Пир на Солвароле

      Идея — между прочим, наиглупейшая — переодеть Фёдора Адамиди в женское, выпихнуть в таком виде на грандиозную пирушку Арго и посмотреть, что получится, пришла Кэт Сатор в голову сразу после пятого выпитого бокала вина — кажется, именно этот бокал был уже несколько лишним, так как глупая идея не только поселилась в её голове, но ещё и яростно требовала своего воплощения, не считаясь уже ни с чьими больше желаниями. К счастью, Федька выпил гораздо больше Кэт (и пил не только вино), Астарном, как и она, тоже являлся не совсем (а точнее — совсем не являлся), чтобы выдержать такую дозу алкоголя без некоторого помутнения в рассудке, и был обижен на происходящее не меньше Кэт (даже, пожалуй, больше). Так что Адамиди лишь глупо хихикнул, икнул, опрокинул в себя ещё одну стопку водки — остатки вина выпила сама Сатор — и согласился, предварительно уточнив, что пытаться втиснуться в корсет леди Марии он не будет.       — Да не вопрос! — махнула рукой Кэт, плеснув себе в бокал медовухи и кое-как поднявшись с разноцветных вышитых подушек, на которых сидела. — Корсеты трогать не будем!       На пирушке Арго, устроенной для дорого гостя из другого мира, им обоим в этот день было делать нечего — по такому случаю рядом с алым генералом восседала та самая леди Мария, как самая высокородная и утончённая из жён Арго, способная и не опозориться от незнания каких-то тонкостей этикета, и гостей развлечь. По существовавшей ещё тысячи с третьей договорённости, с леди Марией Арго на людях всегда появлялся вдвоём, не приглашая на эти мероприятия ни одну из других жён. Не сказать, что подобное Кэт обижало — она и сама прекрасно понимала, что до леди Марии ей далеко (и слава всем богам Ибере за это), что на пирушке ей бы пришлось большую часть времени просидеть рядом с мужем, изредка отвлекаясь на танцы, которых Кэт терпеть не могла. Просто по такому случаю ей было совсем нечем заняться — остальные восемь жён Арго Астала вполне приятно проводили время на других уровнях, маленьких детей, которых не пускали бы на пиры, здесь не было, а вот Сатор не повезло, и она очутилась именно здесь, в опустевших коридорах астарнского дворца на Солвароле, пока все отпрыски её мужа и все гости развлекались в Круглом зале. Разумеется, у неё были отдельные покои и небольшая личная библиотека, от которой было мало прока — ни в одной из книг не было достаточного количества картинок, чтобы книга могла заинтересовать Кэт Сатор, — а Арго обещал дорогие подарки за сговорчивость и смирение, но Кэт предпочла бы большую шумную компанию или хотя бы Лизку Фольмар, которая умела развлекать лучше, чем кто-либо на свете. Вместо этого ей приходилось довольствоваться обществом любовника собственного мужа и со скуки опустошать запасы винных погребов.       Федьку на пирушку не пригласили несколько по другой причине — впрочем, тоже из-за леди Марии. Дело было, кажется, в том, что недельки две назад он вполне гордо объявил на весь Цайрам, чьим любовником является, из-за чего любые столкновения его с леди Марией — женщиной, между прочим, очень ревнивой и благочестивой, пусть и вполне привыкшей к мужниной неверности — делались крайне нежелательными. Последнее, между прочим, решил даже не Арго, который к сценам первой супруги тоже успел вполне привыкнуть, а его, Федьки, отец, не рискнувший из-за собственных амбиций навлекать на род Адамиди гнев вполне уважаемой в собственном семействе особы. О чём думал Федькин отец, когда толкал старшего сына в постель сюзерена, Кэт Сатор не уточняла. И без того понятно было, что думал он примерно о том же, о чём думал и отец самой Кэт — о деньгах, власти и влиянии алого генерала. Мысли о моральной составляющей в момент принятия решения, конечно же, отсутствовали. Так что Кэт Сатор не испытывала никаких угрызений совести по поводу того, что собирается сорвать сегодняшний праздник и довести до белого каления Марию ГормЛэйт.       Обе причины были довольно-таки обидными и почти унизительными, но больше всего раздражало то, что в Круглом зале гремела музыка, слышался громкий смех, а ещё стук каблуков в каждом танце — никакая магия не сумела бы это скрыть. Тем более, никакой магией скрыть это и не пытались. Федька был младше Кэт почти на двести лет, и его, казалось, происходящее уязвляло даже больше, чем её. Он сильно нервничал и злился. Кулаки Адамиди сжимались после каждого взрыва хохота в зале, а он сам сильно бледнел, кривил губы и вливал в себя новую порцию горячительных напитков.       Так что, как единственным обитателям Солварола, не приглашённым на пир, Фёдору и Кэт оставалось только пить вино, водку и медовуху, жалуясь друг другу на жизнь, вселенскую несправедливость, чопорность леди Марии и глупые обычаи и правила, не позволившие им в этот вечер повеселиться всласть. Когда жалобы превратились в попытку придумать себе стоящие развлечения, Кэт Сатор не слишком помнила. То, что вся эта история с переодеванием может оказаться вполне годным развлечением, герцогиня нисколько не сомневалась.       Стоило только представить лицо леди Марии, когда она увидит любовника мужа на пирушке да ещё и в таком виде, чтобы отбросить все сомнения и двинуться на поиск сокровищ, а точнее — одежды, которая пришлась бы Фёдору Адамиди впору.       Вполне подходящая одежда обнаружилась в сундуках на чердаке, куда они с Федькой добрались почти ни разу не споткнувшись — даже удивительно, что Кэт ещё держалась на ногах. На чердаке было пыльно, на балках висела паутина, а краска везде облупилась. Кэт почти рухнула на один из сундуков — Фёдор успел удержать её за локоть. Сам он держался на ногах вполне неплохо, хотя и выпил куда больше. То, что моль не поела все здешние запасы, следовало приписать мощи магии Арго или удивительно избирательности моли Ибере, которая почему-то не решилась трогать одежду на пыльном чердаке солваролского дворца.       Расшитый золотом, серебром и жемчугом свадебный сарафан царевны Варвары нашёлся почти сразу — следовало только заглянуть в первый сундук и вытащить оттуда первые пару платьев. Рост у царевны был почти такой же, как у Федьки — должно подойти, подумала Кэт, раскладывая находку на крышке уже закрытого снова сундука. Другие вытащенные платья валялись на грязном полу. Впрочем, раз их никто не хватился до сегодняшнего дня — вряд ли вообще когда-либо хватится. Фёдор выудил откуда-то тонкую и очень длинную батистовую сорочку, на вороте которой красным были вышиты цветы.       С сапогами оказалось несколько труднее. Дело в том, что их и так было здесь довольно мало, так ещё и Федьке оказалась мала даже обувь царевны Варвары, так что, после непродолжительного спора было решено, что на пирушке Фёдор Адамиди появится в своих сапогах, только хорошенько почистит их от грязи. В зале прямо под ними снова послышался смех, и Адамиди раздражённо пнул ногой ещё раскрытый сундук, из-за чего вся одежда из него оказалась на полу.       Скоро на полу валялась уже одежда самого Фёдора. То, что он стащил с себя не только рубаху и кафтан, но и шаровары, могло говорить только о потере последних крупиц здравого смысла, и Кэт подумала, что любой человек, имеющий хоть каплю соображения, попытался бы отговорить его от подобного шага, только вот она мало того что была сейчас не в том состоянии, чтобы иметь хоть каплю соображения, так ещё являлась автором этого грандиозного плана по срыву пира собственного мужа. Ей следовало хотя бы отвернуться, пока Федька переодевался, но Кэт Сатор лишь хихикнула в кулак и кинулась помогать ему одеваться.       Зашнуровать рукава батистовой сорочки оказалось несколько труднее, чем Кэт ожидала. Руки у царевны Варвары, которой когда-то принадлежала эта сорочка, были гораздо тоньше, чем у Фёдора, пусть Кэт и считала его всегда довольно щупленьким, и было довольно непросто завязать шнурки из серебряных ниток так, чтобы это выглядело хотя бы аккуратно. С сарафаном никаких проблем не возникло. Он пришёлся как раз в пору — разве что оказался самую малость коротковат. Из-под него торчали носки Федькиных красных сапог, и выглядело это несколько странно. Кэт подумала, что для срыва торжественного мероприятия — как любила говорить леди Мария ГормЛэйт, эта несносная женщина с вечно скучным лицом — и так сойдёт.       О том, что перед появлением в Круглом зале Федьку следовало хоть немного причесать и умыть, Сатор подумала лишь в тот момент, когда они уже пробрались в зал через балкон — на него с чердака вела старенькая деревянная лестница, вполне крепкая, с красивыми широкими перилами и высокими ступеньками. В тот самый миг, когда они очутились уже в зале, Фёдор Адамиди вдруг почти смертельно побледнел, оттолкнул одного из гостей от стола, схватил кубок и одним большим глотком осушил его. Хмельной мёд потёк у него по лицу, и Федька вытер рот и подбородок рукавом Варвариной сорочки, после чего решительно шагнул к главному столу.       — Внимание! — пьяно гаркнул Фёдор, остановившись прямо посреди зала, привлекая к себе ещё больше внимания.       Кэт, почувствовав, что хватит ещё несколько мгновений, чтобы ноги перестали её держать, толкнула в бок одного из музыкантов и обессиленно завалилась их лавку. К счастью, эффект от Федькиного появления был так силён, что на развалившуюся рядом с музыкантами девятую супругу Арго Астала никто не обратил ни одного удивлённого или разгневанного взгляда.       От следующей его тирады уши завяли даже у Кэт — не только у леди Марии, на лице которой читались одновременно и гнев, и растерянность. Герцогиня ГормЛэйт вскочила на ноги ещё в тот момент, когда Федька очутился в центре зала. Она бледнела всё больше и больше — её кожа стала почти того оттенка зелёного, платье которого на ней было в этот вечер, а глаза сверкали такой яростью, что впору было хватать оружие и нестись в бой с какими-нибудь Изидорами или Эсканорами. Губы её дрожали от гнева, а пальцы перебирали чётки с такой силой, что Кэт почти забеспокоилась, что нить, на которую были нанизаны бусины, вот-вот разорвётся.       Один из слуг принёс Кэт Сатор воды — вполне нужной в подобных обстоятельствах. Когда Кэт снова повернулась в сторону, где стоял Федька, Мария ГормЛэйт, бледная и разозлённая, уже стояла рядом с ним, а в следующее мгновение с силой отвесила ему пощёчину, из-за чего на щеке Фёдора Адамиди почти моментально вспыхнул алый след. Федька расхохотался — почти надрывно, подумала Кэт — и что-то сказал. Уже совсем тихо — с лавки музыкантов было не расслышать. Леди Мария ударила его снова. Теперь уже по другой щеке. А Федька всё говорил и говорил, словно захлёбываясь словами, и смеялся, не имея никаких сил остановиться, прекратить этот дурацкий, бессмысленный спектакль... Отец его тоже был здесь, пытался оттащить сына, вывести его из зала — всё бесполезно, Фёдор отталкивал его, вырывался, но хуже всего всё ещё продолжал говорить.       Укоризненный, строгий взгляд Арго Кэт Сатор почувствовала сразу после этой второй пощёчины. Муж неодобрительно качал головой, глядя именно на неё. Не на распалившегося Федьку, что никак не мог заставить себя замолчать, что царапался и вырывался из рук отца, не на Марию ГормЛэйт, что почти задыхалась от гнева и ярости, чьё лицо и вовсе почти сравнялось по цвету с прекрасным платьем из зелёного шёлка, а на неё, на Кэт, что, по правде говоря, и была виновницей всего случившегося. Арго, нужно сказать, продолжал сидеть за столом, не принимая попыток как-либо уладить ситуацию. Он с деланным спокойствием резал кусок жаренного мяса, что лежал у него на тарелке. Он даже ел. Но Кэт чувствовала укоризненный взгляд зелёных глаз. И ей, пожалуй, было почти стыдно. Потому что это теперь это совсем не казалось развлечением.       Теперь Кэт — разум её ещё не до конца ей подчинялся, всё ещё находясь под воздействием горячительных напитков — понимала, что ей, вполне уже взрослой женщине, которой недавно исполнилось двести тридцать (пусть по меркам Ибере она ещё продолжала считаться очень юной), стоило быть умнее вспыльчивого двадцатилетнего парнишки, которого лишь года три назад все перестали считать совсем уж ребёнком.       Федька всё-таки смог вырваться из отцовской хватки, и тут же подбежал к Арго, путаясь в длинных юбках и едва не споткнувшись на первом же шаге. Кэт не могла видеть его глаз, но была уверена, что Адамиди готов был разрыдаться от перенапряжения. Его руки, кажется, тряслись, и Федька вдруг стал смахивать со скатерти стоявшие на столе блюда, после чего не без некоторых трудностей перелез на другую сторону стола, к Арго. Генерал встал только тогда. А Федька вдруг стал цепляться за его одежду, за плащ, за рукава расшитой чёрным шёлком рубашки, тянуться за поцелуем и что-то громко и надрывно шептать — Кэт могла слышать его голос, но никак не могла понять, что именно он говорил. Арго не давал себя поцеловать, отстранялся и что-то спокойно повторял, а Федька словно не слышал, в какой-то момент грохнулся на колени, схватив алый плащ Арго мёртвой хваткой, и всё-таки разрыдался.       — Зачем ты со мной так поступаешь?! — услышала Кэт его слова прежде, чем леди Мария в зелёных шёлковых юбках пронеслась мимо неё, устремившись главному выходу из пиршественного зала.       Арго что-то говорил, спокойно и без всякого гнева — чего только стоило ему сейчас сохранять спокойствие Кэт Сатор не могла и представить. Её щёки горели от стыда. Кэт хотелось выбежать, хотелось принять гнев леди Марии и усмешки гостей и Астарнов на себя, но она знала, что сейчас это бессмысленно, бесполезно, что этим она сделает лишь хуже. Оставалось лишь стоять и ждать, и Кэт стояла и ждала, чувствуя, как к горлу подступает ком.       Леди ГормЛэйт обернулась в последнее мгновение, прежде чем уйти, скривила губы в презрительной усмешке и холодно бросила «жалкий комедиант» в сторону Фёдора. Она не кричала, не повышала голос, но слова эти каким-то образом разнеслись по всему залу. Кэт герцогиня даже не заметила. После этих слов за леди Марией хлопнула тяжёлая дубовая дверь. Федька этого не услышал. Теперь он уже сердился на Арго — даже швырнул в него блюдо с какой-то холодной закуской. Генерал довольно ловко для человека своего роста увернулся, перехватил руки своего любовника, что уже были готовы ударить, и довольно грубо вытащил из зала.       Веселье, впрочем, продолжилось и без Арго, леди Марии и Федьки — кажется, ещё Драхомир ушёл утешать свою матушку, а Федькин отец всё ещё злился на строптивого и глупого сына, но остальным, пожалуй, случившееся совсем не помешало снова начать танцевать, хохотать над глупыми шутками и пить крепкое астарнское вино, из-за которого и пошли все сегодняшние беды.       Кэт едва не разревелась от чувства вины, и, пристыженная, выскользнула из зала через тот же балкон и вернулась в свою спальню. Там она бросилась на свою кровать и закрыла лицо руками.       Так стыдно девятой супруге Арго Астала не было ещё ни разу в жизни.