Госпожа тамбовской магистрали

      Огни дорожных фонарей проносятся за боковыми стёклами. В салоне машины пахнет ароматизатором-ёлочкой и свежими чернилами из принтера. Машина на новенькой Тамбовской магистрали на Агапкина едет как по маслу, тихо и не дёргаясь. Расположившаяся под миллиардами наблюдающих с неба звёзд магистраль, между Рылеева и улицей Советской, напоминает мне радужный мост в Рай. Но не будем более углубляться в описание окружения, ведь читатели любят читать про людей, а не десятки строк помпезных метафор и олицетворений про небо и звёзды, про осенний ветерок и так далее. Так вот, дорога гладкая, и подвеска моей старенькой машины даже не дребезжит, но мои руки на баранке автомобиля дрожат как за отбойным молотком — ведь я еду к Ней. Она каждый раз заставляет меня испытывать трепет, словно в первый раз, хотя я уже давно пользуюсь Её услугами. Сегодня на улице прохладно, и я надеюсь... нет, молюсь, чтобы она стояла через четыреста метров у обочины, как всегда там стоит.       Моя Госпожа.       Свет машинных фар охватывает Её изящный силуэт в короткой шубе. Она без труда узнаёт мою машину. Идёт к ней на высоких каблуках, покачивая бедрами. Её мини-юбка порхает при шаге то влево, то вправо, как хула на игрушке машины, что стоит на моей приборной панели. Она садится в машину и растирает замерзшие руки и бёдра в тонких колготках. Я мысленно её жалею — стоять в такой холод! Она смотрит на меня своими проникновенными синими глазами. Глазами, что видят всю мою ничтожную суть.       Моя Госпожа.       Я предвкушаю. Головка моего члена набухает и упирается в джинсы. У всех свои фетиши. Унижение — довольно распространённый из них, и тут я не отличился. Я включаю лампу над пассажирским сиденьем. Без хорошего освещения в этом деле никак. Её милое личико переполняется отвращением ко мне. Ко всему моему существу. И это меня чертовски заводит. Я готов кончить от одного только её взгляда!       Я давлю на газ, и мы едем по магистрали дальше. Мне нравится делать это в движении.       — Доставай, жалкий червяк, — говорит Она звучным, полным власти голосом.       Я не могу противиться и открываю бардачок, в котором лежат мои распечатанные рукописи и гелевая ручка.       — Твои метонимии — полное говно, — говорит она и чиркает ручкой по моей рукописи, — а ты пидор.       О да, я грязный мальчик. Я специально допустил эту речевую ошибку.       — А перифразов-то сколько, просто пиздец! — продолжает Она перечёркивать мои строки. — Чем тебя обычные слова не устроили? Не умеешь — не берись! Только с толку читателя сбивает.       — Прости, госпожа.       Многие писатели пользуется Её услугами, особенно в начале своего творческого пути. Она лучший редактор, о котором знают только избранные. Даже культовые сейчас писатели (которых я не буду называть поимённо) начинали с того, что слушали от неё унижения в свой адрес. Но в итоге пробились из грязи в князи, написали бестселлеры! Мне же не нужен бестселлер, мне лишь нужна доза моего унижения. Я специально допускаю одни и те же ошибки, чтобы встречаться с ней всегда. Я Её вечный ученик.       — Одни, блять, блондины да девушки. Называй всех именами!       Мир перед глазами гаснет. Руки и ноги становятся ватными, а я ёрзаю на сиденье, стараюсь не показывать, что произошла очередная эякуляция. Но Она так занята моим ужасным текстом, что не смотрит на меня и мои мокрые джинсы. Я даже не надеюсь, что между нами пролетит искра. Но я никогда не перестану делать того, что я делаю.       Дорожные фонари пролетают за боковыми стёклами. В салоне машины пахнет ароматизатором — ёлочкой и свежими чернилами из принтера. Говорят, произведение нужно оканчивать той мыслью, которой начинал. Но здесь нет мысли.