Психология рас

Every wound will shape me Every scar will build my throne…

      Опустевшие улочки полуразрушенного города, освещаемые яркой луной, обладали каким-то непередаваемым очарованием. Он шел, никуда не торопясь и прекрасно осознавая, что спешить уже некуда — то, зачем он сюда пришел, уже сделано, а остальное… Ему не было дела до результатов. Бесстрастное лицо, обычно не выражающее никаких эмоций, в данный момент можно было назвать умиротворенным и спокойным. Пожалуй, даже хорошо, что его сопровождающие вместе с пленницей идут в нескольких шагах позади, иначе бы озадачились подобным феноменом. Лично он вовсе не считал себя каким-то особенным или избранным от рождения, но со временем стал замечать, что всё же начал отличаться от своих сородичей. В силу специфики обстоятельств, в которых они росли, и расовых особенностей, у них просто не было необходимого опыта в том, что другие называли эмпатией. Любые проявления чувств были им чужды, хотя и учитывались при расчетах. Однако обо всем этом они знали лишь из книжек, но никогда не испытывали сами. А вот он испытал. И до сих пор никак не мог определиться, к лучшему это или наоборот.       Вопреки распространенному мнению, арахны вовсе не были жадными до власти интриганами, мечтающими властвовать над остальными расами. Даже их стремление выбраться из архивов было продиктовано лишь неистребимой жаждой знаний, ибо то поколение, которое последний раз видело лунный свет, уже давно почило и кануло в Лету. А молодёжь, гонимая гипертрофированным любопытством, вовсе не желала полагаться лишь на предания да имеющуюся в изобилии литературу. Тем не менее из всех них повезло именно ему, причем по чистейшей случайности. Для русалок, с презрением относившихся к столь эстетически непривлекательной, по их мнению, расе, все сородичи Сагары были на одно лицо. Поэтому, когда в архивах появилась мисс Лерэйя, сопровождающая её коллега просто-напросто отловила первого попавшегося арахна и вкратце продиктовала ему новые инструкции касательно статуса и особенностей заключения обезумевшей, по общему решению, женщины. Тогда ему было плевать, тем более что новая обитательница паучьей цитадели была явно не в себе и с трудом могла заполнить объявившиеся пробелы в памяти. Главное, что она не сильно мешалась, и это вполне всех устраивало. И даже когда спустя некоторое время они обнаружили рыжего разведчика, обеспечившего арахну в разы больше головной боли, ему тоже было плевать. Первое время, по крайней мере. В какой момент это изменилось, Сагара и сам не мог с точностью сказать, лишь в какой-то момент осознав, что ему хочется понять логику этих существ, которые разительно отличались от его сородичей. Они были глупые, нелепые и настолько эмоциональные, что первое время несчастный арахн не мог понять, каким же образом подобные им личности ухитряются выживать там, наверху, где всё намного сложнее, нежели в упорядоченных до каждой пылинки архивах. Он так сильно пытался их понять, что и сам не заметил, как со временем они стали для него чем-то большим, нежели просто проблемным поручением и источником ненужной информации. Особенно один из них.       Отправной точкой во всём его приключении стали, как ни странно, именно трое драконов, однажды подкарауливших Лерэйю у выхода и снявших с неё чары забвения. В тот момент никто даже не подозревал, что именно это кардинально изменит судьбы всех обитателей мрачного храма знаний. Вылазки на поверхность стали происходить в разы чаще, а русалка, избавившаяся от воли соотечественниц, со временем стала его выпускать на самостоятельные прогулки, в том числе и в компании неугомонного Тацу, которому впоследствии предстояло стать для него куда большим, чем просто работой и знакомством. Недалёкие мыслители, привыкшие романтизировать что попало, назвали бы чувства, возникшие между ними, обычной любовью, прекрасной и возвышенной, как это было положено для любой уважающей себя истории. Но они бы жестоко ошиблись, как и те, кто назвал бы это крепкой мужской дружбой. Это было куда большим, чем кто-либо может себе представить. Ближе, чем брат, больше, чем друг. Полное единение и взаимопонимание при совершенном отсутствии общности характеров. Со временем им отпала нужда понимать, они стали именно принимать друг друга со всеми прилагающимися тараканами и завихрениями в психике. И Сагара почему-то не сомневался, что то, что он задумал и в данный момент реализовывал, Тацу бы тоже принял. Не согласился бы, но обязательно принял и, возможно, даже понял. Единственный из всех ныне живущих в этом мире.       Черные глаза, виднеющиеся из-за стекол очков, то и дело возвращались к небу, словно ища в нем какую-то поддержку или ответы на свои вопросы. Но шагающий по улицам арахн уже ни в чем не нуждался. Просто с того дня, как он собственными руками похоронил самое дорогое, что у него было, он почему-то стал замечать, что ему нравится смотреть ввысь. Это словно ненадолго заполняло образовавшуюся в груди пустоту, позволяя отвлечься и на несколько минут забыться, а именно это ему и надо было. В какой-то момент Сагара даже почувствовал лёгкую зависть к остальным расам, имеющим то, чего не было ни у одного обитателя архивов. Они умели забывать. Любые события, грустные или веселые, со временем теряли свою яркость и значимость, заменяясь новыми впечатлениями. Оставалось лишь чувство ностальгии да тихая грусть по былым временам. Для арахнов же, обладающих феноменальной памятью, подобное было недоступно. Наверное, не зря природа постаралась избавить их от эмоций, оставив лишь необходимый мизер, который, конечно, можно было развить при должном старании, но, поскольку это противоречило логике, никто особо не старался. А вот он смог и теперь жалел об этом, ведь каждую секунду, свободную от поглощения новой информации и решения задач, он проживал один и тот же самый кошмарный момент в своей жизни. До мельчайших подробностей помнил эту жуткую картину, невыносимую боль, вину, гнев и ужас от осознания собственной беспомощности. Для него всё было кончено именно в тот злосчастный день.       Драконы ошиблись, полагая, что Сагара придумал свой план, желая отомстить и отыграться на тех, кто лишил его самого важного, что у него было. Нет, помощник мисс Лерэйи отлично понимал, что если месть становится смыслом жизни, то по её свершению эта жизнь и теряет свой смысл. Не остаётся ничего, кроме опустошения и осознания неизбежного конца, а смерть становится единственным выходом из ситуации. Немногие после такого находят в себе силы искать новый путь, и он точно знал, что не относится к тем, кто смог бы. Его путь уже был закончен, но, поскольку сама мысль о самоубийстве противоречила его натуре и всякой логике, он принял довольно своеобразное решение, на которое мало бы кто отважился.       Говорят, что иногда, дабы победить зло, надо стать еще большим злом. Таким, чтобы сражающиеся стороны были вынуждены объединиться и сесть за стол переговоров. Чтобы нанесенный удар был настолько сильным, что на мелкие дрязги уже ни у кого не осталось бы сил. Не имея ни малейшего понятия о таком явлении, как высокие идеалы и всеобщее благо, Сагара пришел к выводу, что, поскольку он уже ввязался во всю эту затею и даже понес сокрушительные потери, глупо возвращаться к прежней жизни, делая вид, словно ничего и не случилось. Нерационально мстить, упиваясь собственным горем, от которого в любом случае никуда не деться. Именно поэтому он разработал собственный план, кардинально отличающийся от утопических идей бывших союзников.       При первой встрече с драконами Натсуме, пусть и скорее из раздражения, поинтересовался у них, почему же они почти вымерли при всём своем могуществе и воспетой в легендах мудрости. И получил весьма туманный ответ, мол, никто не любит тех, кто отличается от большинства, что отчасти было правдой, но неполной. У самого Сагары, услышь он этот вопрос, нашлась бы теория куда более правдоподобная и куда менее приятная для реликтовых существ. А заключалась она в том, что при всем своем могуществе и величии драконам претила сама мысль о причинении кому-либо вреда. Это противоречило самой их сути, нацеленной лишь на созидание, а не разрушение. И именно поэтому не столь щепетильные в данном вопросе расы вначале вынудили их изолироваться от общества, а затем и вовсе практически истребили весь вид. Даже трое последних оставшихся в живых представителей этой расы не были в силах побороть собственную сущность, хотя и долгое время адаптировались, подстраиваясь под чуждые порядки и законы. Да, они смогли дойти до мысли, что есть вещи, которые стоит защищать, но при этом замахивались на тот уровень, где предполагаемые жертвы отнюдь не ограничивались парой десятков. Слушая речи Малеса, его братьев и друзей, арахн всё больше понимал, что с таким отношением и попытками решить всё без потерь они не добьются успеха ни через сто, ни через двести, ни через даже тысячу лет. Всё это дело так и завязнет, оставшись лишь утопическими мечтами трех мальчишек, только с виду кажущихся мудрыми и сильными. В борьбе с жестоким и умелым противником, который использует малейшую слабость и жестоко наказывает за любую ошибку, не гнушаясь самых кровавых методов, у них не было ни единого шанса. Им нужен был толчок, стимул к действию, без которого они бы и по сей день осторожничали да мялись. И Сагара моментально понял, что вполне может стать тем самым катализатором, который взбудоражит это болото и заставит всех действовать.       Самое смешное, что даже сейчас, шагая по мостовой и периодически поглядывая на небо, он ничуть не переживал о своей дальнейшей судьбе, так как его устраивал любой из просчитанных вариантов, а просчитал он всё до мельчайших деталей. Что бы ни случилось в дальнейшем, чем бы ни закончилась эта история, это всё было уже далеко не важно. Удастся ли ему изменить систему классов, или предстоит бесславно погибнуть в попытках это сделать. Останется ли система Приказов или вовсе исчезнет. Это не имело ни малейшего значения для того, кто в данный момент направлялся в сторону главной площади. Ни тот факт, что на его счету десятки тысяч смертей, ни понимание, что он навсегда останется в истории как высшее зло, не отягощали его совести. Он просто поступал так, как считал правильным. Жил и действовал, пока мог, ничуть не боясь осуждения и ненависти. А если случится так, что ему придется умереть… Что ж, он к этому готов. В его жизни не осталось сожалений или каких-либо желаний. Он просто чувствовал, что так надо, и готов был принять любые последствия.       Масштабная площадь, ныне опустевшая, как и большая часть города. Огромная стела, высившаяся над фонтаном и, по скромному мнению арахна, являющаяся полнейшей безвкусицей. Восприятие искусства у его вида вообще практически отсутствовало, но проклюнувшиеся чувства всё же научили разделять подобное на нравится — не нравится. И это место ему совсем не нравилось, хотя в целом русалочий город он находил не лишенным определенного шарма. Когда он был тут в последний раз, исходил скорее из прагматичных соображений, стремясь обеспечить своему дерзкому поступку демонстративность и не дать никому замять столь шокирующий инцидент. В груди едва ощутимо кольнуло от приятных воспоминаний. Видеть ужас в глазах ныне почившей главы разведки было несомненно приятно, как и наслаждаться видом её мучений. Увы, она была слишком глупа для осознания одной простой истины: совершая какой-либо поступок, будь готов, что подобное сделают с тобой. С такой лёгкостью отдавая приказы о пытках и убийствах, Элиес явно не ожидала, что когда-нибудь окажется на месте своих жертв. Но Сагара приложил все силы, дабы она прочувствовала всё в полной мере. Чтобы страдала не меньше, чем Тацу, попавшийся в лапы альбиносу-садисту. Возможно, если бы его просто убили, то всего бы этого не случилось. Помощник мисс Лерэйи прекрасно осознавал, что ничто не вечно и что его друг сам принял опасное решение, пойдя против своих же. Пусть это и не меняло чувств, но хладнокровное устранение предателя укладывалось в сложившуюся ситуацию, и это он мог хоть как-то понять. Но то, что сделал Ноикс… было уже за гранью добра и зла. Это выходило за рамки малейшего понимания, ибо сделано было не в качестве воздаяния за государственное преступление, а ради извращенного удовольствия. И вот этого уже Сагара простить не смог, в процессе воплощения своего плана совмещая приятное с полезным.       Подойдя вплотную к фонтану, он на несколько мгновений замешкался, перебирая в уме все возможные варианты дальнейшего развития событий. Самый вероятный, в котором предупрежденные заранее бывшие союзники уже ожидают его здесь, почему-то не сработал. Хотя это и странно, ведь он был уверен, что они не послушаются и обязательно влезут, пытаясь всеми силами его остановить. Специально же дождался их прибытия и лишь тогда передал и документы, и намек. Неужели он просчитался, и за время своих странствий они растеряли прежнюю горячность, оставив мысли об изменении политической ситуации и сконцентрировавшись на личностных проблемах? Впрочем, неважно. Самый маловероятный вариант, где спецслужбы и стража наконец собрались в единую армию и опять же пытаются его остановить, тоже не реализовался, что не может не радовать. А значит, исключая все малозначительные детали, оставался лишь один, в котором его сородичи, заняв вершину социальной лестницы, больше никогда не будут подвергаться гонениям. Что ж, не самое плохое развитие событий.       — Несите её сюда, — скомандовал Сагара, первым перешагивая через бортик и ступая по мелкому дну к центру обширного водного резервуара.       Хорошо, что, планируя места закладывания взрывчатки, способ создания которой нашелся при изучении архивов, он обошел это место стороной, отчасти не желая приносить жертв больше, чем того требовала необходимость, а отчасти из-за тщательного надзора, установленного за этим местом после его последнего посещения. Его сородичи, проникшие в город еще ночью, наверняка даже не подозревали, как долго их временный лидер размышлял над каждой точкой, тщательно взвешивая целесообразность разрушений и высчитывая минимальное количество погибших для создания необходимой по его плану паники. Больше всего вопросов вызывали главные ворота, но без их разрушения, увы, было никак не обойтись. Перекрытие единственного сухопутного способа покинуть город было самым быстрым способом заставить парламент в кратчайшие сроки собраться в одном месте, не отвлекаясь на эвакуацию мирных жителей. Да, его последователей вряд ли бы подивила прагматичность расчетов, а вот наличие в них эмоционального фактора и желание обойтись минимумом смертей, скорее всего, было бы воспринято как нечто неадекватное. Ведь, по их мнению, важен был скорейший результат и ничего более. Наверное, именно поэтому он никогда и ни с кем своими мыслями не делился.       Двое бесшумно следовавших за ним арахнов, щеголяющих в своей истинной форме, беспрекословно прошли за ним, остановившись рядом с нашедшим заветный замок предводителем. Один из них осторожно наклонился, опуская лежащую у него на руках женщину, безвольно обмякшую тряпичной куклой. Самые близкие друзья и соратники не опознали бы в этом истощенном теле мисс Лерэйю, которая в данный момент смотрела перед собой пустым взглядом, едва находя в себе силы открывать веки. Обитатели архивов, собирающиеся на битву, прекрасно понимали, что без защитных амулетов их идея обречена на провал, но в своем распоряжении имели лишь одну русалку. Они нашли способ уменьшить время создания и необходимое количество крови, но совсем без неё обойтись не удалось, а поскольку их общее количество переваливало за несколько сотен… Сагара бережно поднял безвольно висевшую руку бывшей начальницы и, не удержавшись, коснулся тонкими пальцами ниток, крепко сшивающих её бледные губы. Он вовсе не хотел этого, но иного выхода не нашел. Она никогда не одобрила бы его план, поэтому вынудила его лишить себя самой возможности отдавать Приказы.       — Мне жаль, — тихо произнес он и едва заметно улыбнулся. Ему и правда было жаль, а вдобавок еще и немного грустно. Но о последнем уж точно никто никогда не узнает. — Скоро всё закончится, обещаю.       Достав небольшой кинжал, он слегка порезал её ладонь, стараясь причинять как можно меньше боли. В этой женщине и так почти не осталось крови, но это принудительное донорство должно было стать последним и, по сравнению с предыдущими, являлось совсем незначительным. К счастью, Аманда не соврала, сказав, что даже столь малое количество крови живой русалки способно открыть вход в Хранилище. И лишь их сила могла позволить переработать принцип действия артефакта, благо для этого необходим был лишь прямой контакт, подтверждающий право на исправления, а не словесный приказ. Иначе бы определенно возникли проблемы.       Вода зашумела, постепенно убывая и открывая ровное, вымощенное темным гранитом дно. И именно в этот момент цепкий взгляд арахна зацепился за одну малозначительную деталь, на которую он прежде не обратил внимания, погруженный в собственные мысли. Уровень воды был намного ниже обычного. Не настолько, чтобы это было сразу заметно, но определенно меньше, чем в предыдущие разы, когда он видел это место. А значит… кто-то явно не так давно открывал и, что самое неприятное, закрывал вход, причем, судя по всему, не более пары часов назад, уже после того, как в городе прогремели взрывы. И вряд ли это делалось просто так, скорее всего, внутри их ждет засада. Экстренно вызванная охрана, ведь русалки догадываются, какие документы стащил проворный лис, и не могли не подстраховаться. Однако, что бы его ни ждало в конце уходящих вниз ступеней, виднеющихся в открывшемся прямо на дне проёме, отступать было уже поздно. Терять время на собирание небольшого отряда глупо, да и бессмысленно. Судя по ширине лестницы, она не рассчитана на военные марши, так что даже его спутникам придется принять антропоморфный облик, дабы протиснуться внутрь. Что ж, значит, и противники вряд ли вломились всей гурьбой, а это уравнивало шансы. С учетом того, что магия внутри отсутствует, может быть, он и вообще один, кто-то вроде фенрира или тролля. Хотя нет, троллям въезд в город запрещен, да и не пролезет он в эту дыру. Если только не сидит там с самого создания хранилища, нарушая написанные русалками законы. Впрочем, от них всего можно ожидать.       Спуск вниз по узкой, слегка заворачивающей спиралью лестнице показался арахну настоящим издевательством. Архитекторы этого места то ли просто терпеть не могли русалок, то ли рассчитывали, что лестницей никогда не воспользуются, то ли вообще надеялись, что проникнувший сюда нарушитель через первые полторы тысячи ступеней просто плюнет и пойдет обратно, не собираясь проверять, сколько их там еще осталось. А самое противное, что, хоть стены каким-то невообразимым образом излучали неяркий голубой свет, из-за чего вполне можно было всё рассмотреть, конца этому безобразию видно не было. Бесконечные ступеньки и не думали заканчиваться, скрываясь за центральным столбом, вокруг которого и оборачивались. Тем не менее Сагара был не из тех, кто поворачивает назад, так что этот спуск воспринял, как и все остальное, со свойственным ему философским равнодушием. Ведь, как уже неоднократно упоминалось, результат его устраивал любой, а значит, и переживаний подобные мелочи вовсе не стоят.       Однако спустя некоторое время его терпение было вознаграждено. В конце очередного витка лестница расширялась, заканчиваясь полукруглой резной аркой, из которой лился серебристо-белый свет. Не ослепительный, но достаточно яркий, чтобы вызвать небольшое раздражение. Привыкшие жить в тени и полумраке, арахны недолюбливали подобные места, чувствуя себя в них не в своей тарелке. Особенно когда они очутились в просторной круглой зале с высокими потолками, вымощенной белоснежным гранитом. В этом белом царстве они чувствовали себя неуютно и казались совершенно дисгармоничным элементом в своих черных одеждах. А вот тот, кто их ожидал, стоя спиной ко входу и любуясь переливающейся сферой, парившей над небольшим пьедесталом в центре, вписывался в обстановку просто идеально. Его кожа, одежда и даже обновленная трость, сделанная взамен пострадавшей в гелиостатском взрыве, словно специально были созданы для местной цветовой гаммы. Желто-фиолетовые глаза, до этого момента завороженно взирающие на легендарный артефакт, с ленивой неохотой оторвались от умиротворяющего зрелища и уставились на потревоживших этот покой вторженцев.       — Знаешь, почему-то я даже не сомневался, что это будешь именно ты, — обернувшийся Ноикс слегка приподнял уголки губ в жутковатом подобии улыбки и, словно насмехаясь, коснулся пальцами своего цилиндра. — Рад познакомиться лично, Сагара.