Это всего лишь игра.

Юнги не прекращал охать и грозиться самыми разнообразнейшими карами до того счастливого момента, когда мы пришли к отелю и скрылись за его стеклянными дверями. Тот самый рыжий парень, что так взял на себя функции главного координатора проекта «Romantic surprise» — так в шутку участники назвали его мероприятие, посвященное Шуге и его подружке — прогуливался в компании друзей по центру города. Ребята веселились и явно не собирались разбредаться по домам, несмотря на то, что время давным-давно перевалило уже за двенадцать ночи. У всех было отличное настроение после приветствия Юнги и его девушки, неразберихи с неизвестно откуда нагрянувших сотрудников органов правопорядка. Такими прыткими и расчетливыми, как сам Шуга, многие его друзья не были. Далеко не всем удалось скрыться от бойцов ОМОНа — только самым прытким и опытным: к примеру, парни-музыканты не только сами сумели скрыться в неизвестном направлении, так ещё и умудрились забрать с собой всю технику, весящую явно не по килограмму. Эти шустрые ребята под предводительством солиста с чёрной чёлкой, так и не успевшего пожелать Шуге того, что, по его мнению, было самым главным в жизни мужчин, быстрее всех слиняли на своем потрёпанном микроавтобусе. Он был припаркован на противоположном конце улицы в значительном удалении от дороги, по которой приехала полиция. Не такие проворные и скорые, как, например, сам рыжеволосый молодой человек, попались в цепкие лапки полиции и были препровождены в ещё один подъехавший автобус. К счастью, бойцы в масках были довольно «вежливыми», задержанных не мутузили, проворно и профессионально заламывали им руки, а девушек, многие из которых действительно испугались, элегантно приглашали всё в тот же автобус, держа за плечи или локти. Пойманные, в свою очередь, будучи пойманными, не начинали качать права, пинаться и вырываться (те, кто бурно сопротивлялся бы, успели смыться). Естественно, без исключений не обошлось, но это были уже мелочи. На счастье собравшихся, за представлением наблюдала часть того преподавательского состава, что оставалась в это время на работе — этих людей привлёк весёлый шум на улице. Оставшиеся работники кафедры рекламы и культурологии, во главе с деканом, развлекались, наблюдая за творившимся внизу, пока хорошо видимое и хорошо слышимое действие не было прервано нежданно-негаданно вмешавшейся полицией, прилетевшей к университету на всех парах… Когда же ее бойцы начали хватать молодых людей, все возмутились и поспешили вниз — спасать студентов и гостей университета. Скооперировавшиеся деканы экономического факультета и искусствоведения при поддержке прочих спустившихся коллег, а также охранников, развернули переговоры с представителями милиции. — Ровно в девятнадцать ноль-ноль нами был зафиксирован звонок от неизвестного, пожелавшего остаться неизвестным. Он и сообщил дежурному, что недовольные студенты готовят акцию протеста с использованием оружия, — невозмутимо отвечал на нападки профессоров глава полиции. — Какие акции? Какие недовольные студенты? Какое оружие? — вопрошали они громко и возмущённо. — Что еще за неизвестный неизвестный? — Вас дезинформировали! — Это студенческая акция! Вы издеваетесь над бедными учениками! — И как только посмели! Здесь грызут священный гранит науки! А вы хотели упрятать за стенки студиозусов! — Совсем полиция обалдела! Дети тянутся к знаниям, а их ОМОНом разгоняют! — Снимем про ваше самоуправство репортаж, — пообещали два преподавателя с факультета журналистики. — И пустим в эфир по всем городским каналам. Скорее всего, именно последнее заявление усмирило пыл представителей органов правопорядка. В общем, всех задержанных отпустили, свалив всю вину на того, кто решил «пошутить». Извиняться, естественно, не стали, но этого никто и не требовал. Правда, возмущению преподавателей не было предела — деканы факультетов, где имели счастье обучаться Юнни и Юнги, решили завтра же обратиться с жалобой к ректору. Студенты же просто повеселились от души. — Хороший сегодня денек, — проговорил рыжеволосый парень. — Юнги поздравили, повеселились, от ментов отделались, в кафешке оторвались… — Надо было еще в клуб на выступление парней съездить, — сказал один из его друзей, вспомнив приглашения музыкантов. — Да мы и в кафешке хорошо посидели, — не согласился рыжий. Гул голосов его поддержал. Одна из девушек спросила: — А давайте потанцевать куда-нибудь сходим? — Точно! — поддержала ее подружка, уцепившаяся сразу в двух парней, чтобы ее не шатало. — А потом на авто-пати двинем… — Я знаю тут рядышком новый уютный клуб, прямо около гостиницы, — начал важно вещать рыжий, желающий завоевать внимание одной из девушек. — Качественная трансовая музыка. Это там, через дорогу. — и он протянул вправо руку, указывая не совсем трезвым спутникам направление места их гипотетического посещения. — И цены не буржуйские… не то, что в соседнем, он хотя и рядом, но туда я… — молодой человек вдруг осекся. Он вгляделся на противоположную сторону улицы, туда, где и располагалась вышеназванная им гостиница: по самой обочине дороги нетвердой походкой вышагивала знакомая девушка в черной кофточке с капюшоном и джинсах. Яркие фонари и неоновые вывески достаточно освещали ночной город, чтобы он смог разглядеть ее лицо и понять, что это та самая подружка Шуги, девчонка по имени Юнни, носящая забавное прозвище Бурундук. Эти двое сумели убежать от нагрянувшего ОМОНа — в том, что Шуга «спасет» и себя, и любимую, никто не сомневался. Сейчас сто процентов, эти двое влюбленных где-нибудь вместе… или не вместе… — А где Юнги? — пробормотал рыжий. Его друзья, так же приметившие Чипа, тоже заинтересовались этим вопросом и дружно уставились на Юнни. — Да вот же он! — почему-то обрадовалась девушка, которая предложила остальным пойти потанцевать. — Вон Юнги, вон! Шуга действительно появился около Юнни, отлипнув от ближайшего столба, и оттащил её на тротуар, подальше от дороги. Они перекинулись парочкой слов, и, обнявшись, как два приятеля-сабутыльники, направились к гостинице. Вскоре они скрылись за высокими стеклянными дверьми и явно не собирались выходить на улицу. Парни оживились — по их глубоко авторитетному мнению, друг действовал правильно и быстро. — Сейчас номер снимут, — философски заметил рыжий. — Я тоже так хочу. — Как? — заинтересовались остальные наблюдатели. — С девушкой снять хороший номерок в приличном отеле, — пояснил парень. — Вот сейчас Юнги свою подружку приведет в красивую и уютную комнату, закажет вино, фрукты, шоколад, свечки зажжет… расставит их вокруг огромной кровати с пологом… выключит свет и поведает ей о своих чувствах… романтика, черт её дери в спину. — Как же он её любит, — зачарованно протянула одна из девушек. — Меня так никто не любил… Ну почему я не на месте этой Юнни, а? — Я тоже об этом думаю, — подхватила ее подружка. — Почему не я? Где бы такого друга отыскать…? — А мы вам на что? — обиделись парни. Девушки только фыркнули. — Ну что, в клуб-то пойдем? — спросил рыжий, которому надоело просто так стоять. — Это, друзья мои… Давайте-ка сохраним в тайне, что мы сегодня видели. А то у нашего Шуги никакой личной жизни нет. — Точно! — искренне поддержали его остальные. — Никому ничего не скажем. — А то Юнги все, кому не лень, обсуждают. — И девчонке его неприятно. — Ага. Видели, как она смутилась на нашем «сюрпризе»? — Да у любой бы шок был… они же свои отношения в тайне держали, а тут — бац! — а о них-то оказываются, все знают! — Не-не, никому не расскажем… — Чего мы, сплетники какие-то? На следующее утро никто из этих ребят и девушек, вовсю оторвавшихся в ночном клубе, и не помнил — каким образом все их знакомые узнали о том, что Юнги и его подружка-милашка провели вдвоем романтическую и, без сомнения, страстную ночь в дорогой гостинице. Да и кто приплёл к этому номер для новобрачных, который якобы эти двое заказали, — навсегда осталось загадкой. В общем, так я и стала уже не просто «девушкой», но и «женщиной» Шуги — той, с которой он ходил в отель. Гордо звучит, не находите? Нет? Я тоже. «Подружка Шуги», «девушка Юнги», «девчонка Лаки Боя» — чуть позже эти слова я слышала гораздо чаще собственного имени. Чуть позже я даже начала забывать, что меня зовут Юнни, и фамилия у меня, может быть, и не такая красивая, как у нашего «красавчика», но зато своя собственная и неповторимая — О! Многие друзья Юнги, да и мои собственные одногруппники, от которых я не ждала такой подлости, стали называть меня Чипом. Хунмин пробовал называть меня Бурундуком, но в результате так разозлил, что я ударила его по носу — у него даже кровь появилась. Вообще-то это вышло случайно — я не думала, что он проворонит мою руку и не увернется. В результате содеянного я испугалась намного больше, чем он, и долго раскаивалась, эксклюзивно разрешив называть себя Бурундуком… Но это произошло многим позже, и об этом я обязательно расскажу — ведь и Хунмин во всей этой истории будет играть для меня не последнюю роль. Всего за пару дней я с ошеломляющей ясностью поняла, что сплетни — дело мерзкое и портящее репутацию честного человека так же, как пятно вина — белоснежную рубашку; как ложка дёгтя — бочку мёда; как лишние килограммы — супермоделей… Я могла бы подобрать тысячу сравнений, как именно могут напакостить пересуды и толки. Я поклялась себе, что больше не буду обсуждать идиотские слухи, чтобы не досаждать таким же несчастным, как и я! Странно, но сплетничать я перестала всего лишь на пару дней. А еще через пару недель мои отношения с Юнги перестали восприниматься общественностью так трепетно. Все перекинулись на животрепещущую тему отношений одного из профессоров со студенткой-второкурсницей… Но, когда мы оказались в гостиничном номере, я и не думала о таких мелочах, поскольку впереди меня ждало не просто какое-то там рядовое событие из моей жизни, а Событие с большой буквы. Ну, строго говоря, кому-то более искушённому в любовных вопросах человеку оно показалось бы вполне рядовым и ничего из себя не представляющим, но в ту ночь оно меня ошарашило, и я, стыдно сказать, по-другому начала относиться к Юнги, а потом я даже призналась сама себе, что, может быть, именно с этой ночи и началось моё увлечение им. Всё вообще начинается с малого: путь в тысячу ли — с шага, любовь — с простых взглядов и ничего не значащих слов. Тот самый Данте Алигьери говорил, что нужно следовать своей дорогой, не смотря на то, что люди будут говорить тебе вслед. Тогда я ещё не решила, что буду следовать «дорогой любви» к поганке Мину, но подсознательно понимала, что в таком случае мне не будет дела до того, что говорят обо мне люди, в том числе и сам Юнги. А вот с Тэхёном я боялась общаться, потому что пугалась его возможной реакции на саму себя. Вдруг не понравлюсь? Вдруг отвергнет? Вдруг посчитает меня полной идиоткой? Нет уж, лучше жить в неведении, чем знать отрицательный результат. Да, тогда я ни о чём подобном не задумывалась, а просто шла рука об руку с Юнги. Не проникаясь этим моментом, не думая, что когда-то я буду с ностальгией и нежностью вспоминать его, бережно храня мгновения прошлого в ладонях, как сокровище. Я просто шла навеселе в гостиницу вместе с не совсем трезвым стонающим, как святой мученик, Шугой, сопровождаемая порядком уставшим орлом и слабым ветром, который был не в силах поднять даже урну — а ведь в былые времена вырывал из земли деревья вместе с корнями и даже переворачивал мосты. В гостиницу мы зашли, как самая настоящая влюбленная парочка — трогательно обнявшись. Вообще-то виноват был Юнги, которому стало холодно и начало шатать, а я его поддерживала, как могла. Уж не знаю, почему это стало происходить с ним именно тогда, когда вдвоём брели по ночной улице — странные у него всё же были последствия после двух «Дымок» и «Мохито», ой странные. Хорошо, что нам никто не встретился по пути, как-никак, это центр города, тут даже патрульные машины проезжают каждые несколько минут, а в моём-то родном райончике нас бы, нетрезвых полуночников, давно уже повстречали «хозяева ночи», гопники местные, точнее, и попросили бы поделиться наличностью, сотовыми телефонами, а также другим материальными ценностями, которые можно было толкнуть на рынке поутру. Хотя, честно сказать, через дорогу от отеля и от нашего пути, тусовалась какая-то подозрительная компания, состоящая преимущественно из парней. И я даже порадовалась, что нам не нужно было идти мимо них, отчего-то уставившихся в нашу сторону, прямо как сытые волки на потенциальных жертв, решая, поохотиться ли ещё на всякий случай или полениться и поспать с полным желудком. А когда мы завалились в шикарный холл гостиницы явно не для бедных, я даже подумала, что нас, подозрительных и хихикающих, сейчас охрана вежливо попросит отсюда свалить, но такого счастья на наши головы не выпало. Находившаяся за дубовой стойкой ресепшн приятная на вид девушка-администратор в строгой темно-синей форме, профессионально-приветливо нам улыбнулась, хоть и задержала на Шуге взгляд на пару секунд дольше, чем на мне, одновременно недовольной и с интересом рассматривающей огромный холл. Видимо, мой партнер понравился и ей. Я почувствовала гордость за Юнги, как за собственного сыночка — прямо-таки магнит для женщин, ничего не скажешь! Наверное, его мама очень рада, что родила такого распрекрасного и нравящегося всем мальчика, который, кстати говоря, бережёт её и не желает показаться в неприглядном виде. — Здравствуйте, — поприветствовала нас легким поклоном девушка. — Чем я могу помочь? — Доброй ночи, — улыбнулся администратору Шуга, к нему на время вернулась былая самоуверенность, и он отстранился от меня, сложив для удержания равновесия локти на стойку. — Вы можете нас спасти… — он пригляделся к аккуратному бейджику на груди работницы гостиницы и добавил, — Миён. Та почти не смутилась, только еще шире и искреннее улыбнулась и поинтересовалась: — Чем же? Попробую сделать для вас всё. — Всё? — с видом заправского ловеласа оглядел ладную фигурку девушки идиот Мин. — Всё. — Абсолютно? — лукаво поинтересовался молодой человек. — Конечно. Сделаю всё, — уже кокетливо распахнула она свою пасть. — Отдай нам свое сердце, — тихо-тихо пробурчала я, но Юнги расслышал и легонько толкнул меня, не теряя с администратором зрительного контакта. — Тогда подарите нам немного своего драгоценного времени, — не обращая внимания на моё лошадиное громкое фырканье, произнёс Шуга. — И не только его. Я отдам вам и всё свое внимание, — мне показалось, или в её голоске уже появилось придыхание? — Я буду только рад… — Внимание она отдаст, посмотрите-ка, — пробухтела я рядом с Мином, чуть ближе наклонившимся к девушке, и пинала ногой ни в чем не повинный пол, выложенный черно-белой плиткой. — Лучше бы тупость свою кому-нибудь отдала на время, чтобы уменьшить наплыв неадеквата в свой мозг. — Моя просьба банальна, — продолжал лучезарно улыбаясь Юнги. — Нам нужно заказать номер. Хороший и удобный двухместный номер. — Какая простая просьба, — рассмеялась администратор, не принимая меня во внимание. — Я должен был, — с легкой улыбкой спросил парень. — Обратиться к вам с другой просьбой? — Принцы, как правило, желают заказать не просто хорошие, но самые лучшие номера, — легкомыслию девицы не было предела, и моему терпению тоже! — Я похож на принца? — Да, простите за ответ, — и в порыве ложной скромности она захлопала накладными или наращенными — я уверена в этом! — ресницами. — Вы очень на него похожи. Зато она верно определила благосостояние моего партнера. Представляю, сколько тут «самые лучшие» номера под названием «президентский люкс» стоят. — Самые лучшие номера заказать… у нас что, денег намеренно? — продолжала нашептывать я. — Мы что, миллионеры? Похож…. На принца… Ага… Алкаш. — Что ты там бормочешь, — взглянул на меня продолжающий болтать Юнги. — Королева ворчания? — Ты номер закажешь уже или нет, Принц Недотёлка? — хмуро отозвалась я. Девушка недовольно на меня посмотрела. — К сожалению, сейчас в нашей гостинице нет свободных двухместных номеров, — с печалью произнесла администратор. — Как жаль, — огорчился Юнги. — Трехместные? Семейные? — Увы, нет, всюду бронь. В последние дни был большой наплыв посетителей — многие приехали на Музейную Ночь, а также на завтрашний Международный Форум по эстетической медицине, — оказалась в курсе всего администратор, продолжая улыбаться. — Все номера заняты, к сожалению. — Вообще все? — удивлено спросил Юнги, продолжая гипнотизировать девушку взглядом карих глаз, вокруг которых, правда, сейчас залегли неглубокие тени. — Нет, не совсем, — чуть помедлив, отозвалась она. — Свободны несколько «люксов» и номер для новобрачных. — Ни за что, — отчеканила я, — Никаких новобрачных номеров, понял? Даже не мечтай. Я тебе пока только невеста. Я тут же была награждена удивленным взглядом администраторши. — Я что, стремлюсь туда попасть? — поинтересовался парень, грозя мне кулаком — за невесту, видимо. — Миён, в таком прискорбном случае любой люкс. Оформите? — и он достал кредитную карту и водительские права. — Подешевле который, а не любой, у нас семейный бюджет не резиновый, — опять встряла я. — Помолчи, Чип, — нахмурился Юнги, поскольку я ломала ему всю малину. — А что? Думаешь, доходы нашего дедушки безграничны? Сказал бы, я бы ещё стырила у брата карточку, но кто бы мог подумать что я решу променять диван на тебя? — я удостоилась еще одного нелюбезного взгляда от администратора, которая очень хотела понять, что у нас за отношения такие между собой странные. А Шуга продолжил любезничать с девушкой, как будто бы чувствовал себя вполне прекрасно. Я едва не лопнула от злости. — Номер 617, — передала ключ и розовую прямоугольную бумажку администратор после оформления документов прямо в руки Шуге и произнесла. — Приятного отдыха, Мин Юнги. — Просто Юнги. — Тогда, приятного отдыха, просто Юнги, — отозвалась тут же работница гостиницы. — Надеюсь, мы с вами встретимся утром. — Я тоже на это надеюсь, — и, подмигнув ей, парень взял меня за локоть и повел к лифту. — Слово «администратор» — произошло от слова «ад», — весьма громко заявила я. — То есть, ха-ха-ха, это тот, кто заведует адом! Или его многочисленными филиалами. Вот прикол! Проходившая мимо ещё одна парочка — только уже настоящая, с интересом взглянула на меня, а мужчина, который сидел неподалеку от стойки приема на шикарном диване из белой кожи, с улыбкой посмотрел в мою сторону. — В лифт, — тут же велел Шуга. — Пф. С какими-то девушккми значит он милашка, а со мной так сразу «в лифт» — Не бубни. Естественно, там он сразу привалился к стене, умудрился принять нудно-страдальческое выражение лица и принялся жаловаться, как ему плохо, и как у него болит голова, суставы ломит, а в груди что-то скребётся. — Ты же только что цвёл и пах! — поразилась я этакой метаморфозе. — Я не могу при женщинах, тем более таких красивых, вести себя немужественно, — услышала я глупый ответ и завопила: — Ты что, неиллюзорный идиот? А я кто по-твоему? Я же тоже девушка! Почему ты при мне тогда стонешь, как бабка? — Во-первых, — он строго взглянул на меня, — Ты сама виновата в моей плачевной ситуации, Бурундук, а во-вторых, мы партнёры, зачем нам что-то друг от друга скрывать? Ты тоже можешь при мне стонать, и не только от боли. Ну, и есть ещё и в-третьих. — И что же у нас в-третьих? — стала я рассматривать наши отражения в зеркале, которым была украшена одна из стенок лифта. Шуга чуть выше, я ниже. Он темноволос, я непонятноволосая. Юнги говорит с закрытыми глазами, а я с интересом осматриваю лифт и отражения в чистом, как будто только что отполированном зеркале. А да, надо добавить ещё что-то вроде: я умная, а он дурак. — В-третьих? — лифт остановился, и парень распахнул глаза. — Хочешь знать, Чип? — Да. — С тобой я не чувствую потребность казаться лучше, чем я есть, — с этими словами он первым вышел из лифта, оставив меня в легком недоумении. Умеет ошарашить, вонючка этакая. — Ну, ты и балбес, — вынесла я ему привычный вердикт. — Хотя… с тобой у меня та же ситуация. При тебе хоть на ушах ходи, меня это не волнует. — Может, мы родственные души? — уже возясь с замком, спросил Шуга. Дверь он открыл быстро. — Моя родственная душа — это Тэхён, — не согласилась я, отпихивая парня, чтобы первой войти в номер люкс. Первая вошла, первая повздыхала, глядя на эту двухкомнатную красоту, и первая обнаружила единственную на всё это пространство, включавшее себя спальню и гостиную, разделённую на кабинет, небольшую кухню с барной стойкой и зону отдыха. — Я бы так не сказал. Вы непохожи, так же, как я и… — И Дженни, — колко сказала я, перебив брюнета, одновременно оглядываясь: повсюду светло-коричневые, красноватые тона, паркет, мягкие ковры, картины в тяжелых рамах, квадратные окна на полстены, за которыми скрывается ночной город, дремлющий под сенью ночи, но никогда не спящий. — Тут одна кровать, — сделала я вывод, обойдя номер и усаживаясь на небольшой красный диван, сложив ноги на прозрачный круглый столик. Юнги неодобрительно покачал головой, но промолчал. Он дополз умирающим лебедем до кровати и завалился на неё лицом вниз. — Тебя это не волнует? — спросила я, подходя к нему и оглядывая взглядом широкую кровать с декоративным пологом. — Нет, — раздался его приглушённый одеялом голос. — Странно, меня тоже. Вот если бы здесь был Тэхён, то тогда волновало бы. А ты так, бревно. — Спасибо. Выключи свет, я ужасно хочу спать, — голосом всё того же знакомого мученика попросил он, не обидевшись. — А тут бар есть, может, выпьешь? — ангельским голосом спросила я. — Юнни, отстань… — Я думала, может, ты водички желаешь? — Нет, — его голос стал едва слышным, кажется, парень действительно засыпал. Я выполнила его пожелание и ушла в гостиную, прикрыв дверь, чтобы не мешать. Мне спать не хотелось совершенно. Но только я сделала пару шагов по направлению к широкому окну, как мобильник Юнги громко заиграл, а следом послышалось его выразительное: «Господи, что я тебе сделал сегодня?». Какой хороший, матерными словами не выражается! Правда, он потом объяснил, что всё-таки выражается, но не в присутствии меня и мне подобных — так и сказал. — Да, — вялым тоном спросил он. — Хунмин? Нет, я не Хунмин, я Юнги, вы ошиблись… Ничего страшного. Я мигом оказалась около парня, приземлившись на кровать, за секунду преодолев пару метров и дверь. — Кто это был? — хищно спросила я. — Женщина какая-то, — отозвался с зевком Юнги. — Как можно ошибиться номером ночью? В это время сотовый вновь требовательно зазвонил. — Кому не спится? — процедил сквозь зубы мой партнёр, вновь протянув пальцы к средству сотовой связи. — Это моя мама, идиотина, — первой схватила я мобильный телефон и голосом очень послушной девочки произнесла: — Да? Мама, это ты? — Это я, — услышала я её голос, очень сердитый. — Ты где, дорогая, ходишь-бродишь? — Я в музее, — отозвалась я излишне бодро. — И что же ты мне не звонишь? Обещала ведь, — выразила недовольство родительница. — Что за поведение? — Я забыла, прости, — покаялась я. — Господи, Юнни! Ты свою голову в роддоме не забыла? Я волнуюсь, не сплю, между прочим, а мне завтра на работу. Когда дома будешь? — Это… завтра утром, — произнесла я. — Почему? Вас же обещал развести папа Хунмина ночью. — Здесь столько всего интересного, что мы не хотим уходить! — ещё более бодро ответила я маме. — К примеру? — спросила она настороженно. Выставки она не слишком любила, предпочитая изобразительному искусству драматическое. — Нууу, — мне на глаза попался натюрморт с яблоками и сиренью, и в голове сразу же созрел ответ. — Вот сейчас мы находимся около… площадки постмодернистов-современников. Тут этот, наш известный художник Радов новые картины демонстрирует. Так интересно, такой полет фантазии! Такая экспрессия! Мы стоим напротив картины «Сероко». Услышав такое странно название, Юнги глянул на меня с огромным интересом. Такой картины он не знал. — Какое око? — не поняла мама на том конце провода. — Серое? Серое око? — Се-ро-ко, — по слогам произнесла я, придумав концепцию якобы новой картины этого чудного дядьки. — Это утонченная картина сирени и яблока, сокращено «сероко». Три первые буквы слова «сирень» и три последние «яблоко». Тут это, японские мотивы, и такая игра звуков и слов получается интересная — соединяешь наши сирень и яблоко, а получается японское слово. Чувствуешь по звучанию? — И что оно значит? Звучит как-то непристойно, — продолжала допытываться мама. — Мама, оно значит… эээ… — я посмотрела на Юнги, с большим вниманием глядевшего на меня — мимоходом скорчила ему рожицу, а он скорчил точно такую же рожу с потрясающей точностью в ответ. Зато ко мне в голову пришёл «перевод» нового японского слова, только что придуманного. — Красавчик, вот что оно значит. У яблока и сирени появился сын-красавчик, плод их любви. «Сероко» — это красавчик. Яблоко — это архетип мужчины, а сирень — женщины. — Чтооо? Кто это тебе сказал? — хорошо, что мама в искусстве не разбиралась и в психологии тоже — только если в криминальной. И от психоанализа далека. — Это сказал наш преподаватель, а ему, в свою очередь, его преподаватель. Юнги засмеялся в открытую и даже похлопал мне. — Кто это там ржёт? — услышала это мама тут же. Я бросила на партнёра уничтожающий взгляд и зло покрутила пальцем у виска. Шуга молитвенно сложил ладони, прося прощения за шум. — Это не кто, а что. — Что? Юнни, как же неодушевлённый предмет смеяться может? — рассердилась мама, почувствовав, что я вожу её за нос. — У тебя не галлюцинации ли? Может, ты в наркопритон поехала, а не в Музей? — Мама! Ну, это же авангард! Понимаешь? А-ван-гард! — тоном завсегдатая бомонд-тусовок воскликнула я. — Тут всё не такое, как в общепринятой культуре. Это контркультура. А смех издаёт Сероко. — Да ты что! Оно что, живое? — Для Радова — да. Он наряду с художественными техниками использует и современную электронику. Смех — это сущность Сероко. Это… Веселовский, Бахтин, Рабле — все они писали о смехе. Ты знаешь, какое внимание они уделяли смеху, как общекультурному явлению? — начала нести дикую чушь я. Теперь Юнги сидел на кровати, согнувшись пополам. А всё из-за него это приключилось! Не попёрлась бы я в клуб, спала бы сейчас себе дома спокойно. — А Радов, как человек, объединяющий в себе все пласты культуры, …эээ… чтит предшественников. Хорошо, что мама не знала, что вышеперечисленные мною господа к живописи не имели никакого отношения. Только если самое отдалённое. — Господи, зачем я тебя отправила туда учиться, дурдом какой-то на этих твоих выставках твориться, — посетовала мама. — Не признаю этих твоих странных модных картин. — Это не дурдом. Это жизнь, облечённая на холсты, но выходящая за их грани, — гордо произнесла я. — Одним словом, искусство, мамочка. — Так, грань моя ненаглядная, так когда ты дома будешь? — вновь посуровела мама. — Утром, — пообещала я, и услышала папин голос: — Хватит к Юнни приставать, женщина, иди уже спать. Поздно… Слава Богу, мама его послушала и, всего лишь пару минут почитав мне нотации, положила трубку. Мин опять заржал. — Кто? Сероко? — сквозь смех произнес он. — Ну, ты и выдумщица, девочка моя! Черт, Сероко… Сероко, которое смеётся за гранями холста! — и он опять зашёлся в искристом смехе. — Заткнись, — пробурчала я, хотя мне тоже хотелось улыбаться. — Спи, идиот. Утром поговорим. Насколько я помню, твой качан вроде бы болит и мечтает поспать. Спи. Сегодня я не расскажу тебе сказку. Не заслужил. — Спокойной ночи, Чип. Без тебя было бы очень спокойно сегодня, — произнес Шуга, глядя на меня с… Нежностью? Радостью? Дружелюбием? Я так и не разобрала его взгляда. — Спокойных кошмариков и добродушных монстриков, Мин, — и с этими словами я, разобиженная, но от чего-то умиротворённая, вышла из спальни вновь, оставив парня одного. Я покружила по номеру, заглянула, куда только смогла, подивилась ванной комнате и туалету, задумчиво посмотрела на полотенца, вспомнив, что чаще всего именно их и воруют постояльцы, перелапала все предметы, пораскинула мозгами насчёт его суточной стоимости и, чтобы совсем не обзавидоваться, решила забыть об этом, погасив свет и переключив своё внимание на вид из окон. Вроде бы шестой этаж, но вид на сонный город открывается приличный: кругом огни, огни, огни, даже река, видимая отсюда, заполняется ими: маленькими и большими, яркими и слабыми. И на небе огни, уже звёздные. И где-то там, в скоплении этих огней, находится мой Тэхён, спит, наверное, я знаю — в это время он уже спит. Я открыла окно и подставила лицо ветру — его, правда, не оказалось, зато почему-то запахло мандаринками и сигаретным дымом одновременно, наверное, из соседних номеров доносились запахи. А потом, вглядываясь, как последняя идиотка в тёмно-синюю даль, прошептала: — Эй, Тэхён, сладких снов тебе. Где бы ты не был и что бы ты не делал сейчас — пусть тебе приснится то, о чём ты больше всего мечтаешь, — на этом мой романтический пыл угас, и я добавила. — Пусть тебе приснюсь я, чтобы ты понял, что О Юнни — классная девчонка, которая намного лучше Тролля. Сигаретами завоняло сильнее. Я закашлялась и произнесла тихонько: — Чтобы ты сигаркой подавился, ночной любитель покурить. Ответом мне были мужской весёлый голос и игривый женский хохот, раздавшиеся из открытого окна этажом ниже. — Веселитесь, придурки? А я тут страдаю, между прочим. У меня вообще-то любовь неразделённая. А вы там свои сексуальные игрища устраиваете. Ещё и курите. Может, я тоже всю жизнь мечтала курить, а у меня аллергия на дым? Веселитесь. Недолго осталось, хе-хе-хе, — тоном древней пророчицы произнесла я. Я не помню, сколько я стояла около приоткрытого окна, придерживая обоими руками — чтобы не закрывала обзор — светло-голубую невесомую тюль, смотрела в тёмное звёздное небо, надеясь увидеть падающую звезду. Естественно ничего нигде не попадало, только и был на небе необычный зеленоватый спутник, заигрывающий со звёздами. А потом припёрся Шуга, подкравшись неслышно, когда я напевала тихо-тихо приевшуюся песенку. — Бурундук? — спросил он, а я чуть не выпала в окно. От неожиданности. — Тише, ты что, улететь хочешь? — испугался он. — Это ты, видать хочешь, чтобы я улетела. Ты чего встал и подкрадываешься? — спросила я, поворачиваясь к нему, всё ещё бледному, но не такому серому, как прежде, со взъерошенными волосами, с понурым сонным взглядом. — У меня чуткий слух. А ты, то ворчишь, то беседуешь сама с собой, то песни начинаешь петь, — он очаровательно зевнул. — Красивый вид. — Да, красивый, можешь поглазеть на ночной город вместе со мной, Дэйл, — согласилась я и села на широкий подоконник, свесив ноги — нет, не над улицей, поскольку Шуга не позволил сделать мне этого, свесила их над полом, а он молча стоял рядом, оперевшись ладонями о пластик подоконника и задумчиво глядя в даль. О чём он думал, я не знала, но хотела знать. Зато сигаретный дым пропал, ржать внизу перестали, и запахло мандаринами, как будто бы на носу был Новый Год. — О чем ты думаешь? — спросила я его излишне громко. Он повернулся ко мне и ответил, чуть улыбнувшись: — О жизни. — Философское? — Нет, обычное. Я не философ, — отозвался парень. — Я знаю. Ты просто дурак. Втравил меня в очередную историю, балбес великовозрастный. Он только улыбнулся устало, но искренне. — Или ты меня. Слушай, — он на мгновение замялся, опустил взгляд и сказал. — Ты, действительно, хороший человечек. — Ещё гномиком назови и получишь в глаз. — Я серьёзно. Девчонки редко не вешаются на меня. — Бедняжка, — покачала я головой. — Ты избалован моими сёстрами — женщинами. — Это не я себя баловал, а они меня, — резонно отвечал парень. — Скажи, Чип, то есть Бурундук, то есть Юнни, я тебя привлекаю, как мужчина? Я расхохоталась на всю улицу, наверное. — Мин, ты дебил? Что за вопросы? Или ты в меня успел влюбиться? — Если бы влюбился — сказал бы, — пожал он плечами. — Мне просто интересно. Вот и всё. — Я тебе говорила, что люблю Тэхёна, и терплю тебя и твои выдумки только ради него. Ну, не то, чтобы тебя терплю — ты прикольный, — искренне ответила я. — С тобой легко и весело, тебя прикольно бесить, только смотри, не зазнайся после этих слов. — Идёт. Знаешь, почему я задал тебе этот вопрос? — Ну и почему? — Сам не знаю, — дал Шуга потрясающий ответ. — Сегодня странный день. Последние дни вообще странные. Я не знаю, что будет — а со мной это бывает очень редко. — А давай к гадалке сходим, она нам погадает, что будет? — предложила я, вспомнив недавнюю тётку-предсказательницу с набережной. — Она ведь тебе сказала тогда что-то правдивое, да? Он только кивнул и погрустнел. А я проявила себя с самой тактичной стороны, «загасив» своё любопытство и только сказав: — Не буду спрашивать, что. Иначе ты на моих глазах превратишься в Мистера Плаксу и затопишь «люкс» слезами. Ой, смотри, дождь начинается, что ли? Я высунула руку из окна, и действительно, на ладонь попало несколько маленьких капелек влаги. — Странно, туч почти нет, ветра тоже, с верхнего этажа, — высунулась я вновь в окошко, — Никто не обливается, а идёт дождь. — Я не люблю дождь, — с омерзением в голосе проговорил парень, чуть отходя в глубь комнаты. — Почему? Мне он нравится. Особенно когда гроза, молнии, гром, а ты сидишь дома, в тепле и сухости, попиваешь горячий чаёк с шоколадкой, и наслаждаешься этим всем, — мечтательно отозвалась я. — Дождь. Проклятый дождь. Он портит настроение. Дождь… А сегодня мне не хватает тепла, — вымолвил неожиданно Юнги, касаясь пальцами уже холодного влажного стекла, — Никто не верит, что его не хватает. — Ещё бы. Любая девушка тебе может его подарить. И не только его. Кучу всяких ощущений, — я с любопытством посмотрела на Шугу — как отреагирует? И что это с ним? Головка бо-бо после коктейлей? — Это тепло только на одну ночь, — равнодушно обронил он. — Оно потом исчезает, или вовсе превращается в стужу. А мне нужно вечное тепло. — Можешь поселиться около Вечного Огня. Я буду изредка приходить к тебе в гости. Юнги ничего не ответил, скрестил только руки на груди. Я не знаю, сколько мы так стояли, безмолвствовали, а потом, под покровительством молний, бесшумных, но ярких, это и произошло. Что — «это»? Да ничего особенного, говорю же. Чуть-чуть приятное. — Тебе холодно, мерзляк, — заметила я, взглянув на партнёра. — Иди уже, спи, страдалец. Дааа, ты настоящий тусовщик. — Да, точно. Можешь меня обнять? — как снег на голову свалился на меня вопрос Юнги. Его тон был серьёзным, и глаза тоже, поэтому я не стала шутить и подкалывать его. Такое чувство, что он реально чем-то расстроен, чем-то, о чём я даже не догадываюсь. Хотя, возможно, это из-за Дженни. — Могу, — ответила я осторожно, — Если ты подойдешь ко мне. Он кивнул, напомнив мне вдруг маленького мальчика, шагнул вперёд, глубоко вздохнул, глядя то на меня, то на действие за окном, всё набирающее силу, и осторожно обнял за плечи, забирая у меня моё собственное тепло, которого, впрочем, не было жалко. Сначала его прикосновения были осторожными, а затем стали более уверенными, крепкими. — Спасибо, — прошептал он, — Так, правда, теплее. — Кому как, — проворчала я, щекой касаясь его груди. — Слушай, Мин… Юнги, я не знаю, что тебя сейчас тревожит. Но то, что тебя тревожит мне совершенно не нравится. Тебе обязательно надо забыть. Забыть то, что тебя беспокоит. Если это Дженни, то представь меня на её месте, а я представлю Тэхёна, и мы на минутку будем счастливы. А если, — продолжала я, осознавая, что говорю какие-то нелепо-серьёзные вещи, не свойственные мне — или прежней мне? — Если тебя тревожит что-то другое, о чём ты не хочешь говорить, то можешь представить, что обнимаешь… ммм… свою клубничную фею. После этих слов я, наконец, догадалась обнять и его: за пояс. Так мне приходилось держаться за него в тот момент, когда мы мчались на его байке выполнять Миссию №1. — Какую фею? — тихо спросил Юнги, явно заинтригованный, на что я и рассчитывала. Человек слышит нелепость — немного «отрывается» от своей проблемы. Например, не каждый знает о клубничной фее! Ещё бы, я сама о ней впервые узнала пару секунд назад, только тогда, когда очередная конфетно-розовая мысль-головастик вынырнула из глубин сознания с табличкой: «Клубничная фея!!!». На картонке, под надписью, была нарисована кривая мелкая волшебница с несоразмерно большими прозрачными крылышками, украшенными изображёнными впопыхах пятиконечными звёздочками, также фея могла похвастаться фиолетовыми хитрыми глазками с длиннющими ресницами и огромной вульгарной лыбой на лице.— У каждого человека есть фея, — тоном народной сказительницы продолжала отвлекать я своего друга. — У мальчиков — клубничная, у девочек — грушевая. — Грушевая? Почему грушевая? — заинтересовался Шуга. — Почему не яблочная или апельсиновая? Их больше, чем груши уважают. — Потому что, — не пожелала дать ответ я — эта «груша» сама собой изо рта вылетела. — Не перебивай меня, Мин. Чего ты такой невоспитанный? В общем, у каждого есть грушевая или клубничная фея. Они приходят к человеку только тогда, когда ему плохо, утешают его, когда он плачет, обнимают его, когда ему больно. И тогда из их крыльев — а у них огромные прозрачные крылья цвета радуги — появляется серебристый свет, этот свет волшебный, приносящий хорошее настроение и дарящий улыбку. Человек его вдыхает, и ему становится намного лучше. — Как свет можно вдохнуть? — с любопытством спросил парень, внимая моим словам, как ребенок сказке о Дедушке Морозе. — Слушай, ты, — нахмурилась я деланно. — Хватит меня перебивать! В общем, представь этот свет, что исходит из моих клубничных крыльев, глубоко вдохни и тебе станет лучше. Представь, что ты дышишь серебряным светом. Юнги, не став спорить и говорить, что это детская ерунда, сделал всё, что я от него потребовала, и произнёс задумчиво: — Действительно, лучше. Может быть, у феи кокаиновые крылья? — Нефтелиновые. Ты озабоченный. У тебя на уме только удовольствия и запретные плоды. — Ты знаешь, что к кокаину можно быстро привыкнуть, хотя многие не считают его за слишком тяжелый наркотик? — поинтересовался он. — Я не интересуюсь такими вещичками, — высокопарно отвечала я. — У меня нет вредных привычек. И вообще: я ему про чудо волшебства, он мне про наркотики. — Что поделаешь. Мы снова на мгновение заткнулись: он, я и город под окнами — стало тихо-тихо, как перед бурей. — Юнни? — Что? — Закрой глаза, — прошептал Юнги мне на ухо неожиданно, и я подчинилась его словам, с одной стороны почувствовав неладное, а с другой предвкушая что-то очень приятное. — Не ругай меня за это, — услышала я голос Шуги около собственной щеки — я поняла, что его лицо находится так близко, потому что чувствовала кожей его дыхание. Он ещё чуть крепче обнял меня, а я повторила это вслед за ним. Просто лёгкое прикосновение губ к губам — это всё, что произошло этой ночью. Не могу сказать, сколько это происходило. Десять, или двадцать, или тридцать секунд — я не знала точного времени, потерявшись в неожиданном головокружении, а потом мы почти одновременно отстранились друг от друга, с обоюдной неохотой разжав крепкие и не совсем уже дружеские объятия. Оба задумались. Всего лишь дурацкое мультяшное прикосновение губ, а как же много оно стало значить, просто не верится самой! А сколько нежности оно привнесло в мою очень-очень, без сомнения, ранимую душу! — Мин, ты решил таким образом отобрать всё оставшееся у меня тепло? — поинтересовалась я ворчливо, не показывая виду, что ошеломлена. — Да, — коротко ответил он, улыбнулся мне и направился в спальню. Я тут же зашагала следом за ним, предварительно закрыв окно, за которым началась мало-помалу буря: гроза, ветрище, косой дождь, всё нарастающий гром. — Я не привередлива, и гнать тебя на диван, как в фильмах, не буду, — отозвалась я, глядя, как он садится на диван. — Ты даже можешь раздеться. — Спасибо. Ты добра ко мне. Ты тоже можешь раздеться, — без задней мысли произнес парень. Однако мы, не раздеваясь, улеглись на мягкую широченную кровать. Он справа, я слева. И одновременно зевнули. О поцелуе, если его, конечно, можно было так назвать, не вспоминали, как будто бы это было что-то само собой разумеющееся. И еще очень нежное… и такое теплое… что на душе становилось лучше. А ведь мне, как и Шуге, тоже нужно это тепло — я это осознала впервые. — Весело сегодня было, — задумчиво произнес он, уставившись в потолок. — Весело… — эхом отозвалась я, пододвигаясь чуть ближе к источнику живого тепла. — А ты не будешь ко мне ночью приставать? — Нет, — не стал он шутить на эту тему. Я разочарованно вздохнула. — Тогда всё, спи, зануда Миновская, — сказала я, не мигая, глядя в окно. Где-то далеко на востоке небо постепенно становилось светло-фиолетовым и даже чуть-чуть розоватым. Гроза только задела нас своим «рукавом» и бушевала где-то сзади. — Спокойной ночи, Чип. Знаешь что? — Что? — Без тебя было бы не скучно, без тебя было бы плохо сегодня, — произнес медленным шепотом он и накрыл меня почти невесомым мягким одеялом до самого подбородка, на миг коснувшись своей щекой моей. Тепло… «Тепло! Тепло! Жару хотим!», — заявила наглая фиолетовая мысль, снующая в голове с плакатом, и быстро куда-то свалила, опасаясь репрессий. Я растаяла, улыбнулась в подушку и, подозреваю, это улыбка не могла покинуть мое лицо до самого утра, удерживаемая совместными силами всех моих разноцветных мыслей-головастиков. Шуга забыл о существовании такой элементарной и очень нужной в быту вещи, как будильник… Казалось, я только закрыла глаза, последний раз взглянув в окно, наполненное уже не только бархатными синими тонами, но и нежной розовой вязью из первых далёких лучей дневного светила, как мне вновь пришлось открыть их. Гостиничный уютный номер был ярко освещён солнцем, которому полупрозрачные занавески явно не были преградой. Тишина торжествовала не только в этих четырёх стенах, но и, казалось, во всём здании, словно оно стало вдруг её резиденцией. Безмолвие и солнце были теми, кто разбудил меня: я привыкла, что утром вокруг всегда лишь темнота (не зря я заставила купить в свою комнату тёмные непрозрачные ролл-шторы!) и шум, с большим успехом производимый родственниками, собирались ли они на работу, или оставались дома. Я распахнула глаза, потёрла их ладонью, пытаясь согнать откуда-то взявшееся напряжение в них. Резко откинула от себя невесомое, но хорошо греющее одеяло, села, уперевшись руками в кровать позади себя, слегка осоловелым взглядом оглянулась по сторонам, сразу же вспомнив, где нахожусь, сладко потянулась, широко, как бегемот, открыла рот, чтобы не менее сладко зевнуть, как подавилась воздухом — место рядом со мной пустовало. Мин куда-то исчез, оставив после себя… да ничего не оставив! — В своём репертуаре, гад, — пробормотала я, на всякий случай пощупав место на постели, где он спал сегодняшней ночью. Нет, ничего, даже записки нет. Знаете, как в фильмах пишут своим дамам мужчины: «Спасибо за ночь, дорогая. Нам было хорошо вместе, но я бросаю тебя». А может, Юнги сейчас в гостиной, той самой, где находится банная стойка и красные диванчики? Я вскочила и резво выбежала в большую комнату. Увы, она была пуста. Обход ванной комнаты, шикарной и красивой, как будто предназначенной для султана тоже ничего не дал. С недовольным видом я уселась на тот самый красный диван. Голова слегка болела, и я ухмыльнулась про себя: сколько же мне надо выпить, чтобы испытать самое настоящее похмелье или, к примеру, забыть о том что я делала всю ночь? Пришла к выводу, что, вероятно, много. По крайней мере, чтобы я несла такую чушь, как это вчера делал Мин, мне явно нужно две бутылки водки. Ну, я ему сегодня, как встречу, расскажу, что он вытворял вчера, он в обморок бухнется, неудачник! Не скажу, что я сильно расстроилась, скорее, рассердилась, что этот шибанутый парень, забыв о том, как весело и плодотворно провели время вчера, смылся вновь куда-то в неизвестном направлении. Главное, что он заплатил за сутки пользования номером, и на мои хрупкие женские плечи не будет возложена эта финансовая задача. Я ведь бедная-несчастная студентка… Студентка? Тут же в голове пронёсся вихрем ряд ассоциаций, связанных с этим словом: «Студентка-студенчество-университет-учёба-пары-домашние задания-английский…» — Английскую блять! Королеву-мать! Я, как ужаленная в пятую точку жалом неизвестного чудовища, подскочила вверх. Сегодня же две пары ада на английском языке! И даже домашка у меня выполненная, вернее, списанная есть, а я не в университете! Естественно, я люблю прогуливать и делаю это с удовольствием бесконечного лентяя, но в этом семестре иностранный мне прогуливать больше не желательно, а то экзамен я буду счастливо сдавать только следующей осенью! К тому же это едва ли не последние его пары. Я бросила в замешательстве быстрый взгляд на настенные круглые часы с выгравированным на них львом-красавцем: пара начинается через двадцать минут! Сердце выдало чечётку, явно подгоняя меня поспешить, разум заорал, как резанный, что я могу успеть или хотя бы приехать на английский с опозданием. «Быстрее! Быстрее!», — торопила меня добрая пара десятков плакатов моих постоянных спутников: мыслей-головастиков, которые от нетерпения переливались то черным, то красным цветами. Я, с огромным сожалением окинув бар с халявными напитками прощальным взглядом, схватила брошенный на кресло рюкзак, в котором лежала драгоценная домашка по иностранному и, обувшись, кое-как завязав шнурки, бросилась вон из номера «люкс», на весь свет материв Шугу за то, что из-за него я опаздываю на учебу. Себя я винить не очень любила — я и так у всех постоянно виновата. Дверь с шумом захлопнулась: я услышала щелчок замка. Отлично! Номер не останется открытым. Потыкав в кнопку вызова лифта пару раз и убедившись, что он сейчас, судя по электронном табло, болтается в районе первого этажа и ехать до меня будет ещё долго, я тут же решила, что пешком, пожалуй, будет быстрее. Уже через десять секунд я неслась вниз, перескакивая сразу через две ступеньки и только чудом не скатилась с лестницы, пропахав их носом, где-то в районе второго этажа. Через пять минут я уже торчала на остановке, с тревогой всматриваясь в даль и выискивая глазами нужный автобус. Благо, остановка была совсем недалеко от здания гостиницы, а автобус подошёл неприлично быстро. Как же хорошо, что наш долбанный английский по расписанию стоит не утром, а днем… Не буду больше на расписание грешить. Они разминулись почти на минуту. Створки лифта распахнулись, и Юнги шагнул в коридор, сжимая в руках большую мягкую игрушку-медведя: одного из многочисленных представителей серии популярных Teddy Bears. Светло-серый медвежонок с трогательным взглядом был облачён в жёлтую майку с надписью: «Прости», и в самом ближайшем будущем готовился обрести первого в своей жизни хозяина. Шуга быстрым, как и всегда, шагом, приблизился к двери номера 617, легко открыл замок, скользнул внутрь, тихо притворив дверь за собой и огляделся на всякий случай: не видит ли его милашка Чип, который, вернее, которая, может быть, уже проснулась. Юнни явно принадлежала к категории сонь-сов, у которых период колебаний циркадных ритмов больше, чем 24 часа. Да, его подозрения подтвердились: в холле её не было, да и во всем номере стояла тишина, оттеняемая солнцем. Скорее всего, Чип так и продолжала спокойно спасть, повернув голову к окну, вцепившись в одеяло и ни на что не реагируя, как впавший в спячку медведь. Молодой человек в отличие от Юнни, проснулся уже давным-давно: ранним утром, пробыв в объятиях Морфея всего пару беспокойных часов. И не потому что, был «жаворонком». А потому, что его организм решительно возжелал избавиться от вредного алкоголя. К Юнги пришли их Высочества Тошнота, Слабость, Тремор и Головная Боль, а также множество других не слишком приятных признаков похмелья, посланных организмом для избавления от ацетальдегида и других токсинов. Почти всё время после пробуждения, Юнги, с трудом поглощая крепкое кофе, кажущееся невероятно горьким (от этого тошнило ещё больше), мучился последствиями вчерашнего незапланированного приёма энного количества алкоголя, подсунутого добрыми друзьями. Во время «кофепития» ему позвонила мама Юнни и, приняв его за Хунмина, поинтересовалась, где её непутёвая дочь. Стараясь, чтобы его голос выглядел бодрым, Юнги ответил, что Юнни сейчас поехала в университет и сказала, что обязательно перезвонит от кого-нибудь из одногруппников. Выслушав праведное негодование О-старшей по поводу безответственности Юнни, которая даже «родной матери позвонить не может, неблагодарная такая», а также поняв, что теперь девушка вообще никуда, кроме университета ходить не будет, он вновь припал к чашке кофе. Сам он, почти никогда не прогуливающий университет, решил, что сегодня явно там не покажется. И уже завтра будет решать вопрос по поводу того, что они с Чипом — пара. В этот раз его компания явно перегнула палку. Да, друзья его неслабо подвели. Впрочем, у брюнета и общей мечты девчонок государственного университета города были и очень приличные друзья. Один из них, после его тихого звонка — Юнги не хотел будить безмятежно спящую девушку, отобравшую ночью его законную половину одеяла и умудрившуюся пару раз пнуть — приехал на машине и привёз пару проверенных средств облегчения мук для лиц, страдающих похмельным синдромом: в том числе жестокий и противный до омерзения Энтеросгель. Средства более-менее помогли, хоть и не сразу. Юнги с самым разбитым видом сидел в автомобиле друга, с огромным интересом глядевшего на Шугу, и молчал, то и дело подавляя в себе желание дотронуться до висков, в которых пульсировала злорадным колоколом боль, которая тоже, впрочем, под действием таблеток, потихоньку успокаивалась. Друг, входящий в восьмерку тех самых близких приятелей, выглядел на пару лет старше Юнги и совсем уже по-взрослому солидно: строгий костюм, галстук, золотые часы, небрежно кинутый на заднее сидение портфель. Он попивал горячий, только что купленный кофе со сливками, и разглагольствовал с кривой улыбкой повидавшего уже всё на свете человека, поглядывая на Мина: — Я привык к твоим некоторым странностям, дружище, но сейчас ты можешь мне внятно объяснить, что ты делаешь в отеле, и почему ты вчера напился? Что случилось? Ты забыл, что с тобой делает алкоголь? Нет? Мотаешь головой? Я тоже думаю, что ты помнишь. Ах, да. Говорят, у тебя появилась какая-то супер-подружка? Ты разве не Ким решил ммм… завоевать? Стоило мне уехать на пару дней, как я уже ничего не знаю о твоих делишках. — Здесь моя подруга, — кратко отвечал парень, пытаясь понять, стало ли ему лучше или состояние остается прежним. — Вчера мы перебрали, поэтому решили поехать сюда. — Перебрали? Тебе, дружище, вообще даже в руки брать алкоголь не советуется. Перебрал он… Может, переврал? — ч сарказмом спросил водитель. — Я прилетел вчера днём, а из-за тебя вынужден уже сегодняшним утром подрываться не свет, не заря и ехать к тебе с «лекарством». Значит, у тебя действительно подружка? — Нет, она не подружка, — с отвращением посмотрел на кофе Юнги. — Она — недо друг. Как ты, Ланде или Кенсу, приятель. — Девушка-друг. Друг. Девушка. — словно пробовал на вкус слова молодой человек в строгом костюме. — Мин, ты идиот? Как девушка может быть другом? А в отеле вы что делали? Дружили в номере? Кстати, что у вас за номер? — Одноместный люкс, — хмуро сознался Юнги. — Дружили в одноместном люксе. Много надружили? Сколько раз за ночь? — Заткнись, Намджун, — отмахнулся от друга страдающий похмельем. — У нас ничего не было и не будет. На мгновение Юнги умолк, словно что-то вспомнив, слабо улыбнулся, и продолжил дальше: — Чип — эта девушка в отеле — мой друг и партнёр по борьбе за Дженни. — Ты сумасшедший? На кой-она тебе сдалась, эта Дженни? Я тебя вообще не понимаю, — выразительно посмотрел на Шугу Намджун. — Ты больной, и после всего ты решил быть с ней вместе? Проверь! — повысил голос водитель. — Что проверить? — не понял начинающий потихоньку оживать брюнет. — Мозг проверь, на месте? Точно? Я думал, он улетел. Оставь её в покое. Оставь, — посоветовал с бывалым видом водитель. — Я не могу, — тихо отвечал Юнги и неожиданно улыбнулся своему другу: легко, радостно, легкомысленно, только тот знал, что все эти улыбки по большей часть совершенно ненастоящие. — И не лезь, идёт? — Я-то не лезу. Меня вообще в городе почти не бывает. Я работаю… — Yes, I know you are the big man on campus, — перебил его глумливо Юнги. — …а ты пытаешься вернуть прошлое, парень. Только прошлое — это прошлое, и ты никогда не сможешь повернуть время вспять. Двигайся в будущее, не зацикливайся. Ты его не исправишь, так что пользуйся им, — Намджун вытащил дорогую серебряную зажигалку и сигареты. Затянувшись, продолжил, с некоторым сожалением и горечью глядя на Юнги. — Хотя, ты у нас с детства живёшь в прошедшем времени. Тебе что-то втолковывать — дело гиблое. — Не втолковывай, не порть себе нервы, Намджун. — Ладно, оставим мисс Дженни в покое. Но если ты решил её вернуть, то зачем стал встречаться с девчонкой из отеля? Ты у нас теперь новость номер один, местная знаменитость Мин. Не успел приехать и пообщаться с народом, как все мне только и вторили, — парень умело кого-то передразнил, понизив голос. — «Ты знаешь, наш Шуга нашел подружку!», «Юнги забыл прошлое!» — Это адская случайность, — вновь улыбнулся Юнги. — Нас приняли за пару. — Остальные же не знают то, что знаю я, — продолжал дымить Намджун. — Ты ведь повторяешься, Юнги, так? Сейчас делаешь то, что когда-то давно делал, чтобы завоевать любимую девушку? Темноволосый на миг замолчал, отвернувшись к в окну — и его друг заметил, глядя на отражение в стекле, что улыбка вновь сошла со смазливого лица Шуги, которое так привлекало девчонок. Однако, когда ое повернулся к Намджуну вновь, то выражением его лица вновь было прежним: живым, хотя и усталым — прием алкоголя все-таки сказывался на парне, губы изгибались в забавной полуулыбке, больше присущей мальчишкам. — Ты прав. Но я действительно должен это сделать. — Юнги пожал плечами. — Ничего плохого я не делаю. Серьезно, парень, — он взглянул в серьезные глаза друга. — Это временно, и скоро закончится. А пока я и мой друг пытаемся разбить к обоюдному счастью пейринг Клара-Тролль. — Кто это? — полезли у Намджуна глаза на лоб. — Ты совсем свихнулся? Какой тролль Клара? — Это два разных человека, — серьезно отозвался Юнги. — А Троллем мой Чип зовет Дженни. — Так, рассказывай мне все по порядку, троллелюб, — велел ему молодой человек. Юнги кивнул и слаженно и кратко пересказал все, что случилось с ним за последние дни. Его старший друг только головой качал. Когда они закончили разговор, во время которого никто и них не разу не улыбнулся, и когда Лаки Бою, переставшему верить в то, что он действительно удачлив, стало немного получше, и бледность почти покинула его лицо, он решил распрощаться с не перестающим подтрунивать над ним Намджкном, Когда он отходил от автомобиля, то неожиданно повернулся к приятелю и тихо произнес: — Знаю, что поступаю странно. Но она так на нее похожа— ты знаешь, как. И я не могу отказать: ни ей, не себе. Черт, я не в силах. — Идиот! Тебе пора в дурку! — Прокричал ему вслед Намджун и уехал, напоследок окинув фигуру друга грустным взглядом. — Надеюсь, хотя бы в этот раз у тебя все будет хорошо. Нет, идиот… Этих слов, Мин, конечно, не слышал. Он, чувствуя себя уже не так паршиво, как утром, решил, что в силах прогуляться до рядом находящегося магазинчика подаркови купить для Бурундука что-нибудь в знак извинения за свое, возможно, не слишком адекватное поведение вчера ночью. Медведя он выбрал быстро: можно сказать, игрушка Тедди в желтой майке сама попалась ему на глаза, как только он оказался в магазинчике. Своей прошлой возлюбленной, которая, к его глубокому, искреннему сожалению, смешенному с дикой тоской, была теперь не с ним, парень выбирал подарки, даже самые маленькие, куда дольше, чем Юнни. Для нее все находилось быстро и просто, для бывшей девушки — медленно, к тому же так бывало, что кое-что из подарков и сюрпризов приходилось ей не по вкусу, хотя она, сама Мисс Тактичность и Понимание (так часто называл ее Юнги), не подавала виду и говорила: «Солнце, мне невероятно нравится — до нежности. Спасибо!». Она так и говорила: «до нежности», потому что сама была самой нежной. Наверное, так происходило потому, что Юнни и его любимая принадлежали к разным кругам. Бурундук искренне, как ребенок, возрадовалась выигранной им в автомате игрушке. И пирожным в кафе — это Юнги невероятно веселило и умиляло одновременно. Действительно — как ребенок! Хотя… «Вчера она мне ребенком не казалась. — Подумал он неожиданно и слегка закусил кожу на запястье, вспомнив, с каким теплом он обнял ее — как будто бы вернулся в прошлое. — Даже со своей Клубничной Феей. Милая девочка. Девушка. Да, девушка. С теплыми губами. Pretty girl. " Он тряхнул головой, отгоняя воспоминание, и направился в сторону прикрытой двери, ведущей в спальню, где спала, оставленная в гордом одиночестве «pretty girl». То, что Юнни уже бежала к автобусной остановке, Юнги не знал. Сейчас он знал только, что хочет подложить медведя к Юнни под бок. Чтобы проснувшись, она первым делом увидела его улыбающуюся мордочку. Шуга, у которого в глазах светилась абсолютно мальчишеская хитринка, бесшумно, как ниндзя, шагая, подошел к спальне, которую этой ночью они делили вместе, и осторожно приоткрыл дверь. Однако, вместо мирно спящий девушки, на которую ему понравилось смотреть, и которую он обнимал вчера, парень встретил только лишь пустоту. Взгляд карих глаз из беззаботного стал невеселым, улыбка погасла, и на мигу даже солнце стало светить менее ярко, чем раньше. — Oh my God!!! Where are you, little chipmunk? Ты где? Юнни? Кровать была абсолютно пуста, если не считать одеяла — но оно и то наполовину свалилось на пол. Плюшевый Тедди едва не упал вслед за одеялом, но одной лапой удержался за ладонь Шуга. — Невезенье. — Проговори он сам себе, чувствуя себя неожиданно преданным. — Даже записки не оставила. Медвежонок расстроился вместе с ним: он очень хотел найти хозяйку, и теперь выглядел нечастным: как обманутый ребенок, которому обещали подарить на Новый Год ту самую классную машинку с радиоуправлением, а взамен он получил нелюбимую книжку. «Может, она в душе? Выйдет сейчас обнаженная или в полотенце, и попадет ко мне, — подумал он внезапно, проведя пальцем по губам, — Нееет, тогда я себя сдержать не смогу. И Намджун будет прав насчет нашей межгендерной дружбы. К тому же у нее брат тогр… все, стоп. Думаю не о том.». Однако шум воды не слышался и Юнги тут же отверг эту версию, заприметив, что где-то в глубине его сознание мелькнул червячок сожаления. Парень обошел весь номер: Чипа негде не было, она явно не пряталась и, скорее всего, убежала, не забыв захватить с собой рюкзак, из которого выпала какая-то тетрадь с криво исписанными страницами. Молодой человек, вытащив ее из-под кресла, тут же пролистал несколько страниц. Тетрадь по английскому языку, в которой было столько ошибок, сколько у самого Мина не было за пару лет обучения. Девочка пытается учить усложненный для искусствоведовиностранный, не зная при этом основ. — И куда ты делась, партнер? — задумчиво произнес молодой человек, явно расстроенный тем, что его сюрприз не удался. Он закинул рюкзак за плечи и вновь медленным взглядом обвел комнату, поглаживая слегка помятую тетрадь. Или домой, или на учебу: одно из двух. Телефона у нее нет, никто позвонить и сообщить о чем-то важном не может. Парень прикрыл глаза, вспоминая недавно увиденное им расписание пар Бурундука. Судя по всему, сегодня у нее должны были быть две пары английского языка. Кажется, у Юнни с ним проблемы — иначе бы она просто-напросто прогуляла его. Только тетрадь с домашней работой, явно у кого-то впопыхах списанной, глупышка забыла. — Ты стался без хозяйки, парень, — невесело обратился к игрушке парень, — И я, кажется, вновь остался один. Обидно, так? Медвежонок молча согласился, что, да, это так, и едва не заплакал от обиды. Юнги с ногами забрался в кресло, опустив голову на светло-серое мягкое туловище Тедди, лежащего у него на коленях. — И куда она пропала? Думаешь, помчалась в универ? — Задал он вопрос своему игрушечному собеседнику. Тот не ответил: Тедии молча глотал слезы, и даже несколько успокаивающих по мягкой голове поглаживаний ладони Юнги не помогли ему успокоиться. В дверь постучали, и Шуга вскочив тут же открыл ее, надеясь, что это все-таки вернулась Юнни, но его вновь ждало разочарование — за порогом стояла горничная, привезшая заказанный им завтрак в номер. Юнги знающий, что больше всего Чип любит сладкое, выбрал ей едва ли не половину «сладкого» ассортимента, хотя его самого от любого вида еды до сих пор тошнило. Не зря Мина девушки все-таки называли заботливым. — Здравствуйте, вы заказы… — Начала, было, работница отеля, но Юнги, которому только что в голову пришла мысль о том, что он не должен бездействовать, перебил ее: — Прошу прощения, завтрак больше не нужен. — Но вы оплатили его, — растерялась молодая женщина. — Да, я знаю. Не могли бы вы взять все это себе? — С просящей улыбкой спросил парень. — Наверное, будет жалко, если пропадет. — Но… — хотела что-то сказать горничная в ответ, однако Шуга вежливо отодвинул ее в сторону и в мгновение ока оказался около лифта. Электронное табло показывало, что лифт только спускается к третьему этажу, поэтому Юнги не стал ждать и, решив спуститься для экономии времени по лестнице, так же, как и Юнни, бросился в ее сторону. Единственное, в шнурках он не путался, и падать не собирался. И даже медвежонка не уронил, Оказавшись у стойки, он уточнил, не видела ли его ночную спутницу администратор Миён, которая очень обрадовалась появлению молодого человека и тут же начала кокетничать с Юнги не смотря, на то, что Миён понравилась ему, прервал работницу отеля, вновь задав вопрос. Надув пухлые губки, Миён сообщила, что да, видела, как девушка вылетала из отеля, как ошпаренная. Не дослушав ее, Шуга тоже выбежал вон из отеля и, не долго думая, направился к остановке, напоминая прохожим настоящий ветер. Естественно. Юнни там уже не было. Зато именно там медвежонок неожиданно нашел своего хозяина. Кареглазый белокурый мальчуган лет пяти, стоящий на остановке вместе с мамой и крепко держа ее за руку, восхищенным взглядом уставился на игрушку, которую озирающийся Юнги продолжал держать. У мальчишки даже рот приоткрылся, пока он разглядывал светло-серого медвежонка: тот ему явно очень понравился. Шуга заметил ребенка тут же, мягко улыбнувшись ему, протяну Тедди вперед. — Бери, его зовут Бурундук, — сказал Юнги, на корточки присаживаясь перед малышом. Тот, не поверив своему счастью, протянул руки в медведю, а потом опустил их. — Бери, бери, — подбодрил его парень. — Он будет тебе хорошим другом. — Дгугом? — не выговаривал звук «р» мальчик. — Бугундуг? — Да, точно. Твой друг-Бурундук. — Рассмеялся Денис. — Бери его себе и оберегай. Хорошо? — Хогошо. — Мальчуган все-таки крепко обхватил большую игрушку и прижал ее к себе и сказал: — Спасибо, дяденька. — Меня зовут Шуга. — А меня Джухён. — Тут же вежливо представился мальчик. Юнги потрепал его по волосам и, встав, еще раз напомнил маленькому товарищу: — Береги его! Точнее, ее. Малыш, это девочка, хотя и зовут ее Бурундук. Девочка Бурундук. — Я буду, буду бегетать девочку Бугундука. — еще плотнее прижал медвежонка ребенок. Он был счастлив. И не обращал внимания на то, что слово «оберегать» в его устах стало каким-то подозрительным «бегетать». А когда мама белокурого мальчика, болтающая по телефону и не знающая, что происходит с ее сынишкой, обернулась на мальчика, то с огромны удивлением заметила в его руках большую и дорогую плюшевую игрушку. — Это откуда? — только и смогла сказать она. — Дядя Шуга подагил. — Ответил ей мальчик. — Кто-кто? — Дяденька Ветег, — важно пояснил ее сын. — Сын Деда Могоза. А довольный отчасти Юнги поймал такси. Детей он все-таки любил — чаще куда больше, чем взрослых. Уже сидя на заднем сидении старенькой синей иномарки, в салоне которой тихонько играло радио, Юнги решительно набрал номер телефона Кенсу — вспомнил, что давно не видел друга. Да и второго друга — Ланде, тоже не видел, оба приятеля загадочно пропали. До Кенсу Юнги не дозвонился: тот находился вне зоны доступа. Зато до Ланде ему дозвониться удалось. И после десятого гудка трубку подняли. — Эй, чувак, вы где пропали? Знаете, какие у меня неприятности? — начал Шуга, но осекся — в трубке послышался густой бас, который никак не мог принадлежать утонченному Ланде. — Неприятности? — Пробасил кто-то невежливый. — Другу звонишь? Так вот у него неприятности, это да. Не у тебя. — Вы кто? — Спросил Шуга, тут же почувствовав неладное. — Представитесь. — Старший инспектор ДПС Кан. — Не без злорадства сообщил бас. — А дружки твои, парень, сейчас в «обезьяннике» сидят. — Где? — переспросил Шуга, вспомнив вдруг, что вообще-то отдавал свой любимый «Выфер» в руки Кенсу. — В Караганде. Умники твои друзья, без шлемов катались: и водила, и пассажир, без прав и на недозволенной законом скорости. — А в обезьянник их за что? — Не понял юмора Шуга. — За управление мотоциклом или перевозка на них пассажиров без мотошлемов, насколько я помню, полагается штраф. Мотоцикла ему жалко не было, а вот с парнями дело обстояло по-другому. — За оскорбления работников органов правопорядка при исполнении, а также за сопротивление при задержании. За это и сидят, голубчики, — услышав про штраф, отозвался полицейский. — «Статья 192.1. Оскорбление работника полиции или народного дружинника… Оскорбление работника полиции или народного дружинника, а также военнослужащего в связи с исполнением этими лицами возложенных на них обязанностей по охране общественного порядка — наказывается лишением свободы на срок до шести месяцев, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до одного минимального месячного размера оплаты труда», — тут же процитировал по памяти Мин. — Вот именно, исправительные работы…на год, — явно не так хорошо знал закон полицейский. — А ты… вы что, юрист? — В душе всегда хотел стать адвокатом. Чтобы защищать невиновных. — Отозвался Юнги. Ему ничего не оставалось, как ехать и вызволять на волю ребят. — Назовите отделение и адрес, по которому располагаетесь. Я заплачу штраф. Старший инспектор с неудовольствием подчинился. Почему-то он уверился в том, что человек, с которым он только что разговаривал по телефону — юрист. А «юрист», у которого все еще не прошла голова, и кружилась от поездки на авто еще сильнее, только тяжело вздохнул: Кенсу дурной придурок, становился завсегдатаем разного рода «обезьянников» и отделений полиции. Теперь еще и Ланде с собой прихватил — теперь тот еще больше возненавидит панка. Мин тяжело вздохнул: все шло наперекосяк, а он привык, что жизнь была более гладкой и праздной. — Шеф, можешь быстрее? — Спросил после разговора Юнги у водителя. — Доплачу. — Это мы могем, — тут же отозвался шофер, — не боись, парень, я тебя к сроку довезу. Видал, небось, кино французское — «Такси»? Так у меня не хуже. Я — асс, — гордо добавил он. —Даже лучше, — серьезно сказал. Мужчина прибавил газу и, чуть не врезавшись в микроавтобус, понесся по дороге вперед, обгоняя дорогущий быстрый джип — у его водителя только глаза на лоб полезли, когда он увидел, какая рухлядь его обгоняет. В другой раз Шуга обратил бы на это внимание, но теперь только с закрытыми глазами откинулся на твердое сидение, желая, чтобы поездка закончилась поскорее. Неудивительно, что в университете молодой человек оказался гораздо раньше едущей на автобусе Юнни. Только что прозвенел звонок, возвещающий о начале новой пары, а девушки все не было. Вокруг, на крыльце, около которого Юнги поджидал Юнни, вообще почти никого не было — за исключением пялившихся на него первокурсниц все с того же Искусствоведения. Девчонки смотрели на Юнги, хихикали, а когда он привычно подмигнул одной из них, самой хорошенькой, миниатюрной блондинке, то все они замерли и зашушукались сильнее прежнего, только теперь блондинка смутилась и почти не поднимала на него глаз. Парень же, внешне оставаясь спокойным. Чипа все не было, зато ему перезвонил один из друзей, который тоже решил поискать Кенсу и сообщил, что теперь их общий приятель затеял драку с сокамерником. Тетрадь и медведь жгли Юнги руки, к тому же он стал думать, что партнер могла поехать и домой — мало ли что взбрело в ее голову во время совместного сна. Поэтому когда на дороге он увидел смутно знакомую фигуру темноволосого парня-рекламщика, то обрадовался, тут же найдя выход. — Одногруппник Юнни! — Окликнул его Юнги громко. Хунмин, а это был именно он, опаздывающий, как и Юнни, на английский, но все равно не шибко спешащий на пару, тут же повернулся и удивленно уставился на Мина. — О здорово, парень Юнни, — Хунмин шутливо ткнул Шугу пальцем, после чего они обменялись рукопожатиями. — Отдай Юнни тетрадь, — произнес Юнги и протянул ее вперед. — Кажется, сегодня она ей пригодится. — Откуда она у тебя? — Взял в руки и полистал ее Хунмин. — Нашел. — Где? — В номере отеля. — А что ты там делал? — продолжал допрос сокурсник Юнни. — Ночевал, — спокойно отозвался Юнги с удивлением замечая, как широкая улыбка Хунмина становится все менее широкой. — А О что там забыла? — Вобще-то, тоже ночевала. — зевнул Шуга. — Черт, не выспался… Короче, отдай ей тетрадь, если она придет. Ей пригодится. — Ага, пригодится. А вы что, вместе ночевали? — Вместе, — подтвердил самым легкомысленным тоном Юнги. — Она ведь моя девушка. — Я в курсе, — отозвался Хунмин, поморщившись. — А не рано ли вы начали ночевать вместе? — Какая тебе разница, приятель? — теперь настала очередь Шуги шутливо толкнуть Хунмина в плечо. — Я просто привык заботиться о своих друзьях, — изрек тот. — Я тоже, — отвечал ему с улыбкой Юнги. — Скоро стану Заботливой Мамочкой. Как раз двое детишек дожидаются меня в одном незатейливом детском садике. Ладно, удачи, мне пора. — Эй, Шуга! Постой. Хочу кое-что тебе сказать. — Негромко проговорил сокурсник Юнни. Улыбка совсем покинула его лицо. Он чуть ближе подошел ко второму парню, и их глаза встретились. — Что? — Если что, не думай, что Юнни защитить некому. — произнес с тем же тоном молодой человек, прижимая тетрадь к себе. — Не обижай ее. — Заметано. — серьезно кивнул Юнги, засунув руки в карманы. — Она тебе нравится? — Нет, — твердо ответил Хунмин, а Юнги высоко поднял брови вверх, как будто бы услышал то ли непристойность, то ли необыкновенную шутку. — Правильно я тоже не люблю интересоваться чужими девушками, — твердо сказал он. — Точно-точно. Сначала чужие девушки, потом чужие жены, — ответил ему тем же Хунмин. — И из-за этого у кого-то чужие дети, — скорбно покачав головой, сказал Юнги, уже спеша. — До скорого, одногруппник Чипа. — И тебе не хворать. Парень О, — шутливо помахал свободной рукой Хунмин, вновь улыбаясь, как и прежде. И только тогда, когда молодой человек оказался в здании университета, он остановился и с неожиданной для самого себя злостью ударил по стене этой самой тетрадью, прошипев: — Твоя мать, Мин… Бляяя! ТВОЮ мать, айщ… Он так и стоял около прохладной стены, касаясь ее лбом и стараясь освободится от охватившее его злости, пока его вновь не окликнули. — Эй обезьяна! — услышал он позади себя звонкий голос Юнни, добравшейся, наконец, на автобус к родной остановке — водитель решил сделать опаздывающим студентам в салоне подарок — поехал быстро. — Ты чего к стене прилепился, как улитка? Или ты в стенку втюрился и теперь обнимаешь? Думаешь, из нее вылезут руки и тебя в ответ обнимут? — Девушка подошла к Хунмину и со всей силы хлопнула его по спине. — Алло, Хкнмин! Подъем! — А это ты, О? — Деланным равнодушным голосом произнес парень. — Опаздываешь. — А сам-то? Я-то хоть спешу, а ты рандеву со стеной устроил, обнимашки. Ты себе девочку лучше заведи. Женщины-стены не существует. — Зато я дома ночь провел, — буркнул парень, отворачиваясь. Юнни ничуть не смутилась. — Я тоже, — нагло заявила она. — Английский повторяла. Молодой человек только головой покачал. Однокурсники зашагали вверх по лестнице. Девушка торопливо, парень — медленно. — Вот, возьми, твоя тетрадь, — вспомнив, протянул он ей тетрадь по английскому языку, только что принесенную Юнги. У Чипа даже глаза расшились от удивления, когда она схватила свою тетрадку: — Ого! Откуда она у тебя? Украл, что ли? — Вот же ты дура, — фыркнул тот. — Ты ее потеряла. Растяпа. Забыла ее вчера в аудитории, когда переписывала домашку, а я взял. — важно изрек парень. — Какой ты важный, хороший, — захихикала Юнни и заявила. — Если что, я за тебя замуж выйду за это. — А как же Мин? — На фиг его. На фиг, на фиг. — Произнесла девушка, что-то явно вспомнив. Димка еще раз вздохнул и первым, оттеснив плечом тут же возмутившуюся Юнни, зашел в нужный кабинет. Англичанка сегодня меня похвалила. Сказала, что я расту над собой, и если бы я каждый раз в течение одного семестра отвечала так же хорошо, как и сегодня, и так же усердно делала домашнее задание, то, вероятно, сдала бы предстоящий уже совсем скоро экзамен с первого раза. А я, действительно, старалась, отвечала что-то, тянула руку, раз уж завладела готовой домашкой, а вот Хунмин, хоть и имел при себе готовые задания, но все равно не слишком-то рвался отвечать. Развалился сзади, как король, переписывался с кем-то по телефону и отмалчивался, отвечая лишь тогда, когда препод спрашивала его. Идиот, свое счастье из рук упускает. Зато я блеснула по полной программе. Орел впервые в жизни гордо воспарил на крышу этого курятника, кудахтающего на непонятном языке. — Эй Хунмин, — позвала я его после того, как часы ада на английском закончились, и мы стали собираться домой. — Чего тебе? — отозвался он, уже из корридора. Я догнала его, растолкав одногруппниц, которые вновь хотели вновь начать терроризировать меня насчет моего общения с Шугой. — Видел, какая я сегодня была умная? — хвастливо спросила я. — Безумно умная, — закивал Хунмин. — Началось… Чего ты ко мне все время придираешься? Короче, спасибо тебе, что тетрадку принес, а то… — я не договорила, но одногруппник и сам все помнил. И сразу же заважничал. — Не за что О. С тебя — протекция, — тут же заявил он. — Ты достал меня с этой протекцией! — разозлилась я. — Хрен тебе, а не протекция! — Тогда, — замедлил Хунмин шаг, — Разрешаю тебе угостить меня пиццей. — Разрешаешь? — переспросила я, прищурив один глаз. — Да ты джентльмен. Я тут же начала вспоминать сумму денег на карточке Сехуна. На пиццу Хунмину хватит. Да и мне на какую-то фигню тоже. — Окей, угощу. Поехали в пиццерию, — приняла я щедрое решение. — Прости, мой друг Юнни, — еще более важно изрек Хунмин, —Сегодня никак не получится. — Почему? — Сегодня я иду на свидание, — бросил он, как бы невзначай, но явно ждал моей реакции. — С кем это? — тут же жутко заинтересовалась я, и даже чуть вокруг не запрыгала. — С кем, с кем, с кем? — Не твое дело, — отвернулся он, важный, повелитель павлинов. — Кто на тебя клюнул Хунмин? Она что, тупая? — нетактично заржала я. — Или слепая? — Эй! — возмутился Хунмин. — О, я тебе врежу сейчас! — Только попробуй! — И брат-боксер не поможет. — А ты откуда знаешь, что Сехун боксом занимался? — удивилась я, отпрыгивая на пару ступенек вниз. Переполненный ленивыми студентами лифт мы дружно проигнорировали. — Ты говорила, — ничуть не смутился русоволосый парень. — Ты вообще много болтаешь, и все не по делу. Ты — находка для шпиона. — Ты — находка для дуры! — издевательски заржала я. Хунмин в шутку замахнулся на меня, я дунула вниз и все-таки споткнулась на последних ступеньках из-за развязавшегося шнурка. — Ты невероятно грациозная бурундучиха, — покачал головой Хунмин, оказавшись тут же около меня, нагнулся и протянул руку, чтобы помочь встать. Я ее проигнорировала и поднялась самостоятельно, отряхивая джинсы. Он без улыбки убрал руку за спину и внимательно посмотрел на меня. Сначала я даже подумала, что он чем-то расстроен, но почти моментально выражение его лица изменилось, и парень засмеялся над своими словами. — Еще раз назовешь меня так, я врежу тебе — и это не просто слова, а обещание, — сердито пообещала я. — Я запомнил и уже начал бояться, — Хунмин явно не испугался. — Не ударилась? Твои старые кости целы? — Целы, — отозвалась я. — Ну, расскажи мне про свою девчонку? С кем ты там встречаешься? — Ты ее все равно не знаешь, — отозвался он одновременно дурашливо и высокомерно — так, как это умеет только клоун Хунмин. — Тогда опиши мне ее, — потребовала я. Раньше, кажется, у него никого не было, хотя, личная жизнь наших мальчиков в группе всегда была такой же тайной и загадочной, как египетские пирамиды. — Описать? — мы продолжали спускаться вниз, только теперь Хунмин не бежал вперед, как пару минут назад, а шел медленно, боялся, что я еще раз грохнусь, наверное, и тогда, обвинив во всем его, точно стукну. — Она… Она — милая девушка, хорошенькая. Вежливая, спокойная, с женственными движениями. Не похожая на тебя, короче, — подытожил он. — Я что, по-твоему, невоспитанная хамка и выскочка? — не обидевшись, поинтересовалась я. — Да. Точно. Хотя… ты больше подходишь под понятие ННН. — Чего это еще за дрянь, это твое ННН? — подозрительно спросила я, перебирая в уме дразнилки, которыми этот придурок мог меня наградить. — Невоспитанная нервная нахалка, — взрослым голосом произнес Хунмин, словно представлял на заседании важных директоров новую и крайней важную презентацию. — Вот же ты козел! Ладно… А выглядит она как? — мне было очень любопытно. Мире и Чеён расскажу, вместе посплетничаем, кто там стал дамой сердца нашего рыцаря. — Красиво выглядит, — не стал он сильно распространяться на эту тему. — Наверное, она вся такая ухоженная? — захихикала я. — Именно, — подтвердил Хунмин, задрав голову. — Добрая и милая. — Да ты охрененно крутой, отхватил себе такую леди! Кстати, на Ким по описанию похожа, — невольно вырвалось у меня. — На Дженни? — удивился он. — С чего это? — С того, — не хотелось мне говорить о сопернице. — С кем, с кем, а с ней бы я точно не хотел встречаться, — вдруг отозвался он. — Да? С чего вдруг? — тут же заинтересовалась я. — Она мне не нравится, — категорически заявил одногруппник, словно что-то вспомнив. — Лучше с такой, как ты, уткой, встречаться, чем с ней. А с ней еще и опасно. — А у тебя хороший вкус Хунмин, — покровительственно хлопнула я его по плечу, пропустив мимо ушей обидную «утку». — Дженни — Тролль. — Это уж точно, всех хорошо разводит, — неожиданно выдал Хунмин, улыбнувшись как-то насмешливо-зловеще. — Что ты имеешь в виду? — похолодела я. Вдруг он догадался, что мне нравится Тэхён, а Дженни с ним встречается? Нет, реально, у меня на этом пунктик. — В универе она милая, вежливая и даже неприступная, — нехотя ответил парень. — Как принцесса, что ли. Но на самом деле немного другая. Видели мы ее с парнями как-то на одной вечеринке в клубе… — Ты разве ходишь по клубам? — захихикала я. — Ты же фэйсконтроль не пройдешь. — Юнни, ты действительно утка, — вздохнул Хунмин. — И сама ты никуда не ходишь. А мы пошли туда с ребятами, потому что Уджин решил справить там свой День Рождения. Уджин был нашим любмым одногруппником. — Вот в тот раз мы и встретили Ким там. Прифигели. Такая раскрепощенная девчонка без комплексов! Минимум одежды, максимум косметики. Я выразительно хмыкнула. А ведь я подозревала, что она непростая девушка, эта Гоблинша! Прикидывается, значит, пай-девочкой? — А это точно она была? — Еще бы, точно, — ничуть не сомневался в собственной правоте Хунмин. — Мы все ее узнали. Не без труда, правда. Короткое платье, яркая штукатурка — косметика эта ваша, шпильки, коктейльчик в руках. — Коктейльчик? Да она же шампанское с трудом допивает, когда вы его на нам на Новый год притаскиваете! — Точно Юнни, точно. И со взрослыми парнями она заигрывала, — припомнил мой спутник. — Ха, неудачники… Он замолчал, покачав головой. — Ух ты, — еще больше обрадовалась я. Орел готовился клюнуть кое-кого в зеленую макушку, торчащую из-под моста. — Какая двуличная! А когда это было, недавно? — Почему недавно? Еще в середине второго курса. А тебе то что? В нашу Дженни влюбилась? — Идиот? — спросила я, нехорошо посмотрев на Хунмина. — Твои подколы уже давно антисмешны. — А, точно, у тебя есть Мин Юнги, — почесал затылок Хунмин, словно бы припоминая. Лыбиться он не переставал. — А у тебя женщина-стена и неизвестная мне леди, — отвечала я. — Ты, наверное, мечешься, не знаешь, кого выбрать? — Лучше выбирать самому, чем быть выбранным каким-нибудь лузером, — притворно-философским тоном заметил Хунмин. — Это точно. Я с таким трудом выбрала из всех своих поклонников Мина…то есть Юнгиешку, — притворно вздохнула я. — Эх, мой любименький…! Хунмин сделал вид, что его тошнит. Мы вместе дошли до остановки, препираясь, как обычно. Иногда на меня кто-нибудь смотрел и начинал шушукаться, но я старалась не обращать внимания на такие пустяки. А вот Хунмин обращал и тут же начинал кривляться и вспоминать мое «особое положение», явно намекая на протекцию все по тому же английскому. — И не забудь про пиццу! — прежде, чем скрыться в автобусе, крикнул мне Хунмин. — Ты мне пообещала. Так что в воскресенье будь готова угощать меня, прекрасного! — Да без базара, — согласилась я. — Юнни всегда держит свое слово! Хунмин уехал, а я еще пару минут стояла на остановке, а потом приехал и мой автобус, а приходится мне на нем ездить из-за того что Сехун считает что мне не помешает сбросить пару килограммов, а мама говорит что я и так то избалованная. С боем заняв укромное местечко в самом его начале, я заснула уже через несколько мгновений, а проснулась ровно за одну остановку собственного дома. В доме, где пока никого из родственников не было, я пообедала перед компьютером, устроив столовую в собственной комнате, посмотрела хорошую комедию. Потом нашла несчастный телефон, на который целые сутки безуспешно звонили самые разные личности — ответила на сообщения Мире и Чеён, изнывающих от любопытства (с ними я не встретилась, поскольку они учились в другой группе, и их занятия проходили с утра), пообщалась с народом в Интернете, забыв про то, что мне вообще-то нужно бы приготовиться к завтрашним парам. Да, я пробовала связаться с Шугой, но сегодня этого у меня не получилось — Ветерок куда-то пропал, а усиленно искать придурка, бросившего меня в гостинице, не хотелось. Зато подружки и некоторые одногруппницы просто атаковали вопросами. Я даже телефон выключила: и домашний, и мобильный. И завалилась спать. Через пару часов, когда домой вернулась мама, я получила огромный по размахам втык за то, что не оповещала ее о своих ночных перемещениях по «музею», не звонила и вообще решила ей «перепортить последние нервы». Ох, ну и знатно же она орала на меня, грозя всевозможными карами. Пришедшие на удивление рано папа и Сехун на меня не кричали, принимая минимальное участие в воспитательном процессе, только брат под конец невзначай заявил: — Какая-то мутная история с твоей Музейной ночью. Мам, она по ходу вообще непонятно, где шлялась. Накажи ее! Я, проклиная его прозорливость, тут же принялась рассказывать, как мне понравилось в музее, и даже попробовала рассказать брату о замечательной картине «Сероко». Он покрутил около виска и сказал: — Ты дура? Какое Сероко? — Я же объясняю, картина Радова… — Слушай, я не мама. Сейчас просто залезу в Интернет и узнаю, что конкретно было на этой Музейной Ночи, а чего там не было, — с усмешкой пригрозил старший брат, когда мама вышла из кухни, где проходила моя экзекуция. — Если принюхаться, у тебя волосы пахнут сигаретным дымом. Футболка, что валяется в твоей комнате, измята, как будто бы в ней спала. Никаких фото, листовок, проспектов и прочей ерунды, что получают на выставках, у тебя нет. Даже билетика нет — я в этом уверен, — продолжал с чувством собственного достоинства Сехун. — Эээ… Это… — Ладно, расскажи мне, где и с кем шарилась, а я, так и быть, не сообщу маме, — проявил небывалое добродушие он. Скрипя от злости зубами, я сказала Сехуну, что ходила с девчонками в клуб, боялась, что мама не отпустит, поэтому наврала. — А я думал, ты со своим мотоциклистом, — разочарованно протянул старший брат. — Хорошо, с мотоциклистом тоже! — не стала спорить я. — Отлично! Теперь ты у меня в долговом рабстве Юнни, — обрадовался этот кабан. — На всю неделю. Нет, даже на две. Я шумно сглотнула. Началась любимая игра Сехуна. Издевательство над беззащитной младшей сестренкой. — Теперь я для тебя — царь и бо… Его прервал звонок в дверь. Мама из своей комнаты крикнула, чтобы Сехун открыл, а он, повелительно махнув мне кистью, принялся за новый бутерброд. Я злобно, как дракон, попавший в сеть, вздохнула, и поплелась к двери. Вообще-то, наверное, я действительно стала перетягивать у Мина его драгоценную удачу, о которой он столько трепался. Ведь мне повезло, что дверь открыла именно я. Потому что за порогом торчала хорошо знакомая фигура полу-норвежского дружка Шуги. В этот раз на нем не было никакого красного шарфа, а вот черно-белые кеды остались неизменными. Сегодня блондинчик мог еще похвастаться узкими темно-синими брюками в светлую широкую клетку, а также ярко-синей кепкой. Резко открыв дверь и, чуть не стукнув парня по носу, я тут же грозно спросила: — Чего надо? Он, встряхнув длинными, до плеч, волосами цвета пшеницы, серьезно на меня посмотрел и выдал почти точным голосом Юнги: — Я подумал, твои родители могут попросить предоставить доказательства того, что ты была в музее, поэтому попросил позаботиться об этом друзей. Потом личная голосовая открытка Мина откашлялся и быстро перешел на собственный голос: — Короче, Юнни-Бурундук, вот, держи. От Юнги. И протянул мне широкий светлый конверт, в котором я тут же обнаружила то, о чем пару минут назад говорил брат: использованный билет на Музейную ночь, несколько проспектов с нее же и программу вечера. — С фото мы не успели, прости. Шуга просил передать, что если нужно будет: в фотошопе сделают. Я оторопело взглянула на гостя, готовая расцеловать в его в по-вампирски бескровные губы. — Ну, ничего себе! Спасибо! Спасибо, Ло… Ле… слушай, как тебя зовут? — Ланде, — парня мои слова ничуть не затронули. Похоже, куча народу забывала, как его кличут. — Ланде, да, точно. Ланде, а почему Юнги сам не приехал? — У него дела дома, — коротко отозвался он, намериваясь уходить. — А почему не позвонил? — продолжала допытывать его я. — А он звонил. Сказал передать тебе, чтобы ты хотя бы изредка включала телефон, — несколько занудным голосом отвечал человеко-шарф. — Ааа… Точно. Ну, вы крутые мужики… Ведь действительно выручили меня! — Ну и отлично. Мне пора, Бурундук, — Ланде повернулся ко мне спиной и уже, было, хотел спускаться. — Стой! Ты где был вчера? Когда ваши остальные дружки устроили веселье около универа? — окликнула я его, прижимая к себе «доказательства моей невиновности». — В отделении полиции, — скорбно произнес парень. Эта самая мировая скорбь появилась в его светлых глазах, и он вздохнул. — Где-где? А за что? — захотелось мне все знать. Ланде вновь развернулся ко мне и со вкусом принялся жаловаться, найдя в моем лице благодарного слушателя. Он тяжко вздыхал, время от времени называл Кенсу злобненькими прикольными словечками, морщился и рассказывал, как плохо и некомфортно ему было в полиции. Все оказалось просто, как дырка на чулке красавицы. Недавно Юнги одолжил раздолбаю Кенсу свой «Выфер». Все-таки доброта и щедрость по отношению к приятелям Мина до добра не доведут. Кенсу погонял на мотоцикле и даже не разбил и не поцарапал его. Всего лишь посеял один из шлемов. В тот вечер, когда Ланде узнал о том, что затеяли остальные их общие дружки-приятели, он рассказал обо всем зеленоволосому, и они, как всегда, собачась, стали названивать Юнги, но тот упрямо пренебрегал их звонками. Утром телефон он так и не брал, а в Интернете отчего-то не появлялся. Ланде предположил, что, скорее всего, «Юнги с девушкой» — когда он оказывался вместе с очередной милашкой, то игнорировал весь остальной мир. Кенсу и Ланде, понимая, что не могут достучаться до друга, решили поехать к нему домой. Естественно, выехали на «Выфере». Единственный оставшийся шлем забрал себе осторожный полунорвег, Кенсу же уселся вперед без него, и на всей скорости погнал к дому Юнги. Естественно, незадачливых спасателей репутации Мина заприметили прозорливые сотрудники службы дорожной безопасности. Попросили парочку остановиться. Кенсу этого делать категорически не захотел. У него ведь и прав-то не было. Парень погнал вперед еще с большей скоростью, показав молоденьким летейнантикам средний палец. Те явно обиделись и сообщили своим коллегам по рации о нарушителях. В результате, мотоциклисты в форме, а также бодрая патрульная машина все с теми же летейнантиками догнали Кенсу и орущего на него Ланде, который три тысячи раз проклял себя за то, что согласился поехать вместе с зеленоволосым. Разгоряченный скоростью панк тут же оказал сопротивление сотрудникам правопорядка, но был ими коварно повержен и доставлен в ближайшее отделение полиции вместе с Ланде В общем, тогда, когда Юнги стал способен отвечать на звонки, его друзья уже не могли позвонить ему и сообщить о надвигающейся буре — они сидели за ржавой решеткой местного «обезьянника». «Посидите до утречка, гонщики, остынете, а потом мы с вашими родными и свяжемся, скажем, чтобы забирали. А пока отдыхайте», — сказал зловредный инспектор Кан. Там же, кстати, наутро Кенсу и подрался с «двумя гопниками, которых притащили в камеру». Один из них, заприметив беззащитного на вид Ланде, дующегося из-за происшедшего на весь мир, стал проявлять к парню активный интерес, и Кенсу, как более мужественному и сильному его товарищу, пришлось вступиться за пшеничноволосого. Потом умудрился пару раз крепко стукнуть и одного из полицейских, бросившихся разнимать дерущихся. Дело запахло жареным. Из переделки парням помог выбраться Мин, вовремя приехавший в отделение вместе еще с парой приятелей, узнавших о том, что случилось зеленоволосым и Ланде. Он же при активном содействии отца помог вызволить этих двоих на волю. — Юнги с трудом уговорил отца помочь. Взамен тот попросил Юнги съездить вместе с ним кое-куда. Поэтому я приехал отдать тебе все это. Не хочу быть должником, — закончил рассказ Шарф, грустный, как осенний листочек, оторвавшийся от ветки одним из первых. Во время рассказа он трогательно теребил белоснежное пирсинг-кольцо в губе. — Еще раз спасибки, Линде, точнее Ланде. Так это не вы вызвали ОМОН? — поинтересовалась я напоследок. Красноречивый взгляд голубых глаз ясно говорил мне «нет». — Юнни, почему ты дверь держишь открытой? Кто там? — крикнула из комнаты мама. — Почему не приглашаешь? — Заходи? — шире распахнула я дверь. Ну вообще-то да, я негостеприимная какая-то. Ланде сдуло от меня. Он замотал головой, и его волосы растрепались. — Нет-нет, мне пора, я и так запоздал. Этот дегенеративный кроманьонец Кенсу вообще не умеет ждать. — А чего это у вас за отношения, а? — жадно спросила я вдогонку, глядя на быстро спускающуюся тонкую фигуру. — Вы такие близкие люди, что ни дня вместе не можете не пробыть? А? И почему вы на одном мотике вместе катались? Ты его за пояс держал, да? Вы вместе живете? Что у вас за отношения? — У нас нет отношений, — чужим, твердым голосом произнес парень. — Ааа… А как на этих самых похож… Ну ничего, и такие тоже есть… И тоже хорошие люди бывают, да. Но Элис, конечно, стерва…. Спина Ланде дрогнула, он остановился, обернулся и произнес нервным, чуть срывающимся голосом: — Я — нормальный! — А я что-то говорю о твоей ненормальности? — как можно шире (большие глаза — символ наивности!) раскрыла я глаза. — Ты вообще прикольный. Покедова, Лунде. Мерси за услугу! Я твой должник! — Салют, Бурундук — попрощался как-то неправильно Ланде и стал спускаться по лестнице. Я закрыла дверь и пошла к Сехуну. — Эй, кабан, — обратилась я к нему. — Ты чего, нарываешься? — добродушно спросил он. — Раб, одурел? — Вот, — ткнула ему в лицо я билет из музея. — Что это? — Мои доказательства, — я победно расхохоталась. — Где ты это достала? Сероко все равно не существует! — обиделся Сехун, явно ошарашенный. Он попытался схватить билет, но я ловко увернулась. — Ну и что! Если что, скажу маме, что разыграла ее. А ты неудачник! Да здравствует Спуртак! А нет, не так.Спартак! Освобождение рабов! — с этими словами я, приплясывая, убежала в свою комнату. — Мама, мама, хочешь посмотреть на программу вечера? — Мама, мама! Она точно все врет! Мамочка поверила мне, своей младшенькой доченьке, обещающей ей показать фото с музейной ночи. На следующий день я встретилась с Мином утречком, перед своими парами — вчера все-таки включила многострадальный телефон и договорилась с ним о встрече. Он поджидал меня за столиком в столовой, почти пустующей во время занятий и ожидающей перемены, когда толпа голодных студентов нахлынет за едой и напитками. Сейчас здесь находилось мало человек, и было непривычно для этого места тихо. Когда я прибежала, совсем чуть-чуть припозднившись, Шуга уткнулся в свой ноутбук, изредка что-то попивая. — Привет, я опоздала, были пробки, я спешила, спасибо, хочу пить, — выпалила я на одном дыхании, хватая газировку Юнги. Пока я глотала живительный холодный напиток, не в силах оторваться от бутылки, Юнги закрыл ноутбук, подпер руками подбородок и направил на меня осуждающий взгляд. — Что? — напилась, наконец, я. — Чего так смотришь? Я же извинилась за опоздание. — Твое получасовое опоздание меня волнует мало, Чип, — отозвался он, продолжая в упор глядеть на меня. — Вчера этого не получилось, потому что ты куда-то упорхнула, не предупредив меня, а теперь я хочу услышать полный и ясный отчет о твоих действиях в клубе. Я на пару секунд стушевалась. — Моих? Ты о своих-то действиях знаешь? — обвиняющим тоном спросила я его. — Ты помнишь, что ты вытворял? Помнишь?! — Нет. Расскажешь? — Расскажу. Расскажу! Ты… ты был великолепен! Просто великолепен! — громко закричала я на всю столовую, вспомнив его поведение. — Я до сих пор не могу отойти! Просто в шоке! Сидящие за соседним столиком девушки и парни с последнего курса юрфака тут же уставились на Шугу с любопытством. Он прикрыл лоб и глаза ладонью и слегка покачал головой. — Ты что орешь, Чип? Люди не так подумали, — прошептал он. — Я, конечно, великолепен, но не надо об этом рассказывать всем и каждому. — Великолепен? На что намекаешь, жук? — с глубоким презрением спросила я. — Еще одна ночь в отеле, и ты поймешь, — отозвался Шуга. — Но все-таки не оповещай о моих способностях этих людей. — А мне по фигу на людей. Давай, объясняй, зачем надо мною в клубе издевался, — понизила я голос до зловещего шепота. — Это ведь ты виновата. Бурундук. Зачем же ты напоила меня? Узнала, что в нетрезвом виде я не контролирую себя и решила… — он легонько поманил меня указательным пальцем, я наклонилась к его губам и услышала тихое и хрипловатое: — …задумала заманить меня в свои женские ловушки? Решила соблазнить? — Вот баран, — с чувством произнесла я, осторожно, за подбородок отодвигая его лицо подальше от собственного. Во избежание казусов. — Я жду объяснений, — вновь уселся он прямо, закинув ногу на ногу. Я поерзала на стуле, повздыхала и ответила: — Решила прикольнуться. Я же не думала, что ты станешь выкидывать такое. — И что конкретно выкидывать? — Мой мозг из черепной коробки. Мин, ты вел себя недостойно мужчины, — решила я его подразнить и принялась с удовольствием и подробно пересказывать его ночные злодеяния позапрошлой ночи. Если уж я виновна, то выберу стратегию «лучшая защита — это нападение», и буду обвинять во всем Юнги. Начала, я не по порядку, с того, как он приставал к рыжеволосой девушке, приняв ее за сестренку, и как непочтительно разговаривал с дедушкой и черноволосым парнем в очках. — Ты этого Минхёка конкретно бесишь, — сказала я. — Этой мой кузен, — отозвался беспечно Юнги. — Мой милый двоюродный братик. У нас конфронтация. Что еще было? Я продолжила, стараясь мастерски передразнить пьяного парня. Сначала Шуга даже улыбался, потом его улыбка стала гаснуть, и сам он стал серьезным, отстраненным. Когда я дошла до феерического предложения руки и сердца (специально оставила на «десерт»), то улыбка исчезла в неизвестном направлении. Юнги занервничал. А стоило мне упомянуть о том, что он называл меня не кем-то, а прекрасной Морской Богиней, Юнги вдруг перевел на меня глаза, и я с удивлением, переросшим в беспокойство, поняла, что они слегка покраснели. — Что с тобой? — тут же прервала я рассказ, забеспокоившись. — Ничего, — произнес Шуга, сцепляя пальцы на коленях с силой, так, что побелели костяшки. — Все в порядке. — А потом ты стал… — Хватит, я понял, что было, — довольно жестко прервал он меня, уставившись на собственные руки — теперь пряди волос полностью скрывали от меня его глаза. — Но я тебе самый прикол еще… — не желала умолкать я. — Ты вообще меня… — Прекрати, Юнни. Я все понял. Я приношу искренние извинения за такое поведение. Ты можешь попросить у меня все, что ты хочешь, и я исполню это в качестве компенсации. — Это… ты… — Закроем тему? — поднял он на меня уже ясные глаза, ставшие вдруг отчего-то еще более яркими, чем обычно. Юнги уже улыбался, как всегда, беспечно и очаровательно. — Не буду я ничего закрывать. Слушай дальше о своих поступочках, — заартачилась я. — Юнни, пожалуйста. — Я вчера тебе тоже пожалуйста говорила! — Пожалуйста. — Нет. — Пожалуйста, — вибрация его тихого, чарующего голоса с воздухом проникла в мои легкие, и, струясь по нервным клеткам и нейронам, попала в мозг, вместо меня отдавая ему приказ согласиться. — Ну ладно, ладно, — проявила я невиданную тактичность. — Что с тобой? — Стыд замучил, — отозвался партнер с холодной неестественной улыбкой. — Ненависть — самое сильное негативное чувство. А стыд — это ненависть, направленная на себя. Чувствуешь, как мне нехорошо? — Нет. Серьезно, что-то случилось? Мы ведь типа партнеры, — вспомнился мне договор (мой экземпляр лежал далеко в столе, запрятанный под кипой тетрадей). — Говори мне, что с тобой. — Когда ты решила меня разыграть, о партнерстве забыла напрочь, — укоряющее произнес он. — И еще я твоя клубничная фея. Из-за любимой страдаешь? — Да, — коротко и правдиво отвечал Юнги. — Я не хочу об этом говорить. — Не хочешь — не надо, — обиделась я, подумав, что он не доверяет мне. — Почему ты мне не доверяешь? — заело меня. Мы ведь ночь вместе провели! — Вспомни позавчерашнюю ночь, — отозвался парень, витая где-то в другом месте. Минут десять мы просидели, не проронив ни звука и, не глядя друг на друга. Я злилась на себя за свой поступок (ладно, ладно, он был недальновидным и идиотским!). Он тоже злился на меня, хоть и сидел невозмутимо. А еще я злилась на его друзей, на своих друзей, и на самого Шугу, еще на Тэхёна, но злость на Дженни затмевала разве что только нелюбовь к англичанке. — А, да, Юнни, я переслал тебе на почту логин и пароль почтового ящика твоего Клары, — нарушил молчание Юнги. — Пароль от его «аськи» и пары мест, где он еще зарегистрирован. — О, наконец-то! — обрадовалась я такому шикарному подарку, предвкушая, как смогу залезть во все тайны Тэхёна. — Но там нет ничего интересного. Клара — скучный и до ужаса приличный, — тут же разбил мои ожидания Шуга. — С чтением сообщений хуже — их мне пересылает друг. Но, поверь, и там нет ничего необычного. — А сюсюканья с Дженни есть? — Немного. Твой Тэхён парень не эмоциональный, и его сообщения не изобилуют «солнышками», «котеночками», «малышами» и прочей сладкой ерундой, а также признаниями в вечной любви. — Что, тоже такое не нравится? — спросила я. Терпеть не могу, когда парочка излишне сюсюкается. Брр… — Да, это часто звучит пошло, — задумчиво ответил Шуга. — А ты своих девушек как называешь? Шуга посмотрел на меня, как на малолетнего ребенка, решившего выведать у родителей, как на свет появляются детишки, и сказал: — По именам. — Как меня? — обрадовалась я. — Да, Бурундук. — Меня зовут Юнни, — плотно сжала я губы. Неужели трудно запомнить? А он продолжал: — Называть человека, которым дорожишь всеобщим «котеночком» неинтересно. — Интересно придумывать что-нибудь типа «Морская» или какая-нибудь там еще? — спросила я. Его лицо не дрогнуло, но взгляд, которым меня одарил Шуга, мне не понравился. — Это ты много чего выдумываешь. Кто я для него: Юнни или бурундук, все-таки. По именам он зовет своих многочисленных подружек, а специально что-то придумывает для тех, кто ему дорог? А я что, где-то между этими двумя категориями? Спросить, что ли? Нет, спросить не могу. Подумает, идиот, что он мне нравится или еще что-нибудь в этом роде. — Кстати говоря, ты, умник-разумник, когда всем скажешь, что мы не пара? — Когда? — задумчиво протянул парень. — Ты вообще сделаешь что-нибудь? — Тебе не кажется, что это немного поздно? Нам уже все равно никто не поверит, — спокойно отозвался Юнги. — Судьба нехорошо перетасовала колоду, и нам с тобой, играющим в паре, выпали плохие карты. — Что за глупости. — То, что мы якобы пара будет нашим прикрытием от Дженни и Тэхёна. Они точно не смогут нас ни в чем заподозрить, — решил вдруг Мин. — Оставим все, как есть. — Я не буду корчить из себя твою девушку, — заявила я тут же. — А этого и не нужно. Поверь, Чип, те, кому нужно будет, сами сделают правильные выводы, — вымученно улыбнулся Шуга. Что-то наш ветерок до сих пор в себя придти не может. Стыд? Какой стыд? Нашел дуру! Может быть, в его башке у Гоблина Морская Богиня что-то типа позывного? Спьяну принял меня за нее и в любви признался. Хохо, если бы я перепутала Юнги и Тэхёна, и призналась бы первому в своих сильных чувствах, то сейчас тоже бы сгорала от стыда. К тому же этот мелочный Мин как-то таки заставил мою душу испытывать что-то похожее на раскаяние за содеянное. Память услужливо подбросила кадр из прошлой ночи, когда я утешала этого красавчика-болвана, рассказывая ему басни про фей, и стыдно стало еще больше. Пару минут мы опять сидели молча. Я допивала его газировку и зачем-то разглядывала ящерку, вытатуированную на его шее. Изредка мой взгляд перебегал на его плечи, или руки, на лицо. А он смотрел в окно, чуть выше моей головы. Вроде бы спокойный, как статуя, но несколько раз он едва слышно вздохнул, и я еще больше занервничала. — Кстати, новое свидание Дженни и Тэхёна намечается на субботу, — продолжал Юнги. — И я знаю, где и во сколько. — Ого! А это значит… — я многозначительно замолчала. Мы встретились глазами и синхронно коварно улыбнулись, поняв друг друга с полуслова: мы продолжим свою Миссию по спасению нашей любви. Все-таки тонкий лед между нами, неожиданно появившийся сегодня, растаял. — Я обожаю тебя за понимание, — произнес Шуга. Я скромно пожала плечами. Мол, да, я такая. — Ой, они даже улыбаются одинаково, — восхитился кто-то, хихикая над моим плечом. — Прикольная пара, такая необычная… — Классные ребята. Я оглянулась и увидела за столиком рядом с нами трех девчонок. Все три клуши с благоговением глядели на Шугу (часть их восторга распространялось и на меня) Люди, действительно, делали те выводы относительно нас, которые были удобны им. — Пить хочется, — вздохнул Шуга, глазами ребенка-ангелочка глядя на пустую бутылку, содержимое которой уничтожила я. — Так пересохло во рту… — он тяжко вздохнул. — Ничего, слюны накопи и напьешься, — отвечала я ему сварливо. Зато одна из дур достала из сумки сок и торжественно вручила его Юнги со славами: — Вот, возьми, у меня лишний! Естественно он взял. Еще и спасибо сказал так, что девушка чуть не расплылась лужицей восторга. Он вообще, по-моему, неосознанно с девицами заигрывает! При живой-то мнимой девушке! — Как сок может быть лишним? Почему у меня нет с собой лишней пачки сока, или лишней бутылки, а у кого-то есть? — рассуждала я, зорко следя за тем, как пьет Шуга, и не отрываясь от него, глядит на девушку, угостившую его. Его наглый взгляд мне не нравился, поэтому сок я у него вырвала со словами: — Хватит пить, своей девушке оставь. Лопнешь. — Это ты лопнешь… — сказал он, Я слишком резко выдернула сок, и теперь стол, лицо и даже светлая футболка Шуги оказались забрызганными оранжевыми каплями. — Эй, ты что? — возмутился он. Я, не растерялась, быстро достала из рюкзака влажные салфетки и, вытянув вперед губы трубочкой и издевательски сощурившись, стала вытирать ему лицо, приговаривая: — Забрызгали маленького! Брюнет отобрал у меня салфетки, и пока он приводил себя в порядок, я с большим трудом (чтобы ему не оставлять), допила злосчастный апельсиновый сок. — Видите, какой у меня парень заботливый, девчата? — придвинулась я поближе к Юнги и положила ему руку на шею. — Даже сок мне оставил. Мой ненаглядный мачо. «Мачо» не понравилась такая формулировка, и вообще мои действия. Он попытался от меня отцепиться, но у него этого не вышло. — Какие у вас отношения милые, — нерешительно произнесла угостившая Юнги девушка. — Еще бы! Мой пупсик вообще парень приятный. Да? Вы же его знаете? Это тот самый Мин, Лаки Бой, Юнги и еще много кто, — Вещала я, больно потрепав Юнги по волосам. Потом, подумав, подула ему в ухо и положила голову на плечо. — Юнниюшка, перестань при людях себя так вести, — не переставая улыбаться, попросил Юнги. В ответ я обняла его сразу двумя руками. Тогда он решил действовать моими же методами и, обняв меня в ответ одной рукой, вторую по-хозяйски положил на колено и заявил: — Мое солнышко такое ласковое со мной. Правда, котеночек? — Оглобли прочь, — пихнула я его локтем в живот. За это Юнги издевательски поцеловал меня в макушку и положил ладонь уже не на колено, а на бедро со словами: — Какая ты сегодня игривая… Пара недвусмысленных поглаживаний, и я, изволочившись, укусила его за предплечье. — Черт ты паршивый, — прошипела я Юнги на ухо. Девушки изумленно наблюдали за нашими действиями. И не только они. Компанию юристов, да и только что пришедшие студенты, человек десять, не спускали с нас глаз. — Нет, ты определенно сегодня очень игривая, — прищурился парень, как кот. — Просто сводишь меня с ума. — Я просто вся горю… от страсти, — с перекошенной улыбкой ударила я его по ноге своей ногой. — Действительно, страстная, — прошипел он уже не столь добрым тоном и усадил к себе на колени, применив силу. — Ну ты подписал себе смертный приговор, Мин, — тихо, но выразительно произнесла я. И вы еще спрашиваете, почему нас потом называли странной парочкой? Да потому что мы постоянно вели себя так! Неестественно для влюбленных. Шумно, бурно, с переменным выяснением отношений. Очень глупо, неромантично, смешно. Мы то целыми днями не виделись и даже проходили мимо друг друга в университете, просто кивнув или помахав. То вдруг постоянно торчали вместе, не отходя друг от друга ни на шаг. То непонятно над чем смеялись, как укуренные травой, то начинали серьезно о чем-то беседовать, то вдруг нас пробивало на объятия (это случалось редко, но на виду у всех — как по заказу неизвестных мне высших сил). И тогда всем казалось, что в наших объятиях ужасно много нежности. Посторонние же не знали, что мы с этим наглым чокнутым «брюнетом с приветом» становились хорошими друзьями, объединенными общей целью, и мы не стремились посвятить всех в наши коварные планы. Да, все вокруг были уверены, что мы оба без ума друг от друга. И его друзья, и мои, и даже преподаватели. И все они считали, что в виду того, что и я, и он личности особые, свободные, творческие (не понимаю, с каких это пор я стала творческой), мы и выражаем наши чувства в соответствии с нашим мироощущением: нестандартно, то есть. Нестандартно мы порезвились и в столовой. Закончилось наше веселье тем, что я с силой толкнула в грудь Шугу, пытавшегося меня поцеловать, он со смехом свалился на пол, но потянул меня за собой. Вообще-то лежать на нем было приятно, но я быстро вскочила под изумленные взгляды наших соседей и соседок, а Юнги затеял забавную игру — решил поймать меня за ноги и вновь утащить на пол к себе. Пришлось побегать от него вокруг круглого столика, перепрыгивая через стулья. Естественно, я опять упала — из-за ног девицы, угостившей Шугу соком. — Вандалы! — взвизгнула буфетчица, до того спокойно читавшая книгу у прилавка. — Укурки университетские! Вы че делаете?! — Тетя, мы играем! — выдал ей Юнги и почти поймал меня за лодыжку. Я отпихнула его и поползла к столику. Когда в помещение столовой хлынула первая волна оголодавших студентов, их взору представилась дивная картина: на полу, почти что под столом, не в силах перестать ржать, развалился Юнги, а я с ногами восседаю прямо на столе и гневно высказываю ему все, что думаю о нем и его тупых играх. За прилавком, явно привлекая к себе внимание, стоит работница столовой и стучит по пустой кастрюле поварешкой. Народ чуть-чуть удивился, а, может быть, и не чуть-чуть, и мигом достал сотовые телефоны, заразившись модной в наше время привычкой запечатлевать все происходящее на камеру. Я и Шуга тут же резко поднялись на ноги, перестали лыбиться, теперь уже я схватила его за руку и поволокла к выходу. Выяснять отношения мы продолжили только в парке около здания университета и проторчали там пару часов. Чтобы меня успокоить, кареглазый открыл свой ноутбук, и мы вдвоем залезли я почтовый ящик Тэхёна, а также на все те сайты, где он бывал. Как партнер и говорил, ничего примечательного из его личной переписки я не узнала, чем и была сильно расстроена. По сотовому телефону Тэхён тоже не писал ничего особенно интересного. С Дженни он переписывался очень часто, но до «котенка», «солнышка» и прочего не опускался. Пару раз назвал ее милой, а еще писал приятные комплименты, показав себя истинным джентльменом, которому были чужды приторность и сахарная сладость в отношениях. — Какой же Тэхён у меня классный, — мечтательно сказала я Юнги. — Не то, что твоя Троллиха. Страшная, как твои глисты. — У меня их нет. — Есть! — Сообщила я ему. — У каждого человека есть глисты! Ты что, особенный? — Да. — Балда. Парень только глаза мученически поднял к небу. — Дженни — эталон женственности, Бурундук. Я с умным видом покивала. Тоже мне, знаток женщин. — Да ты максимум, что можешь оценить, это здесь, там и тут, — я красноречиво указа ладонью на бедра, потом на талию и на область груди. — Тут я оценил, — сообщил парень мне тут же с плотоядной улыбкой старого развратника. — А ты знаешь, что твоя Гоблинша ведет двойную жизнь? — с некоторым ехидством спросила я, как-то не задумавшись, что это сообщение может поразить Юнги прямо в его дон-жуанское сердце. — Что ты имеешь в виду под этими словами? — говоря это, брюнет, не спрашивая разрешения, улегся на лавку и уложил голову мне на колени. Я взглянула в его лицо и машинально потрепала по волосам, как любящая хозяйка своего породистого пса с шелковистой шерстью. «Хороший мальчик, хороший мальчик!», — набросили тут же очередные надписи два дежурных головастика. — Она у нас мадам раскрепощенная, — отозвалась я и поведала все, что сказал мне Хунмин о Дженни. — И что? — равнодушно спросил Шуга после моего красноречивого рассказа. Кажется, для него это не было тайной. Жалко, а я так хотела видеть его выпученные от жесткого удивления глаза. — Как что? — поразилась я. — Твоя принцесса оказалась не принцессой, а оторвой, а ты и ухом не ведешь! — Малышка Дженни может делать все, что хочет. В пределах разумного, разумеется. Это ее жизнь, и я уважаю ее увлечения, — проговорил он. — Да как так?! — возмутилась я. — Да если бы мой Тэхён оказался на самом деле не тем, кем его считаю я, я бы мигом его разлюбила… наверное. — Тогда ты не любишь его вовсе, — возразил Юнги и резко встал, приблизился ко мне так, что расстояние между нашими носами было не больше десяти сантиметров, и ответил хрипловатым манящим полушепотом: — Любишь человека за все, что в нем есть, а не за то, плохой он, хороший, или за то, что одевается стильно. Чип, ты совершенно ничего не понимаешь, — он дернул меня за нос и опять улегся на мои колени, явно перепутав их с подушкой. — То есть, ты знаешь, что она может быть другой? Не скромной вежливой леди? — Да. Я все знаю про Дженни. Ведь я люблю ее. — А откуда? — Что за странные вопросы, Чип? Знаю и все. Откуда ты знаешь, что Клара любит зеленый цвет? — Не зеленый, а красный, — машинально поправила я парня. — Вот видишь, знаешь же откуда, — отозвался он, одновременно что-то печатая в мобильнике. — Так и я…собирал о малышке сведения. По крупицам. — Партнер, почему наша жизнь такое дерьмо? — он взлохматил прическу и, по своей идиотской привычке, прикусил собственное запястье. Сильно — на нем даже красные следы зубов остались. Нет, он точно, вампир. А я — маленькая беззащитная Мэри-Сью, то есть, конечно, прекрасная и умная принцесса из волшебного мира… — Можешь и меня покусать, — издевательски протянула я ему руку. — Она чистая. Юнги осторожно взял меня за запястье, но не укусил — за это бы я ему точно в зубы дала, а поцеловал. Я вырвала руку и тут же обтерла ее о белую футболку Шуги. — Ты чего опупел? Кто тебе разрешал? — Твои глаза. Нет, серьезно, почему жизнь такая несправедливая штука? — И это говорит богатый, здоровый, красивый парень, которому даже армия не светит. Ты пафосен, как моя пятка. Что с тобой сегодня? — я опустилась перед Юнги на колени, не боясь запачкать в траве колени, шутливо положила локти к нему на колени и сказала важно, как королева планеты: — Хватит страдать по Ким, она этого не стоит. Тебе опять нужна помощь Ванильной Феи. — В прошлый раз она была Клубничной, — прекратил ныть парень. — А, точно. Какая разница? Затыкай фонтан жалоб, посмотри на меня, — я состроила рожицу, — и придумай следующий гениальный план. — Мой Бурундук — самый лучший Бурундук, — засмеялся вдруг он. Его настроение моментально изменилось. Нет, только что он не притворялся — я чувствовала это, и орел это чувствовал, просто Юнги обрадовался моим словам. Его радость выдавал не только задорный смех облегчения, но и богатая мимика, и жесты. Даже блеск солнечных лучей в карих глазах. — А ты хотел бы быть со своей любимой? — спросила я вдруг, через пару минут. Просто так, чтобы скрыть некоторую неловкость. Ненавижу чувствовать себя неловко. — Да, очень. Больше всего, — прошептал он серьезно, по-взрослому. — Тогда закрой один глаз, — велела ему я. — Зачем? — Закрой же. Он покорно прикрыл глаз и с милым детским любопытством посмотрел на меня. — Значит, хотел бы быть с ней вместе? — повторила я вопрос, усаживаясь на скамейку напротив него и болтая ногами. — Очень, поверь. — Размечтался, одноглазый! — сардонически захохотала я. Как я люблю эту дурацкую шутку, прямо до икоты. Юнги разочарованно выдохнул, надулся, вытащил из рюкзака жвачку и, молча, протянул ее мне. Знаете, как мирятся детишки: вот тебе жвачка, самое дорогое, что у меня есть с собой, давай дружить до второго пришествия. И мы еще целый час просидели на лавке вместе, спина к спине, болтая о всякой ерунде, а потом он довез меня на своем мотоцикле до дома. В этот раз никто из родственничков не увидел Мина.