чай и письмо в никуда

я снова заварил чай на двоих. прости, вошло в привычку. достал наши любимые кружки, которые мы купили в IKEA примерно сотню лет назад, когда мы обустраивали нашу маленькую квартиру на окраине Питера, в которую недавно переехали. как сейчас помню: ты громко и заразительно смеешься, пока я иду рядом, оберегая тебя от падения; я говорю, что было бы неплохо взять те простые белые кружки, но ты была против и назвала меня слишком скучным. что ж, наверное так и есть. ты решила, что будет лучше взять кружки с ромашками, потому что это твои любимые цветы. да, я помню. и эти кружки были зелеными, потому что это мой любимый цвет. ты сказала, что наши кружки — это мы. зеленые кружки в ромашку — это мы. думаю, в этом был смысл, потому что тогда я понял, что ты дополняешь меня, потому как без тебя я был бы обычной зеленой кружкой. потом ты забралась в тележку и попросила сделать фотографию, потому что, когда еще совершать безумные поступки, если не в молодости? мы молоды и должны совершать безумства, чтобы потом, когда состаримся, мы могли помнить тех нас, которыми когда-то были. ты даже не подозревала, что я неожиданно решу тебя прокатить. это достаточно безумно? мы проехали почти пол магазина, пока не встретились с секьюрити, который был явно не в восторге от наших гонок. думаю, он не понимал нас. наверное это потому, что сам уже был стар, а безумие — удел молодых. он совсем позабыл, каково это. думаю, в этом и заключена проблема «отцов и детей». старшие просто забыли, или предпочли забыть, какого это — быть подростком. отчасти я их понимаю, но очень боюсь однажды стать таким. я до жути боюсь забыть. тогда мы были чертовски счастливы и свободны. мы были безумны и свободны. нас в тот день, к слову, чуть не выгнали за шум и «хулиганство» я положил пакетик обычного черного чаю и пол-ложки сахара в твою кружку. до сих пор помню, как ты сказала мне, что если не положить сахара в чай совсем, то он будет безвкусным, а если положить целую ложку — слишком сладким. мы сошлись на том, что пол-ложки будет достаточно. и, к слову, не ошиблись: чай был прекрасным. знаешь, что самое ценное в чае? разговоры, что ведутся за ним. люди, сидящие за столом в теплых больших свитерах и вязаных носках, пьющие чай из больших зеленых кружек в ромашку, всегда честны и искренны, особенно если на окном идет снег. мы будто были единственным теплым островком во всей этой заснеженной вселенной. теплый желтый свет от лампы нежно касался твоей бледной кожи с россыпью родинок на ней и недлинных русых волос, которые свободно прядями спускались, едва доставая до плеч. ты все время натягивала рукава своего свитера на самые ладони, почти до середины пальцев. твои руки мерзли. я понял это, увидев как крепко ты обхватываешь ими горячую кружку. господи, ты была ангелом во плоти. звучит это дико банально, но все же, как я могу отрицать очевидное? я налил в наши кружки кипятка и добавил по дольке лимона. да, я помню, как ты обожала черный чай с лимоном. порой мне казалось, что его ты любишь больше, чем меня. моя скромная кухонька заполнилась приятными и такими знакомыми запахами. в груди заныло от отчаяния. вроде и лампа все так же освещает комнату, и снег идет за окном, и чай все тот же и в тех же кружках, и только тебя рядом нет. твои замерзшие руки больше не обхватывают, дрожа, кружку с горячим чаем и не греются о нее. наши тихие разговоры ни о чем и в то же время обо всем на свете больше не греют душу, а твой громкий смех не разносится по квартире. все стало пустым и таким бессмысленным. который день я брожу по кварталам и улицам города в надежде встретить тебя. но тебя нет. ты будто исчезла со всех компасов и радаров. испарилась в одно мгновение. ты ушла, забрав что-то, что было жизненно важным для меня, оставив взамен зияющую черную дыру в груди и чёртовы воспоминания, которые я отчаянно храню в своей голове, боясь забыть, и каждой вечер проигрываю как старый, до дыр засмотренный любимый фильм. я каждый вечер завариваю чай и представляю, будто ты рядом. глупо, знаю. но что я могу поделать? ты глубоко во мне. отпечаталась в мозгу и теперь ничем не вывести. откуда ты? случайность? судьба? а может быть, ты просто проекция моего сознания, и я как шизофреник на самом деле до безумия влюблен в то, что сам и выдумал? не знаю точно. и не думаю, что хочу. мне известно лишь то, что это, чем бы оно ни было, перевернуло всю мою жизнь с ног на голову, круто изменило ее ход. наша встреча — это, возможно, результат цепочки событий, который привела нас к неминуемой гибели. все ведь знают об «эффекте бабочки»? говорят, что даже такая мелочь, как взмах крыла бабочки, может, в конце концов, стать причиной тайфуна на другом конце света. ты — была моим «взмахом крыла бабочки». знакомство с тобой должно было стать началом чего-то нового для нас обоих. не зря ведь мы встретили друг друга тогда, когда все потерпело крах, полностью разрушилось утратило смысл. мы должны были стать друг для друга лекарством, панацеей. должны были вместе по кусочку составить новую жизнь. кто ж знал, что в итоге мы окажемся здесь? кто ж знал, что в итоге мы разрушим друг друга? сломим сильнее, чем были сломлены изначально. мы встретились в вагоне метро, едущем на станцию «туда, где больше нечего терять». банально, согласен. но, черт, ты была так прекрасна. твоя усталость и подавленность, которые обнажались в синяках под голубыми глазами, были слишком притягательны. помню ты была одета в джинсовую куртку с, кажется, доброй половиной сотни карманов на ней. на твоем хрупком теле она выглядела слишком большой, но тебе в ней, видимо, было удобно и, честно говоря, она тебе чертовски шла. твои порядком изношенные кеды были сухими и с небольшими грязными подтеками. я сделал вывод, что едешь ты уже довольно долго, и за это время они успели высохнуть от дождя, что так нещадно льет последние несколько дней. ещё одна деталь, которую я заметил, — твой небольшой плеер и наушники. знаешь, я будто чувствовал тебя на ментальном уровне, будто читал твои мысли. помню как решился сесть рядом и сказал свою первую фразу. я спросил: «плохой день?» и получил в ответ: «длинною в жизнь.» ты улыбнулась этой грустной улыбкой, что свойственна лишь тебе; лишь ты, умела улыбаться так. а после, я точно помню, предложила мне наушник. ты предложила совершенно незнакомому человеку один из своих наушников. это был странно, но я согласился, и это было странно тоже, но где-то глубоко внутри все ощущалось чертовски правильным. в твоих наушниках играли Placebo — Meds. это была не песня, а исповедь твоей души. и, клянусь, я слышал как ты тихонько подпевала Брайану. шептала текст песни будто самую важную и искреннюю молитву. спокойствие. я точно помню. это то, что я чувствовал тогда. полное. безоговорочное. и тоска. тоска по чему-то уже далекому, ускользающему, покидающему меня, казалось, навсегда. я ошибся. впервые так сильно. ты исчезла из моей жизни также, как и появилась: резко, стремительно и безжалостно. «вы на какую станцию направляетесь?» «на станцию «Счастье», хотелось бы. а вы?» «думаю, нам по пути» ты веришь в любовь с первого взгляда? я вот нет. наверное, ты сейчас ждешь, что я тебе скажу что-то вроде: «не верил, пока не встретил тебя», но этого не будет. извини, если ты разочарована. просто любви с первого взгляда не бывает, вот и все. извини, если я снова тебя разочаровал. любовь с первого взгляда такой же миф, как и то, что Геракл совершил все двенадцать подвигов, а Икар поднялся к солнцу любовь с первого взгляда слишком киношный вариант, не находишь? ну, ты знаешь, мы смотрели сотню таких фильмов: он посмотрел на неё, она на него, в их взглядах искры, на губах блестят белоснежные улыбки и вся тому подобная чушь. в жизни такого не встречается. жизнь — это не какой-нибудь ромком, в котором люди встречаются, узаконивают свои отношения, покупают дом, заводят в нем пару-тройку детишек и собаку. жизнь слишком реальна, чтобы воспроизводить киношные сценарии; она слишком жестока, чтобы делать людей счастливыми или позволять им быть счастливыми слишком долго. как писал мой любимый Джон Грин: «Мир — это не фабрика по исполнению желаний». хотелось бы и мне обладать такой же недюжинной мудростью что и у мистера Грина. быть может, сейчас у нас с тобой все было бы совершенно иначе. я точно помню, мы с тобой не были киношными картонными персонажами, с их бумажными эмоциями и уже заранее прописанным happy end'ом на пару страниц, где есть вроде бы все: и любовь, и большой дом, и милая собака, и детишки, которые до безумия любят своих родителей. мне, честно говоря, от этого смешно. большинство фильмов такие нереальные. концовка каждого из них будто безмолвно сообщает нам: у них все будет хорошо. да, будет, но только пока не пойдут титры. в реальной жизни ведь все совершенно не так. некогда до безумия влюбленные люди начинают чувствовать усталость друг о друга, непонимание, а затем и вовсе ненависть. стены большого и крепкого дома покрываются трещинами, а с потолка осыпается штукатурка. собака умирает. дети говорят родителям первые "я вас ненавижу" и "вы меня не понимаете". да, увы и к сожалению это так. в этом мире нет ничего статичного, чего-то , чтобы навеки оставалось прежним. порой, осознание этого ломает мне ребра и не позволяет дышать. и вот, я снова отошел в свои долгие размышления. если бы ты была здесь, снова бы сказала, что "я потерялся в лесу своих мыслей" или что "отлетел на другую планету". если быть честным, мне не хватает этого. теперь когда ты не помогаешь мне выбраться из пучины собственных мыслей, я провожу там почти целые сутки. и почти не засыпаю. это правда. в последний раз я нормально спал только тогда, когда мог зарыться лицом в твои волосы. откуда я мог знать, что это была наша последняя совместная ночь? ты, кстати, так и не раскрыла мне тайну того, как тебе удается пахнуть так прекрасно. но зато я выпытал у тебя название духов. когда ты ушла от меня, я купил склянку и непрерывно разбрызгивал их по дому. так я не чувствовал, что тебя нет рядом. когда совсем становилось туго, я представлял, что ты просто ненадолго уехала и совсем скоро вернешься. ты зайдешь вон в ту дверь, развяжешь шарф, снимешь куртку и обувь и снова забудешь снять шапку. или сделаешь вид, что забыла и позволишь это сделать мне. подойдешь, обнимешь со спины и оставишь короткий поцелуй между лопаток. я почувствую твою улыбку и сам улыбнусь. клянусь, я за всю свою относительно долгую жизнь столько не улыбался, сколько делал это рядом с тобой. а потом мы сядем пить чай. мы всегда так делали, помнишь? даже когда однажды вернулись в нашу квартирку под утро, около пяти часов, мы начали пить чай. это был наш какой-то особый ритуал. это будто позволяло освободиться от мирской суеты, сбросить все маски и просто побыть собой. вдвоем. и если в такие моменты время не останавливалось, то точно замедляло свой ход. я и сейчас пью чай, пишу тебе этот бред. я действительно запиваю свои воспоминания чаем. не осуждай меня и не считай слегка странноватым. ведь... а что мне остаётся делать? ты ушла. ушла также быстро как и ворвалась в мою жизнь, которая была выкрашена бледными цветами. ворвалась и разлила повсеместно свои краски. но что мне делать теперь, когда тебя нет? после твоего ухода и бледные цвета испарились, оставив на своем месте лишь чертову серость. я не знаю зачем в сотый раз пишу тебе одно и тоже письмо, одними и теми же словами, с одной и той же кружкой чая в левой руке, измученный одними и теми же воспоминаниями. интересно, ты чувствуешь каким-нибудь шестым чувством, что я тебе пишу и тебя вспоминаю? если это так, извини. извини, но я не перестану этого делать. ведь если ты меня чувствуешь, это единственный шанс все еще волновать тебя, быть с тобой хоть сколечко связанным. мой чай в кружке почти закончился, а мне так многое еще хочется тебе сказать. но сейчас уже без четверти полночь и, если вдруг ты меня чувствуешь, я бы не хотел тревожить твой сон. но я обязательно завтра снова достану две зеленых кружки с ромашками, пару чайных пакетиков, пол ложечки сахара, две дольки лимона, кипяток и начну все снова. жди моих ментальных писем завтра, раз уж бумажные я отправить не могу. а пока доброй тебе ночи и сладких снов.