***
Он не подойдёт к ней, что люди подумают? Отец ужё всё сказал: она блаженная, но богатая, если её и рассматривать как невесту, то только в последнюю очередь. А что наследник? Он не будет спорить— это вызовет проблемы. Ему не нужны люди, он прекрасно жил и без них. А эта девочка просто была с ним какое-то время, не более. Но всё равно стекло серых глаз ищет её. Ищет в этой толпе. Люди так раздражают! Грязные и лицемерные твари, они кругом. Но у них есть деньги, потому фон Сименс младший обязан их терпеть. Шатен собирается ненадолго отойти, но... Фиолетовые пряди, эта лента с сапфиром в волосах... Губы сами шепчут её имя: "Купа... льниц... а..." А девушка просто стоит в зале. Неужели её пригласили? Да, она богата, да она была с ним рядом, начиная с шестнадцати, но... это просто полоумная девочка! Так больно... Юноша не может на неё смотреть, она его пугает. "Скажи,— бьётся в его голове всего один вопрос уже долгие годы.— Твоя доброта одинакова для всех?" Он знает ответ. Тут нет вариантов, но... Как хотелось, ах как хотелось, чтобы к нему она была добрее, чем к кому-либо, чтобы нуждалась в нём не меньше, чем он в ней. Но это только помешает. На балконе никого нет. Сейчас очень темно. Деревья довольно пышно разрослись, они уже пролазили на балкон, создавая какую-то атмосферу из сказок Гримм. Дворянин садится на ограждение и свешивает ногу. Если он будет внимателен— никто не заметит. Ветер треплет пышные волосы парня. Они слишком длинные. Давно бы пора их укоротить, но ему что-то мешает. Нет, не Лео и е... ё переодевания, нет. Купальница. Её ручки так аккуратно расчёсывали волосы парня и вплетали в них ленточки. Фон Сименс младший не может их отрезать, ведь, касаясь их, он вспоминает касания этой девочки. Это так раздражает. Вдруг он слышит шаги. Парень быстро слезает и встаёт по-солдатски. Она! Эти фиолетовые волосы, детские розовые глаза, сапфир в волосах, чёрно-синяя, словно траурная, одежда. Да, это она, она выгравирована в памяти шатена. Так раздражает. Слишком она добрая. Такая добрая, что уже вошло в привычку! Что ей сейчас сказать? Что сказать этому ребёнку? Если оттолкнуть её, она просто уйдёт, возможно, даже не спросит причину, но ей будет больно. И это не даёт покоя. — Лео...— Купальница пытается просто поздороваться с другом, но... — Прости, мне нужно кое-что сделать,— запах лжи висит в этом воздухе.— Пообщаемся позже, хорошо? Ноги сами несут наследника. Ему страшно. Вдруг, он признается ей? Вдруг она поймёт всё сама? Нет, дело не только в отце, отец— лишь оправдание. Просто эта девочка... не хочет любить. Ей просто страшно. Даже если она и полюбит его, то лишь как брата. Да, она пожертвует собой, если это понадобится, да, она будет рядом, но эта готовность для всех. Леонард— один из многих. Всё в порядке, он смирится. Но всё же так больно. Джоконда всё ещё улыбается. Ничего необычного, это лишь картина. Ей не смешно от грусти своего бывшего воздыхателя, просто её так написали. Эта тёмная комната. В ней есть только кровать и шкаф, остальное просто не нужно. Тут никогда не было игрушек, они были не нужны. Как и сам мальчик по началу. Вся спальня тонет во мраке и одиночестве. Зачем эта девочка вообще появилась? Зачем разрушила уклад его жизни? Говорят, благими намерениями стелется дорога в ад. Если это так, то это тот случай. Но фон Сименс ничего не скажет— Купальница и сама рано или поздно уйдёт, зачем же портить ей настроение, ей ведь и так плохо?***
Серые кукольные глазки смотрят лишь на неё. Из всех людей они видят лишь её. А вокруг Купалицы много мужчин. Это нисколько не удивительно: богатая, красивая и добрая. Чтобы не говорили нормы общества, а добреньких любят. Хотя от этой любви больше проблем. И Леонард это видит, он видит эти хищные глаза, жаждущие наживы. Эти "поклонники" разорвут девушку при первой же возможности. Но ведь даже если так, розовые глаза всё равно будут сиять счастьем, она продолжит помогать другим, и не важно, что с ней станется. Почему же единственный, кто готов отказаться от этой доброты, сейчас горит от ревности? Да, ревности, ведь сердцу не прикажешь— даже боясь этого чувства, Купальница влюбиться. А вдруг эта глупышка полюбит одно из этих уродов? Её изящная ладошка ложится в руку одного из них. Фон Крад так спокойна, словно так и должно быть. Но нет, не должно! Танец предназначается лишь избраннику! Но эта малышка слишком беспечна, она не видит в людях зло, она любит их всех, несмотря ни на что. Ах, глупое сердце, не бейся! Почему она? Женщин так много! Любая здесь присутствующая фрёлен пойдёт ему в жёны. Так почему именно она?***
Красивая, но до такой степени глупая, что это читается и в глазах. А от этой веет лицемерием. К Леонарду кто-то приближается. Старая женщина и какая-то девчонка, усеянная перьями. — ... позвольте представить, моя племянница Беатриче... Девочка вся красная. Стеклянные глаза юного дворянина изучают её, словно он ленивый и сытый кот, смотрящий на юркую мышь— нет, не нужна. — Простите, но сейчас я немного занят, я собирался обсудить с геаром Кабоди одну кампанию, прошу прощения. Даже не притворяется. Ему и не надо. Всё, что Леонард хочет знать: почему фон Крад заняла все его мысли? Почему появляется каждый раз, стоит ему взглянуть на другую? — Не подарите ли мне танец, фрёлен?— говорит какой-то мерзавец брюнетке. "Прошу,— мысленно молит юноша.— Скажи ему "нет"!" И так проходит каждый бал. Почему эта девочка всегда на тех же балах, что и Леонард? Что за дурацкая случайность!?***
— Если моя помолвка с фон Крад удастся— смогу разобраться с долгами. Может даже ещё останется. Бешенство. Купальницу, словно, и человеком не считают. Но наследник фон Сименса считает! Так почему бы ей его не полюбить? Может если ей сказать— она полюбит? Да, он сумасшедший, да, под влиянием личности Лео переодевается в платья, да, у него есть свои слабости и недостатки, но ведь он не ужасен! Но ноги не желают идти к Купальнице: они дрожат, не двигаются, а порой и вовсе сворачивают. Да что такого страшного в этом признании!? Ведь, ничего... — Знаете,— один из тех мразей стоит перед ней, его рука обхватила ладошку девочки.— Время от времени я подумываю о женитьбе, но я никак не могу найти ту единственную. Но всякий раз смотря на Вас, я чувствую, что не проживу и дня, если буду поразень с Вами. Шатен замер. Нет, если признаться ей, то чем он лучше всех этих ублюдков? Ведь он тоже хочет использовать девушку. Ведь он тоже постоянно смотрит на её фигуру и всячески старается её коснуться. А что есть замужество? Он просто прикуёт её к себе, надеясь, что получит счастье. "Ни к чему мне это,"— выдыхает фон Сименс. Если ему нужна любовь— он её получит. Если вся её любовь— Купальница постарается ради него. Так зачем же брак? Если графиня готова на всё ради первого встречного, неужто она не поможет свое... й подруге?***
Пышное сине-пурпурное платье. Это один из подарков брюнетки для Лео. Раз Лео— подружка Купальницы, нужное количество заботы можно получить, притворившись ей. Леонард надевает платье и бежит в залу, куда пригласил девушку. Сейчас он Леонард, притворяющийся Лео, он не позволит этой личности захватить его тело, не сейчас! — Привет!— весело выкрикивает Леонард. Лео, вроде, делает так же. — О, привет, Лео,— обрадовалась Купальница.— Давно не виделись. Я тут недавно получила от дядюшки Брэма... Нет, это не его место. Вот он и лжёт, как эти грязные людишки! Но что ему делать? Если она единственная видит в нём... или, скорее, в ней, человека? Да и разве эта ложь кому-то сделает плохо? Нет, лишь спасёт немного от гнетущего чувства никчёмности и ненужности. Наследник фон Сименса— лишь кукла. Умная и красивая кукла, не более. А все куклы играют роли, чтобы нравится хозяевам, тогда и Леонард сыграет. И сейчас его роль— своё альтер-эго, Лео. Но Купальница всё видит в этих натянутых эмоциях. Девушка понимает, что перед ней Леонард, и, хоть и не понимает зачём ему это, но подыгрывает. В конце концов, почему нет? — Послушай, я тут хотела бы съездить в один магазин сладостей, давай вмес... Слеза. — Лео... нард... Вы когда-нибудь видели как плачут куклы? А Купальница сейчас видела. Так спокойно, словно ничего и не случилось. Просто из стеклянных глаз вдруг потекли струйки воды. Лицо не выражало эмоции, просто по белоснежным щекам сползали слёзы. Но какая-то частичка души девушки была рада: первая увиденная ею эмоция юноши. Что делать? Такой конфуз! Почему он плачет? Ревность? Должно быть, но разве друзья и, уж тем более, подружки ревнуют? Нет, он друг, он не в праве жаловаться! Не важно, сколько мужчин смотрят на фон Крад или её кошелёк, фон Сименс младший— друг. А его ревность— лишь эгоизм. Купальница ведь не знает о его отношении к людям, наверное, потому и не бросила, но простит ли она ему эгоизм? — Что случилось?— руки брюнетки гладят юношу по голове. Эти тонкие пальцы, они ведь могут быть запутаны в волосах юного фон Сименса, они могут касаться спины юноши, перебирая каждый позвонок... О чём он думает!? — Прости,— шатен вскакивает.— Я и сам не знаю, просто вдруг это случилось... Фон Крад может и останется с ним, но она будет презирать бушующие в дворянине гордыню и похоть. А даже если и простит их, то не до конца. Да и не слишком ли он женственен для парня? Разве девушки любят таких? — Прости,— единственное, что срывается с губ.— Мне очень жаль. Но я... мне жаль... Брюнетка ничего не понимает. Она пытается остановить юношу, но тот всё ещё просит прощение, не замечая девушку. — Я лишь прошу не уходи от меня,— юноша сжимает подол.— Это не эгоизм, я просто... Просто прошу быть со мной хоть немного! Какой же Леонард безэмоциональный: он словно просто кукла, открывающая рот, а все слова говорит кукловод. И снова из стеклянных глаз брызжут струйки воды. Да, он кукла, ну и что? Он тоже хочет человеческого тепла, как бы банально это не звучало. Но эта девочка... почему он так хочет прикоснуться к ней? И хотел бы чувствовать её касания своей кожей? Это грязно! Как же наследник фон Сименса мерзок! Объятия. Такие тёплые. Зачем? Зачем эта девочка с ним? Это такая насмешка судьбы? Но руки просто не могут её оттолкнуть! — Я же сказала, я буду с тобой всегда,— гладя юношу по спине, шепчет графиня.— Я уйду только из твоей прихоти, а потому... "Но... это не так, как хочу я...— проносится в голове дворянина.— Но всё равно, спасибо..." Так грязно, но всё же, разве, быть может, хоть это и не точно, но вдруг Купальница простит этот маленький поцелуй? Это же совсем немного, верно?