Счастливый билет

«Осторожно, двери закрываются…» Уже родной голос диктора. Давно потерял ту грань, когда его «следующая остановка….» ушла на второй план. Но бьёт по ушам новый дикторский голос, кажущийся чужим. Хотя и к нему в скором времени привыкаешь. Людям вообще свойственно привыкать. Нам кажется, что мы никогда не сможет вставать с семь утра, вместо привычных десяти, есть самую дешёвую картошку в ресторанах быстрого питания, вместо любимой маминой запеканки, но сами не замечаем, как это всё становится обыденностью. Мы думаем, что не сможем полюбить только что вошедшего в нашу жизнь человека, а потом думаем, что не сможем забыть его, когда он, не попрощавшись, уйдёт, оставив кучу воспоминаний. Но и к этому мы привыкаем. Я размышлял об этом, пока на меня глазела кондукторша. Знакомый недовольный взгляд, свойственный пожилым продавщицам, медсёстрам и вахтёршам, омрачал мои мысли. Я невольно улыбнулся, сам не зная почему, и залез в карман за требуемой платой. Из куртки выкатились подплесневевшие монеты, благо кондукторша оказалась не привередливой, да и ей это не нужно. Последняя мелочь, звеня, покатилась в заплатанную черную сумочку, а взамен я получил желтоватый билетик, позже небрежно закинутый мной в дальний угол левого кармана. В троллейбусе мало людей. Это хорошо. Я люблю людей, но не толпы, тем более в общественном транспорте. Сейчас же было утро, но не то, где шумные школьники, пытаясь одновременно надурить кондуктора ради бесплатного проезда, спешили в школу. Сейчас же меня окружает не более пяти человек. Мой интерес привлёк молодой человек с белыми наушниками и в черном коротком пальто. Его образ бы прекрасно подходил для героя романтического романа, что так любят юные девушки, но он ему не шёл. В закрытых вьющейся чёлкой широко распахнутых глазах читалась суета и бесконтрольное стремление куда-то. Он будто ждал, ждал, то ли своей остановки, то ли чего другого. Что меня удивляло, так это то, что он стоял, охватившись рукою об поручень, а не сидел, хоть и было куча свободных мест. Вызывали интерес и его трясущиеся руки, можно было догадаться, что его постигает холод, но по движениям читались и нервы. Самое, конечно, забавное было когда он, замечая на себе мой пристальный взгляд, пытался резко увернуться, но делал это без умело, сам это понимая. Он с облегчением вышел на следующей остановке, какой я не услышал, но заметил его воодушевлённое лицо. А так же внимание у меня вызвала изменившееся локация за окном, я не и не заметил, как приехал сюда. Я был здесь не так давно, но что-то изменилось. На улице пушистыми хлопьями летел снег, снежинки казались такими огромными, что удивляло, как под их тяжестью не содрогается земля. Белые «пташки» запутывались в волосах проходящих девочек, цепляясь за них, но без шанса на спасение таяли. Как коротка жизнь одинокой снежинки, она исчезает, как только прикоснётся к тому к чему так стремилась, а у её подруг, собравшихся большой кучей в сугробы, есть вероятность выжить до весны. И снова одиночки в проигрыше. А я так люблю одиноких людей. Они как отдалившееся звёзды, таинственные. Их можно считать свободными, они не нуждаются ни в ком, не зависят от кого-то, мне так казалось. Но так ли это? Возможно, человеку нужно в ком-то нуждаться. А может это и показатель одинокости. Тогда все люди одиноки как снежинки. За окном все стало двигаться вновь. Я всё искал, за что бы зацепиться взглядом, но меня не цепляло. Краем уха я услышал разговор сидящих по левую сторону от меня женщин. Одна, окутанная, словно в тысячу и одно одеяний, рассказывала хриплым голосом неприметную глупую историю, но меня больше заинтересовала вторая. Сухие, много раз перекрашенные, волосы виднелись из-за пёстрого платка. Она не говорила, а лишь кивая, улыбалась. Наверно она часто улыбается, но это не помогает ей скрыть грустные усталые глаза. Я не могу знать ее историю, могу лишь догадываться, как ей тяжело. Пережитые переживания так же сказываются на морщинистых руках. Её наверняка не устраивает жизнь, но никто не спросил ее мнения. Хотя возможно это лишь очередная моя бездоказанная догадка, кто знает. В транспорте закончились интересные лица, разве что не выспавшиеся лицо водителя, несколько раз мелькнувшее в отражение зеркальца. Обидно, скоро нахлынет толпа народу, в их лицах сложно будет прочесть мысли, а значит, мне больше тут делать нечего будет. Разве что наблюдать за хороводом снежинок за окном. А пейзаж уже погружается в атмосферу панельных девятиэтажек. И снова, снова, снова, до конечной и обратно. Бесконечный цикл. Троллейбус проезжает круг и, не успев отдохнут, повторяет привычный алгоритм. Цикл, напоминающий нашу жизнь. Я развивал эту мысль уже давно, но так и не пришёл к финальному результату размышлений. Отображает ли бесконечно рондо жизнь одного человека, этапы этого процесса? Или же эта метафора, свойственная, для всего человечества? Один человек умирает, рождается новый, проделывает то же что и он и снова умирает, и так бесконечно. Я не могу прийти к решению, но всё же, полагаю, здесь есть истинный смысл, и я буду искать его, пока нахожусь на этом кожаном кресле. Окружённым незнакомыми людьми. А сколько же разных людей увидел этот троллейбус за свою однообразную жизнь, сколько ещё увидит. Немереное количество разговоров, рук, державшихся за желтые потёртые поручни, прикосновений замершего окна. Здесь всё пропитано людьми, которые не вспомнят, что они когда-то были здесь. Они лишь безудержно спешат на свою остановку, не вглядываясь в детали. Это отличает меня от них. Я протягиваю замершую руку в карман, что-то ищу среди позабытых бумажек. Сегодняшний билет оказывается у меня в руках. Как здорово, что существуют такие билеты, а их не так часто встретишь в наше время. На тонком порванном клочке бумаге отображаются шесть цифр, вызывающих у меня улыбку. Как и знал, удачная комбинация называющийся «счастливой». Суеверен ли я, лишь потому, что, складываю такие билеты в специальный блокнот? Наверное. Но людям свойственно в такое верить, искать надежду на счастье даже в клочке бумаги. А для меня это просто привычка.