Правила игры

— Вам пора разъехаться по собственным квартирам, — произнесла сбоку мать, глядя в зеркало и поправляя залаченные кудри. У нее были длинный нос с небольшой горбинкой, вытянутое лицо и прямая спина. Ее взгляд был всегда строгим и волевым, когда не был безразлично-нейтральным. Как, например, сейчас. Я невольно замедлил движения, глубоко вздохнув, и посмотрел на нее косым взглядом. Эта женщина. Да, вот эта женщина, шикарная, стройная баба, фурия, которая едва ли встретится на пути, если ты не входишь в разряд хронических попаданцев. Вот она, да. Пошла она нахуй. Эта мысль разом успокоила меня и позволила улыбнуться матери, даже ласково вышло. — Конечно. — Я прошу тебя, повлияй на брата. С тебя клока шерсти не снимешь, а ему жениться надо и детей заводить уже, здоровый детина вырос. А все за тебя цепляется. Как у него с девушкой дела? Хорошая, умная, воспитанная, чего он ее замуж не зовет? Я посмотрел на потолок, представляя себе «хорошую, умную, воспитанную» Сэн, смачно харкающую под ноги каждому встречному представителю не азиатской расы и убивающую себе связки расистскими лозунгами на сходках националистов. Ее милые улыбочки и глубокие мысли были все почерпнуты из листовок о толерантности и любви, которые она закрашивала черной краской, размазывая сверху красное «Dick everyone before someone dicks you». И да, она была лесбиянкой. Я часто представлял, как красивые черные глаза моей ханжеской высокодуховной maman закатятся под тяжелые веки, а длинные когти вцепятся в грудную клетку, когда она об этом узнает. — У них все отлично, — улыбнулся я, надеюсь, вполне себе мило. — Отлично, да не слишком, — недоверчиво скривилась мать, щелкнув расческой по лакированной блестящей поверхности трюмо. — Если он пойдет по твоим стопам, я не представляю, что станет с нашей семьей. Будь добр, напомни ему об этом. И об ответственности перед обществом, она есть, что бы вы там себе не думали. Пора уже взрослеть, в конце концов. Я продолжал пялиться на потолок, на котором был нарисован большой красный хер. Хер, хер, хер, хер. Много херов. Не по-настоящему, конечно, родительский же дом. — На что ты там смотришь? — мать тоже посмотрела на потолок. — Показалось, что паук. — Глупостей не говори, у нас нет пауков. Еще раз, очень тебя прошу, поговори с Аои на эту тему. Ты не представляешь, как я переживаю за него. — Конечно, мам. Мы собрались, можем ехать? — По пути заедем к отцу, хоть на глаза покажешься. Он сегодня в хорошем настроении, не бойся. Закрывая за матерью дверь, я криво ухмыльнулся. Нежданно-негаданно прямо по полу пробежал упитанный, вполне себе настоящий паук. Перехватив удобнее сумку, я выбрался из сырости подземки на гудящую, жужжащую, мерцающую психопатичной палитрой огней вечернюю улицу. После десятка масляных взглядов плешивого планктончика в коричневом пиджачке хотелось хорошенько проблеваться. Да, прямо на этого обпившегося красномордого увальня в щели между домами с правой стороны. Общество, да. Оглядевшись, я, наконец, заметил высокого парня в кожаной куртке, прислонившегося спиной к столбу, заклеенному рекламой. Рядом скучала, выдувая пузыри синей жвачки и сложив руки на груди, деваха в розовом парике и с жирно обмазанными черной подводкой глазами. Я направился к ним, махнув рукой. Деваха пихнула парня локтем, указав на меня, и тот посмотрел в мою сторону. От матери Аои достались большие глаза с тяжелыми веками, из-за чего его взгляд всегда был лениво-обкуренным, с блядской поволокой. Как выражалась Сэн, «ходячая визитка пидораса». Судя по лоснящимся, склеенным прядям его густых черных волос, запасы геля в нашей квартире снова приказали долго жить. На шее был черный ошейник с металлическими шипами. — Че, как? — щелкнула пузырем Сэн. — В течение месяца вы должны пожениться и родить хорошо воспитанного, послушного сына с обширными познаниями в юриспруденции, — я окинул жадным взглядом брата, быстро облизнув губы. Тот широко ухмыльнулся, тряхнув длинной челкой, выкалывающей глаза. — Юриспрупизденции, — протянула Сэн. — Моя сильная сторона. Она выкинула жвачку в урну. — У тебя черный карандаш с собой? — На. Аои не шелохнулся, когда я взял его за подбородок и принялся толстыми густыми линиями обводить глаза. От пристального насмешливого взгляда из-под прикрытых век у меня почти встало. Охренеть просто. — Ебать вы отморы, — весело сказала Сэн. — На вас толпа обезьян пялится, закругляйтесь. — Педики! — Фу, говномесы! Конча собачья! — Охуели средь бела дня пидорасить? — Держи, — я протянул карандаш Сэн. — Пошли отсюда. Сэн закатила глаза и взяла брата за руку, дернув за собой. Мимоходом она показала толпе быкующих фак, после чего лизнула палец по всей длине, расхохотавшись. Толпа изошла ядом и слюнями. Ну, чисто в моей интерпретации, таки Сэн была сладкой штучкой. Всю дорогу до клуба я шел чуть позади и пялился на пальцы Аои, наигрывающие по бедру аккомпанемент к Лунной сонате. Я тихо захлопнул дверь и бросил сумку в угол, на секунду привалившись к стене спиной и закрыв глаза. Устал, надо же. — С отцом виделся? — Аои выглянул из кухни. Его губы блестели от воды, на белой майке под мышками были мокрые круги, а на щеке остался блеклый развод от потекшей краски. В руке болтался забытый Сэн розовый парик. Я поперхнулся смешком, вспомнив, как по-идиотски выглядел в этом парике мой брат. И эмовато. — Отец мне виделся. Я ему, кажется, нет, в самый душещипательный момент встречи, когда мы должны были сказать друг другу «привет», прибежала грудь секретарши и утащила его в чью-то жопу. — И все? — Я решил — это мой шанс. — На что? — Тоже сбежать в чью-то жопу, — я глупо хихикнул и поиграл бровями. — Я серьезно. — И я. Аои цыкнул, швырнул парик на тумбочку и скрылся обратно. Я был немного пьян. На самом деле грудь секретарши спасла меня после двухчасового… обмена мнениями. Белая такая, с родинкой, имени не знаю. И тогда складка между кустистыми бровями отца убежала на лоб и стала горизонтальной, а ноздри длинного носа maman раздулись, и все как-то разом закруглилось. Последнее фигурально. Хм… В прошлый раз у груди секретарши родинки не было. Скорее всего, maman это тоже заметила. Выйдя из душа, я надел новую пижаму и поинтересовался у Аои: — Как тебе? Тот окинул меня беглым взглядом, оторвав его от ноута, и буркнул: — Редкое дерьмо. — Ты только что оскорбил вкус женщины, которая тебя родила. — Очевидно, что свой вкус она родила вместе со мной. — А? — Оставшись без него. Я еще раз посмотрел на канареечно-желтую ткань в розовых пионах, которой был облеплен с ног до головы, философски пожал плечами, и упал рядом с ним на диван. — У меня на это точно не встанет, — заметил брат как-бы между прочим. — Значит, ты еще не достаточный извращенец. — И где предел? — Не знаю, мне все равно. Женись на Сэн, а? — Что? — Ничего, — я откинулся назад, закрывая глаза руками и глубоко вздыхая. — Эй, — рядом раздался тихий шорох, и я почувствовал, как мою челюсть обхватили пальцы и резко развернули ее в сторону. Я опустил руки, медленно открыв глаза. Аои смотрел на меня пристальным, почти враждебным взглядом. — Что значит твое «женись на Сэн»? Я некоторое время молчал. — Это значит, что я пошутил. Получилось? — Нет. — Тебе стоит сходить в душ, от тебя несет, — я убрал от себя его руки, поднимаясь с дивана. — Пошли со мной. — Я уже был. Аои захлопнул ноут, откладывая его в сторону. — Сходи еще раз. — Я устал и хочу спать. Я вышел из гостиной, чувствуя на спине взгляд брата. Я уже почти заснул, когда вдруг почувствовал, как с меня стягивают одеяло и переворачивают на живот. — Что ты делаешь? — Хочу тебя трахнуть. Не двигайся. — Вообще-то, сегодня моя очередь приказывать. — Вообще-то, мы решили взять перерыв. Я перевернулся обратно и уперся ладонью в грудь Аои. — Перерыв в сессиях, а не в том, кто у руля. Тот сжал губы и отстранился, садясь на постель. — Ну хорошо. И чего хочешь ты? — Я хочу спать. — А я нет. — Значит, я приказываю тебе — ложись и спи. Мы договорились… — Да, мы договорились подчиняться друг другу, а не игнорировать! Это работает только тогда, когда хотят оба! А ты сейчас затыкаешь меня, а не приказываешь. — А какая разница? Я говорю тебе сделать то, что я хочу, а ты выполняешь. Или ты будешь делать только то, с чем согласен? — Есть разница! Обычно, когда подчиняюсь тебе, я чувствую себя… хорошо! А сейчас… Ты не понимаешь. — Нет, это ты не понимаешь. Все, как обычно. Я тоже делаю то, чего не хочу, когда ты сверху. — Нет, это не то. Не так. Черт, — Аои уронил голову на руки, свесив челку вдоль ладоней. Я отвел от него взгляд, сглатывая и уставившись стену, а потом тихо сказал: — Давай спать, завтра разберемся. Тот медленно поднял голову, смерив меня задумчивым взглядом, а потом взглянул на наручные часы. — Ладно. Кажется, он все правильно понял. Аои быстро скинул с себя одежду и скользнул под одеяло ко мне, огладив ладонями ткань пижамы на боках и спине. — А на ощупь ничего так. — Ага. Спи. Я прикрыл глаза. Я так и не понял, спал ли я на самом деле, или просто дремал. Когда я, вздрогнув, открыл глаза, в комнате стояла кромешная тьма, шторы были плотно задернуты, а по воздуху протянуло едва ощутимым запахом алоэ. Кровать за моей спиной прогнулась, когда Аои опустился на нее локтем. Другая его рука скользнула за пояс моих штанов, и я почувствовал, как мокрые пальцы раздвигают ягодицы и прижимаются ко входу. — Ты чистый? — Да, — мой голос дрогнул. — Хорошо. Даже не глядя на часы, я мог с точностью сказать, что уже начало первого ночи. А значит, у меня больше нет прав возражать. А также мне больше не нужно иметь своего мнения, не нужно ничего контролировать или о чем-либо думать, что-либо решать. Сегодня эта роль принадлежала не мне. Я мог расслабиться и отпустить себя. Два пальца плавно проскользнули в меня, смазывая и раскрывая, и нажали на простату, начиная ее массировать. Медленно, капля за каплей, в меня просачивалось напряженное, сладкое томление, скапливаясь в паху и заставляя кровь прилить к члену. В конце концов, с тихим стоном я выгнулся, шире раскидывая ноги и отставляя задницу, пальцы в которой тут же прекратили свое движение и выскользнули, оттянув напоследок мышцы ануса. Аои надавил мне на плечо и заставил полностью лечь на живот, уткнувшись лицом в подушку. Затем сел на меня сверху, переместил резинку штанов под ягодицы, и, раздвинув их, медленно вошел. Я лежал неподвижно, задерживая дыхание и часто сглатывая, ощущая, как скользит во мне твердый член, периодически задевая простату. Аои двигался медленно, то и дело выходя из меня полностью, каждый раз заново растягивая мышцы входа вокруг своего члена, и каждый раз меня от этого пронзала сладкая дрожь. Некоторое время спустя, когда мое тело уже покрылось испариной под плотной тканью пижамы, а конечности стали ватными, Аои вдруг вытянул из-под меня подушку, и, приподняв меня за руку, подсунул ее под мои бедра. Потом распихнул в стороны мои ноги, сжал руки на боках и врезался внутрь с новой силой. Темп стал быстрее и резче. Я кусал ребро ладони, жмурясь, член стоял уже давно и крепко, но я бы не стал сам прикасаться к себе, даже если бы Аои мне разрешил — сейчас все ощущения концентрировались сзади, внутри, и разбирал их по частям, по малейшим оттенкам, прислушивался к себе и понимал, что мог бы так очень долго. Мог бы просто чувствовать, как скользит-растягивает-заполняет меня твердый ствол, в этой тупой бесконечной последовательности туда-обратно, которая стирает мысли и пространство вокруг, оставляя только глухое, бессловесное чувство покорности. Я был почти расслаблен, насколько это было возможно с мышечными спазмами по всему телу и дрожью, сухим покалыванием пробегавшей вдоль позвоночника, вместо предоргазменного наслаждения. Аои глухо застонал и уперся влажным лбом мне в загривок, сорвано дыша. — Я сейчас кончу. Я простонал в ответ что-то невразумительное, слегка двинув задницей навстречу. Через пару минут его плоть задрожала во мне и постепенно обмякла, перестав давить на внутренности, а потом выскользнула, оставив нутро звенеть неудовлетворенной дрожью. Я глубоко, судорожно вздохнул и расслабился окончательно, закрывая глаза. Аои упал на постель рядом, в темноте было слышно его постепенно затихающее дыхание. Сквозь тревожную, напряженную полудрему я слышал, как скрипнул матрас, дверь, щелкнул выключатель в коридоре, и дальше было много звуков, которые я уже не пытался интерпретировать. Через какое-то время матрас снова прогнулся, и я приоткрыл глаза, замечая краем зрения на простыне около меня множество предметов, неопределенно поблескивающих в неясном свете из коридора. — Закрой глаза и не открывай. Расслабься. Я так и сделал, так же постаравшись отстраниться от дальнейшего, и оно происходило в каком-то полусне, с яркими вспышками ощущений, дрожи, и тихих вскриков. Первым, что я почувствовал, была твердая, гладкая пробка, достаточно широкая в основании, которая вошла в меня, сильно растянув мышцы ануса, и еще больше внутри. И, пока я пытался выровнять дыхание и унять дрожь, разом охватившую мое тело, как лихорадка, Аои перевернул меня на спину и спустил штаны на бедра. Я почти вскрикнул, ощутив язык на головке члена, которым Аои быстро слизал смазку, пощекотал дырочку уретры, и после этого внутрь вошел короткий плаг с бусинами на конце, ощущения от которого заставили меня поперхнуться воздухом и тихо застонать. Аои едва слышно усмехнулся и закрепил кольцо от плага под головкой члена, после чего тут же натянул штаны обратно и повернул меня на бок. — Нормально? — Да. Его пальцы расстегнули верхние пуговицы рубашки, обнажив грудь, и с силой растерли соски, заставив их затвердеть. Ощущений стало слишком много, и мое восприятие начало смазываться, погружая сознание в вязкий омут. Когда соски поочередно оказались в тисках зажимов, которые не причиняли боли, но довольно ощутимо сдавливали плоть, на самой грани с болью, я уже чувствовал себя размазанным по реальности, какой-то куклой, к которой точечно подключили провода, заставляя чувствовать лишь то, что нужно кукольнику, и лишь там, где есть провода. Всего остального будто не было. Потом вокруг моей шеи обернулся ошейник из мягкой кожи, так же, как и вокруг запястий, и когда мои кисти оказались буквально притянуты к шее, я понял, что все это соединено тонкими цепочками, включая соски с зажимами. И теперь, если я пытался шевельнуть руками, все натягивалось, причиняя легкую боль. Сквозь шум в ушах я услышал, как Аои поднялся с кровати и встал, в коридоре снова щелкнул выключатель, и теперь темнота под веками потеряла всякие краски и стала бархатно-черной. Вернувшись, он растрепал мои волосы и мягко прижался своими губами к моим. Мы целовались, ловя губы друг друга и замирая на вдохах. — А теперь можешь спать, — звонко прошелестел его шепот. Мы оба знали, что он лукавит. Я бы в любом случае не смог заснуть со всеми теми ощущениями, что звенели в моем теле натянутой струной. Но это вовсе не значило, что я не буду пытаться. Аои еще раз растрепал мои волосы и вышел из спальни, оставив меня одного в этой тьме. Я до боли закусил губу и попытался расслабиться, сложив запястья на ключицах и откинув голову назад. -Ччччерт… Аои брал меня за ночь еще трижды. Приходил, вытаскивал из меня пробку, закидывал ноги на плечи и спускал мне в задницу, после чего затыкал обратно. Один раз быстро и резко, доведя до хриплых криков и мольбы снять плаг с члена. Один раз, поставив на колени, обхватив поперек груди и беспрестанно сжимая мои ладони, отчего зажимы на сосках натягивались рывками, заставляя вскрикивать от боли, и пару раз сорвав их с сосков. При этом каждый раз он останавливался, переставая меня трахать, и не успокаивался, пока зажимы не оказывались вновь на сосках, красных, раздраженных и уже зудящих. Под конец от них я чувствовал только тупое, монотонное онемение и периодические болезненные уколы внутри. Перед последним разом я лежал, как в тумане, по телу то и дело пробегала лихорадочная дрожь, член больше не обмякал, пробка почти выскальзывала из мокрой, растраханной дырки, а виски заливал пот. Я был перевозбужден до предела, казалось, еще немного, и ощущения перезреют, начнут приносить только тупое раздражение, но я мог только в нетерпении облизывать губы и считать секунды до момента, когда дверь вновь откроется. В члене толчками пульсировала кровь, нагоняя болезненных ощущений, и мне стоило огромных усилий не тереться им о простыни. Я хотел оставаться таким — распалённым, задыхающимся, почти сумасшедшим, готовым на все ради удовольствия. Я знал, что Аои это понравится. Наконец, когда он пришел, первое, что он сделал — это сдернул с меня штаны полностью, после чего я услышал щелканье ножниц, которыми он разрезал рукава пижамы. — Больше не хочу тебя видеть в этом пиздеце. Можешь открыть глаза. Я приподнял влажные веки, щурясь от света в коридоре. Аои скинул обрывки пижамной рубашки куда-то в бок, и навалился на меня, раздвинув мои ноги до предела и согнув их в коленях. Он вытащил покрытую спермой и смазкой пробку, и из меня тут же потекло на кровать. Он с легкостью вставил в дырку сразу четыре пальца, оглаживая стенки. Я прерывисто постанывал от напряжения, судорожно сжимаясь и разжимаясь вокруг пальцев, внутри все горело и пульсировало. — Чего ты хочешь? — Возьми меня. Пожалуйста, — со стоном протянул я, откидывая голову назад. — Ты уже раздолбанный, как шлюха, толку? Давай рукой, м? — Что рукой? — я не соображал. Он не ответил, и, наверно, правильно сделал, потому что на какое-то решение я сейчас определенно способен не был. Он облил смазкой всю кисть до середины предплечья, окончательно уляпывая простыню, и, перехватив мою ногу под коленом, сел вплотную. — Слушай. Я сейчас медленно буду проталкивать в тебя кулак, дыши спокойно и не напрягайся. Я кинул взгляд на освещенную половину его лица, облизнул губы и коротко кивнул. — Смотри на меня. Пальцы вновь вошли легко, но на этот раз глубже, до упора на связку с большим пальцем, и некоторое время двигались внутри, расширяя и наглаживая проход. Потом Аои вытащил их, добавил еще смазки, и, сложив пальцы конусом, начал медленно, осторожно, спиральными движениями ввинчивать их в мою задницу. Я лежал тихо, задерживая дыхание и не отрывая своего взгляда от глаз Аои. Мне не нужно было ничего говорить, чтобы направлять его, он улавливал малейшие изменения в выражении моего лица и делал все правильно. Постепенно мышцы ануса расширились до предела и хлюпнули, затянув в себя скользкую кисть до запястья. И тогда я выдохнул, откинул голову назад и содрогнулся от мощного спазма, прострелившего меня от копчика до затылка. Я больше не контролировал свое тело, и оно начало извиваться и пружинить, скользить по постели. Я ни о чем не думал, погружаясь в волны удовольствия, нестерпимого, постепенно нарастающего. Аои внутри меня сжал кулак, начиная проворачивать его по кругу, и я вскрикивал каждый раз, сотрясаясь всем телом, когда костяшки задевали простату, вжимая ее вверх. — Тише, — Аои сильнее прижал меня к кровати, когда я начал елозить вверх-вниз по постели, натягиваясь дальше на запястье. Я почти не заметил, что весь вымок от пота и зажимы вновь сорвались с сосков, причинив им немалую боль, настолько сильно ощущения в заднице перекрывали все остальные. Я снова откинул голову назад, выгнувшись всем телом и приподнявшись на носки. Мышцы бедер и живота уже сводило от напряжения, я был почти на грани отключки, когда Аои, наконец, обхватил пальцами мой член, сдвигая кольцо вверх и вытягивая плаг. Он резко наклонился и обхватил головку губами, двинув пальцами вверх-вниз по стволу, одновременно вновь задев простату, и это будто запустило реакцию в моем теле, серию коротких, слепящих вспышек наслаждения, и волну мощного оргазма, накрывшего меня следом. Меня трясло и корежило, я задыхался от удовольствия, почти не замечая, как Аои, воспользовавшись временной слепотой болевых рецепторов, быстро вытянул запястье и поцеловал мой дрожащий живот, прижимаясь к нему лбом. После оргазма я долго лежал в каком-то тумане, не воспринимая ничего, кроме блаженного оцепенения, гулявшего по всему телу. На периферии слуха Аои чем-то шуршал, щелкал, потом я ощутил, как по моей коже скользит влажное полотенце, как исчезают с шеи и запястьев полоски кожи. В какой-то момент меня бесцеремонно оттолкали на край кровати, но мне было настолько пофиг, что со мной делают, что, в общем-то, Аои мог бы на мне и станцевать, я бы не дернулся. Хотя, ощутить под спиной сухую свежую простынь было в итоге очень даже приятно. — Эй, — Аои подкатился мне под бок, перекинув руку через лопатки. — М? — Что значило твое «женись на Сэн»? — Мфххх… — Ну нет, отвечай. — Давай завт… — Сейчас. Я мученически застонал. Потом повернул голову к Аои, сдув челку с лица, и сказал: — Это значило, что я задолбался. — И все? — И все. — Значит, ты этого не хочешь? — Господи, конечно, нет. Она отрежет тебе член и запихнет его тебе в глотку в первые же недели брака, когда ты спросишь ее, почему не вымыта посуда и не подметен пол. Если надумаешь жениться, выбери себе кого-нибудь хотя бы с натуральным цветом лобка. — Ладно, — Аои ухмыльнулся и уткнулся носом мне в плечо. А потом задумчиво добавил: — У тебя натуральный цвет лобка. — Заткнись и спи. Утро встретило меня отупением и синяками под глазами. Я стоял у окна и уже минут десять скреб ложкой по стенкам кружки, бессмысленно пялясь на дорогу. Соски и член болели, а при мысли о том, во что превратилась моя задница, хотелось материться. Выходные обещали пройти в упоительном положении — лежачем. Потом зазвонил мобильный. — Привет, — голос Аои был вполне себе жизнелюбив. Мелкий ублюдок. — Как себя чувствуешь? — Как будто ночью в меня запихнули чертов кулак. — Оу. Ну да. Кхгм. — И еще ты испоганил мою любимую пижаму. — Тебе ее только вчера подарили, когда это она успела стать любимой? — Когда ты обозвал ее дерьмом. — И в чем связь? — Обожаю тебя бесить. — Вот как. Ну ладно. Слушай, я тут подумал, нам пора более четко обговорить правила игры, как ты считаешь? Чтобы не было недопонимания. — Возможно, — я поскреб ногтями ноги о пятку, отхлебнув кофе. — И с чего начнем? — Посмотри на холодильник. Я обернулся и закусил губу, не зная, смеяться мне или закатывать глаза. На прилепленной магнитом записке значилось следующее: «Правило первое: Не впадать в уныние».