«Я… Я поистине восхищаюсь им. Лицо, полное храбрости и воодушевленности, порой донельзя серьезное, но быстро смягчающееся и становящееся еще более привлекательным. Он достаточно силен, но… Сколько ни старайся, оставленный когда-то жизнью отпечаток боли дает о себе знать. Также и с ним. Я… Могу ли я разделить с ним его страдания? Мне бы так хотелось защитить его…»
На выжженной степи, неподалеку от скалистых гор со вздымающимися вверх черными пиками, расположились хозяин этой великой пустоши и его друг из прошлого. Небо давно не горело огнем, нескончаемая буря стихла и установилось мертвенное спокойствие, иногда разрывающее душу белоснежному наследнику «кладбища» своей непоколебимостью. Время остановилось еще двести лет назад, с приходом Иблиса, когда огонь разрушения подверг весь мир мучительному вымиранию. Попытка за попыткой, неудача за неудачей, однако ничто не смогло сломить силу воли Сильвера, за что в итоге победа была одержана спасителем будущего. И сейчас… После всех тех безумных дней на грани отчаяния и желания идти дальше, сейчас казалось бы, все должно быть хорошо. По крайней мере, в этом пытался убедить себя Сильвер. Но что он чувствовал на самом деле? Его мотивы оставались все также искренними, но... Он и сам не заметил, когда привычные, всегда контролируемые, рациональные мысли изменили свой ход, превратившись в тягучую, вязкую массу оборванных слов, которые изредка соединялись в логичную цепочку, дававшую отклик далеко в глубине сознания. Этот патологичный переход напоминал кессонную болезнь. Слишком быстро поднялся на поверхность, перейдя из зоны высокого давления в низкое, газовая эмболия, летальный исход. Исходом же Сильвера после победы над мировой катастрофой, заполнявшей все его существование с самого детства, являлся мыслительный паралич, сковавший разум и оставивший на месте былого смысла вакуум. Назойливый ветер ворошил серебристую шерстку ежа, порой непроизвольно вздрагивающего от неприятных мурашек, пробегающих вдоль всего позвоночника. Сильвер уселся на землю, обхватив руками колени, и откинув голову назад, будто бы пытаясь заметить что-то в тусклом небе, позволяющему иногда пробиваться солнечным лучам. Заметив весьма несвойственное его другу нервозное состояние, еж еле слышно обратился к хамелеону: — Знаешь, я не сразу понял твою просьбу о путешествии сюда. Так что же ты хотел? Эспио поднял взгляд на задумчивого ежа, пытаясь угадать его настроение. Он решал, с чего начать разговор и стоит ли сразу выдать все начистоту. — Знаешь, ведь в последний раз мы, кажется, виделись на совместных миссиях… И твой вклад в нашу победу был огромным, за что я еще тогда хотел выразить тебе свою благодарность. Но все произошло как-то быстро, мы толком не успели попрощаться. Мне бы… Да и всем нам хотелось, чтобы ты знал, что всегда можешь положиться на нас. В твоем мире все наконец-то уладилось, но ты же совсем один и проводишь большую часть времени тут. — Миссии… — тихо протянул Сильвер, не отводя взгляд от объекта изучения. — Кажется, это было так давно. Это навевает мне о приятных воспоминаниях. Мы и вправду сто лет не виделись. Еж опустил голову на колени, прикрыв глаза, и тем самым, снова заставляя своего собеседника замешкаться. О чем тот сейчас думал? Эспио казалось, что давление тишины нарастало с каждой секундой: все сильнее и сильнее оно сносило остатки мыслей, оставляя лишь тревожную пустоту в голове.***
Флешбек
— Эсп, смотри, как он переливается! — восторженно восклицал Сильвер, обращаясь к напарнику. — И их здесь так много. Кто бы мог подумать, что в долине чао встретишь столько янтаря, — задумчиво оглядывая берег извилистого ручейка, ответил Эспио. Сильвер поднес золотистый камень к лицу хамелеона, переводя взгляд то на объект вызванного восторга, то на глаза Эспио, и, кажется, на лице исследователя с новой силой заиграла по-настоящему детская радость. — Цвет твоей радужки точь-в-точь, как этот камешек, — вынес вердикт Сильвер, закончив наблюдение. — Хм… Значит, как и у твоей. У нас же ведь одинакового цвета глаза, так? — подметил Эспио, внимательно вглядываясь в глаза напарника. На мгновение Сильверу показалось будто краски внешнего мира размылись, а сами реалии ушли на второй план, и сейчас остался только пронизывающий взгляд Эспио, который, подобно тонкому острейшему лезвию, стремился «вскрыть» не радужку глаз, а куда большее: что находилось далеко за пределами видимого, что смог бы обнаружить не каждый. Течение реального времени потеряло всякий смысл, ибо там, где ненароком оказался Сильвер, секунды превращались в часы, а пространственная ориентация и вовсе была утеряна. Ежу удалось «вернуться на землю», только когда он почувствовал непонятно чем или же кем вызванное ворошение в своем нагрудном мехе. — Ох, привет, маленькое чудо, — гладил по голове чао Сильвер. — Ну не прелестные же они, скажи, Эсп? — не решаясь поднять глаза на друга, еж старался перевести тему разговора и наконец прийти в себя. Остаток времени они провели порознь, каждый занимаясь своим делом. Сильвера буквально атаковали своей нежностью чао, забираясь к тому на руки и борясь за местечко на мягчайшей «подушке» — мехе ежа. Эспио же отправился на изучение местности по берегу ручейка. Однако обоих занимала одна и та же мысль. " Что это, черт возьми, было… — разговаривал с самим собой Эспио, прокручивая снова и снова недавнюю сцену. — Он выглядел таким… уязвимым? И что за непокидающее, щемящее ощущение, силу которого, к тому же, невозможно контролировать… Я хотел его защитить, но от чего? Мне страшно открывать эту завесу. Я знал. Я знал, еще до сегодняшнего дня, что с этим заносчивым, упертым лидером, любящим все делать по-своему, далеко все не так просто. Этот еж стал для меня интереснейшей загадкой. И я больше не в силах отрицать совокупность эмоций и чувств, что он вызывает во мне. Но насколько я могу быть уверенным в том, что испытываю? Это кажется мне совсем неизведанной областью, темным лесом, в котором заблудиться в два счета — и пиши пропало: и былой самоконтроль окончательно потеряешь, и возможность разумно анализировать… Мог бы решить что-то разговор с Сильвером? Определенно не сейчас. Ему приходится очень несладко, и единственное, что я могу сделать — это хоть немного помочь ему в борьбе за его будущее. Этот разговор вполне может поставить под вопрос нашу дружбу, и к тому же…» Раздался звонок коммуникатора, не дав Эспио спокойно закончить мысль, что вызвало у того раздражение. Из устройства донеслось громогласное приветствие Вектора с последующими вопросами о продвижении расследования исчезновения чао. Отделавшись парой-тройкой слов, Эспио, не дослушав извечных напоминаний крокодила о важной финансовой составляющей задания, оборвал связь и отправился обратно к напарнику, по дороге стараясь собраться с мыслями и привести в порядок чувства. Подходя к месту, где они недавно отдыхали с Сильвером, Эспио не сразу заметил ежа и начал говорить на автомате: — Сильвер, нам… — подняв взгляд на того, к кому он обращался, Эспио оказался слегка в замешательстве от увиденной картины, потому не смог продолжить то, что хотел сказать. Эспио думал, что, должно быть, сам Морфей посетил долину чао в его отсутствие, пустив все живое в свои сладкие объятия. Расположившись в тени низкорослого, раскидистого деревца, полулежа дремал серебристый еж: голова его была чуть опущена и наклонена вбок, иглы слегка растрепаны, а лицо передавало ту сладостную глубину волшебного мира, в которую провалился спящий. На груди Сильвера сопели два самых проворных чао, сумевших отвоевать у своих братьев идеальное места для сна. Кто-то сумел уместиться на раскинутых руках ежа, а кто-то попросту довольствовался густой прохладной травой, иногда приятно щекотавшей от дуновения ветерка. Атмосфера сонного царства так и манила Эспио прилечь рядом, ненадолго забыться, засыпая, почувствовать приятное падение в бессознательное, и, в конце концов, банально отдохнуть. Пытаясь протрезветь от застилающей пелены дремоты, потирая виски, Эспио медленным шагом направился к Сильверу. Присев около того на колени, он, еле касаясь, притронулся к бархатистой щеке и, надеясь, что его действия не разбудят ежа, принялся слегка поглаживать ее. Спустя пару мгновений, за которые увлекшийся хамелеон явно не успел насладиться своим занятием, Сильвер приоткрыл глаза, сонно потягивая руку к лицу, не совсем понимая, что происходит. Столкнувшись взглядом с недоумевающим ежом, Эспио буквально замер, вовсе позабыв о руке. — Э…Эспио? — голос Сильвера хоть и был заспанным и тихим, однако, вырвал хамелеона из оцепенения, разом вскочившего на ноги. — Да, я… Кхм. Хотел сообщить, что нам пора идти, — стараясь как можно сухо, сказал Эспио, мысленно молясь о том, чтобы его друг был достаточно в сонном состоянии, дабы не понять его действий. Наспех собравшись, напарники покидали долину в сопровождении своих маленьких, успевших привязаться, друзей, успокаивая их обязательным скорым возвращением. И каждый уносил из долины что-то свое, особенное, будь то новые мысли, или же просто камешек, найденный на берегу, и отныне ассоциирующийся с глазами любимого.Конец флешбека
***
Спустя несколько минут молчания Сильвер тихо вздохнул и повернулся к бывшему напарнику, впервые за нынешнюю встречу, посмотрев тому в янтарные глаза. На лице белоснежного ежа засияла свойственная только лишь ему мягкая улыбка, которую хамелеон мог отличить от тысячи других. Пожалуй, Эспио мог предполагать, что знал Сильвера лучше и ближе других, посему понимал, что за его улыбкой стоит гораздо большее, чем простое желание казаться приветливым. То, что вряд ли можно выразить словами. Возможно ли описать гнетущее, неумолимое отчаяние, корни которого произрастают в самой глубинной части души, так, чтобы твой собеседник прочувствовал всю его силу? Отчаяние, граничащее с безрассудством, от которого ты либо бросишься в безмолвную пустоту, оставив себя на съедение своим же демонам, или от которого посеешь ростки всеобъемлющей ненависти и полностью лишишь себя связи с внешним миром. Эспио понимал и без слов, что Сильверу необходимо было дать ощущение опоры в его свободном падении в пустоту. Раздвинуть барьеры, что тот сам же возвел посредством аскетизма, разорвать руминации, что пожирали его разум минуту за минутой, и помочь ему вырваться из мучительных оков. «Я должен дать ему ощущение того, что он нужен. Это долг. Долг того, кто возложил на себя ответственность разделять страдание любимого,» — заключил про себя Эспио, приведя в порядок мысли. — Мне бы не хотелось, чтобы ты об этом переживал, — мягко сказал Сильвер, стараясь успокоить друга. — Да, я все еще не могу привыкнуть к этой тишине вокруг. Это безмолвие до сих пор кажется мне подозрительным и неестественным. Однако моему миру теперь ничего не угрожает: Иблис запечатан, Нега покоится под каменными завалами и вряд ли когда-то сможет оттуда выбраться, ежели он остался в живых, но это вряд ли. Я могу с гораздо большей уверенностью смотреть в будущее, ставить перед собой новые задачи. Мне предстоит еще много работы здесь. И много в чем надо разобраться. Я думаю, что только в одиночестве я смогу решить свои внутренние конфликты… В этот момент подул резкий ветер, нисходящий с горных вершин, приведший в стихийный танец багряные листья, что моментом позднее оказались на голове Сильвера. Приведя в порядок иглы, еж задумчиво покрутил в руках один из листочков и проговорил: — Изменения можно увидеть только в сравнении, по прошествии времени. Находясь здесь день за днем, я не замечал ничего нового. Прошло всего 5 лет, а все начинает понемногу оживать… Тебе это не кажется удивительным? — все с той же неизменной улыбкой произнес Сильвер. — Да… Наверное, — чисто механически ответил Эспио, не слыша, что говорил ему друг. Мучительное ощущение, будто в твой живот медленно вонзают нож, не покидало хамелеона, отчего он отвернулся от Сильвера, опасаясь что выдаст свои эмоции. — М? Эспио? Все в порядке? — удивленно спросил еж, кладя руку на плечо друга. — Пойдем дальше, мне еще есть, что тебе показать, — тот заботливо протянул руку своему спутнику, помогая тому подняться. Они выдвинулись в путь к горным обрывам, у которых, по словам ежа, происходила финальная битва с Иблисом. Указываемое Сильвером направление не говорило Эспио почти ни о чем, и, соответственно, он не предполагал, насколько дорого ежу это место. Хамелеону лишь предстояло узнать, какой же смысл несла в себе эта битва, и какой след оставила в душе Сильвера. Время близилось к вечеру, небо еще больше затянуло облаками, лишь изредка позволяя солнцу одаривать двух странников своим теплом. Они преодолевали подъем за подъемом, порой останавливаясь на незначительные заметки Сильвера об округе. Эспио было не впервой передвигаться по такой местности, однако он с теплом принимал руку помощи спутника. Ветер все также неприятно сопровождал их, обдавая на высотах еще более холодными волнами, вызывая непроизвольные вздрагивания. Разреженный воздух будто покалывал легкие, заставляя делать более глубокие и шумные вдохи. Миновав вздымающиеся, местами зеленеющие, холмы, они добрались до обширного каменистого плато, на котором, в отличие от остальной, ранее виденной ими местности, не было ни одного признака растительной жизни. Немного переведя дыхание, они направились к скалистому обрыву, замечая уже издали будто кем-то искусно отделанные линии кряжей, весьма живописно выглядящих в лучах дымчатого вечернего солнца. Расположившись на прогалине меж обрывом и оставленным позади плоскогорьем, двое завороженных спутников любовались открывшейся перед ними картиной на редкость красивого заката, смешавшего в себе розовые, оранжевые и лиловые краски, и залившего всю расстилающуюся бездну приятным светом. — И кто бы мог подумать, что под вечер столь облачного дня небо так запылает огнем. Посмотри только, как освещены гряды холмов, только в такие дни можно заметить всю их рельефность, — слегка прищурившись, Сильвер неотрывно смотрел в простирающуюся даль, переводя взгляд то на неестественно горящие алые низины, то на цепь горных вершин, окутанных малиновой дымкой. — Но это зарево отличается от того, что было с самого раннего утра до поздней ночи при Иблисе. Знаешь, раньше здесь так не было, — тон Сильвера сменился на более серьезный, — раньше здесь было не пройти: днем и ночью раскаленный воздух, постоянные сходы лавы, везде сновали отребья Иблиса. И сколько не добивай их, меньше не становилось. Казалось, что у этого ада конца-края нет. Каждый день одно и то же. Безрезультатно. Сейчас, вспоминая об этом изо дня в день, я не понимаю, на чем держалась моя мотивация. Точнее, я не могу это описать. Это чувство внутри, я просто знал, что я несу огромнейшую ответственность за этот мир и его благосостояние. Была ли у меня возможность бросить все это? Конечно, была. Выбор есть всегда. Даже когда ты не принимаешь никакого решения, ты все равно выбираешь. Я бы мог оставить все попытки спасти этот мир. Мог, но… Со мной бы умерла последняя надежда на спасение, понимаешь? Я никогда не видел для себя другого пути, кроме как безостановочно идти в бой. У меня отняли все, за исключением одного — свободы выбирать свой собственный путь. Сильвер сжал руку в кулак до боли в костяшках, на мгновение закрыв глаза, ощущая себя снова обуянным разрушительным огнем бедствия. Эспио же внимательно слушал друга, стараясь не упустить не слова; он чувствовал как тревога в груди нарастала бешеными темпами, разрушая былое спокойствие, с большим трудом восстановленное еще тогда на поляне. С одной стороны, ему хотелось прикоснуться к Сильверу, что-то сказать, растормошить, чтобы не дать полностью погрузиться в болезненные воспоминания прошлого. С другой, выслушать, попытаться разделить с ним его боль, прочувствовать то, чем жил его возлюбленный — это то, чего ждал Эспио очень долгое время. — Я был не одинок в своем выборе. Со мной была она. Я не помню, как Блейз появилась в моей жизни. Кажется, будто мы всегда были знакомы. Она была для меня воплощением стойкости, непоколебимости, упорства, ее силе духа и самоотверженности нет равных. В тяжелые дни сомнений она напоминала мне о моем долге, помогала заново вставать на путь, когда снова и снова я разбивал колени в кровь от падения в отчаяние. Когда на кону стоит сохранность целого мира и ставится под вопрос само его существование, очень легко под таким давлением принять неверное решение и оказаться во тьме. Но поистине был только один выход, благодаря которому я смог успокоить душевные терзания — принять всю боль и отчаяние, что было уготовано мне. Столкнувшись с безвыходной ситуацией, я был поставлен перед лицом судьбы, которая никак не может быть изменена, и мне предоставился случай осуществить смысл страдания. Я бесконечно благодарен Блейз за то, что она помогла мне найти этот смысл, и освещала мой тернистый, темный путь своей верой. Верой в меня. Но… Но моя лучинка погасла, — голос Сильвера стал настолько глухим, что, казалось, доносился из самых недр его души. — А знаешь ли ты, почему? Эспио догадывался, о чем идет речь, и, несмотря на боязнь прочесть в глазах Сильвера боль, он молча поднял на него взгляд. Однако его встретила не боль, вовсе нет. Застывшее выражение лица, ужасающее своей растерянностью замешательство, паника, оцепеневший взгляд в пустоту. Казалось, что вот-вот его тело зайдется дрожью, а из глотки донесется немой крик. — Она погибла. За мое будущее. Она отдала свою жизнь за спасение моего мира, — дрожащим полушепотом продолжил Сильвер, — она верила в меня. В то, что я выживу любой ценой и продолжу борьбу. Моя жизнь неразрывно связана с ней. Она увековечила себя этой жертвой на моем пути. Ее отречение от жизни во имя этого мира, причем даже не ее родного, было озарением в сознании, таким ярким, несравнимым ни с какой эмоцией, испытываемой мною до этого, но невероятно быстро потухшим, секундным ослеплением, что моментом позднее сменилось на беспросветную тьму. Она верила, что я перейму ее волю, но… — он внезапно закрыл рот ладонью, сделав несколько рваных коротких вдохов. Сильвер резко поднялся, отвернувшись от друга, что все также сидел на краю обрыва, не отводя взгляда от ежа. Сделав два небольших шага и облокотившись о скалу, Сильвер втянул голову в плечи, все также не давая видеть свое лицо. — Послушай, я… — хотел было что-то сказать, собравшись с мыслями, Эспио, как вдруг его прервал звонкий, неестественный, истеричный смех Сильвера, закрывшего лицо ладонями. — Но я ничего не смог сделать! Ничего! Провалился! Упал! Растворился во мраке! — Срывался на крик Сильвер. — Знаешь, что самое прекрасное на дне? То, что оттуда есть только один путь — наверх. Так вот, я даже не могу достичь дна! Это бесконечное падение! Фрустрация! Мне вверили целый мир, но зачем он мне, если я не нужен себе?! Ты можешь себе представить, насколько бесценна жертва Блейз? И насколько я ее обесценил? У меня больше… нет пути, — сказав на одном дыхании, Сильвер неожиданно замолк. Воспользовавшись внезапным молчанием Сильвера, Эспио как можно тише подошел к ежу, аккуратно обхватив его плечо и разворачивая к себе. На персиковом лице влажные следы от текших слез, руки, в напряжении сжимавшие собственные плечи, потерянный взгляд, направленный на Эспио, но будто проходящий сквозь, не видящий ничего перед собой, и… Улыбка? Но откуда? Почему? Сейчас, когда впервые за долгие годы, он смог кому-то обнажить душу и рассказать о тяжести существования, на его лице все равно остается улыбка? — Нет пути. Нет желания. Нет смысла. Теперь у этого мира есть будущее, но без меня, — обреченно смотря в пустоту, монотонно проговорил он. — Сильвер… Я не понимаю, почему… С чего ты решил, что у тебя нет будущего? — Эспио хотел прекратить монолог ежа, вызвать в нем хоть что-нибудь, чтобы вернуть его на землю. — Я просто отрезал себя от этого мира. Попытался избавиться от насаждающего чувства времени. Я оказался вне действительности, в подвешенном состоянии, будто мог прочувствовать грань между сознанием и реалией. Все, что меня связывало с этим миром — моя материальная сущность. Это отрешение было подсознательно сработавшим инстинктом самосохранения. Если бы не он, то… Я не знаю, до чего довело бы меня осознание того, что своей потерянностью я обесценил ее жертву. — Но что сейчас, Сильвер? Что сейчас? Тебе не нужно бежать от себя. Я верю, я знаю, что у тебя есть та сила, тот стержень, что поставит тебя на ноги и даст опору. — В мире не существует более действенной помощи для выживания, чем знание, что твоя жизнь имеет смысл. Я знаю, что смысл невозможно создать, его можно только найти. Я проходил через это. Она меня подтолкнула к поиску. И тогда я знал, что передо мной лежит весь мир, через который мне нужно пройти, чтобы прийти к самому себе. А что сейчас? Мой фундамент оказался столь непрочным, что он развалился по частям при первом глубоком эмоциональном потрясении. За ним все разом: желания, цели... Бессмысленность поглотила меня. А я даже не сопротивлялся, я никак не мог ей противостоять. И чего теперь стоит мой смысл? «Круг» мыслей сузился до элементарного. Слова перестали складываться в предложения, заедали бессмысленные фразы, вызывающие притупленное, медленно нарастающие отчаяние, доводящее до безрассудства. По началу, когда я остался один, мне казалось, что я просто не могу оправиться от шока, и мне нужно время. Прошел год, второй, наступил третий. Казалось, я почти смирился, но когда появился Нега, и над моим и вашим мирами повисла реально опасная угроза, я будто ненадолго очнулся и вспомнил о долге. Сейчас я бы сказал «спасибо» тому «я», который отважился пойти в бой. Тогда случилось что-то важное для меня, «что-то», чему я до сих пор не могу дать пояснения, — Сильвер оттянул край перчатки, сняв несколько раз обвязанный вокруг кисти браслет, и протянул его Эспио. — Я даже тогда не заметил, что ты взял его, — с удивлением сказал хамелеон, слегка улыбаясь. — «Точь-в-точь как наши глаза». Такой красивый. Жаль, что ты не взял с собой. — Я и без того помню, что у тебя красивые глаза. Неожиданный комплимент не мог не смутить Сильвера, отчего тот неловко усмехнулся, отводя взгляд в сторону. Внутри себя Эспио ликовал: он специально пошел на необычный для него шаг, чтобы вывести Сильвера из разговора с самим собой и заставить эмоционально среагировать. Взяв Эспио за руку, что так цепко держала его плечо, и накрыв ее своей ладонью с янтарным браслетом, Сильвер немного неуверенно продолжил: — Хотя я немного соврал тебе. Тем, что меня связывало с реальностью, являлась не только моя материальная сущность. Но еще и это, — их пальцы переплелись, держа между собой камешек. — Он напоминает мне о днях, когда я мог ощущать на себе ценность жизни благодаря родившимся во мне чувствам. Пусть даже это было всего лишь моментом. И казалось мне тогда побегом от страдания, что я должен был вынести. Я никогда не пытался оправдываться и жалеть себя. Но порой мне становится легче от мысли, что мое падение осуществляет тот же смысл страдания, что я испытывал, борясь с Иблисом. И этот янтарь — напоминание о том, что во мне есть та жизненная сила, рождающаяся в любви и страдании. Но в темные дни, когда мой разум покрыт пеленой сомнений, отчаяние сжимает глотку и, кажется, будто земля уходит из-под ног, я не могу увидеть, прикоснуться к источнику этой силы. Однако я верю, что он есть. Я верю благодаря тебе, Эспио. Отбросив все тревожные мысли, Эспио свободной рукой обхватил Сильвера за талию, прижимая к себе. Положив голову тому на плечо, он тихо проговорил: — Я защищу тебя, и мы вместе пройдем этот путь. Ладони плавно скользят по телу, переходя на шею и выше, к щекам. Гладят со всем трепетом и нежностью, аккуратно, как когда-то давно. Но ощущения — совсем другие. Точные от скул вниз движения, вырисовывающие форму лица, и наверх, к губам, где прикосновения становятся еле осязаемыми. Десятки проведенных, незаконченных линий, каждая из которых отзывалась волнующим трепетом внутри. — Как хорошо, что я могу прочувствовать это сейчас в полную меру. В саду чао, я не мог дать себе насладиться моментом так, как хотелось. Однако твоя реакция была бесценной, — Сильвер прислонил голову к раскрытой ладони. — Так значит, ты знал… Я тогда вообще-то здорово смутился, — наигранно серьезно ответил Эспио. — Видел бы ты тогда себя со стороны, это было очень забавно и мило, — подначивал еж. Тепло чужого тела, ощущаемое лицом дыхание, окончательно сбивало Эспио с толку, заставляя перейти черту дозволенного. Границы личного пространства были окончательно стерты, а условности вовсе позабыты, когда их губы сомкнулись в невинном, легком поцелуе. Слегка отстранившись от покрывшегося заметным румянцем ежа, Эспио прошептал в самое его ушко: — Теперь настал мой черед забавляться твоим смущением. Уже более уверенно, но все также нежно, повторяли плавные неотрывные движения губы, постепенно действуя все настойчивее, позволяя языкам сплетаться друг с другом. Были ли они опытными в этом деле? Скорее нет, чем да. Но им нравилось узнавать друг друга, нравилось позволять брать чувствам вверх над тревожными мыслями «Уверен ли я в том, что поступаю правильно?». К черту правила и то, как должно поступать. Сейчас важно лишь происходящее здесь и сейчас: свободно гуляющие, взъерошивающие белоснежную шерсть пальцы, затуманенные взгляды в коротких промежутках между поцелуями и ненасытное желание еще больше владеть телом партнера. Когда чужие руки спустились ниже поясницы, поглаживая и слегка приминая бархатные бедра, Сильвер отстранился, держа хамелеона за плечи и глубоко дыша. — Если тебе не нравится, то… — Прости, — прервал того еж, — я не хотел тебя останавливать. Просто все эти ощущения мне незнакомы, и… Это все в первый раз, — потупив взгляд, робко закончил Сильвер. — Тогда доверься мне, — улыбнувшись мягко ответил Эспио, снова притягивая к себе застенчивого ежа. Немного успокоив Сильвера неторопливыми ласками, Эспио аккуратно, приобняв за талию, прислонил его спиной к скале. Оказавшись в почти что обездвиженном положении, будучи прижатым всем телом, Сильвер понимал, что он по сути не давал отказа, и поэтому никуда ему теперь не деться от блужданий рук по местам, еще неизведанным хамелеоном, багровых отметин, так заметных там, где шерсть короче, а кожа нежнее, влажных дорожек, оставляемых склизким языком, и еще много от каких невероятно приятных вещей, в желаемости которых было столь стыдно признаваться. Откинутая назад голова открывала прекрасный вид на изящную шейку, к которой тут же прильнул язык хамелеона, оставляя влажный след от ключиц до подбородка. Сильные руки подхватили бархатные бедра, усаживая на предплечья, в то же время как ноги окольцевали талию, смыкаясь замком и непроизвольно прижимая к себе возбужденное тело. Постепенно распространявшийся по всему телу жар застилал пеленой сознание, заставляя действовать интуитивно, так, чтобы все внутри еще сильнее сжималось от вожделения. Пройдясь по всему позвоночнику, юркие пальцы спустились к хвосту, начав легко его поглаживать, отчего чувствительный еж, ощущая касания в нижней части тела, слегка напрягся. Отвлечение мягким заботливым поцелуем, и ласкание давно ждущего внимания члена, сработало Эспио на руку. Медленно, боясь повредить нежные девственные стенки прохода, он проникал в нутро ежа, совершая поступательные движения пальцами. Первый донесшийся из полуоткрытых уст Сильвера кроткий стон был настолько желанным, что Эспио хотелось навсегда запечатать его в своей памяти. И он же являлся эдаким тумблером; будто горячая кровь, собравшись в животе, со всей силой ухнула вниз, в эпицентр ощущений. Изнывающие громкие вздохи только подливали масла в огонь. Эспио решил, что в целом можно перейти и к основному действу. Стараясь сдержать весь свой пыл и горячность от хрупкого, нежного, белоснежного тела, он бережно начал продвигаться разгоряченной плотью, давая постепенно прочувствовать непривычную наполненность и внимательно наблюдая за эмоциями Сильвера. Тягучая, нараставшая боль заставила сильнее вцепиться в спину хамелеона, сжимая ее почти также, как внутри ствол. Шепча в ушко всевозможные милые неловкости и поглаживая живот, на котором проглядывались напряженные косые и прямые мышцы, Эспио надеялся, что сможет хотя бы немного облегчить первичную болезненность процесса, и тот позволит ему продолжить действовать. Мысли Сильвера были так разбросаны из-за менявших друг друга боли, жара и вожделения, однако ему удалось остановиться на одной недавно прозвучавшей фразе, которую он повторял про себя как мантру — «доверься мне». Он желал близости не только всем телом, но и разумом, хотел раствориться в дорогих для него руках, отдаться чувствам сполна. Ему ли не знать, что все всегда познается через боль? И в том числе, наслаждение. Боль являлась лишь маленькой преградой в их упоении друг другом. Стремясь к одной лишь разрядке, никогда не получишь желаемого. Удовольствие в сексе — это не забота о достижении собственного оргазма. Удовольствие появляется в переживании эмоций друг друга, в единых движениях в такт, в слиянии, как одно целое, в доверии друг другу. Приоткрыв глаза, Сильвер встретился со взглядом, полным нежности, разом поглотившей его. Когда сомнения были отброшены в сторону, а ошеломляющий эффект боли прошел, Сильвер, обхватив руками шею любимого, прошептал в самые его губы: — Я… Я доверяю тебе. Продолжай, пожалуйста. Достаточно было войти немного под другим углом, чтобы вызволить из стеснительного ежа громкий, сладкий, донельзя неприличный стон. Волна наслаждения, словно многочисленный поток электрических импульсов, прошлась по всему телу приятным теплом, вынуждая максимально выгнуть поясницу. Постепенно наращивая темп, Эспио входил все более отрывисто, вторя стону Сильвера. Сдерживаться вовсе не хотелось, да и нужды в этом не было. Одинокий, необъятный мир, в котором есть только спаситель будущего и его спутник из прошлого, готовые вот-вот сгореть друг в друге, как солнце позади них, сгорающее за горизонтом. Поцелуи получались рваными, но необычайно страстными, покусывания на теле, сжимание бедер и уверенные шлепки по заднице только больше раскаляли и без того пылающие тела. Место стонам уступило одно большое громкое гортанное «а», когда Сильвера накрыло необычайное наслаждение, осветившее сознание яркой вспышкой. Неожиданно возникшее, чертовски приятное давление стенок на член было столь невыносимо тягучим, что уже через два неглубоких толчка яркий оргазм всецело окутал Эспио, на мгновение выпавшего из реальности. Тело в руках обмякло, словно растопленное масло, и медленно ослабляло цепкую хватку. Мир вокруг постепенно восстанавливал краски, пытаясь обратить на себя больше внимания навязчивым вечерним ветерком, неприятно обдувавшим еще не отошедшие от былого жара тела. Аккуратно опустив ноги ежа, Эспио прислонился к его бархатистой щеке, тихо поцеловав в висок. — Спасибо тебе. — За что? — слегка охрипшим голосом спросил Сильвер. — За то, что открылся мне и подпустил к себе так близко, — мягко ответил Эспио, поглаживая щеки любимого.***
Занимавшийся рассвет не вызывал безумной тревоги, от которой мысли глухо били по стенкам разума, протяжно отзываясь головной болью. Как камень на душе, не висела постоянно напоминающая о себе ответственность и чувство невыполненного долга. Когда-то неприятно оголяющий сознание утренний свет теперь всего лишь дарил последнее тепло осенних дней, причем также мягко, как одни губы соприкасались с другими. Чистейшая голубизна небосвода не сдавливала глотку осознанием ограниченности и мелочности, и рожденное вследствие осмысления отчаяние не находило выход в слезах. Идиллия. Спокойствие. Умиротворение. Расположившись у самого края обрыва, Эспио приобнимал лежащего на его коленях Сильвера, увлеченного рассматриванием янтаря, переливающегося в первых утренних лучах восходящего солнца. Безмолвие не удручало их обоих, не было напряженности, недосказанности, неловкости друг перед другом. Им достаточно было быть вместе и просто чувствовать друг друга. Прикосновения заменяли слова. Однако все же было то, что не давало Эспио сполна отдаться безмятежности момента — мысль о скором расставании. Эспио тяжело вздохнул, первым нарушив тишину, и обхватил ладонями лицо Сильвера, серьезно смотря тому в глаза. — Ты же понимаешь, что мне рано или поздно придется уйти? И оставить тебя снова одного, — последнее хамелеон проговорил уже более низко и тихо. — Да, я понимаю, но… Я не хочу, чтобы ты переживал. — Что бы ты ни сказал, я так или иначе буду беспокоиться о тебе. Улыбнувшись искренности любимого, белоснежный еж взял в свои руки ладони Эспио, кротко поцеловав их и прикрыв глаза. — Я вчера сказал ту же самую фразу, но даже не подумав. Теперь я это чувствую. Я понимаю, что твое возвращение неизбежно, так как все же это твой дом. Также и я не смог бы бросить этот мир. С вверенной мне судьбой ответственностью за его сохранность. Таков наш путь, что мы вынуждены переживать нашу любовь в разлуке. Но знаешь, что я осознал? Воля к любви для меня стала волей к смыслу, остановившей мое падение. Я знаю, что мои сомнения и тревога не уйдут разом. Но я знаю, ради чего я должен это пережить. Ради чего, идти дальше. И, конечно, ради кого, — открыв глаза, он тепло посмотрел на Эспио. — И еще… Мне бы хотелось, чтобы она простила мою слабость. Теперь я понимаю, что все это было не напрасно. — Раз такой хрупкий, но невероятно сильный еж взвалил на свои плечи защиту этого мира, то тогда, думаю, ему тоже требуется защитник, — улыбнувшись подметил Эспио и продолжил, — я буду защищать тебя, Сильвер. Нечто сжалось в груди спасителя будущего, и в этот момент он понял, что счастлив. Слегка приподнявшись, Сильвер, по-необычному ехидно улыбаясь, потянулся к лицу любимого и нежно прошептал на ушко: — Доверься мне.