Знаешь, а я ведь наверно никогда не смогу насытиться тобой.

Знаешь, а я ведь наверно никогда не смогу насытиться тобой…. Ты всегда отстранёно холоден и презрителен. Неприступен. И абсолютно привлекателен. И ты даже не представляешь, какое это непередаваемое наслаждение сжимать твое худое, дрожащее, изумительно белое тело в объятиях, смотря в твои серые, пустые глаза, видя в них свое отражение. Твои глаза абсолютно пустые. И неимоверно глубокие. В них та самая пустота, в которой растворяются устои, исчезают все моральные установки, пропадает само определение морали. Кто-то может говорить, что твои глаза голубые, но это не так. Твои глаза серые, мой мальчик. Они цвета пустоты и грозового неба. Цвета страсти. Никогда бы ни подумал, что признаю серый цвет таковым. Возможно, я и считаю так, лишь потому, что они принадлежат ТЕБЕ. Я вечно голоден, мой мальчик. Мне никогда не будет достаточно. Если бы ты только мог представить, насколько привлекательно ты выглядишь, без окружающей тебя стены отчуждения. Впрочем, зачем я тебе это говорю, ты прекрасен всегда. Ранее, я считал что красота – это пиковое состояние, проявляющееся у людей лишь несколько раз в сутки. Кто-то может быть красив пять раз в день, кто-то десять, двадцать, и лишь ты - постоянно. Впрочем, тебе не впервой ломать мои привычные убеждения, не так ли? Движение. Каждое твое движение наполнено непередаваемым изяществом и грацией, граничащей с аристократической небрежностью. Каждый твой жест выверен до мельчайшего штриха. Голос. В твоем голосе нет ни одной фальшивой ноты. Только твой голос может быть одновременно презрительным, холодным, томным, нежным. Но голосу, этому ловкому лгуну доверять не стоит. Все поистине важное для тебя отражается в глазах. Говоря, ты всегда растягиваешь гласные. И это звучит до неприличия завораживающе и порочно. Мой маленький порочный ангел. Только мой. Раньше я верил в этот термин, свободные отношение, но какая свобода может существовать между людьми, которые любят? Как, если нахождение рядом, хотя бы просто не вместе, но рядом, становиться болезненной потребностью? Когда один связан болезненным притяжением, привязанностью, острой нуждой, другой же обещаниями и надеждами? Чувство собственности. Да, я всегда был жутким собственником, я не мог бы даже допустить, чтобы кто-то другой также касался твоего лица, очерчивал скулы, целовал тонкие губы, прикасался к хрупкому телу, что бы ты еще хоть на кого-нибудь, смотрел с такой острой нуждой во взгляде, перестающей в потребность, шепча обескровленными губами «люблю»? Но нет, несмотря на это, если однажды ты разлюбишь меня, я тебя отпущу, хотя сердце сжимается от одной возможности подобной перспективы. Поскольку просто не смогу видеть тебя несчастным. Но, я никогда тебя не брошу. Потому, что ты давным-давно уже стал моим личным наркотиком, а я никогда не имел достаточно смелости и силы воли, чтобы отказаться от очередной дозы. Чтобы отказаться от тебя. И я всегда смогу быть рядом, не вместе, но достаточно близко, скрываясь в тени, следуя за тобой безмолвным призраком, да, я готов стать твоей тенью, достаточно близко, чтобы видеть тебя, чувствовать, слышать. Видеть, как кривятся в усмешке столь любимые губы, сверкают насмешкой глаза из под золотистых ресниц, и как смешно ты ерошишь волосы и трешь переносицу, читая, или же задумавшись о чем-то. Я наверно так никогда и не смогу тебя понять. Наверно, ты навсегда останешься для меня загадкой, непреодолимой тайной, ветром, ускользающим, когда пытаешься его поймать. Еще со времен отчаянной ненависти я терпеть не мог эту твою холодную маску, за которой ты скрываешь, прячешь от мира…. Что? Лишь со мной ты позволял ей соскользнуть с твоего прекрасного лица, только я изредка, но все же мог видеть тебя настоящего, видеть твою улыбку, настоящую, искреннею, а не ту судорогу лицевых мышц, что ты позволяешь увидеть остальным. Только я видел тебя настоящего, или же мне просто хотелось так думать? Тебя невозможно понять до конца, чтобы составить о тебе мнение достаточно пары секунд, потом еще, и еще.… Потому, что эти пару секунд обязательно упрутся в бесконечность. И знаешь, даже из тех секундных проявлений тебя настоящего, я могу сделать вывод, что ты не такой. Не бесчувственный, не жестокий, не ничтожный, ничего из того, что ты сумел себе навоображать. Иногда мне кажется, что ты, как бы банально это не прозвучало, не от мира сего. Что ты живешь в отрыве от реальности, одной ногой в пустоте, в полушаге до безумия, в миллиметре от вечности. Что еще немного и ветер подхватит тебя, такого ранимого, легкого, и унесет, закрутит, а я не сумею тебя удержать. Что я останусь здесь, поскольку только тебе дана эта возможность подлетать ввысь, воспаряя над бытом и земными желаниями, а я смогу лишь полететь вниз. Потому, что был слишком приземленен, слишком погряз в земной любви, слишком привязан, чтобы улететь вслед за тобой. Слишком очарован, слишком влюблен, слишком отчаянно смел и одновременно труслив. Нас обоих растили, с осознанием что нам нельзя иметь слабостей. Привязанностей, поскольку в любой момент мы можем потерять все. Но знаешь,… Мы проиграли. Ты стал моей слабостью, и моей силой, моей погибелью и моим спасением. Я убивал ради тебя, и был смел ради тебя же, потому, что даже не мог допустить мысли о твоей смерти. Я наркоман, мой мальчик. Мы оба. Я подчиняю тебя. Делаю своим. Ты, наверное, давно должен был привыкнуть, что твоя жизнь уже принадлежит не только тебе. Одна жизнь. Одно безумие. На двоих.