Brandy de Jerez

Чтобы преодолеть ограничения этого мира, нужно отказаться от Воли… оставить Страсть… Лао Ма, Зена — королева воинов. Здесь должна быть цитата из Корана. Или из Библии. Но её не будет. Вместо этого — пара точных, смертельных ударов ятаганом. Первым боец сносит голову негру, вторым — посылает клинок в сторону пресловутого вора в капюшоне, попадая аккурат в сердце. Наповал сражая зачинщиков безобразий. Правда, в наличии имеется ещё парочка главных смутьянов, не говоря уже о доведённой до крайней черты, за которой начинается сопротивление, толпы бедняков. Но с этим чуть позже, а сейчас главное — снять верёвку с шеи шерифа, размотать те несколько оборотов, что отделяют его от гибели. Лицо мужчины забрызгано кровью мавра, но это наименьшая из его проблем.  — Ты спасла меня? — не веря в случившееся, произносит он, находящийся всё ещё в состоянии шока и страха от надвигающейся на него (прошедшей мимо) опасности.  — Это моя обязанность, — прозвучал искаженный маской голос, глухой и совершенно непохожий на настоящий. Спаситель протянул руку мужчине, помогая тому подняться. У шерифа было запланировано и без того много дел на сегодня, но после беспорядков их появилось ещё больше. Воин в чёрных доспехах неотступно следовал теперь за шерифом. Точнее сказать, следовала, ибо внутри брони, напоминающей чешую дракона (очень мелкого и изящного, но от этого не менее смертоносного), была женщина. Теперь, когда карты были раскрыты, она не отходила от шерифа ни на шаг, хотя миг наивысшей опасности только что миновал. Впрочем, обычная охрана шерифа не оправдала возложенных на неё надежд. Женщина вытащила ятаган из мертвого тела Локсли. У Робин Гуда и компании был вполне приличный план, который мог даже отлично сработать. Если бы не одно маленькое, но существенное обстоятельство. У всех остальных, в частности, у шерифа Ноттингемского, тоже был свой план. Контрплан, если можно так выразиться. Ворам удалось обокрасть шерифа, у них даже получилось скрыться от погони в катакомбах под городом. Но вот далеко уплыть и уйти в леса им так и не удалось. Десятки наёмников встретили их на выходе из туннелей, забрав золото и арестовав заговорщиков. Кому-то из них посчастливилось скрыться, кто-то был ранен, кто-то убит. Но большая часть была захвачена в плен, и теперь, закованные в кандалы, они ждали решения своей дальнейшей судьбы, сидя в промозглых казематах под дворцом шерифа. Когда сам он отдыхал после очень долгого дня, греясь у камина. Языки пламени неспешно, но неотвратимо пожирали дрова.  — Ты хотел бы, вероятно, захватить Локсли живым? — спросила женщина, сменив чёрные доспехи убийцы на бархатное красное платье, в тон вину в её бокале.  — Его голова превосходно смотрелась бы на пике, выставленная на всеобщее обозрение. Как предупреждение для всех тех, кто посмеет пойти против меня! — ответил шериф. Могло показаться, что он сердится на свою спасительницу, как бы абсурдно это ни звучало. Однако к темпераменту шерифа Роза уже успела привыкнуть.  — Предпочитаю иметь мертвых врагов, — коротко произнесла женщина, с лёгкой улыбкой на губах. Допивая вино, ставя бокал на маленький столик и не находя себе лучшего места, чтобы устроиться поудобнее, кроме как на коленях у шерифа. Чёрная витая прядка сбежала со своего поста, на место локон вернул мужчина, заправляя волосы обратно в прическу. Проведя затем обманчиво ласково по женской шейке, в любой момент готовый причинить боль, если ему что-нибудь не понравится.  — Ты спасла меня, несмотря на то, что не разделяешь моих… — Он помолчал немного, подбирая правильные слова, пальцы, пока ещё нежно, гладили мягкую тонкую кожу. — Методов работы.  — Это не входит в мои обязанности — быть согласной с тобой. Только охранять тебя, служить тебе всеми удобными и приемлемыми для тебя способами, мой господин. Они давным-давно перешли с официального «вы» на такое мягкое и почти домашнее «ты», невзирая на то, что едва ли шериф доверял ей. Скорее наоборот, прекрасно зная, что она шпионит за ним для архидьякона, да и не только для лысого ублюдка. Но всё же… он использовал её в своих целях, весьма успешно и даже к обоюдному удовольствию.  — Очень сложно служить тому, чьи принципы тебе претят, — мужские пальцы сжали женскую шею чуть крепче, чуть сильнее, чем требовалось для ласки. Ещё чуть-чуть, и он сделал бы ей больно.  — В этом и весь смысл, — она не делала попыток освободиться из его хватки, наоборот, испытывала блаженство даже от такой неправильной ласки. Наслаждаясь его жестокостью…  — Ты ведь знала, что всё будет именно так. Знала, что Локсли и Гуд — один и тот же человек. Знала, как он попытается украсть золото, — пальцы надавили ещё чуточку сильнее — вероятно, после останутся синяки.  — Нетрудно было догадаться. Ты отправил человека на войну, объявил его мёртвым, конфисковал его имущество. Теперь он вернулся, и в то же время появляется загадочный человек в капюшоне. Локсли сорит деньгами (спрашивается, до каких тайников тебе не удалось добраться?), пытается втереться к тебе в доверие — за одно лишь это стоило держать с ним ухо востро.  — С тобой мне тоже приходилось быть осторожным.  — Но тогда ты, как и сейчас, не верил мне так уж безоговорочно. Скорее наоборот. Шериф усмехнулся, сжав пальцы ещё сильнее. Он не верил ей тогда, не верил и сейчас. Точнее, держал близко-близко к себе, зная каждый шаг. Зная, что именно она сообщает своим покровителям. Не веря в её верность, но каждый раз с удивлением обнаруживая, что она действительно служит ему верой и правдой, несмотря на то, с каким трепетом целует ладонь архидьякона — с гораздо большей почтительностью, чем следует. Вкладывая в этот жест нечто большее, чем простое уважение. Нечто почти наверняка очень интимное, значимое для них обоих.  — Для этого у меня есть все основания, прелесть моя, — проговорил шериф, выпуская жертву из своих рук. — Кстати, что мы будем делать с архидьяконом? Полагаю, его ты предпочитаешь живым, а не мёртвым.  — С мёртвыми легче, да. Но я бы хотела, если мои желания считаются (сомнительная вероятность, но всё же), пожертвовать кардиналом, а не архидьяконом.  — Да, да, помню, старый секрет, — шериф закатил глаза. Всё, что касалось архидьякона… было запутанно. Определённо, их с Розой связывал какой-то очень грязный секрет, и шериф в принципе имел некоторые догадки относительно характера их отношений. В той части, где предполагалась любовная связь, он, как оказалось впоследствии, угадал. — И помню, что ты умеешь хранить тайны.  — Быть может, пришло время попрощаться с одной из них, — проговорила Роза, размышляя вслух. Ощущая руки шерифа на своих бедрах. Не отрываясь, смотря в его голубые, просто нереально голубые, глаза. Беря его лицо в свои ладони, даря ему свой поцелуй, впрочем, более требуя ответный, как обычно. В своём сознании шериф увидел воспоминание, чужое, не принадлежащее ему. Маленький городок, который встретился на её пути. Сгоревший маленький городок, жители которого постановили решить накопившиеся проблемы, свалив вину за них на проезжавшую мимо молодую девушку, почти девочку. Кто-то первый назвал её ведьмой, и вот уже жадные руки вытаскивают её из повозки, срывают одежду и тащат на площадь, намереваясь сжечь. Даже церковного суда как такого и не было вовсе. Им нужна была ведьма, и они её нашли. Колдунья оказалась настоящей и потому уцелела. Сгорел маленький городок вместе с незадачливыми жителями. Юная девочка стояла посреди пепла, хотя испачканная сажей, но абсолютно невредимая. Больше уставшая, чем испуганная. Мимо проезжал архидьякон Ноттингемский. И даже можно было с уверенностью утверждать, что он спас её, увёз с собой с пепелища и заботился о ней следующие несколько лет. Потом, правда, не забыл взять плату за свою доброту, но юная ведьмочка была вовсе не прочь служить соответственно своим скрытым талантам. Она стала тонким изящным клинком в арсенале монаха, который не стеснялся, в том числе, обучать её и искусству доставлять мужчине удовольствие…  — Настоящая, — едва слышно прошептал шериф, когда поцелуй закончился. Он хотел бы не верить ей в этом. Но это могло бы объяснить многое. И вместе с тем он не мог удержаться от скепсиса в отношении подобной трактовки природы её умений. Даже легкой насмешки. — И что же, пришлось продать душу за свои способности?  — Нет, — мягко ответила женщина, вовсе не думая обижаться.  — Что же тогда, что за цена нынче на рынке сверхъестественного?  — Скорее, сдала её в аренду. В некотором смысле.  — Вот как: сдать душу дьяволу в аренду и не одобрять разорения простолюдинов, — шериф усмехнулся. Женщина лишь развела руками. Подалась вперёд и снова поцеловала шерифа. Целоваться ей нравилось куда больше, нежели разговаривать о столь сложных материях. Впрочем, как и разговаривать в принципе. Ведьма. Шериф не верил в бога и тем более не верил в такие суеверия, как магия, волшебство и прочую ерунду, считая подобные вещи бесполезной мишурой, а людей, занимающихся так называемым «колдовством», не более чем шарлатанами разной степени удачливости в проведении своих махинаций. Шериф верил в деньги, верил в силу, верил в себя. Мысль о странном видение, воспоминании, переданном вовсе не словами, а каким-то неестественным способом общения, немного потопталась на месте и, решив, что ей здесь не место, исчезла, не оставив и следа. С лёгким, неприятно кольнувшим его разум удивлением шериф вдруг подумал о том, что мог бы простить ей подобные бредни. Это был опасный сигнал — пора было избавляться от незадачливой пассии, задержавшейся в его жизни чересчур надолго. И появившейся-то в ней как-то не к месту. Красивая, немножко надменная, яркая, не такая, как все вокруг, была она тогда на балу. Мужчины восхищённо смотрели ей вслед, а женщины провожали злыми завистливыми взглядами. Ни на первые, ни на последние самоуверенная особа внимания не обращала. Лишь загадочно улыбалась, неспешно потягивая вино, красное, как и её платье. Едва приветственно кивнула архидьякону, скорее специально, нежели по рассеянности. Без сомнения, имея некие резоны, чтобы обозначить перед шерифом своё знакомство с бритоголовым священнослужителем. Архидьякон коротко улыбнулся в ответ, глаза его хищно блеснули. Женщина в красном неспешно бродила по залу, будто и не замечая окружающих её людей. Выпивала бокал за бокалом и, кажется, ни чуточки не пьянела. Зелёные глаза её лениво скользили по толпе масок, размеренно ища свою цель. Цель была одета в чёрное, лицо избороздили глубокие морщины, ещё более добавлявшие строгости их обладателю. Впрочем, когда мужчина улыбался, выражение его лица немного смягчалось, а линии, прочерченные временем и судьбой, добавляли толику очарования. Серебристые волосы гладко зачесаны назад, ни одна прядка не выбивается из строя.  — Никогда не понимала смысла азартных игр, — произнесла она, оказавшись рядом с шерифом, наблюдавшим за игрой в кости. — Люди тратят сотни ради призрачной надежды выиграть. Расточительно и глупо. Вы так не считаете, шериф? Мужчина обернулся, он не носил маску, и его было весьма легко узнать среди пестрой толпы гостей. Шериф смерил взглядом незнакомку в красном. Женщина также была без маски, но оставалось загадкой, кто она такая.  — Люди порой совершают множество глупостей, — согласился шериф. — Это заложено в их природе.  — Они могли бы с лёгкостью выиграть, любой из них. Если бы только…  — Если бы только что? — эхом повторил шериф. Собеседницу обволакивал пряный, сладкий аромат, вероятно, заморских духов. Кроме всего прочего, содержащий бодрящие нотки кофе.  — Были безразличны к выигрышу, — выдала она несколько парадоксальный ответ. Зачем играть, если не стремишься при этом выиграть?  — Но ведь весь смысл именно в том, чтобы сорвать куш! — коротко засмеялся шериф. Женщина улыбнулась в ответ.  — Хотите фокус? — неожиданно спросила она.  — Почему бы и нет, — согласился шериф, провожая даму к игральному столу. Она бросила кости, едва только взяв их в руки, толком даже не встряхнув. Лениво, даже не смотря на стол. Выпала дюжина, как она и сказала до броска.  — Новичкам везёт, — произнёс шериф.  — Назовите любую комбинацию, — предложила женщина.  — Допустим, семь. Бросок. Выпала семёрка. Шериф попробовал ещё раз. Снова названное им сочетание. Затем ещё раз и ещё. Дама в красном сорвала гром аплодисментов, но от выигрыша отказалась в пользу казны города. Читай, подарила деньги шерифу.  — Как у вас это получается? — спросил её шериф чуть погодя, когда игра ей наскучила и они отошли от стола.  — Всё становится просто и легко, когда вам не важен исход игры. Зарики (в Европе вы называете их «кости») выпадают так, как выпадают. Но крайне редко — как это надо одержимому победой игроку.  — Но сегодня они выпадали так, как нужно вам, — резонно заметил шериф, отметив про себя иностранное слово, сказанное женщиной. — Здесь должно быть нечто большее, чем незаинтересованность или даже удача.  — Кто знает, может быть, вы понравились зарикам и они решили вам угодить, — загадочно улыбнулась женщина. — В любом случае я бы проиграла, если бы хотела выиграть.  — Вы говорите загадками, милая леди. Кстати, кажется, вы забыли свою маску, а ведь это бал-маскарад.  — Отнюдь. Моя маска на мне, даже если её не видно. И потом, если уж на то пошло, то вы тоже без маски, шериф.  — И что же на вас за маска, позвольте узнать? — замечание об отсутствии собственной маски шериф решил проигнорировать. В каком-то смысле он тоже носил маску сегодня, впрочем, как и каждый день, как и полагается успешному заговорщику.  — Маска коварной соблазнительницы, — ответила женщина, ставя пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта и забирая новый, полный. Прикасаясь губами к краю.  — И как успехи? — в тон ей поинтересовался шериф.  — Вы мне скажите, — ответила она, пальчиком упираясь в застежку его жилета, вопросительно изогнув тонкую бровь. Шериф проследил взглядом за наглым вторжением в зону личного пространства и не предпринял попытки как-то наказать нарушителя границ — ни словом, ни делом. Как оказалось, успехи были, и через некоторое время Розу — шериф наконец-то узнал её имя — ждало приглашение посетить личные покои шерифа. На что та, естественно, согласилась. Там и осталась на следующие несколько лет, став своеобразной тенью рядом с шерифом. От неё стоило избавиться в тот же вечер, дать ей проиграть, ведь тогда, той ночью, она хотела на самом деле только одного — шерифа. И потому, следуя своей же логике, не могла его получить. Но… Сильными руками он властно привлек женщину к себе, не давая ни малейшего шанса выбраться из объятий. Пальцы шерифа скользили по гладкому шелку ткани, отмечая приятный факт отсутствия под шёлком какого-либо ещё предмета одежды.  — Простой народ не любит вас, шериф, — проговорила женщина, начиная играть в свою опасную игру.  — Меня это совершенно не волнует, — резкий тон ответа должен был заставить её замолчать, испугаться и сменить тему. Женщина и вправду вздрогнула, хотя это была именно инстинктивная реакция тела, очень похожая на страх. Но на самом деле она наслаждалась, получая удовольствие от каждого сказанного шерифом слова. Звук его голоса, его горячее, обжигающее едва сдерживаемой страстью дыхание, его тело, от которого её отделяло лишь некоторое количество одежды (что было, в общем-то, легко поправимо) — всё это действовало… магически, если хотите, на неё. Шериф притягивал её, хотя и был натуральным монстром. Издёвка судьбы Розы, вероятно, в том и состояла — женщина привыкла иметь дело именно с опасными тварями, обходя стороной покорных представителей мужского племени. Чем хуже — тем лучше. Стоило прогнать её прочь, посмеяться над ней. Он предпринял в некотором роде попытку это сделать, без труда разгадав её истинные мотивы и желания.  — Вам не нравятся мои методы, вы почти ненавидите меня, — отрывисто говорил шериф, сжимая женщину в своих руках. Делая ей больно. — Но вместе с тем вы сгораете от непреодолимого желания сделаться моей любовницей. И оно разгорается тем сильнее, чем большие несправедливости я творю. Чем хуже обо мне отзываются люди. Последнее слово он произнёс презрительно: поднявшись из самых низов, он привык теперь смотреть на тех, кто ниже его по положению, надменно, за людей-то по большому счету их не держа. Рабочий скот, предметы — ничего более.  — Возможно, вы правы, — согласилась она, не делая попыток освободиться. Скорее наоборот, чуть откидываясь назад, расслабляясь в его объятиях, довольная даже болью, что давал ей шериф. — Но ведь и вы чувствуете нечто подобное по отношению ко мне. Он хотел было непременно возразить ей, выпустить из рук, бросить на пол и, может, даже избить — в наказание за излишнюю самоуверенность. Хорошая порка ей явно пошла бы на пользу. Но шериф ничего подобного не сделал. Напротив них стояло напольное зеркало, в котором они отражались — роскошная пара, объятая пока ещё сдерживаемым влечением. Но ещё пара мгновений и… Следовало прогнать её прочь, но шериф принял другое решение. И как ни странно, не жалел об этом впоследствии. За первой встречей последовала вторая, третья, а потом отпала и надобность делать перерывы и отсылать её куда-нибудь прочь из дворца. Не верной собакой, но избалованной кошкой осталась она при шерифе. На деле доказав свою полезность.