Цвет твоих глаз

      Когда я впервые увидел его глаза у меня не ушла земля из-под ног, как во всех дешёвых романах, которые так любит читать Рёта, но что-то в тот момент во мне перевернулось. Его глаза-небо непрерывно наблюдали за каждым моим движением, когда я зашёл по нелепой случайности, в виде бестолкового тяжёлого форварда, в спортзал низшего класса, который был создан только для того, чтобы бездарных мелких людишек в клубе держать.       Не знаю что меня сподвигло помочь этому на первый взгляд невзрачному парнишке, но я ничуть не жалею потраченного на него времени. Фактически я лишь посмотрел его умения, проанализировал его навыки, дал точку отталкивания и через три месяца дивился этим чудом. Он не только подтвердил мои ожидания, но и превозмог, и его два голубых неба смотрели с нотками благодарности в мои по-прежнему чёрные глаза. «Нет, нет, Куроко-кун», — усмехался я и качал головой. «Это ты сам добился результатов!» — ворчал я над ним.       И в какой-то момент мне захотелось быть его опорой, стать стеной, защищающей от всех напастей и невзгод. Не получается новый приём? Не беда, давай я потренируюсь с тобой! На мели, экономишь на новую книгу? Не вопрос, я угощаю и вот тебе в подарок новый приключенческий детектив, как ты любишь! Не хочешь чтобы я убил тех ублюдков, осмелившихся тронуть тебя? Хорошо, с горем пополам ты уводишь меня из переулка.       Я считал это дружбой или комплексом старшего брата, но мама объяснила, что это —любовь. — Любовь, — смаковал это слово Акаши, оставаясь наедине в своей комнате. «Лю» вклинивалось в сознание, разрезало устои и привычные понятия о том, что нельзя любить того, кто не твой соулмейт. Острой буквой «л», «ю» прошмыгивала за ней, а «бовь» свободно проходило в образовавшуюся брешь и растекалось таким горячим-горячим чувством в груди. — Да, наверное, это она.       Во всех книжках авторы пишут, что главный герой тонул в любимых глазах, а я терялся в его зеницах, которые вместили в себя бесконечные небеса. Когда кто-то шепчется о его бесчувственных глазах и о нём самом, я готов порвать их на мелкие кусочки, ведь они даже не подозревают какой он порой ранимый. Куроко просто не показывает эмоции людям, но в миг тонкие руки на удивление сильно сдерживают меня. — Акаши-кун, успокойся, — истерично молвит он, не подозревая, что его за глаза бранят. — Что стряслось? — Ничего, — единственное что могу сказать и по-тихому уйти, чтобы не прикончить их.

***

— Йо, Тецуя, — улыбаясь, я обошёл его и сел напротив, чтобы видеть его глаза-небо.       Внизу разговаривали, шумели и общались школьники, но у нас был собственный мирок, находившийся на крыше Тейко, куда мы изредка заглядывали, поедая бенто на двоих, ведь я всегда брал еды в столовой больше, чем нужно, и следил за его питанием, так как дай ему волю и он будет одними ванильными шейками питаться.       Солнце пекло нещадно, а волосы Тецуя сливались с небом, блестя, словно дорогой шёлк. Он изогнул бровь, дожидаясь продолжения разговора, а я внезапно забыл, как нужно говорить. А всё из-за его глаз…       Я видел людей с цветными глазами, да. Но некоторые из них носили линзы, а у отца они были такими тёмными, будто он никогда и не встречал мою мать. Сам каждый раз, смотря в зеркало, отворачивался. Две бездны на бледном лице — картина не для слабонервных.       У Тецуя глаза были глубокими, как небеса в летний день. Когда он смеялся, в них будто начинало искриться солнце, а когда злился — они неожиданно темнели. Я мог вечно наблюдать за этими метаморфозами. — Земля вызывает Акаши-куна, — его ладонь промелькнула перед глазами. — Алё, ты меня слушаешь? — Извини, задумался, — неловко улыбнулся «небу» и запустил руку в волосы. — Твоему соулмейту, наверняка, повезло.       Тецуя мгновенно стал серьёзным, под глазами залегли тени. Он что-то бормотал, задумавшись, и отвернувшись от меня. Я видел как другие тоже спрашивали его про соулмейта, но он никогда не отвечал, я ощутил тонкую иголочку обиды от такой реакции. — Ты не доверяешь мне? — делая как можно безразличнее голос, я задал вопрос, от которого Куроко дёрнулся. — Нет, это не так! Я же знаю, что мы друзья, а друзья доверяют друг другу. Просто понимаешь… — и он умолк. — Нет, не понимаю! Иначе бы не спрашивал. — Это всё очень сложно, — понурил он голову, но вскоре поднял на меня свои очи. — Подожди, ты ревновал сейчас? — моё выражение лица говорило само за себя, но Куроко явно хотел сменить тему. — Да, я люблю тебя, Куроко! — я сам не ожидал от себя такой решительности, но от моих слов на его «небесах» наворачивались слёзы.       Куроко был уверен, что он проклят. Голос разума давно заглох, утешения родителей проплывали мимо, и они прекрасно знали, что извечное: «Малыш, всё не так плохо. Может быть, ты уже встретил своего соулмейта?» — было бесполезной попыткой ободрить. Он лишь хмыкал, он точно не встречал её, а может его. Потому что, иначе, где искры, фейерверк, взрывы и прочий сентиментализм?       А потом он встретил Акаши-куна, и сердце затрепетало, как бешеное. Поначалу это было слепое обожание, ведь Акаши-кун помог попасть ему в большой спорт, пока это не переросло во что-то за гранью дружбы, и тогда начались истерики. Не нужна ему никакая родственная душа, дайте ему Акаши-куна, и Куроко будут счастлив до конца жизни. — Я проклят, Акаши-кун, — он всхлипнул. — Ты когда-нибудь встретишь ту самую, твои глаза станут голубыми, карими, зелёными или серыми, как у твоего отца, а я останусь. Я буду твоим тёмным воспоминанием — днём, который ты вычеркнешь из своей жизни. Я… Я… — парень окончательно разрыдался, прикрыв лицо ладонями. Каждый его всхлип оставлял шрам на моём сердце. — Ох, я не хотел этого, — я стоял перед ним на коленях и обнял его трясущееся тело. — Я никогда не смогу забыть тебя. Я бы сбежал в другой мир, где нет никаких соулмейтов, где мы бы были счастливы, — мои ладони накрыли его и медленно убрали их с лица. Он посмотрел на меня покрасневшими глазами, полными слёз. — Я люблю тебя. Поверь мне. — Но глаза… — Забей на них. Мы прорвёмся.       Ещё с минуту мы смотрели в глаза друг другу, пока между губами не осталось десять миллиметров. Поцелуй был коротким не потому, что Тецуя не умел целоваться или мне не понравилось. Нас отшвырнуло друг от друга, волосы на голове парня встали дыбом, а руки, за которые мы держались, обожгло. Я ощутил себя свечкой на рождественской ёлке. Золотые, зелёные, красные и синие искры прыгали по кончикам его пальцев.       Он вскрикнул и взмахнул рукой, отчего искры разлетелись по всей крыше и подпалили мой пиджак. Тецуя и сам пылал не хуже фейерверка, который обычно запускали дети на площади. Мы бы ослепили любого, кто решился бы зайти сейчас на крышу, ведь мы горели ярче солнца. Все произошло слишком резко, быстро, и сердце запело в груди. Тецуя позабыл, что буквально минуту назад давился слезами, и сейчас заливался смехом, словно дитя, я присоединился к нему, вскочил и заключил в объятья. — Теперь ты мне веришь? — я вглядывался в кусочки неба на его лице. — У тебя глаза покраснели… — ему словно хотелось кричать от счастья. — А у тебя ареал радужки стал чёрного цвета. — Правда? — он хотел вырваться из моих рук, чтобы посмотреть в зеркало. — Значит, я не проклят? — Конечно, — я неосознанно усмехнулся, и наши губы снова слились в поцелуе.