but we can choose

Жить на окраине Северного Полюса, недалеко от Рождественской деревни, совсем не то же самое, что отделиться от родителей и снимать квартиру в ЭлЭй. Но Луи был доволен, несмотря на то, что тетя Минни попирала его самостоятельность, каждый вечер присылая ему шоколадное или имбирное печенье вместе с расторопным эльфом, а также теплые вязаные носки раз в неделю. Сколь бы Луи ни упорствовал, связанные тетушкой носки и домашнее печенье появлялись с завидной частотой, так что пришлось смириться с тем, что родственники с фабрики всё еще считали — он перебесится и вернется под крылышко. Луи забрасывал носки в бельевой ящик, стоящий в узеньком холле, относил печенье на кухню и возвращался в крошечную гостиную, заменявшую ему столовую и мастерскую. Домик, в котором он жил, мало отличался от эльфийского по размерам, но Луи чувствовал себя хорошо вдали от шумной фабрики Санта Клауса, где днем и ночью кипела работа и с раннего утра до поздней ночи грохотали Рождественские гимны. В первый заезд он не взял ничего, кроме уродливого рождественского свитера рыжего цвета и простенького набора инструментов на первое время. В доме было холодно — с тех пор, как эльф Ворчун ушел на покой, доживая дни на фабрике, в нем никто не обитал, — так что Луи растопил почерневший камин каким-то старыми, потрескавшимися досками, заколотил одно из больших окон, чтобы не дуло, и, напялив уродливый свитер, принялся чинить музыкальную шкатулку. С ограниченным набором инструментов он не мог заниматься серьезной работой и уж тем создавать новые игрушки, поэтому пришлось сперва заняться починкой, чтобы не терять зря время. Тетя Минни не растерялась и отправила ему нужные инструменты на следующий день вместе с необходимыми материалами для игрушек и другой мелочи. Уже через неделю Луи сам заказывал себе всё необходимое, быстро заглядывая на фабрику, только чтобы воспользоваться стационарным компьютером, и расплачиваясь карточкой «виза». Получалось неплохо. Луи прекрасно знал, что у него дар, и скрывать это было бессмысленно, как прятать огонь под рубашкой. Однако и гордиться собой до звона в ушах Томмо не собирался, посвящая время лишь игрушкам. Последнюю неделю он трудился над большими игрушечными санями, которые должны были мигать светодиодными лампочками и издавать свистящие звуки, как если бы они взаправду могли летать по ветру. Он уже знал, кому отправит эту игрушку — на континенте жил мальчонка по имени Оуэн, постоянно переезжающий вместе с родителями из одного штата в другой, от того не имеющий друзей. Луи надеялся, что хорошая игрушка поможет ему приманить соседских детей и познакомиться во время Рождественских каникул. Сани были почти готовы. Оставалось лишь «нанести марафет»: покрасить их и покрыть лаком, чтобы краска не слезла, если мальчонка захочет уронить сани в снег или поваляться с ними в сугробе. Это была серьезная работа: Луи хотелось, чтобы сани выглядели круто, но при этом передавали истинно Рождественский дух, напоминая о лучших временах, когда все собирались у камина с чашечкой имбирного напитка. Пришлось открыть книгу Рождественских сказок и внимательно просмотреть все сюжеты, которые могли бы помочь Луи сделать сани эффектными. Несколько линий цвета стали поверх густого красного должны были оживить поделку. Он уже занес кисть над игрушкой, как услышал стук в дверь. Опять печенье! – Бога ради, да сколько можно! – с досадой крикнул Луи, решительно поднимаясь из-за стола. Его шаги быстро отмерили расстояние до небольшого уютного холла, сокращая жизнь посыльного эльфа. – Мне не нужны носки и печенье мне тоже не нужно, так и скажи тёте Минни! – гаркнул он, недовольно распахивая дверь. Вместо крошечного эльфийского колпачка с белым помпоном Луи увидел вполне себе человеческие ноги и сразу понял, что крупно ошибся. Поднимая глаза, он уже знал, чье лицо увидит. На пороге стоял внук Крампуса Найл Хоран, сияющий белозубой улыбкой во все тридцать два или двадцать восемь (лучше было не проверять), как если бы его выдернули с рекламы дорогой зубной пасты. На носу разместилось небольшое пятно сажи — значит, прямиком из Шахтерского городка, а в руках — что-то похожее на отмычку, темное и компактное. Сердце невольно описало красочный мунсолт на зависть любому акробату, но тут же смутилось своей неоправданной глупости и просто пустилось в быструю пляску, заставляя вскипевшую кровь прилить к щекам, отражаясь ярким румянцем. Вспомнилась совместная предрождественская работа, поцелуй в день его рождения, невыполненное обещание созвониться... – Так значит, маленький эльф не любит печенье, – хмыкнул Найл, прикусывая нижнюю губу, чтобы не засмеяться. В его глазах разве что искры не плясали. – И носочки носить не хочешь? А почему? Тетушка ведь так старалась... – Если хочешь войти, то шутки свои оставь, – быстро сказал Луи, отодвигаясь в дверном проеме. – И давай быстрее, холод тут собачий. Из-за хронического недосыпа и сомнительного питания, Луи всё еще был чувствительным к холоду, а ветер помимо всего прочего уже занес в домик несколько крупных горстей снега, переливающихся на тусклом свету. Еще пара минут, и можно будет лепить снеговика прямо в узеньком холле, а он и так был весь забит всяким хламом: волшебной пыльцой для пометки домов, носками, что обычно вешают у камина, поломанными паровозиками, уже не говорящими куклами и другими несправедливо пострадавшими игрушками, ждущими свою очередь на починку. Однажды Луи даже споткнулся на игрушечной машинке и отворил дверь носом, распластавшись на снегу всем телом, точно каракатица. С тех пор он старался держать вещи в относительном порядке, но хлам всё равно быстро скапливался, потому что места было мало, а безделушки с фабрики прибывали и прибывали. Старинные безделицы могли реставрировать только Луи и Санта Клаус, но Санта уже был слаб зрением, и ему нужно было следить за эльфами, так что починкой занимался Луи. – А у нас тепло, печки горят, – сообщил Найл, втискиваясь в домик вместе с облачком влажного пара. – Он у тебя не пряничный, нет? – уточнил Хоран, ловко пробираясь в гостиную, и даже успел постучать по стене костяшкой пальца. Луи закатил глаза, облокотившись на косяк. – Я пришел к тебе с важной миссией, мой юный друг... Ого, какие сани! Красота! – восхитился Крампус-младший, обхаживая стол со всех сторон. Глаза его стали любопытно-веселыми. – Это мне? – Обойдешься, – беззлобно проговорил Луи, устраивая руки в карманах, как если бы происходящее его совсем не интересовало. – Чего хотел? Он немного нервничал. Они обещали быть на связи, но поддерживать контакт не удавалось. Сначала Луи скрупулезно искал место, чтобы переехать, потом исследовал домик эльфа Ворчуна, затем перевозил свои скромные пожитки — так и прошло несколько недель. За это время он ни разу не поговорил с Найлом ни лично, ни письмом, и чем больше времени проходило, тем более виноватым чувствовал себя Луи. Это был «синдром задержанной книги из библиотеки», время капало, капало, и Томмо всё никак не мог заставить себя рискнуть и связаться с Хораном. Он должен был сделать шаг навстречу: Найл уже дважды вытаскивал его наружу, настала очередь Луи. Вечерами Томмо крутил в руках серебряный свисток, сделанный самим Воландом, но поднести его к губам так и не смог. Всё думал, что сказать Хорану, если он спросит, зачем Томлинсон вызвал его. «Просто увидеться» прозвучало бы глупо, особенно после долгой разлуки, и Луи чувствовал, что сам себя загнал в мышеловку, предварительно швырнув в неё куском сыра, чтобы было оправдание бездействию. Но увидеться и правда хотелось. Без особой причины, просто так. – Ах, да! – будто бы спохватился Хоран, отвлекаясь от игрушечных саней. – Я хотел пригласить тебя на прогулку. Даже принес волшебный транспорт, – Найл живо повертел отмычкой у Луи перед носом. В животе приятно потеплело. Луи даже показалось, будто он сделал несколько больших глотков ароматного имбирного напитка, и он заструился по телу согревающим водопадом, как обычно бывает только морозными вечерами. Глаза Найла в сумраке его крошечной гостиной вспыхивали, как Рождественские огни, и в этом было что-то знакомое и родное, против чего Луи почти не мог сопротивляться. Он должен был пугать на природном уровне, как близкий родственник Крампуса, но у Луи, в чьих жилах текла кровь Клауса, Найл совсем не вызывал отторжения. – Очередное свидание? – невинно поинтересовался Луи, стараясь выглядеть не слишком заинтересованным. – Нет, снеговичок, хочу познакомить тебя с друзьями, – ответил Найл, тактично не обращая внимание на румянец на его щеках. Луи с любопытством вскинул брови. – Тебе не помешает развеяться, а то сидишь в этой каморке неделями безвылазно, даже не позвонил ни разу. – На морозе телефон не работает, – торопливо сказал Луи, вспоминая безуспешные попытки отогреть ледышку. Это на континенте еще можно было привести телефон в порядок, но уж на Северном Полюсе не стоило даже думать об этом. Так что вскоре Луи перестал помышлять о том, чтобы завести себе телефон или планшет. На фабрике у него был стационарный компьютер, предназначенный по большей части для дел, но в целом позволяющий выходить в сеть по необходимости, а вот в домике эльфа Ворчуна Томмо был предоставлен исключительно сам себе, не имея возможности серфить просторы интернета. – Я тебе потому подарил свисток , – пожал плечами Найл. Голос его был бесцветным, словно Крампус-младший совсем не обиделся. – Людские средства связи — тот еще хлам, а вот великий Воланд делает настоящие артефакты. Ну, ничего... – заключил он почти миролюбиво, однако его губы изогнулись в интересной улыбке. – Влюблюсь в кого-нибудь, будешь тогда знать. Луи скорчил жуткую рожу, но она, как всегда, получилась до возмущения милой, почти эльфийской, вызывающей на лицах обыкновенных людей добрую улыбку. Если бы его сейчас увидели дети, точно бы приняли за маленького помощника Клауса и захлопали в ладоши. Так уже бывало, и Луи остался этим не очень доволен — уж очень хотелось научиться пугать, как Найл. Хоран, тем временем, уже прошелся по небольшой комнате и даже нашел дверь в спальню, закрытую на ключ. Не то чтобы у Томлинсона там были какие-то секреты, стоящие того, чтобы прятать их ото всех... он запер дверь, чтобы едкие запахи краски и лака не проникли внутрь. Дар-то у него, конечно, имелся, но задохнуться в маленьком домике было весьма просто, особенно если помещения нельзя было толком проветрить. О существовании вытяжки Ворчун явно не знал. Да и вряд ли он думал, что в его доме когда-нибудь будет жить племянник Клауса, по габаритам всё-таки превосходящий среднестатистического эльфа. – Зачем ты ломаешь дверь... – начал было Луи, но Найл уже пихнул отмычку в разъем для ключа и, схватив Томмо за руку, ворвался в спальню. Конечно, они оказались не в узенькой спальне Луи (хорошенько задрапированной тяжелой темной тканью, чтобы огни Рождественской деревни не мешали спать по ночам), а в совершенно незнакомом месте. Томмо даже сперва зажмурился на несколько секунд, не выдерживая яркого света. Они стояли посреди залитой солнцем поляны, вдоволь усыпанной ярко-зеленым трилистником и, конечно, цветками клевера, неподалеку виднелся небольшой, постепенно густеющий подлесок, где маячили три неясные фигуры, а совсем вдалеке прыгали и бегали фигурки поменьше, остроконечные колпачки которых делали их похожими на эльфов. Многие кружились около старинных горшочков с золотом и с вдохновением зевали в раскрытые ладошки, смакуя сонную усталость. Лепреконы, сразу узнал Луи. Теперь Луи стало понятно, почему они не воспользовались тенью, а взяли с собой какой-то странный инструмент, прорезающий отверстия из одного места в другое. В таком солнечном месте точно не было даже единого темного пятнышка, чтобы переместиться. – Мы... – В тайной деревне Святого Патрика, друг мой, – торжественно объявил Найл, уверенно потащив его по ароматной поляне за локоть. Ноги слабо путались в душистом клевере, и теплый воздух соблазнительно пах медом, так сладко и нежно, что хотелось благоговейно замереть и завалиться в густую зелень хотя бы на несколько минут. Даже маленькие цветочки, напоминающие шмелиные брюшки, выглядели привлекательно и мило. Шмели тоже были здесь вместе с трудолюбиво жужжащими пчелками, даже бабочки не обделяли скромные цветы своим внимание, и вместе этот ансамбль выглядел невообразимо пышно. Луи редко оказывался в настолько теплом, если даже не жарком климате: даже летом дядюшка обычно упрашивал остаться на фабрике, чтобы помочь с игрушками, и Томмо не мог отказать, пропуская одни каникулы за другими. Здесь царило настоящее лето: знойное, сладкое, как фрукты, распространяющее ароматы безмятежности и солнца, ласкающего каждый дюйм этого удивительного места. И всё это совсем не походило на снежную пустыню, где всё время выл дикий, неуютный ветер, всё казалось непривычно красивым и красочным. Они оказались в подлеске, и Найл уверенно толкнул Луи к кострищу, где уже сидели трое совершенно непохожих друг на друга людей. Они казались такими же разными, как день и ночь, земля и небо, Санта Клаус и Крампус, и по какой-то причине это успокоило Луи. Во главе давно потухшего костра сидел приятный молодой человек, крепкий и рослый, одетый в просторную белую рубашку, поверх которой было наброшено тонкое зеленое пончо. Явно родственник Патрика — это читалось и по озорным глазам, и по зеленому одеянию. По правую руку от него расположился парень в кожаной куртке, чья голова была обрита почти наголо, а уши оказались проколоты в стольких местах, что Луи почти физически почувствовал, как ноет кожа. На его черной футболке была изображена классическая маска Майкла Майерса. Слева от родственника Патрика сидело вихрастое создание с кудрявой гривой, пышно струящейся по плечам, как знаменитый водопад. На нем были пестрые штаны с цветочным принтом и не менее пестрая рубашка, а в руках он держал колчан со стрелами. Лук с розоватым древком лежал рядом, чтобы в любой момент можно было его схватить. Увидев пришедших к кострищу гостей, кудрявый парень заметно оживился и чуть не выронил стрелы. – Найл, как хорошо, что ты пришел! – лучась радостью, воскликнул он, стремительно бросаясь к Хорану на шею, точно без этого никак нельзя было обойтись. У Луи неожиданно появилось изумительной силы желание засунуть ему в глотку всё рождественское печенье мира, лишь бы только этот парень больше не распахивал свой рот. – А мы тут все так скучали по тебе! Вездесущие ручки кудрявого создания так крепко обняли младшего Крампуса, что он даже слабо похлопал его по спине, выражая тепло и признательность. Луи всеми силами старался сделать вид, будто его не тошнит — повезло же некоторым родиться, ничего не зная о манерах — однако получалось с переменным успехом. С таким же лицом он мог сказать, что случайно съел все леденцы на свете, и теперь у него ужасное несварение. – Как это приятно, – дружелюбно улыбнулся Найл, к большому неудовольствию вынашивающего планы мести Луи. – Ребята, это тот самый Луи Томлинсон, про которого я Вам рассказывал сто, если не тысячу раз. Луи, это Лиам Пейн, – Найл приветливо указал на симпатичного парня в зеленом пончо. – Племянник Святого Патрика. – Сочувствую, – искренне сказал Луи. Он и сам не по наслышке знал, каково быть племянником праздничного деда, и был свято уверен, что старички-весельчаки мало чем отличались друг от друга. С возрастом каждый имеет потенциал стать чванливым занудой, а если у тебя в распоряжении есть армия верных магических помощников (лепреконов или эльфов), а также свой праздник, шансы росли в геометрической прогрессии, периодически возводясь в интересную степень, близкую к бесконечности. На лице Лиама появилась теплая улыбка понимания. – У меня тут пива в избытке, – громким шепотом поделился Лиам, пожимая ему руку. – И золото можно обменять на любую валюту. А вот с твоим печеньем да молоком далеко не уедешь. Своей валюты на Северном Полюсе, разумеется, не было, поэтому семейство использовало проценты с Рождественской рекламы, камео Санта Клауса в фильмах и прочих продуктов массовой культуры. К счастью, их было так много и каждый год выпускалось ещё, что этого с лихвой хватало и на материалы для игрушек, и на содержание фабрики, и на заботу об эльфах, а также на мелкие нужды. Однако иметь неисчерпаемый запас золота было бы весьма славно, и Луи дружелюбно кивнул новому знакомому. – А это Зейн Малик, – не терял времени Найл, представляя второго друга. – Внук Джека-фонаря. Это можно было понять по мрачной футболке — от Зейна так и веяло Хэллоуином и Шахтерским городом, хотя они с Найлом были не очень похожи друг на друга. Найл казался озорным, Зейн — спокойным. Найл выглядел резвым, Зейн — задумчивым. У Найла был зимний праздник, у Зейна — осенний, и их непохожесть казалась чем-то удивительным. В представлениях того же Клауса они оба должны были выглядеть вероломными клыкастыми демонами, желающими растерзать всех на своем пути. Впрочем, у Найла была интересная мохнатая ипостась, которой он пугал молодежь во время Ночи Крампуса, но Луи таким было уже не удивить. – Йоу, – отозвался Зейн, помахав ему рукой. – И тебе жить долго и счастливо, – не растерялся Луи, выбрасывая «виктори» двумя пальцами. Он невольно вспомнил, как Найл показывал «рожки» подобным образом, когда они работали вместе. – А это Гарри Стайлс, младший купидон Святого Валентина, – сказал Найл, ловко держа дистанцию. У него удивительно умело получалось говорить и перемещаться по кругу одновременно. Возможно, это было связано с его демонической стороной, однако существовала и более интересная догадка, вызывающая у Луи острый приступ мигрени. Он внимательно посмотрел на кудрявого купидона и сразу понял, что День Святого Валентина совсем пропал, если они нанимают таких вот странных личностей. Лучше бы нашли где-нибудь клыкастых йети, надели на них балетные пачки, и то было бы веселее. – Семья не без урода, – пробурчал Луи, даже не пытаясь протянуть Гарри руку, однако тот всё еще был занят попыткой обнять Найла и поэтому не сильно оскорбился. – Всегда было интересно, что будет, если прямо три стрелы в задницу выпустить. Очень больно? – осведомился он уже громче. – Смотря кто будет пускать, – без тени иронии ответил Гарри, красивым движением разворачиваясь к нему, так что кудряшки даже в воздух взметнулись. В его руке мелькнула остроконечная стрела любви, оставляя за собой след розовой пыли. – А теперь скажи мне, кого ты хочешь приворожить? – в голосе купидона появились вкрадчивые нотки. – Никого, у меня и так поклонников в избытке, лопатой их отгоняю, – слишком быстро ответил Луи, ускользая от любопытного купидона. Плюхнувшись на широкое бревно, он сразу же стянул жаркий уродливый свитер через голову и выдохнул от облегчения — кожа уже чесалась от близкого контакта с тканью. Появившийся из ниоткуда малыш-лепрекон тут же схватил его одежду, наивно рассчитывая, что Луи пустится вдогонку, но Томлинсон только рукой махнул. В деревне Рождества таких свитеров сотни, если не тысячи. – И так, почему именно здесь? В зачарованном лесу, кишащем забавными лепреконами, ему, конечно, очень нравилось. Луи вообще любил бывать в местах, где раньше не доводилось прогуливаться, и исследовать местность. Особенно, если рядом не было никого из вездесущих родственников и не нужно было держать марку «Члена семейства Санта Клауса». Напускать на себя торжественную мину без повода желания не было: Луи считал себя простым парнем. Больше мастером, чем местным аристократишкой. Лес и правда был восхитительным, потрясающим воображение своим таинственным, чарующим великолепием. Даже в не очень густом подлеске уже были разнообразные виды деревьев, вековых и молодых, лиственных и хвойных, ароматных ягодных кустов и скромных скрипучих орешников, сочной зеленой травы, цепляющейся за лодыжки, как лоза, и желтоватых цветочков, приманивающих насекомых для опыления. Упорная жизнь гудела в каждом ярусе. Луи слышал, как приветливо звенят стрекозы, с упоением заливаются птицы в перерывах между строительством гнезд, осторожно крадутся барсуки, выискивая упавшие плоды и оставленные без присмотра соты. Как бы сложилась его жизнь, родись Томмо в семействе Патрика? Луи даже не мог себе представить. Он настолько привык к безграничной ледяной пустыне, к почти пугающим завываниям ветра, славным Рождественским гимнам, согревающему глинтвейну и шумной фабрике, что слабо представлял, как можно существовать в отрыве от всего этого. Видеть ягоды настоящими, на ветвях, не перемолотыми в варенье, было по-своему чудно, как и слышать каких-то животных, кроме важных белых медведей, проворных арктических лиц и редких северных птиц. – На самом деле особой причины нет, всё банально, как горшочек золота на конце радуги, – весело сказал Лиам. – Валентайн жуткий зануда, к тому же Гарри всё время косячит, так что в обитель Дня Святого Валентина лучше не соваться. В Шахтерском городке очень круто, но на любителя, а некоторые здесь немного побаиваются, – Пейн сказал это без укора, но Стайлс всё равно слишком сильно заинтересовался наконечником своей стрелы. – Мы проводим там почти всё время перед Хэллоуином, Ночами Крампуса и Гая Фокса, Днем Мертвых и Галунганом, от того хочется разнообразия. Так что мы сидим здесь, – заключил он, красочно очерчивая пространство вокруг рукой. – Дядя в чужие дела не лезет и наоборот всячески поощряет дружеские встречи. Сам он слишком занят производством пива, скоро начнется наш сезон. Найл говорит, ты себе праздник подыскиваешь новый. Он произнес эту фразу настолько неотрывно от предыдущей, что Луи даже не сразу сообразил: тема разговора переменилась. Томмо мельком взглянул на внука Крампуса — он был спокоен и выглядел в зачарованном лесу, как дома. Конечно, Луи понимал: в день его рождения Найл говорил о смене праздника абсолютно серьезно, но он и представить не мог, что Хоран подсуетится настолько быстро. И то, что он просил помочь своих друзей, о многом говорило. По крайней мере, так Луи чувствовал. Размечтаться он себе не позволял, но от волнения нутро всё равно скользило, как кусок мыла во влажных руках. – Да, но я хотел бы только мастерить, и чтобы без всяких колядок, – сказал Луи, пытаясь представить себя, обстукивающим дома. Получалось слабо, а костюм ананаса, который он себе вообразил, выглядел глупо. – Хотя это даже не так важно, главное, чтобы праздник был не в конце декабря. – Так давай к нам, в Хэллоуин, – великодушно предложил Зейн. – Можешь мастерить игрушечные пугалки, шить карнавальные костюмы. С годами, конечно, больше нужны «секси-костюмы», а последние два года все наряжаются клоунами, – Малик с улыбкой закатил глаза. – То у них Джокер, то Пеннивайз, то Харли Квин, и не важно, девушка ты или нет... но ты быстро сообразишь что куда пришивать. Голос у него был намного дружелюбнее, чем внешний вид, и в этом была вся суть Хэллоуина, как праздника. Луи не встречал более жизнерадостного осеннего события, где люди получали бы удовольствие, наряжаясь во всякую нечисть, обыкновенно вызывающую отвращение. Вкуснейшие яблоки в карамели, ароматные тыквенные пироги, забавные гадания и устрашающие дома с призраками придавали этому таинственному дню изумительный шарм, и Томмо видел так много добра в людях, раздающих сладости детям всю ночь напролет. Сам он, конечно, подобному взаимодействию был не очень рад: ему больше нравилось прятаться за широкой спинкой стула и совершать добро оттуда, но Луи понимал тех, кому по душе жутковато украшать дома и дарить детишкам капельку пугающего чуда. Потому что, черт возьми, чудеса — это не только Рождественские сани, мчащиеся по ночному небу олени и красно-белые леденцы-тросточки. Иногда это жутковатые снаружи, но очень теплые внутри люди, наряжающиеся в пугающих клоунов. И если бы Рождество было подвластно Луи, он сделал бы его именно таким. Абсолютно для всех, а не только для тех, кто любит сидеть в кругу семьи за праздничным столом, пожирая жареного гуся с яблоками и пудинг с цукатами. Потому что иногда (о, как Луи хотелось в это верить!) Рождество — это только для тебя. – Если ты совсем хочешь отвязаться от Рождества, то это к нам, – сказал Лиам, бодро принимая эстафету. – Хэллоуин от него мало чем отличается, если разобраться. Для кого-то это тот же праздник перехода из одного года в другой. А у нас полный простор — наделал побольше бумажных шляп, и на парад до самого утра. Только за лепреконами нужно следить очень внимательно, – поморщившись, добавил Пейн. – Они в предпраздничную неделю только так над людьми шутят. О, как хорош был День Святого Патрика! Луи так и видел шумный карнавал, пестрящий всеми оттенками зеленого; веселых людей — по большей части ирландцев — наряженных в лепреконов, фейри и других забавных существ из кельтского фольклора; реки восхитительного по качеству пива, льющиеся тут и там; зажигательные танцы, проходящие весело и задорно; а также ностальгические песни, исполненные тягучими голосами, как умеют только подопечные Патрика, поселившиеся на острове, а позднее устроившиеся и в других частях света. Луи попробовал представить себя танцующим, и даже в его голове это выглядело немного неуклюже, однако в воображаемой толпе никому не было до этого дела. Все были заражены весельем, все хотели танцевать, как умеют, лишь бы жил в душе негасимый огонь, и Томмо глубоко вдохнул в себя медовый воздух. Ему хотелось жить. Если бы Санта почаще выпускал его на континент, но нет-нет-нет, важнее фабрики для старика не было ничего, и о веселье нельзя было думать даже в чужой сезон. – Можно еще к нам, – тепло сказал Гарри, прерывая сумбурные размышления Луи. – Наш праздник второй по популярности после Вашего. И Валентайн в хороших отношениях с Клаусом, – добавил он таким голосом, словно вытаскивал из рукава спрятанный заранее козырь. – Обыкновенные игрушки, конечно, у нас не так популярны, разве что мягкие и с сердечками в лапках, но зато сладости и открытки — это по нашей части. Тематические сладости и открытки в виде сердечек. Конечно, с Рождественскими сластями и открытками у этих милых подарочков не было почти ничего общего, но Луи был твердо уверен — люди также, как и перед Рождеством, носятся по всевозможным распродажам, пытаясь найти побольше бесполезного хлама по дешевке, чтобы всунуть «дорогим» и «любимым». Безвкусная бижутерия, сшитые в подвале игрушки, одинокие шпаги роз... И это в день, когда принято дарить что-то от души! Нет, в такой праздник ему совсем не хотелось. Потому что, если и было в нем что-то прекрасное, то люди всё уничтожили своим потребительством и желание получить всё за бесценок. Впрочем, они испортили почти все праздники, но ни для кого не было секретом — Рождество и Валентинов день страдали в этой войне покупок больше всех. Гран при, разумеется, был у разнесчастного Дня Благодарения, который провисал из-за тех, кто желал «насладиться» Черной пятницей, как следует, и топтал ближних в попытке выхватить тостер за полцены. – Спасибо, не надо, – быстро ответил Луи, еле заметно поежившись. – Мне таких громких праздников хватило с лихвой. К тому же, придется в людей стрелять, а у меня рука тяжелая — не поднимутся. Гарри хихикнул в ладошку. – Есть еще наш праздник, – наконец, сказал Найл. И вроде обыкновенное предложение, но Луи невольно заерзал на бревне, не сводя с него взгляда. – Безделушек делаем немного, за месяц готовим костюмы, и на парад в ночь Крампуса. Свобода. И это праздник, так похожий на его собственный, с пометками непослушных детей и угольками в развешенных у камина носках. Что-то привычное и в какой-то степени приятное своей темной стороной. Что-то, что точно заставило бы Клауса схватиться за сердце и молоточек. – У Ни праздник не такой популярный, – протянул Гарри, явно беспокоясь за престиж своего праздничного события. «У Ни?» – чуть не вырвалось у Луи, но он просто притворно кашлянул. – Если хочешь, найдем тебе работу в Дне Независимости. Там главное — сделать хорошую платформу для парада, и можно отдыхать, однако праздник больше на слуху. – А в Дне Дурака ни у кого друзей нет? – спросил Луи. Засмеявшись, ребята покачали головами, хотя Найл на минуту и задумался. Похоже, у него везде были связи. – Нет, это всё не подходит. Праздники у Вас, конечно, забавные и традиции очень интересные, но я хотел бы что-то вроде... не знаю, – Томмо зачем-то дернул коленом. – Может, я вообще не создан для работы с праздниками. Эта мысль уже раньше приходила ему в голову и не раз. Конечно, был невероятный дар , были добрые семейные традиции, была огромная привычка, которую не так просто оторвать от себя, словно давно налипший пластырь, но если отбросить всё это в сторону, Луи никогда не чувствовал себя на сто процентов причастным к празднику. Всё казалось ему не правильным, всё хотелось изменить, переделать, исправить, и если бы его спросили про изъяны каждого торжества, он ответил бы, не задумываясь. Но ведь не могло быть так, чтобы все на свете ошибались, а он один был прав. – А что говорят твои друзья? – доброжелательно поинтересовался Лиам. – Кто? – спросил Луи почти фальцетом и даже невольно покраснел, на секунду опуская глаза. Томмо не хотелось, чтобы его жалели — по сути, в одиночестве ему всегда было неплохо. Он и не думал, что ему кто-то нужен. Конечно, пока не встретил Найла во время работы и не захотел продолжить подготовку к празднику вместе. – О, у меня нет никаких друзей. Мой праздник самый главный в году, поэтому общаться с кем попало мне не разрешали. А дружить с родственниками Рождественских и Новогодних дедов я не очень хочу, – Томлинсон даже поморщился. – Они... зануды. Еще хуже, чем я. – Ты серьезно? – изумленно спросил Гарри, прижимая к груди злосчастный колчан со стрелами. Он походил на мокрого пуделя. – То есть, если бы ты сказал, что хочешь пригласить в гости Герна из Шахтерского городка... – Не глупи, Гарри. Я встречал его дядю, – сказал Лиам, знакомо поморщившись. – Он ему не то что с Герном... с нами-то не разрешает разговаривать. Заходил он к нам несколько лет назад и говорил со всеми через губу, – на мгновение Пейн даже задумался, словно решал, говорить или нет. Луи мысленно почти умолял его произнести это вслух, потому что он действительно ненавидел, когда его жалели. – Нагрубил дяде. Сказал, что наш праздник — совсем не праздник, а просто большая попойка для ирландских бездельников. Так снисходительно, словно одолжение сделал и глаза нам открыл. Лепреконы, что по-прежнему сновали по поляне, неодобрительно заругались. Насчет Клауса мнение у них было единодушное, и его легко можно было выразить средними пальцами обоих рук. Видели бы их сейчас Рождественские эльфы — зарыдали бы от такого вопиющего неприличия. Злорадное удовлетворение скользнуло по пищеводу в желудок, и Луи удовлетворенно кивнул. Он и раньше был уверен, что дядя не жалует все остальные праздники: не только те, что связаны с демонами и розыгрышами, но и обыкновенные веселые торжества с пышными парадами, зажигательными танцами и песнопениями. Клаус никогда не говорил вслух, но Луи прекрасно видел, как ему не нравится находиться в одном пантеоне с другими хозяевами не зимних празднеств. – Как это похоже на дядю, – со скрипучей досадой протянул Луи, скрипнув зубами. – Он превратил Рождество в цирк его имени. На его месте я бы обратил внимание на благотворительность и традиции, вместо того чтобы пропагандировать потребление и культ его личности. – А тебе не предлагали занять его место? – полюбопытствовал Зейн. – Просто мой старик только об этом и мечтает. И о том, чтобы я выкинул эту футболку, – добавил он, погладив потрепанную ткань. Было понятно, что Зейн скорее наденет на голову тыкву, чем отправит на помойку любимую футболку. Луи прикусил губу. – И всё же сердце у него не камень, – тепло улыбнулся Найл, ловко приходя к нему на помощь. Луи бросил в его сторону быстрый благодарный взгляд. – Он даже выделил Луи не большую каморку на окраине Полюса... – Очень смешно, – протянул Томлинсон, скрестив руки на груди. – На самом деле мне сложно определиться, потому что я толком нигде не бывал, кроме Полюса. А в волшебных местах, тем более. Волшебных мест не было на карте — они находились за гранью человеческого понимания, от того были надежно спрятаны и защищены всевозможными способами. Например, Обитель Святого Валентина пряталась где-то высоко в облаках, но никто из ныне живущих людей не видел её воочию, даже пролетая мимо на самолете. Конечно, раньше, когда чудеса встречались на каждом шагу, многие достойные смертные бывали приглашены в магические спрятанные места, но после миллениума никто, кроме членов волшебных семей, о существовании подобных селений не знал. Общаться между собой, посещать цитадели других праздников было разрешено, однако не всегда такие места были гостеприимными и приятными для экскурсий. В Шахтерском городе временами бывало очень опасно, Санта Клаус на деле оказался слишком занудным и заносчивым типом, чтобы кто-то, кроме других Рождественских дедов, посещал его по доброй воле, а в Дне Благодарения обычно царил такой дурдом, что заявляться туда было нецелесообразно. – За тем мы здесь, – широко кивнул Лиам. – Я покажу тебе дядюшкин лес, Зейн и Найл — Шахтерский город, а Гарри — обитель Валентайна. Обескураженный Луи не верил своим ушам даже на пару децибел. Честно говоря, он не мечтал посетить даже одно магически укрытое место, но ему предлагали увидеть сразу три, и каких! И всё это Найл — он подсуетился и упросил закадычных друзей устроить для Луи чудесные экскурсии по своим праздникам. Прилив благодарности заставил Луи сделать шаг навстречу Найлу и улыбнуться со всем теплом и сердечностью, что у него были. Хоран будто снисходительно качнул головой, но, когда Луи отвел глаза, его периферийное зрение уловило мягкую улыбку на лице младшего Крампуса. Зачарованный лес оказался приятнейшим местом, и первое впечатление совсем не было обманчивым. В тени густых таинственных деревьев оказалось прохладно и уютно, где-то вдали журчал ручей с кристально чистой водой. Почти под каждым деревом, в сплетении корней, прятался хитрый лепрекон с горшочком золота, и они тут же принимались искушать гостей обещаниями и монетами, разливающимися звонкой рекой. Лиам гонял их гибким прутом, чтобы они не сумели обмануть друзей и соблазнить своими обещаниями, но ни разу его тонкая ветвь не коснулась проворных старичков. А лепреконы знали, что он лишь стращает, от того выглядывали на поверхность снова, весело приплясывая. Они миновали широкий холм фейри, где забавные волшебные существа танцевали и играли в хоккей на траве. Многие из них сейчас были заняты на производстве, готовясь к ярмарке фей, кто-то ушел купаться к ручью, но Луи всё равно получил удовольствие, рассматривая неказистых фейри, собравшихся в кружок, чтобы вместе ткать и петь песни. Это были те самые классические феи, что раньше жили в лесу и заманивали путников к себе, исполняли желание в обмен на имя, а также крали младенцев. Рядом с ними резвились волшебные собаки ку-ши, а у многих волшебных человечков Луи видел вполне современные вещи, украденные с континента. Рассказывая о празднике, озорных парадах, проводимых во всех частях света, Лиам провел друзей вглубь леса, где приветливо пыхтел большой и знаменитый пивоваренный завод. Он был не меньше, чем фабрика Клауса. В каждом цеху оказалось невероятно интересно, а по окончанию прогулки Пейн щедро угостил друзей изумительно вкусным пивом из огромной бочки с краном. Той самой, в которой пиво готовил первый Святой Патрик. – Он подарил ирландцам письменность, поэтому наше пиво приносит вдохновение писателям, если им не злоупотреблять, – поведал Лиам, с нежностью похлопывая старую бочку по боку. От нее веяло давно забытыми ароматами прошлого. – Мы попадем в Шахтерский город через Чистилище Святого Патрика. Так Луи понял, что они всё это время находились на острове Лох-Дерг. Пещера была выбрана не случайно — у нее было говорящее название, и внутри оказалось достаточно темно, чтобы Зейн и Найл смогли использовать тень для перемещения. Их магия была похожа, имела общие корни, и они, если разобраться, оказывались побратимами. Для перемещения Хорану даже не понадобилась его волшебная отмычка, помогающая путешествовать из одного места в другое. – Ура, Найл покажет экскурсию! – жизнерадостно улыбнулся Гарри, когда они оказались в Шахтерском городе. – Я здесь тоже живу, между прочим, – заметил Зейн насмешливо. В этот момент Луи почти пожалел, что выбросил уродливый рождественский свитер в Лесу Святого Патрика, где радуга врезалась в землю каждые полчаса, указывая расположение сокровищ. В Шахтерском городе было темно и прохладно. Холод был совсем не зимним — лютым, как зверь, могильным, как ветер на кладбище, и существо из Рождественской деревни не могло выносить его также спокойно, как обыкновенную стужу, вызванную низкими температурами. Они находились в середине широкой улицы, освещенной лишь тусклыми фонарями-тыквами. По дороге медленно ездили скрипучие телеги, с запряженными в них скелетами лошадей и волов, и Луи становились только холоднее от атмосферы всеобщей жути. Не успел Томмо зябко подуть на свои пальцы, как на его плечи лег плотный жакет — это Хоран широким движением скинул с себя верхнюю одежду и заботливо укутал его, чтобы защитить от порывов леденящего могильного ветра. Им с Зейном здешний холод совсем не причинял неудобств, Лиама согревало волшебное пончо из шерсти ирландских овец, а Гарри... Луи чувствовал сверхъестественное тепло, когда оказывался близко к купидону, и у него сложилось впечатление, будто он согревает себя каким-то иным способом. – Ой, прости меня, Зейн, – Гарри сложил ладони на груди и извиняющимися глазами взглянул на друга. – Конечно, ты тоже тут живешь. Просто мне не терпится всё увидеть! – Ты ведь уже бывал тут, разве тебе здесь не страшно? – спросил Луи, всеми силами стараясь сохранить безучастное выражение лица. – В компании я чувствую себя комфортно, – беззаботно поведал Гарри и наклонился, чтобы рассмотреть паутину, прилипшую к неработающему фонарю. На его лице был интерес первооткрывателя. – В компании Найла, конечно, – буркнул Томлинсон, запахивая куртку плотнее, хотя теперь ему и так было достаточно тепло. – Что, прости? – удивился Гарри, едва его расслышав. Его слишком интересовало всё на свете, и он переключался с одной вещи на другую почти моментально. – Ничего, я тут просто... думаю, – бросил Луи. У него вдруг зачесалась щека, но он отказывался признавать, что это нервное. – Не все это умеют, но занятие полезное. Пойдем уже смотреть местные достопримечательности. В шахтерском городке оказалось невероятно весело и интересно. Тут и там бродили заблудшие духи, растворяясь в темноте холодных улиц. Они звенели цепями, скрипели старыми колесами поломанных телег, выныривали из тыкв-фонарей с заунывными криками. В глубоком колодце надрывалась банши, и от её пронзительного крика хотелось подбежать ближе и сорваться вниз, разбившись насмерть, так что Зейну и Найлу пришлось поспешно увести друзей с опасной улицы. У них не было иммунитета к её призывным воплям. Под широким мостом они встретили самого настоящего тролля, и он немедленно потребовал платить за переход, скаля тупые желтоватые зубы с застрявшим между ними листом салата. К счастью, у Лиама в кармане было лепреконское золото, так что они быстро проскользнули под носом у чудища, и еле унесли ноги от танцующего посреди улицы Тома-Тит-Тота. На большой площади с огромными разбитыми часами собрались ведьмы всего города. Многие летали на потрепанных метлах и оглушительно хохотали, но большая часть собралась у огромного котла, в котором что-то малоприятно кипело и булькало. Через дорогу стремительно перебежал черный кот, преследуемый пылающей адской гончей по пятам, а следом за ними неслась мокрая гругаши в зеленом платье. По всей видимости, она спешила на поверхность, чтобы погреться у чужого очага. Не успели друзья затаиться, как на улице появился карлик дуэргар, обложивший их сочной руганью с ног до головы. И лишь угроза пожаловаться Крампусу и Джеку-фонарю заставила мерзкого старичка уйти своей дорогой, потрясая длинной веткой. У большого болота на окраине города они встретили ярко мигающие ложные огни. Однако Луи, Лиам и Гарри уже были научены, так что не купились на притворный свет, призывающий остановиться и согреться. Даже когда из воды показались Джилл-жженый-хвост и Шерстяная Джоан, друзья не подошли ближе. Они пытались сбить их с толку уютным звоном колокольцев, но Найл и Зейн знали их имена, поэтому злым духам пришлось пропустить их компанию дальше. У ветхого заброшенного дома разгуливал Монастырский Увалень. Его поступь была нетвердой, и периодически он прикладывался к полупустой бутылке. Заметив вновь прибывших, он тут же пристал к ним с разговорами, предлагая выпить вместе, но тут же переключил свое внимание на старого приятеля Клурикана. У него были забавные голубые чулки, кожаный фартук и ночной колпачок. Судя по его красному носику, попойка им предстояла веселая. Самым большим богатством Шахтерского города, разумеется, были шахты. В них круглый год добывали уголь для непослушных детишек, а золото, как побочный продукт, собирали в большие мешки и везли вон из города, чтобы не отсвечивало. – Золото везут в кузни. Там его переплавят в монеты и передадут лепреконам, – тоном экскурсовода объяснил Найл, указывая рукой на вход в шахту, откуда вывозили тележки с золотыми самородками и углем. – Да, – кивнул Зейн, подтверждая слова друга. – Через тот же путь нам передают тыквы, из которых мы делаем фонари, и яблоки для Хэллоуинских забав. Так, теперь нам следует снова заткнуть уши, – быстро проговорил он, картинно показывая пример. По команде друзья крепко закрыли уши ладонями, но это, конечно, была весьма временная мера против громогласного крика одинокого великана. Он кричал каждый раз, когда у него не получалось поймать что-нибудь на ужин, и это обыкновенно происходило в одно и тоже время суток, потому что режим питания у него был особым. Луи, конечно, заинтересовался подобным феноменом, но они не стали подходить к нему ближе и знакомиться. Во-первых, от него ужасно воняло старыми носками, во-вторых, великан вполне мог перепутать их с потерянным ужином и швырнуть в кипящий котел. – Здорово работать вместе, – заметил Луи, рассматривая звенящего цепями призрака. Он был прикован к какому-то старому амбару, чей хозяин давно сгинул. – Не жалуемся, – ответил Зейн, наблюдая за брагом, обратившимся в лошадь. Его преследовали проворные и настолько же безобразные гоблины, чтобы использовать в своих проказах. – О, прячьтесь! – внезапно воскликнул он, замечая краем глаза какое-то широкое движение. – Это мой дедушка! Друзья мигом нырнули за огромную скрипучую телегу, набитую спелыми ярко-рыжими тыквами, и очень вовремя, потому что в ту же секунду по дороге прошел могущественный дух Хэллоуина. Он был намного выше Клауса и Патрика, казался более худым и таинственным, но его шаги отдавались таким грохотом, что тыквы посыпались в разные стороны, как бейсбольные мячи, когда Джек-фонарь прошел мимо телеги. Его лица Луи рассмотреть не успел, зацепил только широкий развевающийся плащ цвета ночи, обтрепавшийся в самом низу. На него было больно смотреть — сильно резало в глазах, практически до слез. – Почему мы прячемся? – шепотом спросил Луи, робко выглядывая из-за телеги. Он видел, как мелкие духи, заметив повелителя Хэллоуина, шарахаются в разные стороны, и даже одинокий призрак, прикованный к амбару, на мгновение перестал греметь цепями, чтобы не привлекать внимание мистического Господина Тьмы. – Дедушка очень любит азартные игры, – облегченно выдохнув, сказал Зейн и выглянул следом за любопытным Луи. – Играет буквально со всеми, кого встречает, пока до последнего пенни всё не вычистит. За это его в свое время-то и турнули сами-знаете-откуда. Сейчас он идет в казино. – У Вас и казино есть? – поинтересовался Томлинсон удивленно. Когда они проходили мимо мигающего неоновыми вывесками здания, Луи подумал, что ему показалось. Впрочем, следовало подумать логически — азартные игры, по большей части, были выдуманы злыми духами и трикстерами, стало быть, самое большое казино на свете должно было находиться именно в Шахтерском городе. Месте, где жили почти все волшебные существа, любящие проказничать и смеяться над людьми, а также сулить горы золота ни за что. – В казино мы делаем деньги, – покровительствующим тоном поделился Найл, проворно вылезая из-за телеги. – Никого из наших ведь не берут рекламировать кока-колу, – добавил он с легкой улыбкой, и Луи бросил в него уничтожающий взгляд. Хоран сделал вид, будто Томлинсон угодил в самое сердце, и притворно распластался на тыквах. – Теперь очередь Гарри, верно? – уточнил Крампус-младший, став серьезным ровно на столько, на сколько это требовалось в этой ситуации. – О, Вам у меня безумно понравится, – радостно сказал Гарри, выглядывая из-за телеги последним. Луи почти собрался возразить вслух, но вовремя прикусил шальной язык. Во многом, потому что Найл как-то неуловимо коснулся его плеча, выпуская коготочки, как дикий кот. – Как бы только добраться до обители Валентайна, – вслух бормотал купидон, задумчиво почесывая кудрявую макушку. – У меня-то есть крылья, а вот как же... хм... а у Вас есть мелок? – Есть уголь, – дружелюбно сказал Найл, кивнув вокруг. Они же находились в Шахтерском городе, конечно, тут были целые залежи угля. Уголь требовался не только для того, чтобы насыпать его в чулки непослушных деток во время Ночи Крампуса. Те же ведьмы использовали его, чтобы поддерживать огонь в своих очагах, где они варили всевозможные зелья и снадобья. А уж одинокий великан, славившийся любовью поесть, и вовсе брал уголь тележками на один только ужин. Оставалось надеяться, что семью и подружку он заведет не скоро, иначе местным чертятам пришлось бы трудиться вдвое больше. – Какой ты умный, – улыбнулся Гарри. Луи картинно закатил глаза. – Спасибо! Взяв уголек двумя пальцами, Гарри с некоторой брезгливостью подошел к огромному куску фанеры и неторопливо нарисовал на нем огромное сердце в человеческий рост. Затем он достал из заднего кармана мешочек с волшебной пылью, напоминающей ту, что использовал Санта. Одной щепотки хватило, чтобы изображение угольного рисунка неуловимо изменилось. Теперь казалось, будто сердце облили бензином, потому что по всему периметру его покрывали влажные радужные пятна. – Любовь открывает все двери, – тоном рассказчика поведал Гарри, красноречиво указывая на сердце. – Вам всем нужно взяться за руки, не разрывая цепочку, а то застрянете в куске фанеры навсегда. Найл? – Ой, а можно я тебя за руку возьму, а то мне ужасно страшно путешествовать таким странным способом, – бесцеремонно проговорил Луи, отталкивая опешившего Найла бедром и втискивая свою руку в ладонь Гарри. – Ничего-ничего, Найл возьмет мою. Не много потеряет. Лиам подавился смехом, но почти сразу попытался сделать серьезное лицо. Путешествие с помощью сердца и волшебной пыли оказалось мгновенным. Луи моргнуть не успел, как обнаружил себя неподалеку от ослепительно белой обители Святого Валентина, по габаритам не уступающей резиденции Санта Клауса. Такой волшебный транспорт, как у Найла и Гарри, имел множество плюсов. Тех же оленей нужно было кормить, за ними нужно было убирать, им нужно было уделять внимание. Однако Луи с детства дружил с оленями и предпочел бы путешествовать с их помощью, любуясь окрестностями с высоты птичьего полета. Оказавшись в облаках, Луи искренне затосковал по фабрике дядюшки. Особенно, когда мимо пронеслись резвые коллеги Гарри Стайлса. Кто-то был наряжен в классические белые тоги из тонкой материи, но большая часть купидонов не имела униформы и одевалась также странно, как и Гарри. За спинами у них были огромные крылья, напоминающие лебединые по форме, и порыв ветра чуть не сшиб их компанию с ног, когда купидоны пошли на снижение, выписывая финты друг перед другом. – А твои где такие? – с подозрением уточнил Луи, повернувшись к Гарри лицом. Теперь, когда путешествие закончилось, он мог отпустить руку Найла, но ему не хотелось, и он усиленно делал вид, будто просто забыл это сделать. – Мои крылья всегда тут, их просто не видно, – сказал Гарри таким голосом, будто это было что-то естественное, и еле заметно кивнул за спину. До Луи постепенно начало доходить, почему Стайлсу не было холодно в Шахтерском городе, хотя его одежда не казалась теплой. По всей видимости, волшебные крылья помогали Гарри регулировать температуру своего тела, и он мог становиться теплокровным и хладнокровным, в зависимости от ситуации. Это было очень удобно, потому что на День Святого Валентина купидон должен был перемещаться по всем частям света, и времени на переодевание не оставалось совсем. Луи почти представил, как Гарри прячется в телефонной будке, чтобы надеть штанишки потеплее. Ну и бред! Любопытные купидоны тем временем закружились над их головами, словно стая голубей, заметившая ароматные крошки хлеба посреди площади. Они были безумно рады гостям и машинально натягивали тетиву своих луков, прицеливаясь в них волшебными стрелами. – Эй, Найл! Как здорово, что ты вернулся! – приветливо крикнул один из них. Кудрявыми были все, так что Луи рискнул предположить, что это имеет какое-то отношение к их празднику. – Как твои дела? – Потихоньку, – дружелюбно улыбнулся Найл, дружелюбно пожимая каждому купидону руку. Для этого ему пришлось освободить ладонь от теплого прикосновения Луи, и Томлинсон подумал, что скорее нырнет в колодец к банши, чем будет здесь работать. – Вы все сегодня особенно хорошо выглядите. – Для летающих вермишелей, и правда, не дурно, – пробурчал Луи, категорично скрестив руки на груди. Он думал, что его никто не слышал, но стоящие рядом Лиам и Зейн негромко рассмеялись. Воздух здесь был разреженным, так что дышать оказалось не просто. По счастью, Луи всё-таки обладал вполне сносным даром, который хоть на что-то, да годился, поэтому он даже смог выровнять дыхание. По началу ему показалось, будто они находятся в облачной пустыне, где не было ничего, кроме Обители Святого Валентина, напоминающей торт-мороженое, но, присмотревшись, Луи увидел пасущихся пегасов. Они ныряли в облака вместе с крыльями, но, в основном, просто мирно прогуливались по их поверхности, источая изумительное вдохновение. Томмо захотелось вернуться в мастерскую Санты и начать творить немедленно. Гарри провел их по обители, показывая глубокие долины и быстрые реки облаков; небольшие, уютные домики, где жили купидоны. Их быт был совсем простым, несмотря на то, что волшебные создания любили повеселиться, как следует. Вскоре друзья услышали пение, сладко вливающееся в души, и Стайлсу пришлось быстро оторвать кусочек облака, чтобы сделать друзьям беруши. Так они смогли безопасно пройти мимо собравшихся в кружок русалок. Они сидели в облаках, расчесывали длинные влажные волосы, швыряли друг в друга различной мелочевкой и громко хохотали. – А эти откуда здесь взялись? – удивленно спросил Лиам, вытряхивая из ушей кусочки облака, когда они приблизились к мастерским. – Разве они не наши? – Русалки — это волшебные возлюбленные, – вздохнул Гарри, поглядывая в сторону смеющихся дев. – А все волшебные возлюбленные по правилам наши. Так что здесь живут селки, девы-тюлени и мэрроу. У нас их больше, чем в лесу Патрика, – подумав, проговорил он. – А теперь нам лучше заглянуть в мастерские, пока никто из духов не вздумал Вас соблазнить. Мастерские выглядели превосходно и чем-то напоминали деревни на Диком Западе. Небольшие дома стояли в ряд, друг напротив друга, двери были открыты настежь, и каждый мог посмотреть, что делается внутри. Работа всегда кипела! В своих мастерских купидоны точили стрелы и готовили волшебную пыль. Она была нужна не только для перемещения, ей же купидоны обмазывали наконечники, разжигая страсть во влюбленных или помогая признаться в своих чувствах скромникам. Также эта пыльца была нужна для того, чтобы помочь выразить дружескую симпатию, родительскую привязанность или детскую благодарность. Любовь, как объяснил им Гарри, чувство намного более глубокое и тонкое, чем то, что обычно воспринимают под этим словом. Обыкновенно все считают, что любовь бывает только романтической, недооценивая при этом страсть, дружбу, привязанность, симпатию, уважение, нежность, благодарность, желание, платонические чувства, сострадание и сочувствие. А ведь всё это — в каком-то смысле вид любви. Упуская этот момент из виду, люди часто забывают сказать самое важное, проявить себя и свои истинные намерения. Вот для этого и нужны были стрелы купидонов. Оставив мастерские и работающих в них помощников Валентайна (почти каждый посчитал своим долгом заключить Найла в крепкие объятия, а также тепло поприветствовать всех остальных), друзья посетили огромную фабрику, где делали вкуснейшие шоколадки в форме сердечек, фигурные леденцы на палочках, нежнейшие печенья с предсказаниями. Местные сладости были не простыми и также побуждали проявлять свои чувства, так что Зейн, с жадностью ребенка наевшись шоколада, полчаса распевал душевные песни, странно приплясывая. Не обошли они стороной и ювелирные мастерские, где создавали самые красивые на свете украшения. Большую часть ассортимента составляли парные кулоны для влюбленных, брошки настроения и обручальные кольца. Гравировки с нежными словами чуть не довели Луи до слез, но больше всего ему понравился роскошный сад цветов. В нем росли все цветы на свете, и из каждого из них купидоны составляли букеты, обозначающие что-то на цветочном языке. «Я люблю тебя!», «Ты мне нравишься, но я не знаю, как об этом сказать», «Сгораю от страсти», «Поговори со мной», «Я тебя уважаю», «Выходи за меня», «Ты мой лучший друг», «Давай отправимся на приключение», «Сочувствую твоей утрате», «Хочу получить от тебя хоть одну весточку», «Будь со мной рядом всегда», «Никогда не забывай обо мне», «Хочу тебя поцеловать», «Мне нравится твой смех». Всё это можно было сообщить цветами, и это было так удивительно, что Луи ненадолго застыл рядом с красными розами. В саду их было больше всего. Посетили друзья и еще одно местечко, где работники Валентайна печатали открытки разных форм и размеров. К некоторым из них были прикленны сласти и засушенные цветы. Больше всего, конечно, было открыток-сердечек, но существовали и обыкновенные, сложенные вдвое. Здесь же ребята увидели и красивую бумагу для писем, и разнообразные чернила, и стикеры, чтобы украсить послание. Луи очень понравились перышки пастельных цветов, которыми можно было декорировать самодельные открытки. После прогулки по цеху Гарри, уже снаружи, с гордостью представил им небольшую открытку, сделанную по его дизайну. По настоянию Валентайна каждый купидон должен был предложить идею для открытки и по меньшей мере вложить в неё душу. К сожалению, Стайлс рисовал не очень хорошо, поэтому его предложение было весьма скромным, выполненным в стиле «минимализм». И это был едва ли не первый раз, когда Валентайн сказал, что Гарри хорошо поработал. – Нравится? – взволнованно спросил Гарри, показывая друзьям кудрявую закорючку посреди квадратного куска белого картона. – Это я. – Похож, – сказал Луи, с деланным вниманием уставившись на изображение. – Любители пасты соберутся в очередь, чтобы купить эту открытку. – Ну, хватит-хватит, – заступился Лиам, мягко оттесняя их друг от друга, как если бы ему нужно было разделить кошку и собаку. – А там что находится? – попытался переменить тему Пейн. Справа от них был большой холм из перьевого облака, явно закрывающий что-то своим пушистым телом. Все облака в обители Валентайна были не просто белыми или серыми — встречались голубые, словно небо, розовые, точно закат, лимонные, ослепляющие светом, и даже салатовые, как весенняя зелень. Последних было не очень много, но выглядели они красиво, иногда имитировали траву. Из них, как оказалось, можно было сотворить что угодно, если подключить фантазию и умело использовать дар. – За пригорком? – заметно оживился Гарри, еле заметно подпрыгнув на месте, как если бы его ткнули в пятку мелкой булавочкой. – Там расположена голубятня. Голуби приносят любовь, – нравоучительно проговорил он, устраивая руки на груди. – К сожалению, у меня ключа от замка нет, но я могу перелететь через забор и перенести Вас по одиночке. Никто не хочет послать признание? – глаза купидона загорелись надеждой. Когда дело касалось его работы, он становился удивительно вдохновленным. – Было бы забавно, – миролюбиво заметил Найл. – Я слышал, что голуби переносят всякие болячки... – монотонно начал Луи. Ему показалось, что он проговорил это с безучастным выражением лица, как если бы просто зачитал скучную этикетку от коробки кондитерских изделий, но Зейн вдруг громко рассмеялся. Смех у внука Джека-фонаря был очень заразительным и веселым, словно в его жизни никогда не происходило ничего смешнее, и пока он смеялся, у него ощутимо тряслись колени. – Я так больше не могу, – сказал он, вытирая слезинку кончиком мизинца. После смеха голос у Зейна был хриплым и приятным. – Не знаю, чем тебе так Гарри пришелся не по душе, но это просто невозможно больше выносить. Я умру прямо здесь, на розовом — ха-ха! — облаке. – Я тебе что-то сделал? – бесхитростно спросил Гарри, моментально повернувшись к Луи удивительно честным лицом, и вдруг его глаза округлились, как две старинные монеты. – О! О! Так ты, значит, подумал, что у меня есть какие-то виды на... Лицо Луи заметно покраснело, и Томмо не мог не почувствовать это, потому что кожу начало неприятно покалывать. Зейн и Лиам старательно делали вид, будто не слышат их разговор, однако Луи уже видел краем глаза, что они обмениваются улыбками. – Ты, кажется, хотел показать голубей, – быстро сказал Луи, решительно подталкивая упирающегося Гарри к воротам. На них висел огромный замок в виде сердца, и сейчас это было так неуместно, что хотелось завыть. Наверное, Луи следовало догадаться, что праздник, посвященный любви, обязательно его скомпрометирует. – Нет, я серьезно, – чистосердечно проговорил Стайлс, продолжая вертеться юлой. – Если тебе нравится... – Ладно, давайте с этим завязывать, – быстро сказал Найл, как всегда приходя Луи на помощь. Томмо облегченно выдохнул, хотя получилось больше похоже на свист чайника с закипающей водой. Щеки теперь были просто ужасно красными, и он очень хотел коснуться их скользкими от пота руками, чтобы немного остудить свой пыл, но это привлекло бы лишнее внимание. – День был длинным и насыщенным, так что нам действительно пора расходиться, – подытожил он, устраивая руку на плече Томлинсона. – Я провожу Луи домой и вернусь в Шахтерский городок. Кто куда? Вопрос был излишним. – Варить пиво, – сказал Лиам, улыбнувшись. – Вырезать фонари, – ответил Зейн, поднимая кулак, как Джон Бендер. – Буду прятаться от... – Гарри, – раздался громкий голос издалека, заставивший Стайлса поежиться. – Ты давно должен быть на континенте! Слышишь ты меня или нет, бездельник?! Луи и сам содрогнулся, услышав громогласный крик Валентайна. Он так походил на дядю, что хотелось немедленно метнуться на континент и заняться, наконец, разметкой домов — или что там хотел от него волшебный старик? Гарри выглядел обеспокоенным и, впервые за долгое время, сосредоточенным — похоже, Валентайн умел быстро перемещаться по своей обители, как самый настоящий дух любви, что поражает с первого взгляда и на всю жизнь, так что он мог настигнуть непоседливого купидона в любую минуту. Это заставило его поторопиться. – Вот всегда этот хрыч знает, когда я тут, – пробурчал Стайлс недовольным голосом, как будто не он весь день гулял с друзьями вместо того, чтобы работать с другими купидонами во имя светлого чувства. – Ни минуты покоя! Ладно, бывайте! Я полетел, ещё подсматривать за людьми, кому там помощь нужна в признании и вообще... – За его спиной полыхнули огромные белоснежные крылья, и Гарри резким толчком взмыл в воздух, описывая красивое сальто. Теперь он действительно выглядел, как самый настоящий купидон, и даже цветочки на его брюках казались довольно эффектными. – Пока-пока! – Чао! – весело крикнул Найл и безмятежно посмотрел на Луи, топтавшегося на месте, как смущенный ребенок. Томмо всё еще пытался привести красные щеки в порядок. – Нам тоже пора, снеговичок. – До скорого! –весело сказал Лиам, приветливо подмигнув. – Йоу, – величественно повторил Зейн, поднимая руку, как индеец. Они прощались с ним так тепло, словно на самом деле были заинтересованы в скорой встрече и дальнейшем дружеском общении, и это почему-то очень радовало Томлинсона. Раньше у него не было приятелей, с которыми можно было хорошенько потусоваться. Помахав новым друзьям на прощание, Луи крепко схватился за Найла, чтобы их не разделило по пути. Волшебные пути перемещения почти всегда напоминали водоворот, и «управлять кораблем при такой погоде» было невероятно сложно. Хоран деловито вставил отмычку в замочную скважину, резко провернул её — один короткий рывок, и они оказались в домике старого эльфа Ворчуна. За окном знакомо шумел ветер, снег лип к толстому стеклу густой пеленой. Здравствуй, Северный Полюс! Томлинсон тяжело выдохнул, словно дряхлый старик, вернувшийся с пробежки, и, решительным движением скинув Хорановский жакет прямо на пол, тяжело рухнул на хлипкий диван, забавно скрипнувший под его весом. Нет, с него хватит таких изнуряющих приключений. Конечно, Луи был не против хорошо повеселиться и волшебные места ему очень понравились, даже Обитель Валентайна, но вот разговоры по душам Томмо привык избегать. Это просто очень плохо ему давалось с самого детства. Санта не очень хотел знать, что у него в голове, больше интересуясь фабрикой и работой на ней; тетя Минни из любого разговора делала свои, только ей понятные выводы, от которых хотелось выть одиноким койотом; мама, к сожалению, жила на континенте и приезжала очень редко, а сестры... не хватало ещё им головы забивать всякой ерундой и порождать в их умах похожих демонов. Настоящий демон сейчас был рядом с ним и, похоже, никуда не спешил. – Ты сегодня язвил больше обычного, – непринужденно заметил Найл, по-хозяйски обходя диванчик по кругу, словно был машинкой на радиоуправлении. В маленькой гостиной это было почти невозможно, так что Хоран явно отличался особым упорством, когда штурмовал незахламленные инструментами и материалами участки пола. – Ну, я же не знал, что у тебя есть поклонник, с которым ты так мило обнимаешься, – ехидно ответил Луи, закинув руку на спинку дивана. – А я не знал, что тебя напрягает, – непринужденно ответил Найл, бесшумно прохаживаясь за его спиной, как мрачная Хэллоуинская тень. – Ты ведь меня так ни разу и не позвал за всё это время. В его хрипловатом голосе, наконец, проскользнула серьезная тень обиды, и она вызвала у Луи прилив плохо объяснимого облегчения. Меньше всего Луи хотел знать, что Найлу всё равно или что он переболел им, пока Томмо сидел в доме старого эльфа со своими игрушками, или что их поцелуй на вершине здания в Индианаполисе был навеян романтической атмосферой праздника (дня рождения, не Рождества), и внук Крампуса желает остаться друзьями, потому и ввел его в свой круг. – Будто это просто, – пробурчал Луи, машинально дотрагиваясь до свистка. Он его почти никогда не снимал, и Найл будто всегда присутствовал рядом в ипостаси серебряной змейки. – Просто... всё в жизни так переменилось. Я столько лет провел на фабрике, а теперь я здесь, в домике на отшибе. Вроде и далеко, но я всё равно могу видеть каждый огонек проклятой деревни. Мне нравится делать игрушки, чинить старые безделушки, давать вещам вторую жизнь, но я не хочу разговаривать с дядей и иметь с ним какие-то дела после всего, что узнал. Я не против Рождества, но меня раздражает, что оно год за годом вытесняет мой день рождения и превращает себя в рай для потребителей и торговцев, – поморщившись, бросил Томмо. Огни торгового центра были ещё свежи в его памяти, но значение имело даже не это. – Я люблю тебя, но ты же будущий Крампус, черт возьми, и я не уверен, что для тебя это всё — не забавное приключение с Рождественским эльфом, – заявил Луи и тут же захлопнул рот двумя руками, взглянув на Найла огромными глазами. От страха у него кровь застыла в жилах, как если бы температура на Полюсе упала еще на пару добрых десятков. В глотке начало болезненно чесаться и даже глаза предательски заслезились, как если бы Луи был уверен в том, что не услышит ничего радужного и обнадеживающего. Ему просто хотелось откатить время назад хотя бы на минуту и не произносить последнюю фразу, потому что — черт возьми! — сейчас было явно не время для признания в любви. – Ого, – Найл резко опустился на диван рядом с Луи. – Как много мыслей для одной головы. Во-первых, я не будущий Крампус, – сказал он относительно спокойным голосом. – У меня есть старший брат, и он у нас... более ответственный. Мне больше нравится выполнять мелкие поручения — прыгать с тобой по крышам, например, – Найл еле заметно улыбнулся, но это совсем не обнадеживало. – Во-вторых, никто не запрещает тебе делать игрушки и для этого точно не обязательно общаться с дядей. Он уже стар, и даже если ты не будешь Сантой, уж он точно скоро перестанет им быть. Что я вижу, Луи, так это то, что ты любишь Рождество. И уж когда ты станешь новым Сантой, ты точно построишь график так, чтобы к дню твоего рождения все игрушки уже были готовы, – уверенно проговорил Хоран. В груди Томлинсона странно потеплело. – И в этот день мы будем закатывать самую лучшую вечеринку на свете. Я буду рядом, потому что — в-третьих — я люблю тебя, Луи, и для меня это не развлечение. Кажется, Луи никогда в жизни не испытывал такого безграничного, яркого, немыслимого счастья — на секунду ему померещилось, будто в голове взорвалась самая большая Рождественская хлопушка, рассыпаясь разноцветным конфетти. Ему просто захотелось по-детски подпрыгнуть на месте и совсем глупо и сентиментально повиснуть у Хорана на шее, крепко стискивая руками. И, что делало его более счастливым — он видел, что и Найл совсем не против такого развития событий. – В-третьих? – осведомился Луи, не скрывая ликования в голосе. – Я знал, что ты не услышишь всё остальное, если я с этого начну, поэтому оставил на десерт, – ухмыльнулся Найл, разводя руками. – Да-да, я совершенно неотразим, спасибо за внимание! – Томмо был настолько рад, что даже не прервал его ехидным замечанием. Найл посмотрел в его глаза. – Луи, я знаю, что обиду тяжело перебороть. Но зол ты не на праздник, а на своего дядю. На тетю, возможно. В некоторой степени на всех членов семьи, которые в полной мере не осознают, что наделали. Но, Луи, Рождество тут совсем не при чем, – серьезно проговорил Хоран. – Ты любишь Рождество, я вижу это по саням, которые ты сделал. Они красивые и выполнены от души. Ты мог бы сделать, что угодно, но ты делаешь Рождественские игрушки, потому что это твой праздник. А, знаешь, как Лиаму было неприятно, когда Санта Клаус обругал его праздник? – спросил внук Крампуса. Луи покачал головой. Такого оскорбления он себе даже представить не мог. Понимал, что это больно, но не мог вообразить. – Это задело его до глубины души. Но он любит то, что делает, и он был искренне рад тебе, потому что ты — не Клаус. Да и мы с Зейном не раз получали от него нарекания, это ни для кого не секрет. Но ты — это ты. А работа — это работа, – Найл протянул руку, и Луи осторожно вложил в нее свою ладонь. Касаться Найла всегда было приятно. Луи чувствовал, как сердце учащает свой ритм, просто потому что Хоран был рядом. Поддерживал и грел. – Хэллоуин и День Святого Валентина, например, не имеют ничего общего, но Зейн прекрасно относится к Гарри, и они всегда обмениваются сладостями с колядок и белого дня. А уж от пива Патрика только дурак откажется. Старики уходят на покой, Луи, – голос Найла еле заметно изменился, и он вдруг поднес руку Луи к своему лицу. Короткое прикосновение горячих губ к его пальцам, и Томмо показалось, что он начал задыхаться. Найл улыбнулся, развернул его руку и поцеловал запястье, невесомо и нежно, словно они вдруг оказались в сказке. – Начинается новая эпоха. Мы теряем так много, потому что игнорируем новые праздники. Однако ничего не мешает нам налаживать отношения друг с другом, сотрудничать, дружить и любить друг друга, – Хоран нежно улыбнулся, чуть-чуть сплетая их пальцы. – Если ты станешь новым Сантой, мы построим что-то удивительное. Если нет, найдем как развлечься. Да хотя бы откроем магазин игрушек. – Ого, – изумленно повторил Луи. – Ты много об этом думал, правда? Казалось, будто его рука раскалилась докрасна, но сейчас Томлинсон предпочел бы месяц работать под руководством дотошного Клауса, чем добровольно выпустить трепетные пальцы Хорана из своей ладони даже на миг. По их коже бежало что-то изумительное — не волшебная пыль, не Рождественские снежинки, не зачарованная угольная пыль из Шахтерского города и даже не любовное вещество Валентайна. Между ними было что-то особенное, их собственное, не имеющее имени, правильного названия, верное уже по факту своего существования. – Да, пока ждал твоего звонка, – ответил Найл, мягко улыбнувшись. – Ты не пропадай больше, ладно? – спросил он, и Луи впервые ощутил настоящую тревогу в его голосе, так несвойственную демонам. – Я понимаю, ты не из тех парней, что так сразу переезжают, но хотя бы иногда связываться со мной... – Возможно, ты мог бы переехать ко мне? – быстро спросил Луи, покачав головой. От удивления Хоран даже открыл рот, при том так широко, как если бы пытался что-то им поймать. Это выглядело настолько забавно, что Луи даже подавился смехом. Вот такое лицо следовало предложить Валентайну для открыток — это точно сделало бы праздник незабываемым. Не успел Луи тронуть Найла за плечо, чтобы немного растормошить, как Хоран быстро вскочил с дивана и уже через мгновение растворился в тени, не оставляя после себя и следа. – Какого..? – Луи покачал головой, всё еще хихикая после увиденного. – Поди-разбери этих чертей. Найл появился ровно через минуту, сжимая в руках огромную потрепанную коробку со всяким хламом, и, не обращая внимания на удивленный возглас Луи, принялся носиться по крошечному домику, поднимая всё с ног на голову. Им уже доводилось работать вместе, но Томлинсон никогда не видел внука Крампуса таким деловым и озабоченным. Казалось, что в этот момент решался какой-то жизненно-важный вопрос. – Так, это положим сюда, – безостановочно бормотал Найл, укладывая длиннющие ржавые цепи на каминную полку, выложенную красно-белой мозаикой. – Колокольчики положим на стол... – Ты что делаешь? – ошеломленно спросил Луи, наблюдая, как среди горшков с давно неполитыми красными пуансеттиями примостился пыльный череп, явно ровесник его дедушки, если не кого постарше. – Что за хлам? – Сам ты хлам, – с деланной обидой проговорил Найл, не отрываясь от своего занятия, даже чтобы укоризненно взглянуть на Томмо. – Это мои вещи, – добавил он великодушно. – Переезжаю, пока ты не передумал. Куда бы положить розги? Разумеется, Луи ему не ответил. Ему вдруг показалось, что всё происходит именно так, как он давно хотел. Ему действительно не хватало старого черепа среди цветов; самодельного капкана для каких-то вредителей, пристроенного рядом с бельевым шкафом; маски Фредди Крюгера, повешенной перед зеркалом... Всё это было слишком естественно, как и Найл, по-хозяйски снующий по его дому и заглядывающий в каждый угол. – Может, пригласить тетушку Минни на чай завтра вечером? – вслух поинтересовался Луи, вновь опустившись на диван. – Я страсть как мечтаю, чтобы она увидела мой новый интерьер. – И пусть Клауса с собой захватит, – хитро улыбнулся Найл, вытряхивая из коробки стеклянный шар с мерцающей феей — подарок Кнехта Рупрехта. – Вот теперь тут можно жить. Приличное место. Жилище выглядело весьма необычно, поражая неопытный глаз смелой экзотикой. Пожалуй, любой дизайнер схватился бы за голову, увидев, как мотивы светлого праздника Рождества и мистический хлам с Ночи Крампуса, Хэллоуина и других темных торжеств переплетаются между собой в крошечном домике. Мерцающие разными цветами гирлянды и старая цепь обвили друг друга влюбленными змеями, из Рождественского носка торчал багор с налипшим пятнышком крови, а на крошечном столике, рядом с книжкой рождественских гимнов, теперь стоял небольшой террариум с сонным тарантулом. Хоран медленно обошел гостиную, смахнул пылинку со снежного шара и опустился на диван рядом с Томлинсоном, любовно оглядывая свой труд. Он совсем не ожидал, что Луи вдруг притянет его к себе за рубашку и поцелует в губы. Томлинсон и сам не ожидал такой смелости, но волна нежности и тепла была слишком сильной, и он не смог сдержать порыв. Его язык двигался, не повинуясь мыслям, его руки скользили по затылку Найла, как если бы у них была своя воля. Но так оказалось даже лучше, потому что эта невольная смелость только больше распаляла Луи, и ему было радостно и щекотно. Еще ни разу на кончике его языка не плясали крошечные звездочки. – С переездом, – торжественно сказал он, облизывая и без того влажные губы. Найл откинулся назад, заинтересованно рассматривая Луи. Томлинсон отчетливо понимал, о чем он думает — для того, кто так и не перезвонил, Томмо сделал очень много шагов за один вечер. Впрочем, и Найл прекрасно знал — Луи очень хотел перезвонить. Просто природное смущение и несовершенство связи не давали ему этого сделать. Но теперь — вот удивительно-то! — они жили вместе. И это всё меняло. – Я живу в Рождественской деревне. Кто из моих узнает — засмеют всем Шахтерским городом и еще по округе разнесут, – проговорил Хоран задумчиво. Его дыхание всё еще было тяжелым после поцелуя, и ему явно было мало. – Переживаешь? – поинтересовался Луи, лукаво улыбнувшись. – Вообще нет, – ответил Найл, обнимая Луи за талию. Томлинсон и сам не заметил, как его взяли в охапку, только почувствовал, что стало уютно и очень тепло. – Я с тобой, это самое главное. Просто я всегда был... тем, кто я есть. А теперь я всё еще тот, кто я есть, но с тобой. А это в разы приятнее, – миролюбиво заключил внук Крампуса. – А ты что чувствуешь? То, что Луи чувствовал, можно было описать миллионом разных способов. Но он нашел самый правильный. Его рука снова нащупала ладонь Найла, пальцы сами образовали замок — они продолжали друг друга, как если бы создали бесконечность. Его сердце вторило, что именно это только что и случилось — они нашли вечное чувство, существовавшее и ранее, просто обозначенное вслух, от того получившее большую силу. – Я чувствую, что мне приятно быть собой рядом с тобой, – серьезно сказал Луи. Его руку покалывало, но это было восхитительное ощущение. – И что я, возможно, буду отличным Сантой. Правда, придется перенести резиденцию в Нью-Йорк, потому что мы пропускаем все крутые вечеринки. Найл засмеялся по-домашнему знакомо, утыкаясь носом в его плечо, и Луи почувствовал, что жизнь налаживается. И это ощущение было важнее всего.