Вернётся — твоё

Гаок впервые оставляет его, когда они молоды. В то время Гван Дэк не представлял себе, что такое возможно, и потому удар вышел особенно сокрушительным. Разумеется, она рассказывала ему о Чхоне — немного и неохотно. В Хоксачхорон свои порядки, непонятные посторонним, и Гван Дэк старался не выдавать потрясения и омерзения, слушая о том, что Чхон убил отца Гаок, прежнего главу организации, чтобы занять его место. Убил, потому что был лучшим учеником, потому что именно так в Хоксачхорон передавали и наследовали власть. Хвати у Гаок сил справиться с отцом — главой клана убийц стала бы она. Гван Дэк и прежде видел Чхона: тёмное, острое, как у ястреба, хищное лицо, цепкие чёрные глаза. Чхон был страшен, и ничего удивительного, что Гаок боялась покинуть Хоксачхорон. Позже Гван Дэку пришлось поправить себя: боялась покинуть его и Хоксачхорон. Но тогда Гван Дэк ещё думал, что сумеет увезти Гаок. — Никто не посмеет тронуть его, кроме меня, — голос у Чхона был хриплый, и никто из его подчинённых не обманывался кажущейся небрежностью его движений. Когда ему было нужно, Чхон был быстрее атакующей змеи. Гван Дэк потрясённо встряхнул головой, схватил Гаок за руку и потащил её дальше, к пристани и лодке. По реке у них был шанс уйти. Некогда было раздумывать, отчего Чхон решил встать между беглецами и собственными людьми. Не сейчас, когда Гван Дэку с таким трудом удалось устроить побег и уговорить Гаок... По правде говоря, он не был уверен, что удалось: она молчала и не отвечала ни да, ни нет, но на условленное место всё-таки пришла. А потом Гаок выдернула руку из его руки, попросила прощения — и вернулась к Чхону, как раз сцепившемуся на пристани с полудюжиной убийц. Так быстро, что ошеломлённый Гван Дэк не то что остановить её — даже понять ничего не успел. Он вернулся обратно перед рассветом: нечего и говорить, что в одиночку Гван Дэк не сбежал бы. Он не мог бросить Гаок. Пришлось до утра кружить по маленьким притокам и прятаться в прибрежных зарослях. Чхон был привязан к крестовине посреди двора: руки растянуты в стороны, запястья намертво прикручены к перекладинам. Повязку с него сорвали, и чёрные космы свешивались на лицо, украшенное кровоподтёками. Гван Дэк почему-то не вышел из укрытия, когда к Чхону подошла Гаок и принялась резать верёвки. Разумеется, его могли заметить, но по правде, в тот момент Гван Дэк даже не подумал об охране. Он сам не смог бы объяснить, что за наитие заставило его последовать за Гаок и Чхоном, не обнаруживая себя. Поэтому он видел, как Гаок и Чхон вместе вошли в дом. Видел, прильнув к щели в крыше и сгорая от стыда за это, как Гаок заставляет Чхона опуститься на ложе. Как помогает ему раздеться и врачует его раны. За это время они не сказали друг другу ни слова. А в следующий миг всякий стыд из Гван Дэка вышибло начисто, потому что Гаок сбросила свои одежды и легла подле Чхона, прильнув щекой к его груди. Чхон погладил её по волосам, а Гаок приподнялась, пальцами раздвинула своё женское отверстие и впустила его в себя — уложила его на бок, чтобы не причинять боли своим весом, и принялась мягко покачиваться. В такой позе Чхон мог проникать едва ли одним навершием, но кажется, ему и этого хватало. Как покинул ставку Хоксачхорон, Гван Дэк не помнил. В голове было только жаркое пустое марево и ни единой мысли. Очнулся он уже далеко. Он вернулся к Гаок, конечно. Через два года. И после ещё не раз видел их с Чхоном вместе: видел, как Гаок дремлет под сенью леса, уложив голову на обтянутое чёрной тканью чужое колено, видел, как Чхон входит в неё, пока она извивается, запрокинув голову, видел, как Гаок играет на каягыме, пока Чхон сидит у её ног. Но тот, первый раз запомнился ярче и болезненнее всего. Возможно, думал Гван Дэк порой, одному из них следовало лишить её выбора. Просто забрать себе навсегда, жениться и сбежать от всего этого подальше. А вместо этого они с Чхоном, два слабака, каждый раз отпускали её — даже зная, в чью постель она уходит. А Гаок каждый раз возвращалась. К Гван Дэку. И к Чхону.