***
Антон с тоской зачеркивает еще один день на календаре и вздыхает. До конца каникул осталось меньше недели, а у него не проходит чувство, что он все проебал, что не отдохнул, что не выспался. Вообще иногда он ловит себя на мысли, что херово настолько, словно он все дни мешки ворочает, а не лежит дома или гуляет с друзьями. За последние три дня он дважды выбирался потусить с Серым, всячески уворачиваясь от его вопросов и избегая пересечения взглядов, потому что он ссыт рассказывать обо всем происходящем и вообще имеет полное право молчать. И один раз с Ирой — девушка сама предлагает ему посетить какую-то выставку, а он и идет, потому что по-другому не может. И сейчас, вспоминая прошлый день, он в который раз сравнивает Иру с Арсением. И это начинает уже раздражать, потому что они разные и это факт, а такого быть не может, потому что… Людям же обычно нравится определенный типаж, нет? Ой, кажется, кто-то только что сознался, что ему нравятся оба. — Пиздарики, — комментирует Антон свои мысли и отправляет в рот мармеладного червяка. Он уже начинает задремывать, убаюканный каким-то очередным галимым ужастиком, который он включил на ноутбуке, когда его телефон начинает вибрировать. Он разлепляет веки, зевает и тратит несколько секунд на то, чтобы прочитать имя звонящего. — Окс? — Шаст, привет, слушай… Ты меня любишь? — Ненавижу. Че надо? — Какой ты бука, — он садится на кровати и трет глаза, отгоняя сон. — Говори уже, что случилось. — Помощь нужна. Прям очень сильно. Дело в том, что Сеня заболел, лежит дома безвылазно, он попросил купить лекарства, а у меня дела появились срочные, я никак не могу вырваться. Он думал Паше своему позвонить, но я сильно сомневаюсь, что он сможет подорваться, а ты… В ушах поднимается шум, и после «Сеня заболел» Антон больше ничего не слышит. Сидит и пялится в стену перед собой, различая лишь неравномерное жужжание в телефоне. Он вспоминает, как они гуляли с Арсением, как он расстегнул куртку и стянул шапку, убеждая его в том, что ему жарко, как Антон пытался… Вот же дебила кусок. — Скинь смс-кой, че купить надо и адрес. Ща одеваюсь. В ответ — молчание. Антон недовольно цокает языком. — Окс? — Ты… ты реально поедешь? — Нет, ебу, — он фыркает и, рывком встав на ноги, вытаскивает из шкафа свитер и чистые джинсы. — А почему нет? Он мой… друг все-таки. Почему не помочь? — пизди больше, вдруг сам начнешь верить. — Я тебя обожаю! — Я в курсе. Давай, жду, — и отключается. Быстро одевается, хватает со стола кредитку и кошелек, засовывает в карманы куртки и выходит на улицу. Запоздало он понимает, что это, возможно, была не самая лучшая идея.***
Арсений хочет сдохнуть. Это все равно лучше, чем кашлять с такой силой, что легкие буквально на зубах висят. Правда, сейчас уже лучше, вот первые два дня были настоящим адом. Когда он ехал от Антона, то почувствовал, как у него болит… все. Слабость сковывала с такой силой, что с трудом получалось переставлять ноги. Теплая куртка не грела, хотя на улице было не так холодно, ближе к нулю, хотелось закутаться как минимум в еще один слой чего угодно, а для этого нужно было добраться до дома. Но там не лучше — шевелиться не хотелось, даже в туалет вставал с неохотой. Лежал на кровати, кутаясь в три пледа, и щурил уставшие глаза в экран планшета, пока не вырубился. Вечером — температура под тридцать восемь. Ночь бессонная. Голос сиплый. Голова раскалывается. На следующий день стало еще херовей. Потеряв сознание по дороге из туалета в спальню, Арсений понял, что пора прекращать строить из себя сильного и независимого, и вызвал врача. Тот выписал лекарства, накормил и так известными советами и ушел восвояси. Порыскав по полкам, Арсений нашел несколько лекарств из списка и решил, что хватит с него. К тому же никто не отменял «дедовских методов». Денек выдался тот еще: в туалет только по стенке, в полусонном состоянии и выворачивающимися наизнанку легкими. Он не помнит, когда в последний раз столько спал, но чувство усталости не прошло — оно только усилилось и смешалось со слабостью, от которой хотелось выть. Только сил не было. Пару дней он перебивается как-то, сбивая высокую температуру и закидываясь всеми таблетками, которые только есть дома. Помогает слабо и недолго. И в какой-то момент, в очередной раз проснувшись с головной болью и режущим кашлем, Арсений не выдерживает: пишет сестре и просит привезти лекарства. Оксана, естественно, перезванивает и почти полчаса верещит из-за того, почему она узнает о его болезни только сейчас. Ну, и все остальные подходящие под ситуацию претензии. Слушает Арсений вполуха — больно голова трещит, потом, когда поток иссяк, извиняется и жалобно просит о помощи. И сейчас, сидя на диване в позе лотоса и кутаясь в плед, Арсений пытается вникать в происходящее на экране, не выпуская из рук чашку с чаем. Это предпоследний пакетик, а заварку он дома не держит, и это может стать катастрофой, потому что только чай помогает хотя бы ненадолго спасаться от кашля. Решив, что попросит потом заскочить за ним Пашу, Арсений снова утыкается в экран, поняв, что просрал очередной поворот сюжета. — Вот же… — мычит он себе под нос и едва не роняет чашку, когда в дверь звонят. Арсений закатывает глаза, решив, что малая опять где-то похерила ключи от его квартиры, кутается в плед, особо не заботясь о своей внешности, и шлепает ногами в теплых толстых гольфах в коридор, возится с замком, распахивает дверь и… — ебать мой… — Такого мне еще не предлагали, — хмыкает Антон и окидывает его серьезным взглядом. — Выглядишь херово. — Ты… ты что тут… Сука, малая, да? — догадывается Арсений и стискивает челюсти. — Это она тебя попросила? — Нет, я экстрасекс, — напоминает он ему их недавний разговор и неловко мнется на пороге. — Может, впустишь или я отсюда тебя буду лечить? — Я… Да, конечно, — он отступает вглубь комнаты и, спохватившись, плотнее кутается в плед. На нем пижамные штаны, максимально нелепые гольфы, смешная футболка с каким-то мультиком, и это настолько разнится с его обычным видом, что Арсению становится неловко. Воспользовавшись моментом, когда Антон возится с курткой, Попов ныряет в ванную и накидывает толстый полосатый халат, решив, что он хотя бы немного солиднее. — Только это… Я заразный. — Тоже мне удивил, — спокойно отзывается Антон и подмигивает ему, — я-то точно уже подхватил вирус, так что расслабь булки. Где у тебя кухня? — Арсений заторможенно кивает в коридор, и Антон, передав ему пакет, заходит в ванную, моет руки, приглаживает волосы и шлепает на кухню. Попов как робот плетется за ним, сжимая в руке пакет с покупками, и чуть вздрагивает, когда Антон забирает его и начинает выкладывать на стол содержимое: таблетки, сироп, жидкости для полоскания, три упаковки чайных пакетиков, коробка конфет и леденцы. Арсений смотрит на всю эту груду и пытается понять, как ему реагировать. — Я так понял, у тебя то ли грипп, то ли ОРВИ, — важно сообщает Антон, — по крайней мере, по описаниям Окс. Вот, купил тебе то, что меня на ноги поставило, когда я в последний раз болел. Чай… Ну, бля, какая болезнь, если нет чая? К тому же я знаю, ты его любишь. А конфеты и леденцы… Чтоб ты улыбнулся, — и смотрит так тепло, что плакать хочется. А Арсений и плачет. Только от того, что спазм снова сжимает горло, и он, крутанувшись на месте, кашляет в кулак, давится, смаргивает слезы и шипит сквозь зубы, потому что заебался. Антон терпеливо ждет, пока он прокашляется, и встревоженно смотрит на него, поджав губы. — Ты что пил-то? — Арсений только кивает на таблетки на полке, и Шастун, поднявшись, рассматривает цветные упаковки. — Понятно, теперь начнешь Ингавирин — три раза в день — и Амброксол. Это сироп. Вкусненький, — зачем-то добавляет он и улыбается, как персонаж мультика. Арсений с места не двигается — стоит и пялится на него во все глаза, видя словно впервые. Антон сейчас и правда какой-то другой: более взрослый, уверенный, с легкой щетиной на щеках и красными с улицы щеками. Какой-то слишком домашний, аж зубы сводит. — Зачем… зачем тебе это? — выдыхает Арсений, собрав мысли в кучу, и облизывает губы. — Ты… Ты не обязан. И я… Я отдам тебе за все. Не знаю, правда, есть ли у меня сейчас наличка, но я переведу тебе на карту, когда… — Завали лицо, пожалуйста, — обрывает его Антон с интонацией ты-у-меня-такой-придурок и закатывает глаза. — Арс, мы не чужие люди все-таки. Почему ты просто не можешь принять мою помощь? Мы, что, к нихуям шли все эти месяцы? Я ведь и обидеться могу. — Нет, я просто… — он замолкает и нервно кусает губы, ероша волосы. — После… после того, как… — Ты думаешь, что из-за пьяного поцелуя я забью на тебя хуй? — Антон вскидывает бровь и вздыхает. — Слушай, я, может, порой и веду себя, как самый настоящий придурок, но у меня бывают проблески сознания. Жаль, что ты не заметил, — он делает паузу, что-то обдумывая, и медленно продолжает: — К тому же мы разобрались со всем, вроде как, — мы тогда просто побухали. И все, — и смотрит прямо в глаза, взрывая что-то внутри. Арсений хмыкает и, сложив руки на груди, прислоняется к стене. — Верно. Побухали и все. А сейчас — спасибо за лекарства и… — он окидывает взглядом стол, — и все остальное, но тебе правда пора. Не хочу, чтобы ты заболел, — еще заразишь малую, а я лечить ее не смогу, потому что сам еле хожу. Я скину тебе деньги на карту, только отправь мне номер. Антон не двигается с места. — Арс, ты… — Тебе правда пора, — повторяет он с нажимом, сощурившись, — до двери провожать не буду, уж извини. — А и не надо, — парирует он, поднявшись на ноги, — потому что я никуда не собираюсь. Я обещал Окс позаботиться о тебе, поэтому я остаюсь. Прослежу, чтобы ты нормально лечился, а не строил из себя нищенку и страдал из-за того, какая жизнь, блять, несправедливая штука. — Ты вообще что городишь? — фыркает Арсений, потемнев. — Что, поплыл уже? Температура? Пиздуй-ка отсюда, а, мне и так херово, а еще ты со своими галюнами приполз. Спасибо, как говорится, всех благ, но тебе пора. — Может, я сам решу, что мне пора, а что нет? — нагло осведомляется Антон, и Попов, не справившись с огнем, вспыхнувшим в груди, делает пару шагов к нему и толкает в грудь. Он бы с радостью познакомил его лицо со стеной, но сил хватает только тупо напирать и дышать открытым ртом, потому что нос забит. Антон и не думает отступать — перехватывает его запястье и не дает до себя дотянуться. Только глазами сверкает и пыхтит в паре сантиметрах от чужого лица. Лохматый, взъерошенный, как воробей после потасовки, топчется на одном месте, скользя ногами в носках по полу, и упрямо не желает поддаваться. Арсений разве что не шипит от беспомощности. Кашель снова подступает к горлу, но он сдерживается, продолжая пихать Антона в коридор. Он смутно понимает, насколько со стороны это выглядит нелепо — вполне себе взрослые люди ведут себя, как подростки, и разве что не бодаются. Видимо, уловив, что Арсений начинает выбиваться из сил, Антон пытается воспользоваться этим и тянет его обратно на кухню, намереваясь посадить на стул, но спотыкается о табуретку и летит на пол, придавив Арсения. Тот смачно ругается и сразу начинает кашлять, покраснев. Антон шипит и отдувается, потирая ушибленный локоть, и медленно распрямляется, восседая на бедрах Арсения, который прижимает ко рту обе ладони, пытаясь справиться с кашлем. Картина так себе. Точь-в-точь начало порнухи. Аж дыхание сводит. — Херово… вышло, — выдает Антон, облизнув губы, и чуть усмехается, — так сказать, смена ролей, — Арсений хмурится пару секунд, а потом, вспомнив их прогулку по льду, закатывает глаза. — Ты просто слишком неуклюжий. — Тоже мне удивил. А вообще иди нахуй. И тишина. Арсений плохо понимает, почему они не предпринимают никаких действий: почему Антон не пытается подняться, почему он не просит его сделать это. Лежат два идиота на полу кухни и пялятся друг на друга, осознавая всю убогость происходящего и не зная, что с ней делать. — Чет неловко, — наконец, выдавливает Антон, не зная, куда деть руки, и Арсению вдруг становится интересно: он кладет ладони на его бедра и хитро улыбается, заметив, как вздрагивает кадык Антона, когда тот сглатывает. — Ага. Но прикольно. Антон краснеет. — Если что, я не… я не из этих. У меня… у меня почти девушка есть. — Я помню, — Арсений улыбается еще шире, — и… и у меня девушка… Была. Только, — он облизывает губы, предвкушая взрыв после следующих слов, — это не отменяет тот факт, что у тебя встал. У Антона, кажется, уши начинают светиться, такими красными они становятся. Чисто забрать и идти гулять по лесу ночью — света хватит. Застывает, потому что дыхание сбивается, и опасливо смотрит на свои бедра, чтобы убедиться в том, что Арсений не врет. А он не врет — ощущает, как никак. — И какого хуя? — шепчет Антон, поморщившись, и чуть двигает бедрами. Арсений шипит и прикрывает глаза. Что ты творишь, сученыш?! — А я ебу? И харе елозить. — С этим… — Антон в который раз за последнюю минуту сглатывает и облизывает губы, — надо что-то делать. — Надо, — Арсению уже больно, и он чуть толкает его под ребра, кивнув в сторону, — для начала встать с меня, ты вообще-то не пушинка, хоть и выглядишь так. Смачно выругавшись себе под нос, Шастун подскакивает на ноги, умудрившись налететь на стул, ободрав злосчастный локоть, чуть не сносит небольшой шкафчик, врезается затылком в стену и снова матерится, потирая место ушиба. Арсений пытается не смеяться, глядя на него, боясь очередного приступа кашля, и поднимается следом, только без последствий, хоть его и ведет в сторону, когда он распрямляется. Пока он пытается перевести дыхание, вцепившись рукой в спинку стула, Антон заторможенно и как-то даже завороженно смотрит на него, а потом вдруг выдает: — У тебя тоже встал. Нашел, чем удивить, — рвется с губ, но Арсений только усмехается и отмахивается, не глядя на него. — Тебе показалось, — а потом вдруг шлет все нахер и перебивает сам себя: — А хотя нет. Не показалось, — и с вызовом смотрит в ошалевшие зеленые глаза. — Че скажешь на это? Антон не двигается с места, часто дышит, смешно поднимая и опуская плечи, и тянет вниз край свитера. — Я… Можно мне зайти… — он кивает в сторону ванной, и Арсению дико хочется засмеяться. Он разводит руками и садится на стул. — Конечно. Я пока чай, что ли, заварю, раз ты так настроен лечить меня, — Антон кивает и уже разворачивается, когда Арсений, не сдержавшись, бросает ему в спину: — Знаешь, в чем твоя проблема? Я готов признать, что мне понравилось, а ты все ещё держишься за какие-то принципы и тем самым закапываешь себя. И кто из нас идиот? Ответом ему служит хлопнувшая дверь. Попов вздыхает и ставит кипятиться воду в чайнике. — И нахуй мне этот ребенок?..