об этом не жалел. Он засомневался было тогда, в магазине, но на жалкое мгновение. Он представил, каким детским счастьем осветится красивое личико Дамблдора, и без сожаления отдал продавцу целую горсть галлеонов. Заботиться о ком-то оказалось на удивление приятно, особенно если этим кем-то был его Альбус. Про себя Геллерт уже едва не планировал их будущую жизнь. Вечером двадцать четвёртого они сидели в библиотеке, как обычно, горбясь над тяжеленными старинными фолиантами. Впрочем, Дамблдор так заразительно мурлыкал мотивы рождественских мелодий, что у Геллерта не было сил изображать раздражение. Он выпрямился до хруста позвонков и решительно повернулся к погружённому в чтение Альбусу: - У тебя есть красная мантия? Юноша тут же оторвался от книги, недоумённо захлопав ресницами. Закатив глаза и даже не потрудившись скрыть глухое раздражение, Гриндевальд пояснил: - У Дурмштранга парадная форма - красный мундир. Мы должны сочетаться на балу. Возвращаюсь к вопросу, у тебя есть красная мантия? - Геллерт, - робко позвал его Альбус, и тот вдруг застыл. Какой. Же. Он. Идиот. - Что... - Я забыл пригласить тебя. Воцарилось молчание. В повисшей между ними тишине слышно было только, как кто-то за соседним стеллажом переворачивает страницы, да шуршит метёлкой маленький домовик совсем недалеко от них. Гриндевальд буквально ощутил, как его лицо как дракон дыханием опалил: настолько горели его щёки. - Геллерт, - снова попытался позвать его Альбус, но юноша вскочил и удалился из библиотеки так быстро, как только мог. Полный провал. Весь оставшийся вечер Гриндевальд безжизненно пролежал на своей постели в спальне Слизерина. Ситуация заслужила блестящую награду "Самая тупая в жизни Гриндевальда". На соседней постели точно так же лежал убитый Тэйс, и оба великих страдальца шумно дышали и ворочались с боку на бок. Геллерт корил себя за самоуверенность и забывчивость. Чтобы он, лучший ум Дурмштранга, и позабыл о такой мелочи? Этот гриффиндорец точно свёл его с ума. И, может, там, в библиотеке, всё можно было исправить, но Гриндевальд не придумал ничего лучше, как убежать, и ситуация стала ещё хуже. Как же он ругал себя за необдуманность! Куда делся его аналитический ум? Потенциально великий тёмный волшебник растворился где-то в морозном воздухе, окружавшем Хогвартс, и подросток Гриндевальд пялился в потолок, называя себя тупым вонючим троллем. Что, если Альбус пригласит кого-нибудь до завтра? Что, если это окажется Минерва Макгонаголл? Что, если... Геллерт выдернул из-под себя подушку и с невозмутимым выражением лица плюхнул ее на себя, раскинув в стороны руки, и проспал так всю ночь. Переживания совсем обессилили его. Один из залов Хогвартса по торжественному случаю расширили заклинаниями и украсили, как подобает Святочному балу. Атмосфера праздника захватила каждого участника этого грандиозного события; в воздухе пахло елью и мандаринами, традиционные венки и украшенные шарами и свечами еловые ветки висели прямо в воздухе над головами танцующих, и ни один не остался равнодушным. Гриндевальд был настроен очень решительно. Его и без того острое лицо омрачилось предстоящим подвигом, так, что первокурсники испуганно шарахались в стороны, когда он шёл по коридору; сегодня Геллерта не могло остановить ничто. Даже если Дамблдор пошёл на треклятый бал с кем-то другим, Гриндевальд не задумываясь вызовет его партнёра или партнёршу на дуэль, и наплевать ему на пол. Вообще на всё уже наплевать. Светлые волосы Геллерта красиво сочетались с красным мундиром, и он это знал. Надежда до последнего теплилась в груди; он хотел очаровать Альбуса так, что тот совершенно забудет обо всех остальных людях на свете, кроме самого Гриндевальда, но перед этим нужно было объясниться. И он это сделает. Зал встретил его смехом, шумом, танцующими парами, чоканьем бокалов с шампанским, и от этого разнообразия немного зарябило в глазах. По мнению Геллерта, здесь было слишком шумно, и ему стало неуютно. Странно; месяц назад юноша даже не задумывался бы о том, как он себя чувствует, но сейчас все было совсем по-другому. И, казалось, не только сейчас, но и навсегда отныне. Ему не пришлось даже искать. Дамблдор стоял у стены, растерянно теребя в руках край красной мантии. Он изрядно переживал, его губы были безжалостно искусаны, но на нём была чёртова красная мантия и он ждал его, Геллерта. В этом юноша не сомневался ни на йоту. Не обращая внимания на восхищённо глядящих девушек, Гриндевальд решительно пересёк зал, вставая напротив вздрогнувшего Альбуса. Он выпустил край мантии из рук, чуть приоткрыл рот, глядя на него, и у обоих сердце пропустило удар. Геллерт планировал пригласить его на танец на глазах у всех, но видел бы Дамблдор себя сейчас со стороны. Достающие до плеч медно-рыжие волосы, блестящие в свете тысячи огоньков глаза, распахнутые в немом восхищении именно им, Гриндевальдом, бледная кожа, галстук-бабочка на тонкой шее, белая рубашка и мягкая мантия - на Альбуса можно было любоваться вечность. И это и было ближайшим планом Геллерта; мысли о Дарах Смерти умерли где-то на задворках сознания. Он не мог больше этого выносить; он скажет ему, сегодня и сейчас. Ученикам Дурмштранга показывали, как следует приглашать девушек на танец, но Гриндевальд наблюдал со стороны. Теперь знание ему пригодилось. Он склонился в грациозном поклоне, не отрывая хищного взгляда от гриффиндорца, и подал ему чуть дрожащую ладонь: - Я могу пригласить тебя? На губах Альбуса расцвела самая дивная улыбка, которую доводилось видеть Геллерту. - Можешь. Не отказав себе в удовольствии посмущать Дамблдора, Гриндевальд припал к тыльной стороне маленькой ладони юноши поцелуем и выпрямился, уводя его за собой. Альбус не смотрел ни на кого, кроме него, и этого Геллерт и добивался. Пройдя сквозь толпу, они вышли на пока ещё безлюдный и холодный балкон, смежный с залом. Закалённый морозами Дурмштранга Гриндевальд накинул на узкие плечи Альбуса меха и, без всяких лишних действий, развернул его лицом к себе, наслаждаясь тишиной вокруг, вдали от праздничного веселья, и уверенно произнёс, как бы тяжело ему не было в этом признаваться: - До встречи с тобой я не подозревал ничего о чувствах и о том, что они могут делать с людьми, но теперь я понимаю. Дамблдор расцвёл, как волшебный цветок с сияющими лепестками, и в следующую секунду закинул руки на шею Геллерта, беззастенчиво радостно целуя его. Меха соскользнули на пол с плеч неуклюжего юноши, и Гриндевальд неосознанно крепко прижал его к себе, не в силах оторваться. Он ощущал себя на удивление спокойно и целостно, словно внутри него всё наконец встало на свои места, и они прижались друг к другу ещё сильнее, понимая, что не отпустят друг друга ещё примерно с вечность. Альбус счастливо хихикал, как пьяный, прижимаясь щекой к плечу Гриндевальда, а Геллерт только обнимал его, широко улыбаясь и стараясь успокоить сердце, загнанной птицей бьющееся в груди. Они много наговорили друг другу, сбивчиво, торопливо, негромко, и наконец прошептали самое главное. Эту поездку в Хогвартс на Рождество самый опасный ученик Дурмштранга запомнил на всю оставшуюся жизнь.