True or false

      Ничего не предвещало беды. Ханбин просто жил, дышал и ничего не делал. Не попадал ни в какие передряги, даже отстойную домашку по математике не всегда делал. Но неожиданно, в прочем как и всегда, в его беззаботной, похуистичной жизни появилась чёрная полоса. Длинная, широкая, как их учитель по английскому, полоса.       Эта отвратительно дряхлая женщина объявила Ким Ханбину войну без предупреждения. Не то чтобы он что-то не понимал в английском, просто обычно он на него не ходил, предпочитая сидеть вместе с Чжинхваном в курилке и гонять в карты, чем разбирать в очередной раз приевшийся 'презент контьюнс'. И стоит ему, такому умному, зайти в её кабинет, как в журнале уже стоит два, а родители в кабинете y директора.       — Я так больше не могу, — это были не всхлипы, это были слезы усталости и ненависти к этим жалким двадцати шести буквам. — У меня теперь в комнате даже обои на английском языке. Ты понимаешь, Чжинхван?       — Конечно понимаю, а что ты хотел? Думал, что как обычно проебёшься полгода и все забудут что ли?       — Ах, старшая школа такая сложная, Чжинхван.       — А кто говорил что будет легко? Скажи спасибо, что не выперли.       — Спасибо, математичке. Благодаря ей и держусь.       Чжинхван был тем ещё куском дерьма, но друг он был хороший. И поэтому сквозь долгие выпрашивания и черный лак для ногтей, у него уже был номер в какао своего нового репетитора по английскому. И всё бы ничего: он бы написал, позвонил, его бы сразу послали после первого ломанного хэллоу. Но нет же, Ким был полнейшим ссыклом. И каждый раз, набирая сообщение, он снова и снова удалял его.       Но тут он обратил внимание на свои обои, на языковые настройки на своём телефоне и понял, что так продолжаться просто не может. Поэтому, собрав последние остатки храбрости, он отправил сообщение и отложил телефон.       Пока он лежал, уставившись в потолок, в его голове послышался голос Чжинхвана, который, почему-то ехидно, говорил ему, что он полнейший неудачник с вечно сжимающимся очком. Но он не неудачник, он на ставках поднял сто тысяч, а сжимающееся очко — не так плохо. И раздался звук оповещения.       Почти дрожащими руками он взял телефон и увидел там ответ. На чистом, грёбанном английском языке. И как образованный человек он, конечно же, воспользовался переводчиком, который по своей доброте душевной перевел это длинное сообщение, как 'полить собаку неплохо, но будет ли она есть', Ханбин, к сожалению, понял, что это маловероятно похоже на правду. И решил дать понять сразу ху ис ху. И написать в ответ. 17.12.19 I don't english like you.       И незамедлительно получил ответ. Слава богу, на чистом корейском.

17.12.19 Всё ясно, что нихуя не ясно. Ну чтоЖ, будем дрочить тебя с азов. Вот скайп, завтра занятие в 17:00.

      И это было классно? Отложив телефон, он понял, что это точно не номер их дряхлой англичанки, а номер телефона Бога, который научит его всему, чего Ханбин за все эти годы не знал.       И, позвонив ровно в пять, он лицезрел этого инглишмэна. Что ж, он был красивым. Невъебенно красивым и молодым, что Киму стало до ужаса стыдно, что он проёбывается настолько в английском. Хотя сам репетитор выглядел как больший похуист, чем Ханбин. Тот даже в их обычном разговорном употреблял такое количество мата и подросткового сленга, что парень иногда задумывался кто из них тут кто. Но гуру-английского или, как он просил себя называть, просто Чживон был обычным, довольно неплохим собеседником и наставником. Он объяснял просто и со вкусом, с таким примерами временных конструкций, что Ханбин лишний раз задыхался от смеха.       Вскоре оценки начали улучшаться и вместо двойки там стояла гордая три, которая на самом деле была твёрдой четвёркой, просто он всё ещё не нравился училке. Зато он нравился Чживону, что тот даже назвал его пару раз симпатичным.       — Эх, дорогой мой друг, — вздохнул Чжинхван, помешивая трубочкой лёд в стакане. — Я дал тебе номер Чживона не для того, чтобы ты крутил с ним шашни, а для учёбы.       — I speak English very well if you can't see this history moment.       «Остроумно», — подумал Ханбин. «Ты долбаёб», — подумал Чжинхван.       Но всё же, он отчасти был рад за счастливый гомосексуализм своего лучшего друга. Теперь тот не будет лезть к нему, когда в очередной раз нахуярится паленкой, купленной в магазине его отца. Теперь жизнь станет легче и проще у его, дорогого сердцу, Чживона, который просто заебался жить с фотками Ханбина на стене.       — Слушай, хён, — вне темы начал Ким, внимательно разглядывая лицо собеседника. — А как ты будешь искать своего соулмейта? Если будешь, конечно.       — М, а тебе зачем, Ханбин? — конечно, Чживону нахер не сдался его соулмейт, когда у него любовь до судорог к своему «ученику».       — Ну, просто. Интереса ради.       — Если честно, то я планировал закупить водостойкие маркеры, — он улыбнулся. — Нарисовать на лбу хуй и тактично ждать, Ханбин-а.       Это было смешно, но одновременно так грустно, что парень мог лишь сочувственно сжать кулачки за соулмейта своего хёна       — Это нихера не романтично, Чживон, — он смахнул слезы. — Это грустно.       — Чёрт возьми, уже час ночи, ложись спать, недоразумение.       — Бегу, спокойной ночи.       И, укладываясь в постель, парень лишь задумался. А действительно, как его жизнь стала проще от прихода в неё Чживона. Англичанка не дрочит, и в журнале уже стоят пятерки, которые были вовсе не перевёрнутые. И Чжинхван стал на взгляд приятней, перестал так противно зубоскалить, когда смотрел на него, будто знал то, о чём сам Ханбин не догадывался.       Такую теплоту в душе вызывали лишь новогодние подарки, а искреннюю улыбку — допуск к безлимитному интернету. Но Чживон был выше всего этого, он был намного дороже. И засыпал Ким, думая лишь о своём прекрасном хёне.       Утро, солнце, соседи-петухи и крик Ким Ханбина. У которого пять по английскому, хорошие отношения с Чжинхваном и математичкой. Рюкзак с невыполненной домашкой по всем предметам и глупым неразборчивым почерком. С невъебенным репетитором по английскому, в которого он слепо влюбился, Ким Чживоном.       Смотря в зеркало, он улыбался, хотя это скорее была не улыбка, а её жалкое подобие. Ведь сегодня олимпиада по английскому, гори он в аду, языку, где нужно быть при параде, с хорошо уложенной причёской, отглаженной формой и белой рубашкой.       А у Ханбина чёрный жирный, как чсв Чжинхвана, нарисованный несмываемым маркером, хуй на лбу.