***
По-осеннему холодный ветерок колыхал свежие бинты и разметал давно уже слишком отросшие волосы, которые лезли в глаза, нос и рот. Раньше Джером этого не замечал, но теперь, когда ветер веет не сверху, опускаясь лёгким шёлком, а со спины, подгоняя вперёд, он это, наконец, обнаружил. «А действительно, какой они длины?» — стало интересно рыжику. Валаска открыл глаза и посмотрел на конвой: два мужичка держались за фуражки и еле сопротивлялись ветру, вынужденные чуть ли не бежать. Как же иронично, что в этом хаосе песка и пурги у Джерома Валаски впервые за долгое время хорошее настроение! «Завернуть за угол, влево, пять шагов… десять… пятнадцать… Куда?» — Джером вновь распахнул глаза и огляделся по сторонам: неизвестный белый коридор, серые двери. «Где я?» — он вновь осмотрел конвой: теперь они уже бежали трусцой, таща за собой еле передвигавшего ногами парня. «Влево, прямо, за двери, прямо, направо, за двери, прямо, налево, за двери.» Последняя дверь вела на улицу. Получается, его протащили через приёмный покой на… в мир? Очередной побег с кровавым исходом? — Да сколько можно меня похищать! Опять скоро чего-нибудь в шею воткнёте? — Столько, за сколько нам заплатили! — рявкнул тот, что бежал справа. Обежав половину здания, Джерома закинули в машину и, приложив мокрую тряпку к носу, оставили лежать в неудобной позе. Сознание медленно покидало обладателя, натягивая на себя чёрную пелену пустоты.***
— Доброе утро, Джером, — услышал рыжий сквозь пелену сна, — Я вижу, что Вы уже проснулись — можете не притворяться. Спокойный голос был плохо различим из-за нудевшей головы и игравшей на фоне мелодии, но узнаваем: — Альфред? — скептически поинтересовался Валаска и сам же рассмеялся над своей нелепой догадкой. — Альфред, дай ему время прийти в себя, — спокойный, но грозный, повелительный голос быстрым цунами смыл остатки сна с разума Джерома. — Брюси?! Какого хера?! — вскочил рыжик, не веря ничему вокруг себя. — Доброе утро, Джером, — сохраняя леденящее спокойствие проговорил Брюс, но задорный блеск в глазах выдавал его с потрохами, — Альфред, принеси нам кофе. Думаю, Джерому он очень нужен. Джером скептически осмотрел обстановку и узнал в ней поместье Уэйнов, которое обшаривал чёрт знает когда, пока искал того засранца, что сидит напротив и насмехается над ним. Почему этот малыш так быстро растёт? Или это его так долго не было? Но сейчас перед ним сидел уже не капризный ребёнок, и не строптивый подросток — сейчас перед ним уже сформировавшаяся личность. Его спортивное телосложение поясняло, что тренировки мальчишка не забросил и был в состоянии накостылять отморозкам с подворотни. Помнится, Джером в его возрасте выглядит как симпатичный, но подранный жизнью щенок. Дождавшись, пока за Альфредом закроется дверь, Валаска перебил хотевшего что-то сказать Брюса: — Хоть ты и не улыбаешься, но глаза выдают тебя с потрохами, — всё ещё сохраняя свой скептицизм, окритиковал Валаска юного Уэйна. — Ты прав. Но, как ты говорил, нет ничего заразительнее смеха, верно? — не выдержал Брюс и всё же весело улыбнулся. И чего же смешного в том, что гадёныш похитил одного из самых опасных маньяков Готэма? — С каких это пор ты у меня в учениках? — парировал, уже слегка расслабляясь Джером, на что Уэйн лишь рассмеялся, — Никогда не видел, чтобы ты улыбался. — Наверное, потому что при каждой нашей встрече ты меня собирался прикончить? — успокоился Брюс. — Тебе идут длинные волосы. — Спасибо, наверное. Почему ты меня вытащил? — задал столь волнующий его вопрос Джером и посмотрел на ногу: пусто, — И, если снял браслет, то почему оставил наручники? — Хочешь, чтобы я снял наручники? Заслужи, — ехидно произнёс Брюс, — Луиз Армстронг и Элла Фицджеральд, кстати. «Мечтай, немного…» — «Помечтай обо мне», — закончил название игравшей пластинки за Брюсом рыжий, чем немало удивил паренька, — Я знаю. У матери была коллекция джаза. Брюс с минуту разглядывал Джерома, который изменился в его глазах после их последней встречи: больше нет тех конвульсий, побочного эффекта заморозки, которые создавали ощущение, будто Джером — робот с проржавевшими шестерёнками; у него длинные по плечи волосы, что особенно непривычно из-за его схожести с обычным ухоженным мальчишкой, который постоянно лезет во все неприятности, что считает забавными. — Ну и чем же я должен, ха, заслужить свою свободу, господин Брюси? — с издёвкой протянул Валаска. — Почти правильно обращаешься, — отметил Брюс, подходя ближе и схватив подбородок рыжика, в то время, как брови Джерома ползли всё выше, — Я хочу, чтобы ты стал моей сучкой. На месяц. А потом беги, куда хочешь.***
— А ты, малыш, не прихуел ли? — в шоке спросил Джером, когда Брюс озвучил причину чудесного спасения Валаски из Аркхэма, — И это я ещё псих?! — Да ладно тебе! Ты же всё равно в конце концов согласишься… иначе, я тебя утоплю, — спокойно предупредил Уэйн. — Ну пиздец, блять! И как же мы так местами поменялись? А? — с возмущением пискнул рыжик. — Не имеет значения. Ты так и будешь препираться? — вопросил Брюс и протянул руку. Джером закатил глаза, но всё же пожал её. — Альфред! Где наш кофе? — рявкнул за спину счастливый мальчуган.***
— Это… что? — с отвращением глядя на кожаный ошейник, спросил Джером. — Ваш ошейник, сэр, — с таким же отвращением и долей издёвки ответил Альфред, держа в руках ту самую дрянь, — мне не больше Вашего нравится эта идея, однако всё будет так, как захочет хозяин. Так что, надевайте, Джером. — Я не псина! — взвыл рыжик, прячась за диван. — В этом месяце будешь моей псиной, если тебе так угодно, — устало произнёс Брюс под ошеломлённый вздох маньяка, входя в комнату. — Брюси! Я думал, мы друзья! — обиженно надув губы и скрестив руки на груди, произнёс Валаска и развернулся к Альфреду, с обречением смотря на удавку. Первый день своеобразной работы проходил ну никак не хорошо. Во-первых, Джерому приходилось постоянно пересекаться со столь бесящим его Альфредом. Во-вторых, его заставляют постоянно носить ошейник, словно наручники во время заключения. Зачем тогда было сбегать? Хотя ошейник действия и не ограничивает, но навевает неприятные воспоминания об Аркхэме и такие же ассоциации с цепным псом. В-третьих, Брюса он не видел с того самого момента, как они выпили кофе после разговора. Для кого ему тогда носить этот блядский ошейник?! — Джером, я не Ваш дворецкий, поэтому надевайте ошейник и не заставляйте меня ждать, — монотонно прервал его раздумья Альфред.***
Второй день обещал быть таким же скучным, как и первый. Уэйн до вечера не попадался на глаза Джерому, поэтому всю первую половину он провёл за поеданием различных сладостей перед экраном телевизора. — Если ты сожрал всё, что было в холодильнике, то я заставлю тебя всё самому готовить и запрещу Альфреду помогать, — монотонно сказал Брюс, как только зашёл в гостиную, оттягивая ошейник на Валаске. — Я тогда тебя отравлю. Как никак, моя мать со змеями возилась, пока я её не зарубил, — хрипло рассмеялся маньяк и попытался ослабить давление на глотку. — Не думаю, что у тебя что-то выйдет, — зашептал на ухо юноша, чуть касаясь губами бледного уха, и отпустил ошейник, направляясь из гостиной. — И куда ты попёрся, уёбок?! — стараясь взглянуть себе за спину, ёрзал на диване Джером, в надежде скорого возвращения пацана, — И это всё?! — На сегодня — да. Я очень устал и иду спать, а ты продолжай пялиться в экран, придурок! — послышался прикрик мальчишки со стороны лестницы. Посчитав это приглашением, Джером вскочил с дивана и вприпрыжку направился в комнату Брюса, желая поскорее занять место на кровати хозяина.***
Естественно, вчера Джером так и не попал в кровать Брюса, но и сон на широком подоконнике уже что-то. Вернее не сон, а бессонница. Как и в прошлую ночь, Валаске так и не удалось заснуть за копаниями в воспоминаниях. За что паскуда Судьба так с ним обходится? Что он такого натворил в предыдущей жизни, что мать не чувствовала любовь, хотя бы капельку любви, к сыну; что его убивали и воскрешали; что срезали с него кожу, отрывали скобы, что держали его лицо, и которые ему самолично приходилось впивать, чтобы спрятать обратно, как должно быть, оголённые мышцы… За что? С такими мыслями Джером и задремал от изнеможения, сидя на подоконнике. А за окном проплывали тучи, пряча Готэм от света далёких, словно ответы на сложные вопросы, звёзд. Но ведь и до звёзд можно добраться, если захотеть? Верно? Или люди слишком малы, тупы и нерешительны, чтобы дотянуться до звёзд? Но даже если и подобраться к огненным шарам, то от существа, проделавшего долгий путь к истине, ничего не останется. И с Джеромом Валаской, мальчишкой, обиженным миром, случится то же самое, если он подойдёт слишком близко. Поэтому не стоит. Не стоит копаться в себе, в событиях. Что есть, то есть. Раскрыть все ответы не стоит того, что бы погореть, как масленичное чучело, не стоит того, что бы всё потерять. «Или стоит?» — Джером резко распахнул глаза и свалился с подоконника.***
Джером живо поднялся на ноги и, в два прыжка оказавшись у кровати Брюса, прыгнул на безмятежно спящего. — Проснись и пой! — шёпотом пропел на ухо Валаска, пытаясь вытрясти пацана из одеяла, попутно отплёвываясь от прядей вездесущих волос. — Заткнись и спи! — психанул шкет и самостоятельно выбрался из одеяла, пытаясь столкнуть с кровати сидящего у него в ногах разбушевавшегося рыжика. Однако, псих совершенно не собирался сдаваться и, откинув руки шатена в сторону и оттянув пальцами резинку трусов последнего, заглотил его член, подавляя рвотный порыв. Брюс вздохнул и замер не в силах что-либо сделать от неожиданности. Честно сказать, Джерому нравилось ощущать во рту набухающую плоть. Ему уже не в первой: некоторые любовники его матери обожали когда нежный, мертвенно-белокожий милый рыжик отсасывал им. Они любили, когда по щекам мальчика струились слёзы, им нравились мальчишеские страдания. А паренёк становился всё злее и несдержаннее, потихоньку сходил с ума. Не раз он перед сном, закрывая глаза, видел способы избавления от своей матери, куда он спрячет труп, считал время её поисков полицией, а иногда и вовсе опускал вариант, что эту шлюху будут искать. Однако, стали. Но в тот момент он ещё не был готов её убить! Сначала он счёл это очередной фантазией, но, спустя некоторое время, понял, что понастоящему убил её. И нет смысла врать об очевидном факте, что ему это безумно понравилось. Возможно, не раскрой это дело Гордон, то мальчишка стал бы убивать зрителей во время шоу или же самих работников, так что в какой-то степени рыжий был благодарен доброму дяде детективу и его подружке. Мягкие, набирающие скорость движения головы Джерома вынуждали Брюса стонать и извиваться от первого и восхитительного минета в его жизни. Джером доводил юнца до исступления, заставляя запрокидывать голову, и впиваться ногтями в плечи, оттягивать рыжие волосы, извиваться змеёй на жаркой сковородке, выстанывать с хрипотцой сорванного голоса имя маньяка, пока не кончил. Джером проглотил всю белесую жидкость, облизываясь, как делала его мать, и хотел что-то сказать, как вдруг Брюс резво присел на кровати, мигом выплывая из приятной неги, когда доска двери резко влетела в комнату.***
Послышались крики, два выстрела и хриплые выкрики протеста. И всё как в замедленной съёмке: щелчок, и пуля рвёт ошейник пополам, впиваясь в плоть горла и вылетая с другой стороны в кровавой дымке; ещё щелчок, и вторая пуля пробивает рёбра, застревая в сердце и унося дальше своим призраком последние капли жизни Джерома Валаски, на лице которого под размотавшимися бинтами застыла, холодящая кровь, безумная улыбка. Стоящий в дверном проёме детектив Гордон с чувством победы, расслабляясь всё больше, опустил выпрямленные руки с пистолетом и, улыбнувшись, перевёл радостный взгляд на шокированного Уэйна в постели. Брюс с визгом вскочил с кровати и сломя голову понёсся на одеревеневшего детектива Гордона, сбивая полицейского с ног и разбивая его голову об угол стола. Пока детектив пытался понять, что случилось, Брюс выхватил из его рук пистолет и не раздумывая и секунды выпустил пулю промеж глаз старого друга, позволяя красной струйке стекать в открытые глаза. С первым убийством в глазах юноши появилось кровавое пламя, поднимающее уголки его губ в улыбку истинного безумца; а в сердце зародилось до сих пор неизвестное, крушащее все стены, создаваемые им самим всю жизнь, чувство. Альфред испуганно и явно удивлённо смотрел на огромную кровоточащую дыру в черепе, из которой вместе с жидкостью вывешивались куски костей и мозга, его надежды на избавление от психа в поместье. Достаточно, чтобы вызвать тошноту, насмотревшись на труп, дворецкий перевёл взгляд на тяжело дышавшего, словно дикий зверь, выбравшийся из клетки, обезумевшего Уэйна: — Мистер Брюс, я не хотел, чтобы всё так обернулось! Я хотел защитить Вас от безумца, что Вы пригрели у себя под боком! — Так это был ты?.. — тяжело дыша, наблюдая струйку крови, прервал его Брюс. — Я хотел как лучше, — страх постепенно сковывал всё тело, заставляя сердце спотыкаться, а ноги медленно отходить назад. — Это был ты, — сквозь зубы прошипел парень, — Ты их вызвал… — Я всегда работал на благо Вашей семьи, желая лишь добра. — Я знаю, но ты уже давно перешёл все рамки дозволенного, — не желая выслушивать оправдывания своего бывшего дворецкого, уже спокойно проговорил Брюс и под гремящий свист пули добавил, — Ты уволен, Альфред.***
Год спустя…
Сквозь коридоры и тонкие белые стены были слышны отдалённые крики и звон пожарной сигнализации, а с потолка крупными частыми каплями стекала вода. Разбитое стекло и ложное нажатие кнопки пожарной тревоги собрали почти весь персонал клиники на втором этаже Аркхэма. Психи и маньяки, кто из-за страха, а кто из-за открывшейся возможности убийства, нет, массы убийств, бегали по всему зданию и вырезали служащих одного за другим без разбора, создавая хаос и не мешая новому злодею Готема заниматься своими делами. — Знаешь, а ведь раньше я считал это всё кошмаром. Брр! — Брюс помотал головой, как бы сгоняя с разума воспоминания. В ответ на его голос был лишь хрип из заклеенного изолентой рта врача, всего пару дней тому назад обследовавшего Уэйна на предмет физических повреждений после внезапно неудачного побега через окно одного из кабинетов обедающих в тот момент психиатров. Как же сирота достал ключи? Легче простого, если запугать какого-нибудь шизофреника нападением стаи калькуляторов! — Уу, как не вежливо постоянно молчать на свидании, мадмуазель! — побранил оторванным пальцем несчастного человека Брюс, роясь в ящиках с лекарствами, — Не то, не то, не то, пусто… А вот и оно! Вы же крыса, доктор Томпкинс! Поэтому крысиный яд — самый верный выход из вашей скучной, хи-хи, жизни! Восторженные восклицания Брюса и его манипуляции с пакетиком порошка и стаканом воды, пятью минутами ранее приготовленным для кого-то из пациентов, теперь лежащего без головы в углу комнатки, пугали женщину до состояния, когда та не могла бороться с паникой и просто билась всеми частями тела о стены, пол, шкафы и тумбочки, столы в попытке сбежать, скрыться. Сокращая расстояние всё больше, Брюс присел на корточки напротив испуганного и заплаканного личика шатенки и сдёрнул изоленту с губ бывшей подружки Гордона. — Почему ты это творишь? Ты же был хорошим, милым мальчиком! — навзрыд прокричала женщина, всхлипывая. — Возможно, Джером тоже был хорошим мальчиком… — Ты просто пародируешь своего погибшего друга, Брюс. Ты не такой! — попыталась его вразумить врач. Как же тщетно. — Я не пародирую его! Что вы! Я просто продолжаю его деятельность, как наследник, иными словами, приемник! Я действительно полюбил его… а вы его убили. Ну что ж… Теперь дохните и вы, твари! — Брюс резко приставил стакан с шипящей лазурной субстанцией к губам знакомой и сильно надавливая пальцами на челюсть, заставляя разжать зубы и проглотить всю жижу, — Как думаешь, Гордону бы понравился минет, сделанный этой грязной пастью? А? Ответом на его вопрос были стоны в вперемешку со всхлипами из горла уже грезящей о смерти врача. Он вовсе не скучал по Джерому Валаске. Совсем. Они часто виделись, целовались, трахались… Каждый раз, засыпая, Брюс с нетерпением ждал, когда же его сон посетит любовник, и тогда… — Плакса. Фу такой быть! Фу! — Брюс похлопал её по щекам пару раз и, влепив мощную прощальную пощёчину, откинувшую женщину к столу, уже в дверях спросил, — У каждого злодея есть псевдоним, и я тоже хочу. Не поможешь придумать?.. А! Хотя знаю! В детстве был случай, после которого у меня небольшая фобия… Раз уж вы все так любите зверушек… Можете молить меня о пощаде, как Бэтмена! Да, верно! Чудное имечко! За своим разгорячённым монологом Уэйн и не заметил, что зеленеющий труп его уже давно не слушает. Счастливо вздохнув, Брюс Уэйн пошёл по однообразным коридорам, слушая вой сирен, крики местных обитателей и вслух пробуя на языке своё новое злодейское имя…