Я хочу быть всего лишь

Тонкие белые пальцы скользят все ниже по футболке, мягко надавливают, разглаживая складочки ткани. Уверенно обводя очертания мышц, спускаются дальше, ложатся на грубую джинсу ширинки и на мгновение замирают, прежде чем робко подцепить собачку молнии. Но маленькая ладошка тут же оказывается накрыта сверху другой, большой и шершавой. — Юра, нет. — Ну Бека! — недовольно отзывается Юра, сердито насупившись, поднимает на Отабека взгляд. Смешно хмурит тонкие брови, а зелёные глаза с вызовом буравят взглядом чужие, чёрные. Алтын лишь спокойно перекладывает руку мальчишки ему же на колено. — Нет. Если ты не забыл, твой дедушка дома. — Так он же телевизор смотрит! Можно хоть орать и по стенам прыгать, он все равно ничего не услышит! — пытается оправдаться Юра. — Ну Бека-а-а... — Я тоже смотрю телевизор, — Отабек кивает на экран, на котором пляшут цветные картинки. — Ты же меня для этого позвал. "Отабек, пошли посмотрим что-нибудь" — твои слова? — Зашибись! А если бы я тебя позвал "чай пить", мы бы сейчас третий чайник наливали? — Ну почему же, мы могли бы пить его медленно и растягивать удовольствие. Удовольствие Отабек растягивает и без чая. Юра сейчас похож на сердитого котёнка, которого подразнили колбаской и не угостили. Смешно дует губы, насупившись, и разве что лапой его не бьет. — Алтын, не издевайся! Ты прекрасно понимаешь, о чем я, жопа ты казахская! — Юра повышает голос, расправив плечи, пытается выглядеть грозным. Это прекрасно работает с робким японцем, но у Отабека вызывает лишь лёгкую улыбку. — Юрий, вас разве не учили, что старшим грубить нехорошо? — продолжает он дразнить мальчишку, — Два с минусом вам за такое поведение. — Старший нашелся, тоже мне... — шипит недовольно Плисецкий, упираясь руками в бедра Отабека и нависая над ним, — Может ещё ремнем меня выдерешь и в угол поставишь? — Фу, Юра, ну ты и извращенец! — посмеивается казах, стойко выдерживая испепеляющий взгляд, — Мог бы просто сказать, чтобы я шлёпнул тебя в процессе. Но ремнем, фу... Фанатки не простят мне твой красный зад. За цвет своей задницы Юра не переживает, а вот щеки его предательски краснеют при упоминании тайного желания. Отабек не раз в шутку шлепал его, проходя мимо, но прямо во время секса он словно напрочь забывает о столь простом и горячо любимом Юрой действии. — А вот и скажу. — Плисецкий хватает Отабека за подбородок и шумно, как разъяренный бык, выдыхает. — Сними с меня штаны, вставь член мне в задницу и отшлепай меня. Шутки кончились, и Алтын это понимает. Юра больше не поведется на откровенную провокацию, не будет смешно обижаться. Большие зелёные глаза смотрят на него с вызовом, голодно и нетерпеливо. Плисецкий молчит, но его волнение выдаёт прядка светлых волос, качающаяся от частого дыхания. — Ну? — Юра все же первым подаёт голос, хрипло и сдавленно, — Слабо? Кишка тонка? — Юрочка... — обреченно вздыхает Отабек, сдаваясь, — Там же Николай... Пожалей деда, у него же сердце не выдержит при виде такого зрелища. Мальчишка резко срывается с места и соскакивает с кровати на пол. Распахивает дверь комнаты и негромко, но чётко зовет: — Деда! На мгновение замирает, не услышав ответа, обеспокоенно выходит из комнаты. Отабек уже собирается идти за ним, но Юра возвращается так же быстро, как исчез. — Смотрел сериал и заснул. И даже Пётя у него под боком, — с ноткой умиления и безграничной нежностью в голосе докладывает он, но тут же плотно закрывает за собой дверь. Алтын понимает, что бежать некуда. — Юрий, последний раз прошу, подумай, — предпринимает он ещё одну попытку избежать непоправимого, но Юра уже шагает ему навстречу, стягивая через голову футболку-балахон с оскаленной тигриной пастью на груди. Любимая, затасканная едва не до дыр, знакомая Отабеку до каждой полоски на принте, она падает на край кровати, и взгляд казаха упирается в фарфоровую кожу, натянутую на острых ребрах. Грудная клетка судорожно сокращается, даря владельцу порцию воздуха, и Алтын поднимает взгляд выше. — Я уже подумал, — с придыханием шепчет Юра. Светлые волосы растрепались, открывая возбужденный румянец на щеках, обычно полные яростной решимости порвать всех глаза сейчас горят совсем иначе. Голодно, дико, но с долей немой мольбы и сильного желания. — Я буду тихим, мы не потревожим дедушку. — Ты не умеешь быть тихим! — смеется Отабек, протягивая руки и привлекая Юру к себе. Оглаживает пальцами бархатистую кожу, трогает уже твердые бусинки сосков, вырывая из горла мальчишки тихий вздох. — Может, заткнуть тебе рот?.. — Своим языком его заткни, — резко обрывает его Плисецкий, наваливаясь на казаха и жадно прижимаясь губами к его. Кусает обветренные губы, сжимает их своими, мягкими и нежными, ласкает кончиком острого язычка. Алтын сгребает в кулак шелковистые волосы на затылке мальчишки, привлекая его ближе к себе, грубо отвечает на поцелуй, сминая губы оппонента в борьбе за главенство. Тяжёлая рука шарит по обнаженной выгнутой спине, ласкает впадинку позвоночника и обводит скрытые тканью упругие ягодицы. У Плисецкого чертовски аппетитная задница, и он знает это, жмется попкой Отабеку в руку, сладко вздыхая в губы и обжигая их влажным дыханием. Прикрытые пушистыми ресницами глаза уже совсем не горят задорно и дико, Юра млеет в руках Отабека, превращаясь из грозы района в котёнка, ласкового и податливого. Такого, каким видят его лишь Николай и Алтын. Все в мальчишке меняется. Нежно проведя ладонью по щетинистой щеке Отабека, он целует его в шею, спускается ниже, покрывая чередой мягких касаний губ смуглую кожу. Двигаясь плавно и уверенно, проскальзывает руками под футболку казаха, оголяя его живот, и тут же кусающе целует впадинку пупка. Алтын шумно выдыхает, убирает с лица прядь тёмных волос и откидывается на подушки, наблюдая сверху за золотистой макушкой. Юра умеет себя преподнести не только на льду. Юное стройное тело легко гнется, выпяченная попка соблазнительно покачивается, пока её обладатель покрывает поцелуями каждый сантиметр крепкого пресса, спускаясь все ниже и щекоча кончиком языка. Красив, как ангел, и сексуален, как сам Дьявол, и это в таком-то возрасте! Отабек встряхивает головой, вновь отгоняя мысли о неправильности происходящего. Какая разница, кому сколько лет, если Юра сам, без капли сомнения позволяет казаху делать с этим божественным телом все. Он уже много лет не ребёнок, спорт закалил его и заставил принимать взрослые решения, и одним из таких решений стали их с Алтыном отношения. Из пелены раздумий Отабека вырывает тихий голос Юры. Хриплый, возбужденный, до невозможности сексуальный. — Ну так что, мне раздеться?.. Тебе будет удобнее пожирать меня взглядом, Бека... Алтын шумно втягивает воздух и рыкает на выдохе: — Снимай все нахрен и залезай на меня. Плисецкий не заставляет повторять дважды и ждать. Спортивные штаны падают рядом с футболкой, туда же отправляются и боксеры, и обнаженное тело предстает перед Отабеком во всей красе. Тот привлекает его к себе рывком, утыкается лицом в подтянутый плоский живот и жадно, до синяков целует, стиснув ладонями упругие ягодицы. Юра чуть слышно стонет, запрокинув голову и кусая губы, напрягается струной, прижимаясь к груди Алтына подрагивающими бедрами. Член трется о ткань футболки, пачкает её смазкой, набухая все сильнее и все ощутимее упираясь стволом в грудную клетку. Отабек перехватывает его, стискивает между пальцами и двигает рукой, оттягивая с головки кожу и натирая большим пальцем щелку уретры. — Бека... — умоляюще шепчет Юра, зарывшись пальцами в копну волос на затылке брюнета и прижав его крепче к своему животу. Пальцы казаха скользят по упругой плоти, ласкают выступившие пульсирующие венки, размазывая по ним капли смазки, вторая рука уже вовсю двигается между расставленными ногами. Оглаживает ягодицы, нажимая и массируя пальцем сжатое колечко мышц, спускается ниже, подхватывая и перекатывая в пальцах полные яички. Юра тихо скуляще стонет, сгорбившись и сжавшись, обхватывает дрожащими руками голову Алтына. Такой беззащитный и растерянный сейчас, не знающий, что ему делать с собственным телом. Все изменится, когда он кончит первый раз. Грубые пальцы все резче скользят по стволу, сжимаясь вокруг него в кулак, стискивают напряженную плоть, сцеживая с головки смазку. Захлебываясь хриплым частым дыханием, Плисецкий инстинктивно вскидывает бедра навстречу, неловко трахая подставленную руку — резко и рвано, не умея доставить себе удовольствие так. Отабек помогает ему, подталкивая и задавая темп, насаживается кулаком сильно, но плавно, пока наконец ему в руку не брызгает тягучая теплая струйка. Юра обмякает, продолжая обнимать Алтына за шею, прижимает его лбом к своему животу, тяжело дыша. — Ложись... — шепчет Отабек, придерживая мальчишку за талию, помогает ему опуститься на постель. Собственую ширинку буквально разрывает каменный стояк, член больно упирается в грубую ткань, но Алтын терпит, давая Юре время отдышаться. Спартанская военная подготовка, которую Юра почему-то называет балетом, даёт о себе знать. Сознание Плисецкого ещё затуманено сильным оргазмом, он рассеянно смотрит мимо Отабека и медленно водит языком по пересохшим губам, но дыхание и сердцебиение его уже через несколько секунд приходят в норму. Алтын наклоняется, влажно целует сухие горячие губы, скользит по ним своим языком, сталкиваясь в глубине рта с языком Юры. Острое колено мальчишки упирается казаху в пах, прижимая и так возбужденный орган, руки плавно скользят по спине, снова задирая футболку и лаская горячую кожу, пока не ложатся на широкий ремень. — Ты как, готов? — шепчет Отабек, опуская руку между стройных бедер, проводя пальцами по влажной от пота ложбинке и дырочке. Юра кивает, закусив губу, нетерпеливо вздрагивает бедрами навстречу, разводя ноги и сгибая их в коленях. Алтын легко прижимает его колени к постели, любуясь безупречной растяжкой, но после все же перекладывает ножки на одну сторону, подталкивая мальчишку. — Давай, задом вверх. Плисецкому не нужно объяснять дважды. Прильнув грудью к постели, он приподнимается на коленях, прогибая по-кошачьи спину и бесстыже выпячивая зад. Отабек поспешно дергает молнию ширинки, освобождая томящийся в тесных штанах член, расстегивает ремень и обеими ладонями хватается за упругие ягодицы. Сминает их, разводит, большими пальцами нажимая на поджатую дырочку. — Гладенький какой, готовился? — окликает он Юру, медленно погружая в тугое нутро палец. — Д-да, — отзывается Плисецкий, удобнее упираясь в кровать руками и кося на Отабека взгляд, — Перед твоим приходом... Дедушка вообще уйти собирался, я надеялся... — Ты своего добился и с дедом за стеной, — улыбается Алтын, доставая, наконец, тяжёлый набухший член и шлепая ими Юру по попке. Мальчишка то ли ахает, то ли мяукает взволнованно, напрягается, подрагивая, но только шире расставляет ноги. Крупная головка надавливает на сжатую дырочку, обильно сдабривая её смазкой, с трудом, но мягко преодолевает сопротивление мышц, но дальше член уже спокойно погружается в маленькую тесную задницу почти целиком. Плисецкий выпускает из лёгких весь воздух с тихим стоном, расслабляется, падая щекой на смятое покрывало и сгребая его в кулаки. Большой член казаха тяжело давит изнутри на живот, распирает горящую дырочку. — Умница... — Голос Отабека раздается прямо над ухом, горячие губы касаются виска, целуя в волосы. Юрина попка обхватывает его член так плотно, так сладко, по всей длине, что казаху больших усилий стоит держаться и спокойно, с плавным ускорением двигаться в невыносимо тугом теле. Комнату наполняет тяжёлое дыхание в унисон. Нельзя стонать, нельзя кричать любимое имя в порыве страсти, можно лишь жадно целовать бледную шею, ловя каждый всхлип, срывающийся с пересохших губ, и шлепать, шлепать бедрами о дрожащую задницу, с влажными пошлыми звуками вгоняя член до упора в тугую дырочку. — Бека... — шепчет Юра, прижимаясь взмокшей спиной к груди Алтына, ловит пальцами вихры на его затылке, заведя назад руку. Все его тело горит от волнами накатывающих ощущений, член трется внутри, давит, заставляя тихо скулить и подаваться навстречу, как сука, принимая в себя орган до упора, вжимаясь дрожащими напряженными ягодицами в пах казаха. Так стыдно и пошло, так сладко и хорошо. Отабек обнимает его за живот, прижимая к себе крепче, наваливается сверху, упираясь локтем в постель и накрывая хрупкое тело своим. Юра утыкается носом в его руку, скулит измученно, кусая губы, но держится, не стонет. А Алтын сейчас все отдал бы хоть за один сладкий стон, звонкий и протяжный. Тело мальчишки пробивает крупная дрожь, дыхание сбивается, и Юра начинает бессвязно лепетать что-то, тычась сухими губами в его руку, как слепой котёнок. — Тише, Юр, давай без обмороков... — сам еле сдерживая частое хриплое дыхание, шепчет Отабек, поглаживая Плисецкого по бедру, похлопывает легко по ягодице, а после вдруг резко и сильно, со звонким шлепком опускает ладонь на напряженную ягодицу раз, другой. Из горла мальчишки вырывается приглушенный вскрик, стройное тело напрягается под Алтыном дрожащей струной, и в следующее мгновение Юра впивается зубами в руку Отабека, бурно и обильно кончая, пачкая спермой живот и постель под собой. Алтын вздрагивает от неожиданности, но руку не отдергивает. Юра словно маленький звереныш держится за нее, трется щекой, задыхаясь и роняя скопившиеся под ресницами слезы. Такой бесстрашный и уверенный на льду, в постели он теряет всю жесткость, отдаётся всегда без остатка, как в последний раз. Отдаётся ему... Отабек склоняется, целует жадно взмокшую бледную шею, зарывшись носом в пушистые волосы, медленно выскальзывает из податливой, но тугой дырочки. Юра обессиленно припадает грудью ещё ниже, тяжело дыша, чуть подрагивает, ожидая от Алтына продолжения. Казах выпрямляется, успокаивающе гладит его по выпяченной попке, сжав в кулаке свой член, и яростно, с силой дрочит на открывшийся ему восхитительный вид. Какой Юра, к черту, Фея? Самый настоящий ангел, только мягких белых крыльев не хватает, чтобы прикрыли худую спину, распластались по кровати, чтобы зарыться пальцами в тёплые перья и выбивать из горла мальчишки самые громкие стоны. Но не сейчас... Со сдавленным тихим вздохом Отабек спускает себе в руку, продолжая по инерции размазывать смазку по упругому стволу. — Бека... — тихо подаёт голос Плисецкий, неловко валится набок, сводя подрагивающие стройные ноги. — А? — Отабек последний раз проводит ладонью по его бедру и встаёт с кровати, ища взглядом что-нибудь вроде салфеток. — На столе, — подсказывает Юра, устало наблюдая за попытками найти хоть что-то путное на заваленном всевозможными вещами столе. Находится пачка бумажных платочков, и Отабек снова садится на кровать, начиная приводить в порядок себя и Юру. Тот охотно подставляет под его руку живот, разводит ноги, давая вытереть разводы спермы на бедрах. Эти простые действия кажутся ему чем-то нереально интимным, максимально сближающим их с Алтыном. И пускай на лице Отабека все то же выражение уставшего кирпича, Юра знает, что он единственный, кому казах готов в прямом смысле слова вытереть задницу. Ворох смятых салфеток летит в корзину под столом, Отабек устало заваливается рядом с Юрой, уже успевшим натянуть трусы. Мальчишка тут же прижимается к нему, гладит по груди и кротко целует в плечо, разве что не мурлычет, пригревшись у Алтына под боком. Его всегда пробирает на нежности после секса, а вот Отабеку только безумно хочется спать. Борясь с застилающей глаза дремотой, он обнимает Плисецкого за худые плечи, отчаянно зевая, но из полудремы его вдруг вырывает странный звук за дверью. Алтын подрывается с места, за мгновение осознавая, в каком виде находятся они с Юрой и кровать. Мальчишка недовольно хмурится, обхватывает Отабека руками, наваливаясь на его спину. — Ты чего? — спрашивает он абсолютно спокойно. Звук повторяется, и теперь и Алтыну становится ясно: это просто кошка, соскучившись по хозяину, скребется в дверь. — Впусти Пётю, — подсказывает Юра, нехотя отпуская Отабека и слезая с кровати, подбирает свои вещи и начинает одеваться. Казах провожает его взглядом. Такой спокойный и серьёзный, так старательно выворачивает и разглаживает футболку. И не скажешь, что именно этот человек всего несколько минут назад изнывал под ним от удовольствия и таял от каждого прикосновения и поцелуя. Какая все-таки многогранная личность. Отабека, не привыкшего выражать эмоции, это поражает. Кошка, проникшая наконец в комнату, сначала старательно вытирается пушистыми боком о ноги Юры, коротко муркнув из вежливости, а после устремляет пристальный взгляд голубых глаз на Алтына. Смотрит с немым укором, будто ругает его за что-то. Отабеку становится неуютно под этим пронизывающим взглядом, и он отворачивается. Да уж, сиди Юрин любимец прямо перед ним во время секса, и казах стеснялся бы, как школьница. — Мне кажется, в твоём доме мне все не рады, — признается Отабек. Юра подхватывает Пётю на руки и удивлённо приподнимает бровь. — Этот мохнатый валенок ко мне не подходит, дед твой смотрит косо, — поясняет Алтын. — Этот мохнатый валенок очень обидчивый, между прочим. И если бы ты хоть раз назвал её красавицей или умницей, она бы куда охотнее к тебе шла! — Юра смеется, но после вдруг грустно вздыхает. — А у деда советская закалка, сам понимаешь. Он хорошо к тебе относится, правда. Но он чувствует, что между нами есть что-то большее, чем дружба. А здесь тебе не толерантная Гейропа, у нас за такое и избить могут. Отсталое общество, — Плисецкий закатывает глаза и презрительно фыркает. Телевизор, до этого крутивший тихо какую-то передачу о животных, вдруг резко даёт о себе знать. Радостный диктор вещает о роскошных курортах Турции и Кипра, а Отабек неожиданно внимательно слушает рекламу турагентства. — Гейропа, говоришь... Юр, а погнали в Испанию, — вдруг предлагает он, — В Барселону, помнишь, как там здорово? Юра, конечно, помнит. Именно этот город тогда помог им увидеть друг в друге больше, чем просто соперников. — Найдем отель в самом глухом углу, чтобы нас никто не доставал со своими фото и автографами, и наконец-то наобнимаемся вдоволь! — радостно соглашается он, кидая кошку на кровать, а сам падая Отабеку на колени и обнимая его, — Здорово придумал! — А Николаю скажем, что поехали твоё здоровье поправлять, — в сторону тихо добавляет Алтын, крепко обхватывая мальчишку руками.