Сьюзен Коллинз
***
Наступила ночь. Последняя ночь перед Квартальной бойней. Но ни у Китнисс, ни у Пита сна не было ни в одном глазу. Они просто лежали на кровати в комнате Китнисс. Голова девушки покоилась на могучей груди парня. Она ощущала под своей щекой размеренный стук его сердца, слышала его ровное дыхание, чувствовала, как его пальцы перебирают ее волосы, и это ее успокаивало, как ничто другое. Они молчали. Слова сейчас были совершенно не нужны, они оба и так все понимали. Но внезапно Китнисс нарушила этот вакуум тишины, окружавший их, словами, которые так и крутились в ее голове, не давая покоя: — Мне не нужны другие союзники. Только ты. Она почувствовала, как Пит на пару секунд задержал дыхание, а затем на выдохе тихо произнес: — Хорошо, если ты так хочешь… Китнисс осторожно приподняла голову и заглянула в небесно-голубые глаза ее «мальчика с хлебом», она понимала: сейчас или никогда! И поэтому, преодолевая смущение и страх, тихо прошептала: — Мне вообще больше никто не нужен… Кроме тебя. Ее ладонь все еще лежала на его груди, поэтому она не могла не почувствовать то, как сердце парня внезапно замерло, пропуская удар, а затем застучало во много раз чаще. Казалось, что оно вот-вот пробьет грудную клетку. Пит приподнялся так, чтобы наклониться ближе к Китнисс и прошептал прямо возле ее губ: — А ты — это все, что у меня есть. Глаза девушки стали наполняться слезами, слезами бессилия, радости и горя одновременно, а с губ уже готовы были сорваться слова признания… Слова любви. Но Китнисс никак не решалась их произнести. И тогда Пит снова пришел ей на помощь: нежно, почти невесомо он коснулся своими губами ее губ, оставляя на них самый чувственный поцелуй, на который он только был способен. Он еще никогда не целовал ее ТАК, с такой страстью, с таким вожделением, с такой неподдельной надеждой, на то, что в этот раз все ПО-НАСТОЯЩЕМУ, не для камер. Пит боялся, что девушку может испугать его напор, ведь до этого он никогда еще ни на чем не настаивал, он ничего от нее не требовал, предоставляя Китнисс решать все самой. Но сейчас был не тот случай. Сейчас он хотел получить то, чего жаждал больше всего на свете. Он хотел, чтобы Китнисс была с ним, была его и только его, чтобы чувства, которые он к ней испытывал, наконец-то стали взаимными. Он не знал, что Китнисс на самом деле очень испугалась. Но испугалась она отнюдь не Пита. Девушка испугалась того, с какой страстью и горячностью сама принялась отвечать на его поцелуи. Ей сейчас так не хватало ласки, которую дарили прикосновения рук и губ ее «мальчика с хлебом». Поцелуи становились все жарче, глубже, интимнее. Напряжение между ними все возрастало. Пальцы Пита запутались в ее длинных густых волосах. А маленькие проворные ручки Китнисс осторожно забрались под футболку парня. Но внезапно Пит остановил ее и постарался немного отстраниться от девушки: — Китнисс, что ты делаешь? — хриплым от страсти голосом спросил он, едва касаясь ее губ. Но в ответ услышал лишь жалобный стон: — Пит, пожалуйста… — Почему, Китнисс, — не сдавался он, поочередно целуя ее лоб, висок, щеки. — Пожалуйста, — снова прошептала девушка, потянувшись к его спасительным губам. — А вдруг это наша самая последняя ночь? На этот раз Пит отстранился от нее так, чтобы заглянуть ей в глаза: — Только поэтому? Китнисс на мгновение даже растерялась от такой резкой смены его тона. Но отступать от задуманного было уже поздно. Она поняла, что сейчас наступил именно тот момент, когда нужно быть предельно честной, причем не только перед ним, но и перед самой собой. Да, может быть она еще не до конца разобралась в собственных эмоциях. Но, несомненно, уже была готова сообщить то, что знала наверняка. А вдруг и правда, больше не представится возможность сказать ему это? — Пит, ты нужен мне. Очень нужен! Я так боюсь тебя потерять… Я так боюсь не успеть… Но как бы она ни пыталась, нужные слова все равно застревали в горле и никак не хотели быть произнесенными. Слезы душили ее, накатывая новой волной. Комок в горле становился все больше, причиняя уже физическую боль. Пит нежно коснулся кончиками пальцев подбородка девушки, приподнимая ее лицо, а затем нежно провел ими по щеке в успокаивающем жесте. — Почему, Китнисс? Она уже совсем растерялась, ну зачем он все еще заставляет ее что-то говорить? Неужели не понимает? Ну что еще он хочет от нее услышать? Ей казалось, что они ходят по какому-то замкнутому кругу. Но ведь Китнисс и так уже сказала гораздо больше, чем могла. И тут, с ее губ слетело неожиданное признание: — Потому что я хочу, чтобы это был ты. Только ты. И никто другой. Глаза парня просияли. Китнисс никогда еще не видела у него такого взгляда. И в следующее же мгновение она почувствовала, как сильные мягкие губы прижимаются к ее губам в страстном, горячем поцелуе, увлекая ее в мир страсти и наслаждений. После таких слов Пит уже был совершенно не в состоянии сдерживать рвавшиеся из его груди огонь и радость. Он выбросил белый флаг, окончательно сдаваясь в плен этой «огненной девушки», его возлюбленной, его Китнисс Эвердин. Он оторвался от ее губ лишь на мгновение, чтобы заглянуть в ее глаза и убедиться, что она понимает то, что он сейчас хочет ей сказать. И когда девушка внимательно посмотрела на него, он нежно взял ее лицо в свои ладони, трепетно касаясь кончиками пальцев бархата ее кожи, и произнес то, что так мечтал хотя бы раз услышать из ее уст: — Я люблю тебя, Китнисс Эвердин. Ее глаза расширились то ли от испуга, то ли от неожиданности, но спустя пару секунд, когда смысл его слов достиг ее сердца, взгляд девушки потеплел, она сильнее прижалась щекой к его ладони, и, по-прежнему смотря ему прямо в глаза, тихо прошептала: — А я тебя, Пит Мелларк. Вот так, легко и незаметно правда все-таки сорвалась с ее губ. И какое же душевное облегчение принесли эти слова самой Китнисс. Пит не ожидал от нее ответа. Он совершенно не ожидал таких слов! Да что уж греха таить, он все еще сомневался в ее чувствах к нему. Нет, конечно же, Пит знал, что небезразличен Китнисс. Но любовь… Любовь в их странных отношениях всегда была односторонней, она была только его. И вот сейчас, он пребывал в полной растерянности и вместе с тем на седьмом небе от счастья. Он даже не стал уточнять как именно Китнисс его любит: как земляка, как союзника, как товарища по несчастью, как друга или же как… мужчину. Нет! Пит никогда не спросит ее об этом! Он просто боялся. Боялся, что может испортить такой волшебный момент. Момент, который навсегда останется в его сердце, который он будет помнить до последнего вздоха. Медленно, очень медленно Пит наклонился к любимой девушке, нежно дотронулся подушечками пальцев до ее губ, с которых только что сорвались такие невероятные, волшебные, вдохновляющие на подвиги и возрождающие к жизни слова… И, чтобы не дать ей возможности затмить силу этих слов, Пит коснулся губами ее губ, навсегда запечатлевая на них взаимные признания. Они целовались долго, не в силах оторваться друг от друга. Огонь, еще совсем недавно бушевавший между ними, внезапно сменился нежным теплым пламенем, которое не обжигало, но согревало душу, дарило покой и умиротворение, которое медленно, но верно убаюкивало их. Да, возможно, это их последняя ночь. Никто не знает, что случится завтра. Но сегодня ночью… Сегодня они уже далеки от той реальности, что окружает их. Они полностью растворились в своих чувствах, сегодня они счастливы и любимы. Сегодня их любовь дарует им теплоту и покой в объятиях друг друга. Сегодня ночью их сердца бьются в унисон, их души сплетаются в единое целое, а их тела соприкасаются в нежных неразрывных объятиях.***
«Удается ли нам поспать этой ночью? Не помню. Мы обнимаемся, удалившись куда-то в призрачную страну между грезами и реальностью. Не разговариваем. Каждый боится потревожить другого в надежде подарить ему несколько драгоценных минут отдыха. На рассвете приходят Цинна и Порция. Значит, Питу пора уходить. На арену трибуты поднимаются в одиночку. — Скоро увидимся, — произносит он, чмокнув меня на прощание в губы. — Скоро увидимся — эхом отзываюсь я.»Сьюзен Коллинз