Без слов

      Потемки уверенно опустились на крыши бетонных коробок. Пять часов вечера. Над городом бушует пронизывающая до костей метель — зима с конца ноября показывает, кто хозяин. И как же в такие моменты приятно быть дома. Не думать о замерзшем носе или об окоченевших пальцах на руках, а просто и беззаботно стоять у окна.       Людей на улице практически нет. Только изредка то тут, то там бегло проскакивают тени, чьи хозяева как можно скорее пытаются очутиться за чертой поля боя. Да, битва со стихией проиграна. Только настоящий безумец в этот вечер осмелится бросить вызов зиме, покинув дом. И, кажется, именно его я сейчас и вижу, стоя у окна.       Если бы мне предложили представить человека, который в такую погоду осмелился выйти на улицу, в моей голове все равно возник бы четкий образ. Нет, это не пират с крюком вместо руки, не Геракл, видавший многое на своем пути, не отважный рыцарь, сражающийся за сердце дамы. Невысокая худощавая фигура, будто бы завернутая в старую шинель, медленно брела к краю бордюра, осторожно остановившись прямо под фонарем. Я так часто вижу это, что даже, несмотря на метель, могу представить ее лицо. Ясные голубые глаза, которые не утратили какой-то детской наивности, вздернутый нос и безобразно огромное количество морщин. Но это не портит ее. Особенно морщинки в уголках рта. Они будто говорят о том, что она — эта старушка — слишком много времени посвятила тому, чтобы ярко и искренне улыбаться этой жизни.       Она живет на седьмом этаже многоэтажки в однокомнатной квартире. Мужа и детей нет. Домашних животных тоже. Наверное, с первого взгляда, это обычная пожилая женщина с обычной историей, которых тысячи и миллионы. Но почему-то среди всех жителей подъезда, именно ее я запомнила. Возможно, из-за ее немоты. А возможно, здесь виновата та история, которую когда-то рассказала моя бабушка.       Квартиры в нашем доме выдавались рабочим заводов еще в середине восьмидесятых годов. Так жилье получила и моя семья, и многие другие заводчане, и эта немая женщина с ее мужем. Бабушка рассказывала, что им было тогда чуть за тридцать, она — будто бы совсем юная девушка, с белокурыми вьющимися волосами и постоянной улыбкой на лице, он — молодой специалист, только глухой. Но и понимал всех, и немного разговаривал, и всегда был приветливым и добрым.       Ежедневно, около пяти часов вечера, молодая женщина выходила во двор, шла к въезду на нашу улицу и ждала своего мужа. Как сейчас помню, здесь бабушка сделала паузу, немного мечтательно закрыла глаза и, улыбнувшись, продолжила свой рассказ. Она описывала, как он постоянно приносил жене пирожные, краснобокие яблоки, треугольнички с маком и повидлом. Женщины, сидевшие у подъезда, с белой завистью относились к их тихому счастью, что не требовало никаких слов. Слова вообще иногда бывают лишними. А в их истории они были и не нужны.       Ее муж умер, может, чуть больше двадцати лет назад. Многое поменялось за это время, много изменений произошло в мире. Многие вещи сказаны, а только их история до сих пор не требует никаких слов. И сейчас она стоит под фонарем. Вокруг — ни души, только ветер завивает и кружит снежинки в холодном воздухе.       Она, видимо, говорит сейчас с ним. Вспоминает ему краснобокие яблоки и те времена, когда они были вместе. Когда ее понимали без слов.