Поломанные психи

Ремус Люпин сидел в кресле около камина. Его глаза неотрывно смотрели на огонь. Сердце внутри колотилось с бешеной скоростью, так сильно, будто сейчас сломает пару ребер и разорвет грудную клетку. В бледной ладони он сжимал выпуск газеты «Ежедневный пророк». Карие глаза, то и дело, наполнялись слезами. Слезами злости, безысходности, ярости. Парень… Паренёк. Ему всего-то семнадцать… но в глазах уже появилась никуда не уходящая боль и тоска, а на русых волосах появились частые седые пряди. На лице длинные шрамы, рубцы. А все почему? Каждый месяц в злосчастное полнолуние он обращался в оборотня. В человекоподобного волка, который не контролирует себя, не помнит ничего и никого из своей обычной жизни. «И может убить даже лучшего друга»… Эта фраза из учебника по Защите от темных искусств периодически всплывала в голове парня, но его друзья… они лучшие… не отвернулись от него, но… черт бы их побрал, они еще и анимагами* стали! Каждое полнолуние проводили с ним, бегая по Запретному лесу, в обличии зверей. Он понимал, что подвергает их опасности, что в любой момент может сорваться, съехать с катушек. Его обратил главный из оборотней Англии — Сивый, в то время мальчику было всего четыре года… с тех самых пор, с того часа его жизнь сломана. Было больно. Очень. Не хотелось видеть никого. Ведь он — монстр. Такой же, как и те, что теперь периодически нападают на деревни магглов, убивают, обращают в таких же чудовищ! Что бы ему не говорили… ничего, никакие слова не изменят одного факта. Он — оборотень. Машина, созданная для убийств, для причинения боли, а теперь, когда главный темный волшебник мира еще и собирает свои «стаи» для уничтожения целых деревень маглов… Люпин понимал, что в любой момент, как только он переступит порог Хогвартса… он знал, что способен причинить боль своим близким. Ремус боялся этого больше всего на свете. А его девушка? Его любимая, красивая и добрая Доркас… Она приняла его, полюбила, поддержала. Лишь с одним не могла смириться. Парень считал, что является монстром. Сколько бы они не ссорились… сколько бы не кричали друг на друга, срывая голоса до хрипа… Ремус кивал, соглашался с её словами, а после все начиналось заново. Она больше всего мечтала показать ему, какой он замечательный. Он всегда утирал слезы друзьям, кормил их шоколадом, когда было грустно... Он всегда давал советы, поддерживал, помогал. Все говорили, что он - очень хороший человек. Но… Мерлин, Ремус не верил не одному из своих друзей и, иногда, с грустной улыбкой шутил: «Люди не должны дружить с волками». Уже несколько недель количество нападений оборотней на обычных людей росло. Они рвали, обращали, устраивали кровавые побоища. Ремусу казалось, что он медленно умирает… На лестнице послышались шаги. Полночь. Никого в гостиной обычно не было в столь позднее время. Он оглянулся. Доркас… — Ремус? — тихо спросила девушка, выходя на свет. Он не ответил. Люпин отвернулся и закрыл лицо ладонью. — Хэй, ты чего? — обеспокоенно продолжила девушка, подходя ближе. Она положила руку ему на плечо. Брюнетка заметила газету, вырвала ее из руки парня и пробежалась по строкам глазами. «Нападения оборотней возрастают с каждым днем, звери заставляют целые деревни тонуть в крови.Министерство сбито с толку» — гласил заголовок. Медуоз почувствовала прилив эмоций. Гнева, злости… — Опять?! — выдавила она из себя. Хотелось кричать, но из горла вырывался лишь рваный шепот. Мысленно она подметила, что они спорили на эту тему только вчера. — Ты смеешься? — Похоже? — зло бросил парень, вставая напротив. Неужто она опять будет пытаться переубедить его? — Мое лицо говорит о том, что я смеюсь? — Мы сотню раз говорили об этом, Ремус! — произнесла Доркас, стараясь держать голос ровным. Ее светло-карие, медовые глаза наполнились горькими слезами. — Ты не виноват в тех вещах, что делают эти… эти прихвостни Волан-де-Морта! — смело добавила девушка. — Я такой же… — прошептал он в сторону. — Такой же… бесчувственный, дикий… — Кто тебе сказал? Выдохнула девушка. Хотелось выпустить из горла крик. Громкий, полный отчаяния… ведь… Она устала… устала твердить, что он — человек. Потрясающий, добрый и восхитительный. — Я сам знаю, — проговорил он, смотря на чертову газету в ее ладонях, словно листок бумаги был центром мироздания. Доркас выхватила свою волшебную палочку и дернула ею в воздухе, про себя произнося заклинание. Газета вспыхнула в ее руке ярким пламенем и исчезла. — Ты… ты делаешь больно мне! — хватая ртом воздух, молвила она. — Подумай о том, насколько мне плохо! — Именно. Я знал, что так будет.— начал он, с трудом переводя взгляд на её глаза. — Я говорил, что со мной будет ужасно. Медуоз вскинулась. Ее руки подрагивали, а несколько непослушных слезинок, которые были похожи на льдинки, не слушаясь, выкатились из глаз. Он не должен так говорить! — Ты делаешь больно мне и себе. Просто пойми, что это уже не изменить. Я люблю тебя, каким бы ты не был! И все любят! Пойми это! Его лицо исказилось. Он собрал последние силы, выдавливая из себя : — А что если я не люблю? Доркас остолбенела и неосознанно шагнула назад. Ее словно ударило молнией, прошибло током. Ремус понимал, насколько ей сейчас плохо. Но он считал, что должен сделать это. Прекратить их отношения, как бы тяжело ему или ей не было. Ее вид… жалостливый, испуганный, вид человека, которого предали. — Не любишь? — переспросила она, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Он отвел взор на огонь и качнул головой. Он рушился изнутри. — В глаза смотри! — крикнула она. Если… если это неправда, то она не позволит ему! Разрушить все, что они так долго, так аккуратно строили вместе… шаг за шагом, гадая получится ли — Ты не любишь меня, Ремус Люпин? Он почти взвыл. Внутренний зверь ревел, разрывался дикими воплями. Сердце словно вырывали без наркоза. Посмотрев в ее глаза стало еще хуже. Уверенность пропала. Он молчал. Что он творит? Зачем? Убить себя окончательно, видя ее боль? — Люблю… — тихо прошептал он, проводя по лицу ладонью. — Люблю больше всего на свете… Доркас облегченно выдохнула. Красивое, словно из фарфора, личико было полностью мокрым от слез, за которые, парень считал себя полным ублюдком. — Ремус… ты не должен сдаваться… ты… ты-оборотень, а я… люблю тебя! Мы же… психи! Мы, к чертям, поломанные психи! Люпин грустно усмехнулся. Она опять права. Он прижал ее к себе, закрывая широкой спиной от этого злого мира. Хоть от него, раз не может оградить от себя… Он никогда не сможет отпустить ее, какую бы чушь не говорил… Она недовольно фыркнула, показывая, что обижена, но уже через несколько секунд обняла его в ответ, запуская пальцы в его русые волосы. О, Мерлин… нашли друг друга…