— Сехун, мы больше не можем оставаться в этой стране. Со дня на день за тобой придут. Они не оставят тебя в покое после того, что ты написал, ведь это государственная измена. Тебя просто посадят за решетку, и как бы ты не пытался, ты не сможешь выбраться оттуда. — На линии повисла секундная тишина. Чанель глубоко вздохнул и продолжил свою речь: — Се, послушай меня… Просто доверься, у меня есть план. Собери самые необходимые вещи, я заеду за тобой рано утром, в 4. Доброй ночи, О. — В трубке телефонного автомата зазвучал протяжный гудок, который теперь эхом раздавался в голове Сехуна.
Самой острой политической и социальной проблемой Кореи в 7-м и 8-м десятилетиях ХХ века являлся вопрос о мирном объединении севера и юга. Неустойчивое положение стран сказывалось на всех сферах общественной жизни. Неспособность прийти к общему согласию порождала все больше новых проблем, которые значительно ухудшали положение простых людей в те годы.
О Сехун — студент историко-филологического факультета, попутно изучающий мировую архитектуру. Человек неординарный, любознательный и по характеру своему абсолютный борец за справедливость. В свои 23 года он довольно известен в литературных кругах, его всегда хвалят за смелость мыслей и действий, потому что пишет он о том, о чем категорически запрещено говорить. В своих очерках и статьях он обличает истинные намерения политических деятелей, открывает глаза на реальные социальные проблемы и предлагает эффективные меры по их устранению. И именно этому была посвящена его диссертация, закончить которую ему было не суждено. Правительство заметило угрозу порождения революции в действиях О, выступающего в данном случае агитатором, пропагандистом, поэтому народного героя, если можно так сказать, решили убрать как можно быстрее.
— Чанёль, может ты, наконец, поставишь меня в курс дела? Куда мы едем? — Несмотря на то, что О уже понял план Пака, он хотел, чтобы тот внес большую ясность в их действия. На улице было слишком темно, поэтому кроме дороги, освещенной фарами, свет которых отражался блеском в глазах Ёля, сложно было что-то увидеть. О всматривался в мелькавшие за окном деревья, но у него плохо получалось сфокусировать на них свой сонный взгляд. Парню дико хотелось спать. Молчание уже конкретно раздражало. Но, будто услышав ворчливые мысли Се, Пак, наконец, заговорил:
— У тебя есть еще половина часа на то, чтобы вздремнуть. Не трать времени зря и отдохни еще чуть-чуть. Путь предстоит не из легких. Всё, Сехун, спи.
О не привык соглашаться сразу, но в данной ситуации, взвесив все «за» и «против», он решил, что так и поступит. Через несколько минут парень провалился в царство Морфея, сладко при этом посапывая.
Ему снился очень странный сон. Се видел непонятное сооружение, похожее на дворец в стиле барокко, который он недавно проходил по мировой архитектуре; покрытый льдом водоем и снег, летящий огромными пушистыми хлопьями. Всё было таким белым, ослепляющим и до жути напоминающим что-то, но, к сожалению, парень так и не успел распознать местность во сне.
Был бы у них иной выбор исхода событий, то сейчас Пак не думал бы над тем, как побыстрее спрятать дорогого и любимого ему человека. Но теперь у него нет права на ошибку, нужно делать все быстро и чётко. Пак всегда думал наперед, упуская важные детали. В этом была его главная проблема. Вот и сейчас, держа за руку полусонного Сехуна, что толком даже не понимает, куда они направляются. Сейчас у Чанеля в голове прокручивались все его ошибки в жизни, начиная от ссор с родителями из-за его страсти к музыке, заканчивая отчислением из университета. Хотя последнее он не считал такой уж серьезной ошибкой молодости. Это, скорее, вина правительства, что пыталось подстелить подрастающее поколение под себя и использовать в своих целях. Но Ёль выбрал другой путь. Путь музыки, что грел ему душу, и что встретил его с личным искусством. Пак все ещё помнит тот день, когда пел на улице в лютый мороз; когда пальцы буквально сводило от холода, а каждое прикосновение к струнам сопровождалось неимоверной болью. В тот день, переведя взгляд с гитары на людей, собравшихся вокруг, он увидел Сехуна… То, как О заворожено смотрел на него. Как позже узнал Чанёль, парень пристально наблюдал за его руками, потому что считал их до жути эстетичными и созданными для того, чтобы перебирать струны не на морозе, а в какой-нибудь пусть и небольшой, но теплой и уютной студии. Когда их взгляды встретились, наверно, им обоим показалось, что вокруг мир растворился и словно на этом месте, в этот момент, были только они. Чанель никогда бы не подумал, что такой сдержанный, отчасти холодный Сехун, впустит в своё сердце такого одновременно вспыльчивого и ранимого, как он. И каждый раз, когда парень чувствовал себя одиноким, к нему приходил О, укутывал его в одеяло и зачитывал ему свои стихи, принося умиротворение и чувство защищённости от всего происходящего тогда в мире. Но теперь им приходится убегать из собственной страны. Только теплая рука Се в этот момент сдерживала Пака от явного срыва.
Чанёль оглянулся на не поспевающего за ним парня и остановился. Из-за того, что О плелся как улитка, они могли опоздать на рейс. Тогда бы пришлось ждать еще 2 часа, а времени им терять нельзя. Не успев остановиться, Се врезался в плечо старшего, после чего поднял свой взгляд с асфальта и вопросительно посмотрел на стоящего впереди парня. Их зрительный контакт хоть был и недолгий, но для обоих будто мучительный. Каждый хотел что-то сказать, но и тот и другой решили промолчать. Тишину резко прервал грохот сумки. Освободившейся от груза рукой, Чанёль притянул мягкое тело Сехуна максимально близко к себе и жадно, смазано поцеловал его в губы. О показалось, что таким грубым их поцелуй еще ни разу не был. По спине пробежался табун мурашек, низ живота предательски свело, и зрачки, которые от темноты и так были расширены, увеличились настолько, что кофейного цвета глаза превратились в два абсолютно черных океана. Отстранившись, Пак тихо произнёс: «Взбодрись, Сан», поднял свою сумку с земли и, всё так же держа Се за руку, пошёл дальше. Это действительно помогло младшему проснуться, и он уже больше не отставал от Чанёля.
«Сан» было образовано от ласкового «Сенни» и означало самое тёплое и светлое, в буквальном смысле слова — солнце. Это прозвище Пак придумал для Сехуна еще в первые дни их знакомства. Той лютой зимой О почти каждый день приходил посмотреть на игру своего нового приятеля. Было очень холодно, но улыбка Се не давала Ёлю замёрзнуть. Поэтому когда Пак, желая придумать своё особенное обращение к другу, подумал об этом, в голове мгновенно родилось данное прозвище. О нём никто не знал, потому что Чанёль называл так Сехуна только тогда, когда они были наедине. Оттого каждый раз, когда старший произносил «Сан» своим медовым голосом, у Се внутри всё сжималось. Парню казалось, что Чанёль вкладывал в это слово всю свою мягкость и нежность. И даже сейчас, после столь грубого, резкого поцелуя, это прозвучало как обычно — ласково.
Поток миграции в те годы был чрезвычайно велик, но это объяснялось сложившейся тяжелой для населения ситуацией. Людей на посадке было так много, что затеряться в толпе не составляло особого труда. Это безумно радовало Чанёля, и парень уже не корил себя за то, что так рано поднял Се. Всё шло как по маслу. Они сели на свои места и уже было вдохнули полной грудью, как вдруг, откуда не возьмись, появились двое полицейских. Они что-то искали, и им явно не нравилось забитое огромным количеством людей пространство. Понятное дело, что всё это мешало проводить обыск, но парням такие обстоятельства были только на руку. Молниеносно среагировав, они приняли ничем не примечательную позу: Се положил голову на плечо Чанёлю и накрыл лицо шляпой, делая вид, что спит, а тот в своё время достал из сумки свежую газету, развернул её и принялся читать новостные колонки. И это сработало. Стражи порядка, ничего не найдя, быстро вышли, и рейс отправился в путь.
Тепло и мягкое плечо Пака сделали своё дело. Через несколько минут Се заснул и проспал почти до самого прибытия на место. Как и часом ранее, ему приснился сон, который был продолжением прошлого. Только теперь он не видел снега. На улице был ливень, дул сильный ветер, который подталкивал его, неся куда-то по мощеной дороге огромной площади. Как в страшных снах — вокруг не было ни единой души, горели фонари, но почему-то было светло. На этот раз Сехуну удалось понять, где же он находился. Это был Ленинград — мечта его детства. Когда Се был ребенком, мама часто рассказывала ему истории о том, как побывала в этом великом городе, как ходила на знаменитый балет «Щелкунчик», как проводила время на поэтических вечерах известных Советских литераторов. Она читала ему стихи Маяковского, Есенина, Ахматовой и многих других в оригинале, а потом объясняла их смысл, причем выходило очень точно. Именно под этими впечатлениями, ещё подростком, парень решил для себя, что хочет учить русский язык и стать писателем. Будучи целеустремленным, как и его отец, он делал всё возможное для исполнения своей мечты. Как итог, теперь он филолог, в совершенстве владеющий французским, китайским и английским, изучающий русский, немецкий и латынь, имеющий неплохую перспективу в литературном искусстве. Иногда он задумывался, как бы сложилась его судьба, если бы у него не было таких родителей. Они наверняка гордились бы им, если бы были живы сейчас, но 5 лет назад пожар забрал их жизни. Сехун тогда чудом спасся из огня только благодаря маме. Поэтому теперь у него не было никого, кроме Чанёля. Он заменил ему семью, стал его убежищем.
О и Пак полные противоположности, но, как известно, именно они всегда притягиваются. Сдержанный, любящий порядок Сехун и полнейший хаос в лице Чанёля. Кажется, только Се мог остудить пыл Пака, так же как он, в свою очередь, мог зажечь огонёк в глазах О. Они уравновешивали друг друга, создавая в отношениях неподдельную гармонию. За 3 года, что парни были вместе, вопрос о совместном проживании даже не обсуждался. Не то чтобы они боялись осуждения людей, нет. Парни не скрывали свои отношения: как все обычные парочки ходили на свидания, держались за руки. Но это, скорее, было прихотью Чанёля. Романтик по своей натуре, он не привык сдерживать свои чувства, любил нараспашку. Естественно, всё это обсуждалось в свете, потому что к Се в то время было слишком большое внимание. Но их это не особо волновало. По вечерам Пак часто играл О на гитаре. Это приносило младшему огромное удовольствие, потому что именно тогда он созерцал Ёля таким сосредоточенным, воодушевленным. В те моменты Сехун видел в нём себя — полностью отдавшегося работе. О ежедневно влюблялся в Пака сильнее, но практически никогда этого не показывал. Он был скуп на эмоции, но это безумно нравилось Чанёлю. Каждая улыбка Се отпечатывалась в его памяти. Даже когда из-за учебы О они днями не виделись, чувство тоски редко посещало Пака. Потому что перед глазами у него всегда была горячо любимая, согревающая душу улыбка. Сейчас спящее лицо Хуна натолкнуло его на мысли о том, что было бы неплохо видеть это каждый день. В голове стали прокручиваться сцены из мелодрам: поцелуи вместо будильника, завтраки в постель, бессонные жаркие ночи. Но от Ленинграда их отделяли еще целые недели, поэтому Пак быстро прогнал эти мысли и решил подумать о том, как они будут жить первое время. На дворе зима, а климат в северной столице, мягко сказать, был не очень. Теплая одежда и съемная квартира — это то, что первым делом должны были найти парни. К счастью, деньги у них были. Хотя и небольшие, но на первое время их должно было хватить. Пак продал квартиру, которая досталась ему в наследство от бабули. Правда из-за того, что времени у него не было, пришлось значительно снизить цену. Так почему именно Ленинград? Сехун многое рассказывал Чанёлю о Советском союзе, поэтому это была первая страна, что пришла ему в голову при решении покинуть Корею. На ней он и решил остановить свой выбор. Так как оба они были творческими личностями, Ленинград был для них самым подходящим вариантом из-за возможности реализовать себя и своё творчество, получить свою аудиторию. Продумав новые шаги своего плана, Пак тоже решил вздремнуть, набраться сил и удовлетворить своё желание прижаться к сидящему рядом соне.
Спустя несколько недель они наконец добрались до Ленинграда, и Сехун отлично запомнил удивленное лицо Чанёля, когда тот вышел из вагона. Он был настолько заворожён этим городом, что на каждое историческое здание, что вызывало у него восторг, Пак крепче сжимал руку младшего и, как маленький ребёнок, указывал на архитектурные строения.
— Честно, я влюблён в этот город по уши! — Чанёль восторженного проговорил эти слова, не отрывая взгляда от сооружений, магазинов и людей, что куда-то спешили.
— У меня появился конкурент? — Шутливо отозвался О, на что вызвал тихий смешок парня.
Пак повернулся лицом к Сехуну и стал всматриваться в его глаза, изучать черты лица парня,
его парня, будто бы увидел впервые и был очарован. Проведя большим пальцем по чуть приоткрытому рту Се, Чанёль почувствовал тепло от его дыхания. На мгновение он захотел приблизиться к нему и нежно поцеловать, как это обычно делал, когда младший уходил на учебу. А сейчас Чан старался себя сдерживать. Он хотел выразить всю свою любовь к этому человеку где-то дома. Где никто бы не смог помешать им. Где Сехун его. Только его.
Губы Чанёля расплылись в нежной улыбке, и он проговорил: — Ты навсегда в моем сердце номер один. И никто не сумеет захватить это место, кроме тебя. — Он говорил это шепотом, будто бы боялся, что даже в такой суматохе вокруг них его слова будут услышаны не только Се, но и кем-то другим. Чужим. Что никак не вписывается в их общий мир, построенный на переменах и дуновением легкого ветерка.
Прошло уже 2 года с того дня, как парни прибыли в Ленинград. Они смогли довольно быстро освоиться в этом городе. Небольшой капитал и хорошо знающий русский Сехун не дали пропасть им, как многим мигрантам в те годы. О быстро нашёл себе работу. Он стал редактором и писателем в одной из ленинградских газет. Хотя эта работа была далека от поэтического творчества — его всё устраивало. Но в свободное время Се всё же писал стихи как на русском, так и на смешанном с ним его родным языком и выпускал их небольшими тиражами в маленьких сборниках. Каким бы извращением на первый взгляд это не казалось, лирика выходила очень цепляющая, душевная и мелодичная. Подобные стихи пользовались популярностью среди эмигрантов из Кореи, которых в те годы было не мало, но и многие русские не отказывали себе в удовольствии почитать что-то новое, необычное и одновременно очень красивое. Что сказать о Чанёле, он тоже не остался без дела. Конечно, О помогал ему подучить русский и парень неплохо с этим справлялся, на этом сказывались его старания. Но в первые месяцы его обучения для Сехуна были самыми уморительными. То, как он читал Паку стихи, а в ответ слышал: «Можно, пожалуйста, так же красиво, но на корейском?» Или в те моменты, когда Чанёль сидел у тёплой батареи, перебирая струны, что-то напевая себе под нос, О садился позади парня, клал голову на его плечо и нежно шептал на русском: «Я люблю тебя». На что Чанёль начинал ворчать и просить перевести, но Сехун всегда отвечал одинаково: «Лучше освоишь — поймёшь значение этих слов.» Своеобразной студией для Пака стала их с Сехуном спальня. По вечерам парень брал в руки гитару и садился творить до поздней ночи. Поначалу на них не раз жаловались соседи из-за того, что те шумели почти до утра, но потом, кажется, привыкли, или смирились, что скорее всего. В те дни, когда писать музыку Паку было особенно трудно, когда вся их спальня была завалена скомканными нотными листами, Се приносил старшему кружку горячего кофе, садился рядом с ним на постель и гладил его по голове, перебирая своими тонкими пальцами кудрявые каштановые волосы. Чанёль моментально успокаивался, забывал обо всех проблемах и дописывал новую музыку, а О помогал ему советами и просто своим присутствием. Работой Пака стала игра в ресторанах. Это именно та свобода, которая ему всегда была нужна. Он играл то, что хотел и получал за это деньги. Разве это не прекрасно? Его романсы и баллады, стихи для которых писал Се, в будущем будут исполняться многими артистами, но пока он об этом даже не догадывался. Самым главным для Чанёля было получить удовольствие от игры на своей любимой акустике. А те деньги, что он получал за игру, тратились на обустройство их с Сехуном съемной квартиры. Говоря о ней.
Когда они только-только прибыли в Ленинград, Пак был поражен тем, какие парадные в таком прекрасном городе.
— Такое чувство, будто бы тут с самого начала ничего не переделывали. — Чанёль нахмурил брови и стал оглядывать весь этаж, где они теперь жили. Пошарпанные стены, синий цвет штукатурки.
Его выбила из колеи мимо проходящая пожилая женщина, что спустилась с этажа выше и косо поглядывала на парней. Но позже остановилась, вновь взглянув на них, спросила:
— Случаем, не вы те новые соседи в 23 квартире?
Пак вытаращил глаза и уже было хотел переспросить, но Сехун вовремя сориентировался.
— Да, — уверенно заговорил О на русском. — Мы совсем недавно прибыли.
— Вы из какой-то азиатской части прибыли, как я понимаю. Казахи? — Прищурив глаза, не отрывая взгляда от растерянного Ёля, поинтересовалась она.
— Именно, просто, — О откашлялся и тихонько подпихнул под бок парня, тем самым сказав ему, что стоит открыть дверь квартиры, дабы избежать дальнейшего допроса, — мы студенты и решили перевестись в нужный университет. Он больше подходит под наша специальность. — Сехун понял, что ошибся, ведь он неправильно сказал одно слово и поставил не тот падеж, но, видимо, бабушка решила, что он просто плохо знает русский, хотя в данной ситуации парень просто перенервничал, поэтому совершил незначительную ошибку.
Единственным спасением сейчас был звук открывающейся замочной скважины, которую наконец-таки открыл Чанёль.
— А.эм, нам пора. Устали, знаете ли. — Се поджал губы и поклонился женщине, а после попятился назад.
— Я, кстати, баба Варя! Нужна будет помощь — стучитесь в пятьдесят пятую! — Она было уже хотела уходить, но остановилась, произнеся попутно: — Вас-то как, хлопцы, зовут? — Но в ответ последовал только звук закрытой двери. — Тьфу ты, молодежь какая пошла.
Их квартира практически ничем не отличалась от других в советский период. Все те же бордовые тона, пустой сервант и ковёр на стене, оставшийся от прошлых жителей. Молочного цвета обои, что за несколько лет уже успели потемнеть на несколько тонов. Но внимание Сехуна было приковано к чуть заметному рисунку на стене в углу, который скорей всего был нарисован ребёнком. Проведя тонкими пальцами по поверхности, его губы расплылись в искренней улыбке. Изображённый карандашом цыплёнок и белый в чёрную полоску кот, что сидел рядом с маленьким желтым чудом и словно защищал того от чего-то. В этот момент О представил словно этот цыплёнок — он, а Чанёль — кот, который спасал его. Почему-то именно этот рисунок грел его душу, а голову посещали глупые, по его мнению, мысли. Каждый раз когда он проходил мимо этого уголка или сидел за письменным столом, что теперь стоял там, и на котором писались его стихи для Чанёля. Сехун часто всматривался в рисунок и думал о том, что было бы неплохо когда-нибудь взять ребёнка из приюта. Но всякий раз, когда в его голову прокрадывались такие мысли, он тряс головой и старался прогнать в себе такую сентиментальность.
По их общему решению они договорились пока не трогать квартиру и ничего в ней первое время не менять, а просто постепенно добавлять в неё новые вещи. Такое заявление сделал Сехун, сказав Паку, что стоит подождать до их первой зарплаты, а уж потом начать обживать все, а тот согласился. Так и случилось, спустя два месяца Чанёль получил свой первый гонорар, он захотел сделать Се небольшой подарок; потратился он тогда знатно, это было приятно не только ему, но и его любимому, хоть тот и несколько дней подшучивал над Чанёлем. Купив видеомагнитофон и кассеты с фильмами, они наконец начали проводить выходные вместе: заваливались на диван, включали кино и весь вечер тратили на это. Правда О часто засыпал на середине, поэтому им приходилось пересматривать одни и те же кассеты по два, три, а то и четыре раза. Единственным оправданием этому Пак считал усталость младшего после работы. Но на самом деле все было гораздо проще: в теплых объятиях Чанёля Се спал лучше всего, поэтому он любил лежать с ним на тесном диване, максимально близко прижимаясь к его телу. Кажется, теперь в их жизни было абсолютно все, о чем они мечтали, — самое неподдельное счастье. Для них стали образом жизни те «сцены из мыльных опер»: поцелуи вместо будильника, завтраки в постель, а перед этим бессонные, жаркие ночи, после которых О часто не успевал приходить в себя. Им пришлось бросить всё, поддаться той буре перемен, чтобы получить свое истинное счастье. Ни Чанёль, ни Сехун не жалели о том, что так сложилась их судьба.
На первый день рождения Се в Ленинграде, Чанёль решил подарить ему собаку. Найдя продавца и кое-как договорившись с ним на своём ломаном русском, он выкупил крохотного щенка и побрел с этим комочком счастья для любимого домой. О давно мечтал о породистой собаке, но чаще его внимание привлекали бишоны, чем немецкие овчарки, что были тогда популярны. Подкрадываясь чуть ли не на цыпочках к двери квартиры, Пак аккуратно попытался вставить ключ в замок и тихонько открыть дверь, как вдруг его испугал голос стоявшей позади уже знакомой женщины, что часто навещала парней. Сехун всегда был вежлив с ней и часто помогал, в то время как Пак боялся даже заговорить с соседкой, ведь он не был уверен в своём знании русского.
— Ох, какая милая собачка. Чан, ты купил эту кроху для Сенни? Думаю, что твоему другу будет приятно получить такой подарок на день рождения! — Женщина приветливо улыбалась и с любопытством смотрела на щенка, что пытался спрятаться под кожаной курткой Пака.
Сглотнув ком в горле, Чанёль все же решил заговорить с ней. Глубоко вздохнув, он уверено произнёс: — Эта собак для моего друг. Да. Очень приятно было с вами говорить, тётя Варя. — Его голос дрожал от волнения, ведь он был не до конца уверен в том, что говорил. Но увидев улыбку на морщинистом лице старой женщины, Чанёль почувствовал облегчение. Она осторожно прикоснулась к его руке и, с некой нежностью, посмотрела ему в глаза. Для неё Пак был самым настоящим гигантом, ведь с её ростом около метра пятидесяти пяти, парень под метр девяносто был значительно выше. Но, в какой-то степени, рядом с ним она чувствовала себя более защищенной, зная, что эти двое заменили ей внуков. Бабушка Варя заботилась о них первое время. И хотя парни по началу старались избегать её, они позже поняли, что этот человек желает им только добра.
— Ты хорошо подтянул свой русский. Так держать! — Воодушевленно проговорила та, но видимо Ёль не до конца понял предложение, поэтому вновь растерянно смотрел на неё, от чего женщина не смогла сдержать тихий смех.
Но эта тёплая минута была прервана открывающейся замочной скважиной и хриплым голосом Сехуна.
— Чего вы тут расшумелись? — Сонно потирая глаза, сказал он.
Бабушка Варя увидела, что парень был в одних только пижамных штанах, от чего цокнула и сказала, чтобы тот одевался теплее, после чего поспешила удалиться и оставить тех двоих наедине. Несмотря на то, что на дворе была весна, апрельский Ленинград был сырым из-за постоянных дождей. Для местных жителей эта погода была абсолютно обычной, а для тех, кто только-только начинал адаптироваться к климату, — казалась мерзкой.
Реакция Сехуна на щенка была просто бесподобной для Чанёля. Особенно в тот момент, когда белоснежный комочек тихонько заскулил, а О резко замер и, словно не веря происходящему, растерянно посмотрел на Пака. Парень искренне улыбнулся, когда достал из-под куртки беленького пушистого малыша, а холодное сердце Сехуна, кажется, вмиг растопилось, и он не смог сдержать слез счастья. Держа это чудо, он смотрел в глаза Чанёля и ничего не говорил, и лишь спустя какое-то время Се сократил расстояние между их лицами, а после нежно прикоснулся своими губами к его. В тот момент сердце парня бешено билось в груди, а когда Ёль притянул к себе худое тело Се, по спине у него пробежались тысячи мурашек.
***
— Чанёль, нам нужно купить подарки для Виви и Тобенни, ты не забыл? — Смотря куда то вперёд, будто задумавшись над чем-то, спросил О. — Это наш второй Новый год здесь, представляешь, как же быстро летит время.
— Да, Сехун, я всё помню, но не мог бы ты вытащить ненадолго свои руки из карманов и помочь мне с собаками? Из-за них у меня скоро ручки у пакетов оторвутся, мне тяжело так идти, — пытаясь распутать поводки, второпях выпалил Пак. — Вот, держи, а я понесу пакеты. Ты же не хочешь, чтобы все яйца побились? — С какой-то дурацкой улыбкой на лице произнес парень и засмеялся.
— Ну, если это произойдет, то яичницу мы сделаем из твоих, Чанёль, не переживай.
Улица залилась заразительным смехом и лаем двух озорных собачек.
Парни готовились к празднику, как и все жители СССР. Следующий год станет началом нового десятилетия, последнего в 20 веке. Полным ходом шла перестройка, и кто знает, чего ожидать им через год, через два. Но в канун Нового года люди как всегда позабыли обо всех проблемах, погрузились в эту праздничную, мандариновую и пьяную атмосферу. И Чанёль с Сехуном не исключение. Им нравилось праздновать Новый год не меньше, чем Рождество. Теперь это было их любимое торжество, поэтому они хотели отметить его по всем русским традициям. Купили несколько литров вина и бутылку шампанского, килограмм мандаринов, ну и куда же без ингредиентов для оливье. Чанёль впервые в жизни будет его готовить, да и есть тоже, поэтому парни мысленно подготовили себя к маленькому разочарованию и купили на всякий случай немного готового салата в одном из местных магазинов.
Вечером в квартире парней все были заняты делом. Чанёль хлопотал на кухне, заканчивая с приготовлениями блюд на праздничный стол, сервировкой которого сейчас занимался О. По квартире друг за другом гонялись Виви с Тобеном, оживляя своим лаем тихую обстановку. Для спокойного бишона Се это было совсем необычное поведение, но видимо под Новый год, да еще и с таким пушистым другом, и такое случается. Тобенни был подарен Чанелю Сехуном также на день рождения. Пак часто жаловался, что Виви скучает в их отсутствие, поэтому Се решил убить двух зайцев, купив чёрного кудрявого пуделя в качестве подарка парню и друга для своей собаки.
Белая скатерть с красивыми кружевными салфетками на ней отлично украсила праздничный стол. Се раскладывал посуду на троих, надеясь, что Бабушка Варя все-таки придёт на их ужин, хотя та сказала, что скорее всего уедет к старой подруге. Но подстраховаться все равно стоило. До Нового Года оставался всего час, когда на столе появились уже почти все приготовленные Чанелем вкусности. Пак дорезал овощи на кухне, а Се уже сидел перед телевизором, допивая бокал вина. Провожать старый год они не стали, но младший все же решил выпить, дожидаясь Чанеля с кухни. Все блюда выглядели очень аппетитно, хотя многое было приготовлено парнем впервые. Русская кухня, по-началу, казалась Паку очень сложной, но как человеку, которому с юности приходилось готовить себе самому, научиться оказалось куда проще. Конечно не без труда. Сложнее всего ему было готовить селедку под шубой. Пак потратил полдня на то, чтобы вытащить из неё все косточки, и только мысли о том, что Се любит рыбу, мотивировали его доделать эту работу.
Сехун включил для фонового звука какой-то канал, по которому шёл голубой огонёк. Он смотрел исподлобья на происходящее в телевизоре, пока закатывал рукава своей белоснежной рубашки. От тупости, как ему показалось, на экране, Се издал смешок и отвернулся от источника звука. Было неприятно слышать отчасти глупые шутки и закадровый смех, словно в студии серьезно кто-то смеялся. Если только совсем отчаявшиеся люди.
— Эй, Виви, ты чего такой у меня тихий? — О сел на корточки рядом с псом, что спал у горячей батареи вверх пузом, от чего парень не смог себя сдержать перед соблазном погладить этот комок счастья по нежному животику. На что пёс потянулся и зевнул, видимо Сехун прервал его сон. — Осталось меньше часа до Нового года, а ты спишь, пропустишь все веселье, — задорно проговорил он и продолжил трепать Виви, но тот лишь фыркнул и отвернулся к батарее, тем самым окончательно прижавшись к ней. — Тобен, надеюсь ты растолкаешь это ленивое облако. — Сехун обратился к только что подбежавшему к нему щенку, но тот, смотря прямо в глаза хозяина, наклонил голову в бок, мол: «Ты серьёзно надеешься, что я смогу растормошить его снова?»
О почесал за ушком чёрного пёсика, что вызвало у него странную реакцию: он упал на пол, высунув язык, но продолжал все также игриво смотреть на парня. А тот лишь улыбнулся игривости Тобена. Встав на ноги, Сехун проследовал к столу, на котором до сих пор не хватало только шампанского.
— На вид вышло очень даже неплохо. Теперь интересно, на вкус так же или нет. — Посмотрев на салаты, подумал О. Но от мыслей его отвлёк шум, доносящийся с кухни. Обеспокоенный парень прямиком отправился к Паку и уже через секунду застыл в проходе маленькой комнаты, наблюдая следующую картину: Чанель стоял возле раковины, держа руку под быстрой струей воды, шипя и ругаясь на родном языке. На полу лежал нож, на котором виднелись пятна крови.
— Что случилось? Ты порезался? — Подходя к парню ближе, спросил младший. — Покажи мне, Чанель, вдруг рана глубокая, надо обработать. — Крови действительно было много.
Нож предательски слетел с огурца и приземлился на палец повару, который явно не ожидал такого поворота событий. Через минуту Хун вернулся на кухню с аптечкой и оказал первую помощь раненому. Парень усадил Ёля на стул и после того, как остановил кровь, обработал ему порез и перевязал бинтом палец. Пак, как маленький ребёнок, смотрел снизу вверх на Сехуна и жаловался, что несколько дней не сможет играть на гитаре. Но младший знал, как его успокоить. Парень поднес к губам палец Чанеля и аккуратно поцеловал место пореза со словами: — Обещаю тебе, теперь боль пройдёт быстрее.
— Вау, да ты правда волшебник, или это новогоднее чудо? Рана стала болеть меньше, теперь мне намного легче, — договорив последние слова, парень ухватился за ворот рубашки О и медленно опустил его ближе к себе, — Сан, а тебе бы пошла форма медсестры.
В следующую секунду губы Пака накрыли чужие, от чего всё тело словно пробило током, а низ живота предательски начало тянуть из-за картины, что уже успел представить у себя в голове Чанёль. Он начал углублять их поцелуй, зарываясь пальцами одной руки в светлые волосы, притягивая парня ближе к себе, а другой блуждал по телу О. Но как только правая рука коснулась первой пуговицы на рубашке Сехуна, парень отстранился.
— Чанни, давай встретим этот Новый год как полагается, не отвлекаясь на… — Но он не успел закончить предложение, как резко поднявшийся со стула Пак подхватил его под бёдра, не прерывая их зрительный контакт. — Хотя, какой толк в этом. — Закатив глаза и шумно выдохнув, Се взял лицо Ёля в ладони и прильнул к его губам. Поцелуй получился не то чтобы слишком грубым, скорее требовательным. Он не был похож на нежный, что Чанёль обычно дарил Сехуну по утрам.
Пак с силой прижал О к стене, на что получил недовольное мычание в свой рот. Но эта вибрация только сильнее распылила Чанёля. Одной рукой он старался расстегнуть пуговицы белоснежной рубашки возлюбленного, но перебинтованный палец мешал, от чего это казалось невозможным. Не разрывая поцелуй, Сехун помог и расстегнул оставшиеся доступные, а остальные были заправлены в джинсы, но сейчас он не хотел полностью раздеваться, все ещё в мыслях питая надежду на то, что они успеют до боя курантов. Стоило воздуху в груди сойти на нет, как Чанёль отстранился от Се, рвано дыша, словно он рыба выброшенная на сушу. Посмотрев в глаза Сехуна, он увидел в них искры и желание, от чего уголки губ Пака слегка дернулись.
Припав к шее О, который издал тихий стон и запрокинул голову, открывая больше места для поцелуев, Чанёль начал слегка покусывать белоснежную кожу парня, что пахла молоком. Нередко, когда Ёль прижимался к Сехуну, он ощущал запах чего-то молочного, но такого сладкого. Иногда он говорил ему, что тот пахнет, как младенец, но Се лишь звонко смеялся над его словами, а после нежно целовал Чанёля в щеки, а потом опускался на шею, а после ниже и ниже. Но сейчас был не тот момент, в котором Чан мог бы снова сказать про белоснежность и невинность кожи парня. Сейчас был другой момент, не способный сравниться ни с каким другим. К примеру тот, когда Пак, буквально недавно, на этой маленькой кухне, прижимая О к стене, медленно входил в его тело, пытался быть нежным, но потом, когда из этих прекрасных уст парня срывались стоны, что сносили крышу Чанёлю, он не мог себя контролировать. В те моменты он был груб, но его резкие толчки никак не были неприятны, скорее ещё больше заводили Се, и он сильнее раздвигал ноги и старался двигаться в такт с Чаном, выгибая спину, когда тот достигал пика.
Чанёль оставлял багровые следы на нежной коже Сехуна, спускался от мочки уха до выпирающих ключиц, а дальше всё ниже, попутно слизывая кончиком языка молочный привкус, что ещё сильнее сводил с ума. Достигнув ореолов, Пак языком начал очерчивать их, иногда прикусывал набухшие от возбуждения соски, вызывая тем самым сдавленный стон. Мысли Ёля сейчас были сфокусированы на том, чтобы доставить намного больше удовольствия любимому в этот последний день уходящего года. Отстранившись от сосков, он приблизился к уху парня и томно выдохнул, а позже прошептал: — Давай переместимся на более удобную поверхность.
В этот момент О готов был поклясться, что даже не видя лица Чанёля, он почувствовал то, как тот ухмыляется, от этого его сердце ещё сильнее забилось, а разум вовсе был затуманен. Сехун лишь юрким язычком облизал пересохшие губы и кивнул в знак согласия. Пак опустил его на пол, но ноги младшего напрочь отказывались его слушаться. Он взял Се за запястье, поведя за собой того на ватных ногах, а сам надеялся на то, что на кровати не успел пристроиться Тобен, что любил так делать. И нередко во время их секса он забирался на кровать, садился у изголовья и смотрел на Чанёля, а Сехун лишь смеялся в те моменты, когда видел недовольное выражение лица старшего. Благо надежды Чана оказались верными и их кровать была действительно не занята. Добравшись до неё, он аккуратно опустил Сехуна на поверхность, а сам принялся жадно целовать его губы, попутно расстегивая пуговицы на своей синей рубашке, а руки О тем временем разбирались с ширинкой на брюках Ёля. Им абсолютно не мешал назойливый звук их телевизора, скорее добавлял атмосферы. Наконец, ненужная одежда валялась где-то в стороне. До Нового года оставалось всего двадцать пять минут, в голове Пака тем временем включился счётчик, чтобы успеть; в то время, как Се давно уже не волновало, как они встретят Новый год, главное, что вместе.
Чанёль целовал грудь парня, оставляя после каждого прикосновения своих губ мокрые следы, а иногда багровые засосы. Он чувствовал, как тело Сехуна ныло от желания, чтобы тот наконец прекратил ласки и всё-таки приступил к главному. За эти годы, пока они были вместе, Чан отлично выучил его тело, поэтому чаще всего дразнил, когда он, якобы не нарочно, слегка задевал возбужденный бугорок О, чем не редко вызывал сдавленный стон, а иногда и вовсе чуть ли не плач у парня. Но сейчас Пак хотел закончить дело до боя курантов. Он запустил руку в трусы парня и обхватил его возбуждение. Большим пальцем Чан массировал головку члена, что давно выделяла естественную смазку, пачкая боксеры О, обводя кончиком пальца уретру, а после провел ладонью по всей длине.
Оставалось пятнадцать минут. Устроившись между ног Сехуна, Чанёль кончиками пальцев касался груди младшего, изредка царапая кожу короткими ногтями. Ему нравилось смотреть на то, как он выгибался в спине и бёдрами подавался к Ёлю, желая наконец ощутить в себе его плоть. Смочив два пальца слюной, Пак начал массировать колечко мышц. За окном давно уже слышались звуки взрывающихся фейерверков и радостные возгласы народа, все ждут чуда и начало торжества. Чуть надавив на колечко, Чан ловко проник внутрь податливого тела, вызвав сладкий стон у парня. Даже несмотря на то, что Сехун был достаточно растянут, каждый раз, когда в его тело входил Чанёль, он вмиг становился в его глазах старшего неопытным девственником. Он медленно двигался в нем, иногда сгибая фаланги, Чан вмиг попадал по комку нервов, заставляя младшего застонать в голос. Не в силах больше терпеть, Се хрипло прошептал: «Прошу, Чанни…», рвано хватая ртом воздух, и мелкая дрожь пробежала по всему его телу. Эти губы так и хотелось зацеловывать до тех пор, пока они не покраснеют. А чуть прикрытые глаза О просто сводили с ума Чанёля. Осторожно отстраняя пальцы, он приставил головку к сжимающейся дырочке. Пак плавно подался вперёд, уложив ноги парня на свои плечи. Дав несколько секунд на то, чтобы тот привык, Чанёль сделал первый толчок. Ещё несколько секунд и вновь новый толчок. Се выгибался, двигая бёдрами, пытаясь насадиться на член как можно глубже. Он старался найти подходящий угол для проникновения, пока наконец не задел простату. Ритмичные влажные шлепки и звонкие стоны заполняли комнату, помимо включённого телевизора, что начал уже действовать на нервы Чанёля. Но он плюнул на дискомфорт и припал к губам О, продолжая двигаться в нем. Стенки сжались вокруг члена и это буквально сносили крышу Паку, заставляя того рычать от удовольствия, словно он дикое животное, что давно истосковался по такому любимому, желанному телу. Ритм сбился, становился рваным, а толчки — быстрыми. На фоне Горбачев начинал своё поздравление с Новым годом, в то время как Чанёль поменял позу, не выходя из любимого; он лёг на спину, а Сехун быстро сориентировался в движениях, продолжая все так же ритмично насаживаться на пульсирующий член внутри себя, подмахивая бёдрами и запрокидывая голову назад. Пак придерживал младшего за бёдра, толкался ему навстречу, ускоряя движения и утопая в нежных стонах О. Томные вздохи были смешаны с раздражительным голосом председателя Верховного Совета, ещё пара слов и начнётся бой курантов.
»…С Новым годом, дорогие соотечественники! Счастья вам, мира и благополучия.»
Речь Горбачева закончилась и начался бой курантов. На первом ударе Чан почувствовал, как сейчас кончит, а уже на пятом обильно кончил в Се, а чуть позже, на одиннадцатом ударе, и сам парень, которому хватило пару ловких движений по члену, чтобы довести себя до мощного оргазма. Сехун обессилено упал рядом со старшим на кровать, устраиваясь на его груди. Они оба рвано дышали, а в голове настолько комичная ситуация, что прошел какой-то миг и комната заполнилась звонким смехом обоих, пока на фоне играл гимн Советского союза.
— Боже… — Чанёль закрыл лицо ладонью, но смех никак не прекращался, — насколько это смешно. Кончить под бой курантов.
— Только мы так можем, Чанни. — Сехун вновь начал неистово смеяться до боли в животе. И откуда у них силы на такой мощный смех?
— С Новым годом,
Сан. — В какой-то момент Пак прекратил смеяться и навис над парнем, влюблённо смотря в глаза
своего любимого мальчишки.
На лице Се появилась нежная улыбка, он погладил Чана по щеке тыльной стороной руки, а сердце билось в груди, словно птица в клетке. Приблизившись к лицу возлюбленного, О нежно коснулся его губ своими, а после, чуть отстранившись, произнес шепотом: — С Новым годом,
Чанни.
