Пять минут (пока мир отвернулся)

      – Один раз, – пока никто не видит, – и Микал повисает на шее у Евгения, отвечая на его поцелуй.       О да, и время выбрано, как по заказу: Зия повернулся к ним спиной, высматривая на холме неведомую Дезире, а Самые Главные делают вид, что наводят порядок в своих машинах. Весь мир словно дал им пять минут, чтобы попрощаться.       «– Евгений-Егений, ты музыкальный гений (sic! спорно!), но вот в жизни и в отношениях ты профан: ты умудрился профукать всю свою семью, ушедшую на тот свет раньше тебя, ты потерял свою группу и музыку, ты ездишь в машине с черной дырой, в которой теряешь все свои вещи, а теперь ты теряешь самую чудесную девушку, которую ты когда-либо встречал. И я, твой внутренний голос, – нет, не совесть, поскольку ее у тебя отродясь не было, – искренне возмущен твоей бестолковостью и слабостью. Да сколько ж можно-то все проебывать?!»       «– Заткнись хотя бы сейчас: я не заставлю Микал меня полюбить, она любит Зия, она – для него, а для меня – моя машина и дорога по кругу. Я не в силах удержать море в пальцах, а Микал – это море, и волны, и песчинки, это ветер, и это все – не для меня, мое время ушло», – мысленно ругается Евгений.       Так примерно и звучит в его голове, пока он целует девушку. Губы, соленые и слегка шершавые, будто пемза, пролежавшая на морском берегу, сейчас впиваются в него с такой страстью, словно Микал и вправду влюблена в него, – но бывший музыкант знает, что это не так, что это прощальный подарок, а потом они все разойдутся по разным дорогам. Мир дал им ровно пять минут, и, когда все, включая Зия, обернутся, Микал должна идти к другой машине, а Евгений – любоваться включающимися фарами своей красной развалюхи. И да, эти фары – тоже подарок девушки: она нашла в машине специальную кнопку включения, которая якобы давно не работала, – и машина из слепой стала зрячей, теперь она могла моргать и оповещать о себе издалека, а не как раньше, по-крысиному подкрадываясь к ленивому пешеходу или собаке. Им-то все равно, они уже мертвые, а вот Евгения это бесило, – его драгоценное авто, в котором он сочинил столько песен и потерял столько кассет, было не заметнее улитки.       Даже сейчас, пока истекают последние секунды поцелуя с самой лучшей девушкой в его загробной жизни, он вспоминает о машине, – но это и понятно, ведь Микал столько времени провела с ним и Зия, столько глупостей наговорила, столько раз сидела между ними, мешая Евгению водить, а потом подарила им две пары очков и сбежала, – потому, что у одного усатого мудака не хватило мозгов заткнуться, обсуждая в кафе то, кто из них раньше переспит с неожиданной попутчицей. Если бы он только знал, что девушка услышит их разговор, он бы прекратил, сразу же прекратил нести чушь, да. Но, но, но…       «Блядь, если не сможешь ей признаться, то хотя бы извинись за это ваше с Зиа «никто из нас с ней не переспит»! Хоть это ты можешь сделать, кастрат эмоциональный?!» – внутренний голос продолжает наказывать Евгения.       «Заткнись. У меня остались последние мгновения с ней наедине, когда мои губы тают в ее, и я не собираюсь тратить это время на разговоры. Мои извинения не исправят ситуацию. За такое не извиняются, – это как сказать: «Извините, я говно, но таким и останусь, так что терпите мою вонь». Так что последний раз повторяю тебе, недосовесть ты моя: захлопнись и уйди в себя, и, ради дьявола, возвращайся не скоро, – я не буду ждать тебя», – музыкант прерывает диалог с голосами в своей голове и еще крепче сжимает хрупкие плечи Микал.       – Все, время вышло, нас заметят, – шепчет Микал, разрывая круг их рук. – Прощай. И будь счастлив.       – Но, Микал, постой… я только хочу сказать… – Евгений пытается ее удержать.       – Я знаю. Но я не могу ответить тем же. Просто найди себе ту, с которой чудеса станут привычным, обыденным явлением, без усилий. Найди себе ту, которую ты захочешь чему-то научить, а она, в свою очередь, научит тебя творить чудесное. Я знаю, все так и будет, просто ищи, не останавливайся, – быстро говорит девушка.       – Но я уже нашел тебя. Ты все это умеешь, ты все это знаешь, ты показала мне чудо…       – С фарами? Там была простая догадка, а не чудо, Ев, – смеется Микал. – Я просто нажала на ту кнопку, которую «нельзя было трогать, потому что она сломана», вечный ты зануда!. Я такая, – вечно тычу пальцами не туда, куда надо. Это не чудо, а обычное болезненное любопытство и желание сделать наоборот, – я не люблю, когда мне указывают. И да, я – не для тебя, ты – не для меня, так что нам лучше разойтись, – Микал хмурится и пытается уйти, но Евгений удерживает ее за тонкое запястье.       – Я просто хотел извиниться за тот дурацкий разговор в кафе. Я совсем не это имел в виду. Конечно, я не собирался спать с тобой, и ты не обязана расплачиваться своим телом за то, что ты едешь с нами, – я ведь понимаю, как прозвучали мои слова. Но я точно-точно, совсем, абсолютно, стопроцентно не это имел в виду. Просто на меня навалилось, только и всего. А на словах про тебя я сорвался, и из меня полезло все дерьмо. И я не навязываюсь к тебе с чувствами, – я знаю, что ты любишь Зия. Но я не хочу, чтобы ты ушла так, обиженная мной.       Лицо Микал теплеет.       – Я не обижена тобой, Ев, – ты обычный глупый мертвый мужчина, а я – обычная глупая мертвая девушка, которая хочет вернуться домой, потому что попала сюда по ошибке. Мы пойдем разными дорогами, и нет смысла портить прощание недомолвками. Ты хоть и глупый, но хороший, и тебе нужна не я, а мне нужен не ты, так что – прощай и удачи.       Она уходит, но в последнюю секунду бежит назад и повисает на шее у Евгения. И этот поцелуй уже ни капли не вежливый и не осторожный, – она кусает его, почти рвет на части губы, впивается в него, потому что знает: это точно навсегда, и нужно оставить свою метку, если еще в силах это сделать. Потом она спрыгивает, вырывается из рук музыканта и быстро уходит ловить другую попутку.       Евгений вытирает кровь с губ – и в этот самый момент мир опять начинает жить и замечать Евгения: Самые Главные отрываются от своих машин и шныряют вокруг, а Зия, так и не увидевший Дезире, подходит к другу:       – А где Микал? Вроде только что была здесь.       – Она попутку поймала и уехала. Ты бы еще дольше ушами хлопал, – печально отвечает Евгений.       Зия чешет в затылке.       – Вот как? Уехала? И куда направилась?       –Ну, извини, мне не отчиталась, – только просила передать, что вы с ней еще встретитесь. И вообще, ты же вроде Дезире искать собрался? Так давай поедем уже, сколько можно тут киснуть?       Зия вздыхает.       – Ладно, ты прав. Поехали искать Дезире. А Микал…если повезет, то мы с ней найдем друг друга.       – Очень надеюсь, что не повезет, – буркает Евгений, заводя мотор.       Они едут молча. Евгений думает о той, которая легче воздуха и солонее моря, которая так бесила его постоянной болтовней и тем, что потихоньку влюблялась в Зия, – а теперь без нее в машине пусто, только очки напоминают о Миквл. Но лучше не вспоминать, потому что живое чудо ушло, сбежало от того, кто его не понял, не признал.       Нанук, конечно, хорошая, – она научила Евгения менять цвет рыбы голыми руками, она увезла его на север и показала место, где снег круглый год, а небо озаряется северным сиянием, похожим на ядерный взрыв, с ней Евгений вновь вспомнил о музыке, – но она не Микал, она не море и не волна, она не та, что исправляет запрещающие знаки. Микал досталась Зия, и она оба вернулись на землю, в мир живых, а Евгений теперь точно знает: чудо бывает только однажды, все последующие – лишь суррогаты, копии.       Будь счастлива, не мое потерянное море, не моя чудесная Микал. Север не лучше вашей земли, но я не думаю, что твое решение вернуться было ошибкой: ты знаешь, когда нужно делать то, что тебе хочется, – тогда, когда ты жить без этого не можешь, даже после смерти. Чудеса случаются непосредственно, когда ты не прикладываешь к их свершению никаких усилий, кроме своего желания и чистой веры в совершения чуда, – и ты, Мик, пошла именно по такому пути. Ты полюбила и вернулась за своим Орфеем на землю, в то время как он разыскивал мифическую Эвридику-Дезире здесь, в мире самоубийц. Я же не буду никого искать, а пойду вместе с моим Вергилием-Нанук на север, на ее родину, – потому что так надо.