Мы будем помнить тебя, Гуки

***

Как всегда наш угрюмый дедочек, который заебался не только от жизни, но и от новой хореографии, очень медленно подполз к ничего неподозревающему Чимину и пнул его в бедро. И недовольным (Автор: он хоть когда-нибудь доволен? Соавтор: только, когда Чиминка под ним) старческим голосом прохрипел: — Эээ, убрал свои пухлые щёчки с моего места! Чиминка, совсем не ожидавший (хотя кому мы пиздим?) такого обращения к своей секазной персоне, возмущённо воскликнул: — Ну, хёёён, зачем ты так? Я первый сел. — Я тут как бэ умираю. — Ну и иди умирай дальше! И долго бы так срались наши богатыри всея Кореи Южной, но не тут то было! Как будто учуяв своим материнским чутьём, на помощь младшенькому притащился на крыльях любви и ласки Джин. Мамуле хватило всего двух хороших пиздюленок, чтобы прекратить (гейство) нарастающий бунд в семье. Кое-как, а именно бедром к бедру, глаз к глазу Юнмины уселись на слишком (СЛИШКОМ) тесном диванчике, сложив ручки вместе. Тут же в дверях появился отец. Почесав белобрысую макушку, Джун оглядел своё пидорское семейство и изрёк: — Джин, ЖЁНУШКА МОЯ БЛАГОГОВЕННАЯ, кто спиздил мои труселя с пикачу? — Пика-пика-чууууу. — Залетел (это не то о чём вы подумали) в помещение Тэха на мускулистой спине макнэ и с батькиными труселями на голове. — Ёбана мать с прогиба на кровать, ПРЕСВЯТЫЕ ПЕЛЬМЕНИ! — Воскликнул папочка, переводя взгляд с младших долбоящеров на супругу любимую и обратно. — Остынь кипяточек корейский! — Сказал Джин, приобнимая Моню со спинки красивой, переплетая лапки свои корявенькие на животике накачанном (Сокджином ночью изведанным). Тем временем, в дальнем тёмном углу сидел с сжатыми коленочками Солнышко-Хосочек и не вдуплял, какого хера творится в этом доме. Да и во всей его (пока что) натуральной жизни. Выйдя в середину комнаты, в которой творилась полнейшая вакханалия (а то есть держащиеся за ручки Юнмины, охуевающий в углу Джей Хоуп и орущие Вигуки), Джун, набрав воздуха в лёгкие завопил: — НУ КА ДЕТИ СЕЛИ В КРУГ! Пройдя через всю комнату, грациозный как кошечка, Джин сел с прямой спинкой возле любимого мужа и впал в ностальгию. — Ой! А помните. Все (да-да именно все) уставились на самого старшего ожидая продолжения. — Как пять лет назад мы были молодыми и горячими… Но перебив (ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА ПОВТОРЯЮ ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА!!!) Кима старшего, Чонгук с ядовитыми нотками какого-то мелкого превосходства промурлыкал: — В отличии от тебя хён, я всё ещё молод и горяч. Померкло солнце (Хося чуть не схватил сердечный приступ), в комнате наступила гробовая тишина, кто-то рвано выдохнул, испуганный Чимин вжался в Юнги всем телом, надеясь слиться с этим корейским Аполоном. Тэхён, стянув батькины труселя с взлохмоченой бошки, прижал их крепко к сердцу, зажмурил глазки и тихо-тихо прошептал, надеясь быть неуслышанным: — Я походу родил. Но к великому (или нет) сожалению он был услышан небесами (Мамой). — Стопэ Тоха, я не понял. — Наблюдавшие за этим пиздецом не заметили сматывающего удочки Гука. — Чон Чонгук, ну-ка стоять, пидор! У тебя чо, скидка в травматологию? В смысле ты моего сына оприходовал?! — Пап, спасай. — Тихо пробормотал Ви. — Бля, иди на хуй, самому спастись бы. — Мин, что происходит? — Затравленно прошептал Пак. — Не ебу, мне норм. — Довольно ухмыльнувшись так же прошептал Шугарь, сжимая лапку Чиминушки, уже представляя их совместный вечер в его комнатушке. Злющего старичка-Мина как ни бывало, он плавился, как сахар от огня (то есть от булочки с корицей). Ну, а Намджунчик оттащил разгневанную жену от новоиспечённого зятя, прошептав что-то, от чего Джинушка зарделся, томно выдохнул и повёл мужа за ручки белые подальше от детских глаз.