инеем покрой сейчас

      За окном метель жутко завывает, будто пытаясь пробраться в комнату к Саске, расшатывая хлипкие, как картонки, стенки детской. Одеяло накрывает тёплой и защищающей лавиной, создавая ложное ощущение безопасности, и ребёнок с замирающим от страха сердцем думает о том, как скоро ветер доберётся до него, смертельно напуганного.       Мысли в голове у Саске обращаются в живые картинки, где колючая вьюга подхватывает его, срывая одеяло-барьер, окутывает остро пахнущим холодом и уносит на своих невидимых волнах глубже в темноту. Ребёнка прошибает дрожь, и кончики пальцев мёрзнут от одной только мысли о злом ветре за окном. Представляя, как его утаскивают беснующиеся вихри, Саске вспоминает сказку про Снежную Королеву, которую давным-давно, перед сном, рассказывала мама своим спокойно-ласковым голосом, гладя по голове обоих сыновей. Иногда она в шутку говорила, что Саске очень похож на Кая: такой же до смешного серьёзный в свои неполные пять лет и всё время холодный, будто правда ледяное изваяние. Раньше это вызывало гордость, Саске сразу мнил себя «не таким как все остальные», уже с того возраста считая, что быть таким же, как и все, не круто. Но сейчас, когда Саске уже одиннадцать, и он непозволительно повзрослел за всё прошедшее время, он думает, что будь он Каем, и его действительно бы выкрала Снежная Королева, за ним бы не пришла до глупого наивная Герда, с намерениями растопить его подмёрзшее сердце своей любовью, спасая из льдистых оков стуженного мрака и апатии, граничащими с бесчувственностью и злобой. Если мальчика украдёт Снежная Королева в своё царство для того, чтобы превратить в безжизненную статую изо льда и отчаяния, никто не придёт его спасать. Просто никто и не заметит. Родителям некогда его замечать.       Папа всегда на работе, он приходит только поздно-поздно вечером, когда Саске уже в кровати, но не спит, а ждёт, когда же отец зайдёт в комнату и поцелует его в лоб, устало гладя по волосам. Работа, говорила мама, это очень важно для папы, ведь там он получает деньги, на которые может потом покупать все игрушки, которые его ребёнок захочет, может возить его на выходных в парк аттракционов, на выставку самолётов, или куда Саске только пожелает. Ну, если отец, конечно, не на работе, на которую может уехать даже посреди ночи, Саске один раз услышал, как тот впопыхах собирается, пытаясь никого не разбудить. Мама говорит, что так нужно, и мальчик уныло соглашается, водя ложкой по каше, не в настроении даже разговаривать, не то что кушать. Вот, кстати, мама, по мнению Саске, должна была заметить его пропажу первой (ну, после Итачи, разумеется), ведь она чаще, чем папа, обращает на него внимание. Под словами «чаще, чем папа» имеется в виду больше одного раза в неделю. Его мама очень и очень часто говорит по телефону, даже тогда, когда всей семье удаётся вместе пообедать или позавтракать, ей обязательно позвонят, всегда звонили. Мама уйдёт надолго, её порция непременно остынет, и Саске с самым наитяжелейшим вздохом уберёт её тарелку в холодильник. Если мама не говорит по телефону, то она сидит, сгорбившись и щурясь, за её личным компьютером, к которому строго-настрого запрещено подходить, и отходит она от него очень утомившаяся, потягиваясь и зевая. Саске знает, что и у мамы важная работа, но иногда очень хочется, чтобы она подошла к нему сама, проявила внимание, не ограничивающееся одним единственным вопросом про школу в день, провела рукой по плечам, нежно и заботливо, как очень давно когда-то, и предложила бы провести время вместе. Раньше мальчик, всё ещё не привыкший к такому отношению родителей, но уже знавший, что маму отвлекать нельзя, если нестерпимо жаждал материнского внимания, сам подходил, осторожно трогал маму за плечо и протягивал пазлы, игрушку, монополию, да что угодно, но получал всегда один и тот же извиняющийся взгляд. Иногда мама даже на него не поворачивалась, просто передёргивала плечами, но Саске уже понял, на экране монитора очень много цифр, непонятные буквы-символы, и маме совсем не до этого. Понял и понимает до сих пор, но всё равно плачет от обиды иногда, прямо как сейчас.       Если бы Саске украла Снежная Королева, то никто бы не пошёл его спасать. — Трусишка, ты ветра испугался? — доносится сверху и Саске с трудом вылезает из-под своего укрытия, упарившись в одеяловом коконе.       Итачи улыбается, сидя на его кровати в полной темноте, разбавляемой лишь ночником Саске в виде манэки-нэко на тумбочке. Мальчик утирает выступившие слёзы, замечая, как братик повернулся к нему, но в комнате достаточно темно, старший не должен заметить его опухшее лицо и покрасневшие глаза, которые его бы точно выдали. Саске не хочется говорить о том, что его тревожит, вслух, потому что ему, почти подростку, кажется, что так он покажет всем свои позорные слабости и страхи. Папа учил, что всё находящееся внутри должно там и оставаться, он ведь носит гордое «Учиха», как никак, но Итачи постоянно твердил, ссорясь с отцом, что это ничего не значит, что показывать эмоции – нормально, а мама молчала. Саске невольно всхлипывает. — Ты чего плачешь? — Итачи тут же реагирует на этот звук, подсаживается ближе, и мальчик даже не успевает лицо закрыть руками: брат уже стирает его вновь покатившиеся с щёк слёзы. Слабо отпихиваясь от рук, Саске грустно думает о том, что раньше ему было стыдно плакать при Итачи, казалось, будто каждой своей слезой он подтверждает свой статус нюни и нытика, а сейчас Саске почти плевать, потому что утешение он находит только так, в объятиях брата. Он прижимается щекой к груди Итачи, больше не пытаясь отвертеться от заботливых рук, и судорожно вздыхает. — Настолько сильно страшно? — Нет, братик, всё хорошо, — у младшего голос заплаканный-заплаканный, и сердце Итачи сжимается сильно. Он подсаживается ещё ближе и прижимает Саске к себе, укладывая его голову на собственное плечо. Чувства у Итачи внутри бесятся, он очень переживает за младшего брата, и злится на себя за то, что Саске опять плачет, а он не может помочь. — Что случилось? — Итачи знает, что случилось, он живёт с Саске десять лет вместе, в одной семье, он не может не знать. — Расскажи, станет легче.       Саске неопределенно молчит, сильнее обхватывая брата своими тоненькими ручками и сжимает футболку на его спине. — Не станет. — тихо отвечает через некоторое время Саске. Итачи замирает, сжимая губы, начиная поглаживать брата по голове аккуратными движениями. — Всё равно ничего не изменится, если я расскажу, ты же знаешь.       Итачи сглатывает царапающий горло комок, не в силах вымолвить ни слова, потому что его младший братишка прав. Они ничего не могут сделать с тем, что компания отца разорилась буквально за одну неделю, что сейчас родители пытаются, не подавая виду, продолжать жить так же, как и раньше, не отказывая себе ни в чём. Мама устроилась веб-дизайнером, получая и делая заказы на дому, лишь создавая видимость того, что она дома, но на самом деле она бы даже не заметила в квартире пожара, работая. И Итачи всё понимает, он уже в осознанном возрасте наблюдал за «крахом» семьи Учих, за тем, как его мама плакала по ночам, как отец, сжимая кулаки, срывал каким только можно компаниям телефон, лишь бы его приняли. Старший сын осознавал их положение, смирялся с тем, что теперь проводить время с родителями непозволительная роскошь, ведь время – деньги, а они сейчас их семье нужны больше всего, как говорят родители. Итачи умный не по годам, он ужился с этим, а Саске было всего семь лет, когда всё стало настолько плохо, насколько это вообще возможно. Саске нужна была любовь родителей, их внимание и время, чего они не могли дать в таком количестве, какое требуется. Нет, конечно, мама с папой продолжали души в детях не чаять, но были просто такие обстоятельства. Младший брат первое время очень сильно обижался, не устраивая скандалы, но тая злобу очень тихо, родители, обессиленные работой, не замечали, но видел Итачи. Он пытался поговорить с Саске, но тот улыбался и говорил, что всё хорошо. Итачи, скрипя сердцем, отставал от брата ненадолго.       Первый разбор полётов и истерика со злыми слезами произошла где-то в середине ноября, когда Саске просто пришёл к отцу, отпахавшему двенадцатичасовую смену, за ответами. У папы не было сил ругаться, он в пассивно-агрессивной форме выгнал Саске, сказав то, от чего он плакал всю ночь, а Итачи пытался его успокоить, злясь на всех одновременно. Конечно, позже, много позже, когда Саске стал снова разговаривать с родителями, мама попыталась в максимально мягкой и понятной восьмилетнему ребёнку форме объяснить, что случилось, обвиняя себя в том, что не сказала про их проблемы вовремя.       У неё получилось, Саске всё понял прекрасно, «он же Учиха». Только обида, проливавшаяся из Саске слезами, никуда не делась.       Старший брат взял на себя ответственность хотя бы попытаться заменить Саске родителей, слыша практически каждую ночь приглушенные подушкой и одеялом всхлипы, не в силах больше выдерживать боль маленького Саске, которая отзывалась в нём тупыми ударами по сердцу. Мама всегда слёзно благодарила, когда Итачи помогал Саске с домашним заданием, готовил для него обеды в школу, забирал с секции по волейболу и отводил, иногда, в само учебное заведение. Это вошло в привычку, Саске больше не говорил «а может меня отведет папа» или «почему ты готовишь мне, а не мама», что неизвестно по кому било больнее, по родителям или по самому Итачи.       Подходящие слова старший брат находил всегда, он либо мог умело отвлечь Саске, перескочив на другую тему от родителей, или заговорить его так, что Саске и не поймёт. Но сейчас, когда Саске снова плачет, снова всё о том же, у Итачи просто нету слов, они все такие наигранные, режут сознание своим «это нужно сказать», поэтому он молчит, глубоко дыша, вдыхая запах апельсинового шампуня Саске, и прислонившись губами к его лбу. — Скажи, Итачи. — раздаётся в тишине, от чего Итачи вздрагивает. Саске отстраняется, упираясь руками в плечи старшего, пытаясь заглянуть тому в глаза, уже привыкшим к темноте взглядом. Метель утихомирилась, лишь иногда постукивая ветками яблони по их крыше, больше не пугая Саске. — Если бы Снежная Королева украла меня, ты бы пришёл ко мне на помощь?       Саске смотрит серьёзно, действительно ждёт ответа старшего брата, и по блеску в его чёрных глазах, кажущихся сейчас бездонными, Итачи видит, что это очень и очень важно, что нужно дать максимально честный ответ. Сейчас от этого, кажется, зависит всё.       Итачи вздыхает, чуть улыбаясь уголками губ, убирает с глаз Саске чёлку выверенным движением, и, не отводя взгляд, говорит: — Я бы ни за что не свете не допустил того, чтобы тебя забрали.