Поцелуи и рассветы

Суетливая рождественская пора встречала Эйджи с распростёртыми объятиями. Праздничные передачи по телевидению, рождественские песни в недавно созданном плейлисте с названием «Рождество. Настроение», — всё происходящее будто заманивало в волшебную атмосферу самого невероятного дня в году. Настроение было отличным; предвкушение добавляло энтузиазма для подготовки к приближающемуся празднику. Развешивая по дому гирлянды и красно-белые украшения, мыслями Эйджи находился далеко от дышащего торжеством жилища. Эш звонил совсем недавно. Сам этот факт укладывался в уставшей от дел голове с трудом. Они не виделись больше месяца, поэтому звонок, заставший Эйджи врасплох, поселил в душе слабую надежду. Эш как-то второпях, будто собираясь на очередную опасную встречу, пообещал приехать на Рождество. Сказал, что «жить без Эйджи больше не может и самую волшебную ночь года проведёт вместе с ним». Окумура помнил эту цитату в мельчайших подробностях: интонация, слышимая вымученная улыбка на «жить» и несколько обречённый выдох в конце. Жить Эш любил. Эйджи понимал, что, если у парня получится приехать к празднику, он сразу же ляжет в кровать и проспит целые сутки. Перед этим, конечно же, поцелует своего взволнованного и вечно извиняющегося за не готовый ужин японца в лоб и устало прижмёт к себе. Рассчитывать в подготовке приходилось только на себя. Жизнь с Эшем научила Эйджи в любых ситуациях рассчитывать на себя одного, тем более в деле такого незначительно масштаба. После всего пережитого повседневные мелочи казались ещё более пустяковыми, чем раньше. Эйджи знал, что в Рождество Эш очень любит заглядывать в развешенные на дверях праздничные носки, поэтому заранее закупил их с десяток. Ещё Эш очень любил бегать за Эйджи в руках с их любимым пледом «в полосочку», стараясь поймать и завернуть в него брыкающегося парня и затем легонько укусить его за мочку уха* Когда все украшения были готовы и наступила пора готовки рождественского ужина, Эйджи вновь вспомнил Эша. Если подсчитать, сколько раз за день Эйджи думал о судьбе, здоровье, состоянии Эша и о нём самом, число перевалило бы далеко за трёхзначное. Эш любит салат из креветок и авокадо. Еды готовилось много. Эйджи смирился со странной, но невероятно трогательной привычкой Эша съедать половину всего приготовленного раньше времени. К началу самого праздника на столе обычно стояли полупустые тарелки и опустошенные пачки сока. Простить небольшой грешок этому объевшемуся чуду представлялось Эйджи очень простым, так как праздник для него самого начинался в тот момент, как Эш перешагивал порог их дома. И сейчас, когда вымотанный и уставший от многочасовых дел Эйджи скинул свой фартук в сторону и ненадолго присел отдохнуть, в его голове звучало только одно желание. Он загадывал это с того самого момента, как в его тихой и размеренной жизни появился несносный ребёнок Эш Линкс. Каждый год он просил Бога об одном. Каждый раз. Когда часы неумолимо отмеряли минуты, когда за окном начинали восторженно кричать и пускать вверх ставшие ненавистными салюты, он мысленно просил высшие силы подарить ему хотя бы пару минут с дорогим человеком. Эйджи не смел просить большего. Может, знал, что этому «большему» не суждено сбыться, а рушить веру в чудо не хотелось, может, боялся спугнуть такое мимолётное и хрупкое ожидание счастья. С каждой новой минутой, тяжело отстукиваемой часами и сердцем, надежда в груди угасала. Эш не обещал прийти. Но он обещал постараться. Старательно приготовленные блюда начали остывать, будто синхронизируясь с болезненно-сладким чувством внутри Эйджи. Окумура встал и отрешённо подошёл к охладевшему от зимнего мороза окну. Парень небрежно изобразил на вспотевшем стекле собранное из двух частей сердце, затем стирая его рукавом свитера. Перед глазами прояснилось, и стало возможным разглядеть курящего внизу человека. Вместе с выдыхаемым им дымом развеивались и страхи Эйджи. Вот так необъяснимо и неоправданно с сердца падал тяжёлый груз сомнений и тревог. Будто вот-вот должно произойти настоящее рождественское чудо. И чудо приходит; ласковой поступью переступает порог, занося в дом обволакивающий запах мандаринов и предстоящего праздника. Вокруг, будто в сказке, оживает волшебное настроение, и слёзы на глазах выступают совсем невольно. Рождественское чудо, то самое, в которое веришь с самого детства, пахнет мятной жвачкой, пылью из электрички и тонким послевкусием ожидания. Чудо касается лба покусанными губами и устало сжимает в объятиях. Чудо всё так же мягко ступает по полу и проходит в украшенную комнату, окунаясь в атмосферу радости Рождества. У Чуда больше не болит сердце, и оно улыбается, попадая туда, где всё создавалось ради него. Эйджи поверить не может своим подлым глазам-предателям, которые творят с его жизнью такие вещи. Но сейчас не глаза, сейчас всё нутро трепещет и ликует, потому что видит, чувствует и слышит Его. — Эш… — Эйджи хватает только на лёгкий полувздох, после чего он замолкает и просто предпочитает смотреть. Видеть. Ощущать. И в этот раз мыслями присутствовать здесь. Эш оглядывается, будто до сих пор не может осознать, что вокруг сейчас не существует ни грязи, ни чужой крови. На его душе расцветает спокойствие и радость. Его ждали. Его ждут. Его всегда будут ждать. — Носочек! — парень срывается с места и заглядывает в один из носков, висящий на двери. — А где подарок? — смешно надув губы, слегка обиженно произносит Эш. Эйджи вспоминает, что забыл положить в носки специально купленные конфеты. — Просто Санта ещё не пришёл. Ждал тебя, — Эйджи усаживает Эша за стол и выходит на кухню за пачкой любимого сока. — Братик Санта, — произносит ему вслед Эш. Когда Эйджи возвращается, понимает, что на столе осталось чуть больше половины всего приготовленного, и в его голове возрастает напряжение. — Эш! — Эйджи забирает у парня вилку, пока тот доедает остатки своего салата. Эш смотрит вслед удаляющейся вилки как-то разочарованно. — Я был невероятно голоден. Кажется, Эйджи готов простить ему всё. Кажется, Эйджи даже не обижался. За окном начинается шум, и в небо летит множество ярких фейерверков. Эйджи по привычке подходит к окну и смотрит на летящие вверх цветные искры. Эш подкрадывается к нему сзади и осторожно накидывает на плечи полосатый плед. — Я скучал, — горячие губы нежно и почти невесомо касаются мочки уха и по телу бегут мурашки. Эйджи ненавидел салюты. Но что-то сейчас вынуждает их полюбить. — Наутро я должен уйти, поэтому давай проведём эту ночь незабываемо? От сказанного у Эйджи внутри вянет только что расцветшее спокойствие и наслаждение. Мир будто рушится, отправляясь за ушедшей из-под ног земли. Эйджи молча поворачивается и смотрит в бездонные нефритовые глаза. В них всё сказано само: разочарование и вина. Вина за испорченный праздник. Они выключают рождественские передачи, отключают телефоны, оставляя специально собранный плейлист покоиться где-то внутри сети. Для них сейчас существует одна музыка и один праздник. Они наслаждаются друг другом так, как никогда раньше: ловят каждое движение, каждый жест и взгляд, направленный только на того, без кого жизнь не кажется существующей. Им всё равно на салют и на Санту, подкладывающего подарки в их дом. Самый главный подарок они уже получили. Каждый с тоской ждёт приближения рассвета. Часы никогда не шли так быстро. Оба засыпают, зная, что эта встреча была не случайной. Эйджи никогда не смел просить большего. Может, знал, что этому «большему» не суждено сбыться, а рушить веру в чудо не хотелось, может, боялся спугнуть такое мимолётное и хрупкое наступившее счастье. Но под Рождество всегда случаются чудеса, и судьба переигрывает свой план. Первый рассвет новой жизни они встречают вдвоём.