shit happens; everything is fine and nothing hurts

Тяжесть в животе не отпускает её уже почти полчаса — наверное, стоит больше не налегать на пиво, даже если им только что принесли ещё по бутылке «Асахи». Юкио разливает пиво им по бокалам аккуратно: пены получается совсем немного и выходит неожиданно поровну. У Момо так никогда не получается; вечно, то нальёт немного больше, то меньше, а то и вовсе прольёт мимо. — Ещё раз за встречу! — бокалы звонко ударяются друг о друга. — Надеюсь, будем чаще видеться, а то после школы как-то совсем общаться перестали. Ты вообще кого-нибудь видишь из наших? «Юкио всегда был слишком болтливым», — думает она, разглядывая макет самолёта на одной из барных полок напротив. У Мины дома раньше висел похожий, а может быть, у её отца — он был пилотом, если она правильно помнит. Воспоминания о ней такие же потёртые, как старые полароидные фотографии со стенки в баре — она бы и не вспоминала, если бы не Юкио и тупые разговоры о том, кем они стали спустя почти девять лет. Момо в принципе не любит пересекаться с людьми из прошлой и позапрошлой жизней — они всегда начинают спрашивать о том, как она живёт сейчас, чем занимается, замужем ли. Как будто до этого кому-то должно быть дело — она ведь никогда не была примером для подражания или отличницей; обычная школьница, таких по всей стране сколько было, сколько есть и сколько ещё будет? Даже подумать страшно. — Слышал, что Мако теперь в Америке живёт, — Юкио подливает им обоим ещё немного пива. Момо вообще-то пить уже не хочет, но она никогда не знала чувства меры. — Замуж там вышла, по залёту, вроде как. — Вау. Как интересно. — Серьёзно, я тебе отвечаю! По залёту! — Я поняла. Этот диалог всё больше напоминает ей какую-то из книг Рю Мураками — там тоже было непонятно, о чём вообще речь и какой в этом всём смысл. Возможно, потому что книга была про наркотики и рок-н-ролльные пластинки. Возможно, потому что она ненавидит Рю Мураками и для неё любая его книга — сплошная бессмыслица. Момо не хотела никого встречать, впрочем, как и выходить из дома сегодня вечером. Просто Сатоси взял с неё слово, что она сегодня обязательно выйдет (хотя бы пройтись, не говоря о чём-то большем); пройтись, в её понимании, всегда означало куда-то в итоге прийти. А куда ещё можно прийти, если выходные только начались, а делать решительно нечего? Момо надеялась, что хотя бы пиво сможет попить спокойно — вечер среды, что может пойти не так? — Ты что-нибудь знаешь про близнецов Аояма? Там вроде бы какая-то трагедия случилась, в Китае. Она кивает головой — такие слухи доходили даже до неё, тем более связанные с работой. Всё ещё свежи воспоминания о дополнительных учениях — как же её злило, что из-за чужой неосторожности приходится слушать несколько лишних часов инструктажа, будто они и без этого бубнежа не смогут справиться. — Они разбились ещё на подлёте к Шэньчжэню. Выжило только несколько человек из экипажа и двое детей. Неисправности с двигателем, если я не ошибаюсь. — Ужасно. Страшно, наверное, после такого на самолётах постоянно летать? Момо пожимает плечами. — Жить в принципе страшно, — говорит она, отпивая немного из высокого стакана. Вкус пива почти не ощущается на языке, она пытается понять — это из-за того, что она уже ничего не чувствует, или потому что оно и правда безвкусное. В баре играют старые песни Нирваны, совсем незнакомые ей по словам, но хорошо известные по звучанию, прокуренный голос Кобейна мало с кем можно спутать (как и их полугаражное звучание — нужно лишь один раз услышать). Момо недолюбливает гранж ещё со школы — старший брат всё время громко слушал музыку по вечерам и мешал смотреть сериалы, неприязнь до сих пор осталась. Она со скучающим видом оглядывается вокруг — кроме них занят всего один столик, да и тот с полупьяными иностранцами. Юкио говорил, что уже видел их тут пару раз — видимо, эмигранты (или он сам торчит тут безвылазно). — Как твоя учёба? — спрашивает он, откусывая от лукового колечка. — Заканчиваю в этом году, всё нормально. — Знаешь, все так удивились, когда ты после выпуска решила не поступать, а пошла работать. Я точно был в шоке, у тебя даже родители были не против оплачивать, да и ты сама не дурочка. — Ко всему нужно быть готовым самому, — фыркает она. Про учёбу ей тоже не слишком нравится болтать — каждый раз всё идёт по одному сценарию, где все знакомые причитают: как было бы здорово, если бы Момо пошла учиться сразу после школы и сейчас сидела по десять часов в офисе. «Устроилась бы каким-нибудь продажником в небольшую фирму, нашла бы там хорошего мужчину при деньгах, вышла бы замуж», — не устаёт причитать мать на каждом семейном ужине, и каждый раз Момо проглатывает все советы вместе с ужином (особо не пережёвывая и старательно улыбаясь во весь рот; пожалуйста, говорите что угодно, только прекратите докапываться). — Тоже правильно, — кивает головой Юкио. — Ещё по одной? Он покачивает пустым бокалом рядом с виском. Момо отрицательно мотает головой. — Извини. Завтра ещё по делам нужно. Песня сменяется на что-то из Игги Попа — Момо устало думает, что мода на старый рок как-то слишком затянулась и пора бы от него отдохнуть. «Когда уже в тренд войдёт джей-поп?» — думает она, разглядывая бутылки виски с неоновой подсветкой внизу, — «Когда я уже уйду в отпуск и буду неделю лежать в алкоголе на пляже?». — О! Но ты же говорила, что у тебя выходные? — Это не по работе. Юкио широко ухмыляется. — К парню собралась? — Она закатывает глаза и просит счёт на два чека — оплата по карте, чаевые наличными. Он даже не успевает достать кошелёк — Момо легко проводит картой по терминалу, бросает несколько купюр рядом и уже натягивает кожаную куртку на плечи. — Я тебя провожу до станции! — Не стоит, спасибо. Отдыхай, удачной недели. Она машет ему рукой на прощание и торопливо покидает бар — шарф завязывает уже на улице, вытаскивает наушники из внутреннего кармана. Просьбу Сатоси она выполнила, можно и домой. Она поглубже вдыхает морозный воздух, рядом с ней кто-то курит. Момо брезгливо морщится и через секунду громко чихает, из-за музыки она не слышит, как проходящий мимо парень говорит ей «будь здорова». Момо идёт в сторону главной дороги — рядом с ней проносятся пара велосипедистов с яркими шлемами и диодами на рулях и колёсах; почему-то вспоминается, как в прошлом году они с отцом катались на колесе обозрения вечером, мама ещё фотографировала их снизу; лиц видно не было, зато само колесо переливалось розово-фиолетовыми цветами. «Хороший был день», — думает она, вспоминая, как потом долго оттирала молочный коктейль с новеньких чёрных джинсов и жаловалась Сане по телефону, как она устала жить в Японии. На главной улице пробка — конца края не видать. Она устало вздыхает и поворачивается в противоположную от остановки сторону. Маршрут в голове построен, время возвращаться домой. Идти по улице — скучно и холодно. Прохожие навстречу почти не попадаются — все умные или сидят дома, или едут на метро; глупые стоят в пробках, а из очень глупых оказывается только Момо и пара школьников на другой стороне улицы. «Что можно делать в такую поздноту на улице», — лениво проносится у неё в голове. Интересно, чем бы она занималась, если бы сейчас была школьницей? Мысль ускользает, так и не успев толком сформироваться — она стоит на светофоре, когда её с головы до пят окатывает из ближайшей лужи, совсем недавно прошли дожди. Момо устало стирает грязь с лица рукавом, тянуться за влажными салфетками в сумку ужасно лень. Она тяжело вздыхает. Светофор загорается зелёным. Ручка перестаёт писать в самый неподходящий момент — прямо перед контрольной по английскому. С языками у Момо и без этого всё не слишком хорошо, а с плохой ручкой и вовсе всё будет не слава богу. Она бы ушла с урока — притворилась бы, что у неё живот болит или — что ей плохо из-за смерти кошки (Чико и правда умерла два года назад, временами ей всё ещё немного грустно вспоминать о ней), но учитель уже видел, как она радостно пробегала по коридору во время перерыва. Отмазка не прокатит, Момо тяжело вздыхает, в очередной раз пробуя расписать ручку на полях тетради. У неё предсказуемо ничего не получается. — Ш-шиёми-сан, — она осторожно касается рукой плеча сидящей впереди девочки — та оборачивается к ней так резко, что хвост из её волос ударяет Момо по носу. — У тебя не будет лиш-шней ручки? Момо выдавливает из себя слабую улыбку — мама говорила, что это вежливо (её брат, Рёма, говорит, что ей проще совсем не улыбаться, чем пытаться быть вежливой). Шиёми закатывает глаза, грубо бросая «запасную нужно иметь», и разворачивается лицом к доске. Момо стремительно краснеет, сильнее сжимая руки в кулаки. Ну конечно, чего ещё она ожидала от одноклассников, которые её ненавидят. У остальных можно даже и не спрашивать — в следующий раз нужно и в правду иметь с собой запасную ручку, а лучше — сразу целую упаковку. Было бы совсем хорошо учиться в другой школе, а ещё лучше — в другом городе, побольше, чем этот, где можно затеряться и не пересекаться с одноклассниками после школы. Момо кажется, что так и вправду было бы лучше, чем сейчас. — Держи. Вернёшь, когда сможешь, — Мию Мина кладёт ручку с человеком-пауком ей на стол, треплет её по плечу и с улыбкой отходит к своему столу. Момо берёт ручку, напряжённо разглядывая красно-синий костюм, а потом смотрит ей вслед. «Что это было? Это падение ангела на землю?» Мина очень красивая — с этим трудно поспорить. Момо думает, что, наверное, никогда не встречала человека красивее — даже мальчик из начальной школы, который ей когда-то нравился (наверное, в прошлой жизни), не сравнится; даже Хитоми из предыдущего выпуска, а ведь она несколько раз побеждала в школьных конкурсах красоты. Момо часами проводит на странице её профиля в фейсбуке — листает фотографии из путешествий по всему миру, читает комментарии её друзей из Америки и Австралии, читает её посты про китайскую еду и её различия в местах, где она была, снова смотрит фотографии. Несколько она даже сохраняет себе — прячет в далёкую папку со школьными докладами и додзинси по «Блич», надеясь, что туда её брат не пойдёт искать компромат и повод для шантажа. «Красавица», — думает Момо, кусая нижнюю губу, когда смотрит, как Мина выкладывает учебники по английскому на столе; она как будто чувствует на себе чужой взгляд — оборачивается к ней лицом с такой же тёплой улыбкой, медленно машет рукой. Момо приоткрывает губы и осторожно машет ей в ответ. Учитель заходит в класс, громко хлопнув дверью. — Надеюсь, вы готовы, потому что мы и так отстаём от программы, и я хотел бы ещё начать разбирать одну тему, — разочарованный вздох волной проносится по кабинету. Учитель довольно усмехается, передавая старосте бланки для ответов и тесты. — Никаких возражений! У вас все на месте? Тогда начинаем сейчас, рассаживайтесь и ждите свой бланк. Момо устало вздыхает, скидывая учебники обратно в сумку. Надежды повторить хоть что-то перед работой рушатся прямо на глазах — не то чтобы это могло как-то помочь или она собиралась что-то делать в принципе, но само отсутствие возможности её напрягает. Она вздыхает и снова оборачивается к Мине — та смеётся над одной из глупых шуток Хаято про японское телевидение, заправляет прядь волос за ухо и достаёт две ручки из пенала. Контрольная начинается ещё через две минуты. Школьный день тянется ужасно долго — после теста по английскому идёт разбор скучнейшей темы по истории, поэзия начала двадцатого века на уроке японской литературы, обед в одиночестве с разряженным плеером (ей уже давно не было так обидно, что Рёма иногда им пользуется и берёт его без спроса), а потом ещё несколько скучных уроков и контрольная по математике. «Самый сложный день в истории», — думает она, еле волоча ноги к автобусной остановке. Когда до неё остаётся каких-то десять метров, Момо замечает, как её автобус уезжает прочь. Бежать за ним ужасно лень. Она тяжело вздыхает, садится на скамейку рядом с остановкой. «Ничего, наверняка следующий придёт минут через десять», — думает Момо, поворачиваясь к табло расписания. Ей хочется выть от досады — следующий автобус будет только через полтора часа (перерыв на обед или что-то в этом духе). Домой возвращается под вечер — пешком идти приходится долго; она скидывает школьную матроску на кровать, лениво стягивает юбку, бросает её на стул около кровати, гольфы сползают ей до щиколотки. Родители вернутся только через час, а то и позже — сегодня они собирались в магазин за продуктами. Момо устало прижимается лбом к холодному стеклу и прикрывает глаза. Из комнаты брата снова орёт какой-то странный американец под гитарные рифы и слышатся звуки выстрелов — он что-то говорил про новую игру на выходных, наверняка закроется у себя на неделю. У неё болит голова, ужасно хочется есть и спать, её любимого йогурта не оказалось в магазине, тест по английскому скорее всего провальный, а ещё на завтра — целая гора домашней работы. «День — говно», — думает она, открывая глаза и шумно выдыхает. На стекле остаётся запотевшее пятнышко, совсем небольшое. Пальцем Момо рисует на нём грустный смайлик: две точки и кривая скобка концами вниз. Она поднимает взгляд к небу — наверху только появляется первая звезда, одиноко мерцает над соседским флюгером в виде кицунэ (отец каждый раз ругается, когда его видит — западные замашки соседей его раздражают). «Пожалуйста, пусть всё будет хорошо и я перестану быть такой неловкой», — думает Момо, опуская взгляд на соседское окно. Сосед сверлит её взглядом — его морщинистое лицо подсвечивается настольным светильником откуда-то сбоку. Она замечает, как двигаются его руки за подоконником, испуганно отпрыгивает от окна и резко задёргивает шторы. Момо стоит посреди комнаты, в растерянности оглядываясь вокруг. Как долго он смотрел на неё? Это было один раз или больше? Как теперь смотреть ему в глаза? Что на это скажут родители? Она достаёт из шкафа первую попавшуюся безразмерную футболку и свитер, натягивает их на себя и выключает лампу под потолком. Момо забирается на кровать с ногами, обнимает плюшевого дельфина — подарок брата на день рождения — и крепко зажмуривается. Думает — если что-то долго игнорировать, можно подумать, что этого и не было вовсе. Думает — он ведь каждый день желает ей доброго утра перед школой, путь к остановке через его дом самый короткий. Она так и засыпает, даже не выходя к ужину, домашняя работа остаётся без внимания, как и новая серия «Отбросов» и даже традиционная проверка всех подписок на ютьюбе. На следующее утро её будит Рёма — лениво сообщает, что она опаздывает и рискует проспать вообще все занятия. Момо торопливо бегает по всему дому, пытаясь собраться максимально быстро — на ходу ест бутерброд на завтрак, залпом выпивает остывший чёрный чай и напрочь забывает посмотреть прогноз погоды на день. И только когда она выходит за ворота дома, вспоминает о вчерашнем — сосед выезжает из гаража, обеспокоенно глядя на часы. Момо замирает около входной двери, сжимая в руках сумку, как будто увидела разъярённую собаку или девятихвостого лиса посреди дороги; приходит в себя только когда Рёма кладёт ладонь её на плечо. — Привидение увидела? — спрашивает он. Момо отрицательно мотает головой и уходит в сторону остановки, так ничего ему не ответив (она тратит на обходной путь лишних полчаса и приезжает только к середине второго урока). — Мине наверняка не нужны отношения на расстоянии, — говорит Акира, когда они с ребятами выходят их туалета. Хаято закатывает глаза. — Совсем дурак? Кто говорит про отношения, — фыркает он. Акира смотрит на него с недоумением. — Да ладно, хорош тупить, блин. Она же из Америки, они там все шалавы. Точно даст, если правильно попросить. У Момо непроизвольно сжимаются кулаки, когда она это слышит. Они должны принести два ведра воды для доски — какие-то особые заморочки университетского профессора, преподающего им физику — а отправлять одну девочку на такое «сложное задание» было бы глупо. Так говорит Акира, когда отпрашивает их с Хаято вместе с Момо. Она тогда ещё подумала — зачем ей идти с ними, если там и без неё есть кому дотащить два тупых ведра (потом лень и нежелание спорить побеждают — она послушно идёт за ними и терпеливо ждёт их около мужского туалета — ведро с водой стоит рядом с ней, полное до самых краёв). Акира начинает очень глупо гоготать на весь коридор — один из учителей выглядывает из класса и грозит им кулаком. Мальчики тут же убегают в сторону нужной аудитории. Момо так и остаётся стоять со сжатыми кулаками, пока учитель из класса не кричит на неё. — Извините, пожалуйста, — она несколько раз неловко кланяется и бежит в сторону своего класса. Когда она залетает обратно, её лицо краснеет до кончиков волос, а руки мелко дрожат. Учитель смотрит на неё с недоумением. — А где ведро с водой, за которым я вас посылал? — спрашивает он. Момо застывает на пороге класса, так и не решаясь пройти дальше. Откуда-то с последних парт слышится привычное «чокнутая Хираи», скрытое за неловким кашлем. Мина на неё не смотрит. День оказывается ужасно длинным, ещё длиннее, чем все предыдущие — Момо всё время отвлекается от занятий и много думает; обедает она на подоконнике в коридоре, случайно просыпает рис себе на юбку и чуть не обливается соком. Кто-то в коридоре говорит, что вечером должен начаться дождь, она думает — хуже и не придумаешь. Потом она пересекается взглядом с Хаято и думает — лучше бы он полетел с лестницы вниз головой. Как бы хорошо было, если бы ему на голову упало железное ведро с третьего этажа и проломило ему череп. Было бы замечательно, если бы в класс ворвалась стая диких собак и загрызла его до смерти. Момо обкусывает ноготь на большом пальце, закрывает ланчбокс и заходит обратно в класс. По пути ей ставят подножку и она чуть не валится на пол — Мина успевает подхватить её под руку и помогает дойти до своего места. — Будь осторожнее в следующий раз, — с улыбкой говорит она и отходит обратно к своей сумке. Момо думает — она точно не жива. Учитель по биологии заходит в класс, торопливо раскладывает свои бумаги на столе и просит всех быть немного потише. Хаято треплет Мину по плечу — Момо сжимает кулаки под партой и кусает губы. До конца дня остаются бесконечные три часа. Вместо дополнительных занятий, она решает просидеть час в туалете. Дома нельзя появляться слишком рано (Рёма точно сболтнёт родителям лишнего за ужином), а разговаривать про английскую литературу сегодня нет сил — все растрачены на красочные фантазии и борьбу со сном посреди скучных уроков. Она пробует отвлечься, домучить потрёпанный томик «Королевской битвы» и посмотреть смешные видео с котами из интернета, но буквы плывут перед глазами, а трафик стремительно летит вниз. Момо выходит из туалета уже через сорок минут бесцельного сидения в кабинке — за окном пасмурно и серо, а в коридорах до странного тихо. Она спускается вниз, к школьным шкафчикам, переобувает сменные туфли на уличные кроссовки и выходит на крыльцо. Момо искренне надеется, что по пути из школы она никого не встретит, а дома Рёма будет слишком занят игрой в свой тупой компьютер. Хаято и Акира стоят одной из последних ступенек, шумно о чём-то переговариваются. У Момо перед глазами мелькает сразу тысяча картинок: шторм уносит Хаято в Канзас, к диким летучим обезьянам, земля раскалывается напополам у него под ногами и черные когтистые руки затаскивают его вниз, она сама долго бьёт его по лицу, до сломанного носа и разбитых в кровь губ — все они застилают её взгляд красной пеленой. — Хираи? Чего тебе… Договорить он не успевает — Момо бьёт кулаком ему по лицу. По ощущениям — попадает куда-то в щёку или скулу (ей бы очень хотелось, чтобы чётко по носу и чтобы было слышно, как он ломается). Хаято даже замахнуться в ответ не успевает — давление у неё подскакивает так резко и внезапно, что она сама удивляется и немного теряется в пространстве. Момо сжимает кулак немного сильнее, сжимает зубы и смотрит ему прямо в глаза, Хаято смотрит на неё как под гипнозом. Рот приоткрыт, а на щеке зацветает будущий синяк — ей думается, что это похоже на какую-нибудь сёнэн-мангу, где после встряски главный злодей понимает, что ошибался и вот-вот встанет на путь праведника (или хотя бы начнёт делать чуть меньше говна). Акира толкает его в сторону школьных ворот. Она оседает на землю, когда слышит далёкий выкрик «чокнутая Хираи». Переносицу как будто разрывает на части — Момо чувствует, как по подбородку что-то катится и капает ей на форму. Думает — неужели она и правда могла так вспотеть? Проводит рукавом над верхней губой — он оказывается запачкан в крови. «Как жаль, что это не Хаято». Она облокачивается на лестничную перекладину и прикрывает глаза; металл приятно холодит затылок, хоть от этого совсем не легче. Момо старается дышать поглубже, кто-то из её родственников говорил, что это может помочь, но легче не становится. Она поднимается на ноги ещё через семь минут, подхватывает рюкзак с кучей брелков на плечи и медленно плетётся в сторону выхода из школы. Тучи над её головой сгущаются. «Может, хотя бы до дома успею до дождя» В ботинках у Момо неприятно хлюпает, а на подбородке всё ещё остались едва заметные дорожки подсохшей крови. С неба льёт как из ведра — глупо с её стороны было оставлять зонт дома, ещё глупее только нежелание переждать его под какой-нибудь крышей или даже в школе (даже если она не слишком сильно её любит). А кошелёк с деньгами на автобус она, как назло, потеряла ещё вчера утром — родителям так и не решилась сказать, они и без этого не слишком довольны её учёбой и жизнью в целом. Костяшки пальцев на правой руке неприятно саднят — у Хаято оказалось на удивление жесткое лицо. Момо думает, что было бы неплохо заклеить их яркими пластырями с динозаврами или покемонами, у Рёмы в запасах точно завалялась парочка, если осторожно попросить или стащить как-то незаметно — всё будет супер. На крайний случай, можно будет обмотаться бинтами и сказать, что поранилась на физре (может, так и освобождение получится выбить). — Момо-сан! — слышит она голос позади. Мина всегда выглядит отлично — и в школьной форме с хвостиком на боку, и в аккуратном пальто напротив Эйфелевой башни, и в смешном жёлтом дождевике из «Оно». Момо останавливается, поправляет сумку на плече, ждёт, пока Мина остановится рядом. — Ты со школы ещё идёшь? — спрашивает она, широко улыбаясь. — Может быть, тебя подвезти? От дождя, конечно, не спрячу, но быструю поездку могу обещать. «Я с утра перепутала двери и случайно попала в мангу?» — думает Момо, усаживаясь к ней на багажник. — Спасибо большое, буду должна за беспокойство, — негромко говорит она. Мина смеётся, прикрывая рот рукой. — Это я тебе по гроб жизни должна! Ты так со мной возилась первые две недели, когда я только перевелась. Момо покрепче хватается за прутья на багажнике, приподнимает ноги над землёй. Мимо них проезжает фургончик доставки цветов с букетом мимозы на кузове. «Рёма любит мимозы», — думает она, когда они заворачивают на центральную улицу. — А почему вы с ними так? — спрашивает Мина, оборачиваясь через плечо. Они тормозят на перекрёстке, светофор горит красным, а мимо них проносится почтовый грузовичок. Момо непонимающе хлопает глазами. — Ну, с одноклассниками. Они про тебя шепчутся, как будто ты холокост устроила. Момо стыдливо отводит глаза, разглядывая вывеску магазина напротив — бытовая химия и всё, что к ней прилагается. С витрины исчезает пачка порошка для бережной стирки, вместо неё — маленькая красная табличка «SALE». — Стрёмный случай, — она тяжело вздыхает, сжимая подол форменной юбки. На несколько секунд, они обе умолкают — вокруг шумят пролетающие мимо машины, тележки с уличной едой и рекие прохожие (в основном — мамы с детьми и курьеры на своих двоих). — По школе прошёл слух, что я, ну… лесбиянка. Светофор загорается зелёным. Они не двигаются с места целых пять секунд, Мина оживает только когда дождь снова начинает мелко накрапывать ей на дождевик. — А это неправда? В смысле, не подумай! Мне нет дела до твоей ориентации или что-то такое, просто… уточнить? Момо отрицательно мотает головой, совершенно не обращая внимания, что Мина следит за дорогой. Дождь усиливается — они тормозят под одним из навесов магазина с электроникой. В телевизоре на витрине показывают повтор новой серии «Боруто». — Мы с той девочкой на фотографии просто были очень похожи. Момо не считает себя вруньей, в конце концов, правда у каждого своя. Её правда — в том, что это были не её фотографии, потому что там, где они обнимались с Хитоми, их никто не мог увидеть. Они специально искали такое место, куда случайно не заглянешь; ну, как они — Хитоми всё брала на себя, а Момо была не против. — Почему ты спрашиваешь это? Тебе же наверняка предлагали рассказать раньше. Тот месяц всё ещё кажется ей очень далёким сном, смазанной пыльной фотокарточкой — почти как той, на которой были (не) они с Хитоми. Те записки в шкафчиках и глупые телефонные переписки кажутся ненастоящими, будто содранные со страниц любительской манги. Момо почти может увидеть угловатых и некрасивых героинь, нарисованных простым карандашом на бумаге в клетку, совсем не похожих ни на одну из них. Разница только в том, что в этот раз мангу как будто срисовали с её жизни, а потом сделали тысячу копий и разбросали по всему городу. Куда бы она ни шла — ей везде мерещатся осуждающие взгляды и перешёптывания за спиной. Ей всё ещё мерещится клубничный запах от волос Хитоми, её низкий голос и тонкие пальцы, осторожно перебирающие её волосы. И это так выматывает, больше всего на свете — Момо так устала, что пришлое идёт за ней по пятам. — Нужно доверять тому, про кого рассказывают слухи. Она поднимает взгляд — Мина смотрит на неё с тёплой улыбкой. С капюшона жёлтого дождевика капает вода, а под глазами немного опала тушь с ресниц. Момо думает — как же она красива. И неуверенно улыбается в ответ. — Поедем минут через пять, хорошо? Дождь как раз немного успокоится, — говорит Мина с улыбкой. Момо в ответ кивает. Они поворачиваются к витрине магазина с техникой и смотрят рекламу зубной пасты по телевизору, рекламу лапши быстрого приготовления, рекламу шоколадного печенья. Дождь начинает лить чуть слабее только через пятнадцать минут — телевизор без звука успевает надоесть и они решают немного вымокнуть, бегут от одного навеса к другому, а после Мина хлопает ладонью по багажнику. Момо возвращается домой с кружащейся головой, насквозь мокрой одеждой и широкой улыбкой на лице. Мать тут же отправляет её отогреваться в ванну, но это мало чем помогает. На следующий день она просыпается с температурой сорок и телефоном Мию Мины в контактах. О том, что на её парте ещё два дня красовалась надпись «чокнутая» через весь стол, Момо так и не узнаёт. — Тебе никогда не хотелось… не знаю, сжечь свою собственную квартиру или типа того? Сана шумно втягивает в себя молочный коктейль, удивлённо поворачивая к ней голову. Старбакс рядом с Гайд-парком оказывается переполненным — у них еле получается найти места по центру зала. Вокруг то и дело снуют туристы, официанты, уборщицы; всё время так происходит, в какое бы время года они не прилетали. Сана каждый раз пытается заставить её пойти погулять по парку, но после двенадцатичасового перелёта Момо хочет только съесть огромный кусок морковного кекса и выпить самый сладкий горячий шоколад в мире (с горкой воздушных зефирок сверху). — С чего такие вопросы? — сконфуженно спрашивает она. Момо пожимает плечами. — Слышала от кого-то из пассажиров. Почему-то сейчас вспомнилось. Она бы и из гостиницы не выходила до вылета обратно — длительные перелёты выматывают до ужаса — но с Саной так никогда не выходит, даже несмотря на то, что они прилетают сюда уже в пятый раз. «Вот бы с нами Юта полетел», — тоскливо думает она, откусывая ещё немного от кекса. — Я никогда не думала об этом. Сана кусает нижнюю губу, оборачиваясь к окну. Момо готова поставить свой недопитый горячий шоколад — сейчас она точно предложит ей пройтись по парку хотя бы немного, или потащит в один из дурацких музеев, которые она ненавидит ещё со школы (и Сана об этом прекрасно знает). Вместе с Ютой всегда легче, их вдвоём с шилом в жопе можно хоть на край света отправлять — не пропадут, а у Момо остаётся время прийти в себя и передохнуть (ещё и выпить вечером). — Знаешь, а ведь у Юты скоро день рождения, — Сана поворачивается к ней лицом, два аккуратных хвостика на её голове смешно дёргаются и чуть не залетают в чужой капучино. — Да, две недели осталось. — Нужно подарок ему придумать. Сходим по магазинам? — Момо недовольно кривит губы. — Да ладно тебе, немного пройти нужно, растрясти булки с корицей и кексы! — А завтра никак? У нас же ещё один день будет. — Чтобы ничего толком не посмотреть и быстро схватить первую попавшуюся фигню? Ты не уважаешь Юту, моего братишку? — в этот момент Момо понимает, спорить с Саной сейчас бесполезно. Она тяжело вздыхает и отпивает немного остывшего кофе из кружки. — Хорошо. Но ты спонсируешь меня ещё одним латте. Сана заводит её в один из богом забытых переулков с небольшим рынком — наверное, только она смогла выискать его без карты города и сайтов с лайфхаками для путешественников. Для Момо это каждый раз удивительно: как они находят такие чудеса посреди центра, и почему они до сих пор не заблудились (последнее, правда, спорно — сама она плохо представляет, где они находятся и как потом попасть в гостиницу). Вокруг них с десяток прилавков со всяким ненужным барахлом: пыльные старые платки и потрёпанные шляпы, толстые золотые «бисмарки» противного жёлтого оттенка, фальшивые часы «Кельвин Кляйн» и «Кензо». Сана в шутку зовёт такие рынки городскими дьюти-фри, разве что алкоголь тут не продают (хотя, кто его знает — при желании тут можно найти что угодно). Момо уже почти допивает свой трофейный кофе, когда они тормозят около столика с несколькими стопками старых сырых книг. Сана берёт одну из них в руки, придирчиво разглядывая обложку «Убить Пересмешника». — Что думаешь? — спрашивает она. — Что в книжном через дорогу от нашей гостиницы можно будет найти подарочное издание, — Момо делает последний глоток и недовольно кривится, на дне осталась самая большая горечь. — Серьёзно, почему мы ходим по каким-то сомнительным переулкам, когда можем пройтись по торговому центру? — Потому что в торговых центрах нет души и подарок там может выбрать каждый дурак! — Сана недовольно смотрит на неё, затем хитро улыбается и подносит указательный палец к своему виску. — А ещё, because we smart! Последнее она произносит с ужасным акцентом — пакистанец за прилавком фыркает себе в кулак и говорит, что отдаст им сразу две книги по цене одной. Сана с улыбкой поворачивает к нему голову и громко восклицает — thank you! — в этот раз смеется уже Момо, а Сана пихает её в бок. Они быстро выхватывают одно из старых изданий «Моби Дика» и продолжают брести вглубь рынка — двух книг оказывается слишком мало для подарка и совсем несолидно. — Кстати, как там твоя девочка из Китая? Цзуи, кажется? Сана обматывает цветастый платок вокруг своей шеи, кривляется перед зеркалом, подвешанному к фонарному столбу, пока Момо безуспешно пытается найти урну. — Нормально, наверное. Переехала в Корею в позапрошлом месяце. Судя по инстаграму, сейчас встречается с коллегой по работе. — Оу. Прости меня, я не знала! Момо пожимает плечами. Вообще-то, ей уже нет до этого дела. В конце концов, она сама решила всё это закончить — мотаться между городами-странами для себя самой оказалось ужасно утомительным (а с этой учёбой — вдвойне). — Когда-нибудь это бы произошло. Всё в порядке, не беспокойся, — Момо протягивает ей небесно-голубой шёлковый платок и накидывает ей сверху на голову. Они бродят по рынку ещё около часа, а после уходят, не купив ничего, кроме двух книг. — Ужин? — с улыбкой интересуется Сана, когда они выходят из подземки, недалеко от своей гостиницы. — Сначала — душ, — устало говорит Момо. — Ты прям болеешь по теме чистоты. Момо пожимает плечами — они обошли, наверное, с пару десятков таких рынков и один большой магазин подарков. У неё болят ноги и спина, почти так же сильно, как после долгого перелёта — совсем не так она хотела провести свои законные два дня выходных. — Если хочешь, можешь посидеть у меня и заказать еду в номер. Выпьем по паре бокалов вина, расслабимся? Сана пожимает плечами и говорит что-то про то, что ей нужно упаковать подарок Юты, и она обещала созвониться с Дахён. Момо с пониманием кивает, хоть и не совсем понимает, зачем нужно было приглашать её на ужин за пару минут до этого. Они расходятся по номерам и после встречаются только за завтраком перед вылетом. Она вытирает пыльные руки о джинсы — помогает это мало, только пачкается больше. Момо недовольно цокает языком — она ненавидит школьные фестивали и ещё больше ненавидит помогать с организацией. Как было бы здорово сейчас сидеть дома, пересматривать «Нану» или просто ничего не делать. Момо вообще-то совсем не хочется помогать с этим дурацким фестивалем, она даже вызываться не собиралась, ей даже брат сказал, что прикроет от родителей в случае чего. Она бы так и сделала, если бы не — Пойдём вместе обедать? — Мина подходит к ней из другого конца класса, осторожно кладёт ладонь ей на плечо. Момо с улыбкой кивает и спрашивает, найдутся ли у неё влажные салфетки — заворачивать в школьную уборную совсем не хочется. — Ты посмотрела «Укрась прощальное утро цветами обещания»? — спрашивает она, когда они усаживаются на скамейку на крыше школы. Лето уже дышит им в затылок — всего месяц остался до начала каникул, весенней контрольной недели и майского школьного фестиваля. Мама не перестаёт спрашивать у неё про поступление, хотя до него ещё больше года точно, отец говорит найти работу на каникулы, а Рёма предлагает на несколько дней закрыться дома с приставкой. — Ещё не успела. Я думала, мы посмотрим вместе на выходных, — отвечает Мина, пожимая плечами. — А ты начала что-нибудь, из того, что я тебе советовала? — Посмотрела пару серий «Волчонка». Прикольно, конечно, но меня не особо впечатлило. «Чёрное зеркало» было интереснее. — Нам нужно будет ещё посмотреть «Очень странные дела» вместе — мне кажется, тебе должно понравиться. С обедами на крыше тоже вышло случайно — Мина просто один раз потащила её туда, вместо столовой, крышу тогда только-только открыли, а на улице было прохладно. Они быстро расправились со своими ланчбоксами и бутербродами из супермаркета, а после так же быстро ушли в класс. Мина заболела на несколько дней, а когда вернулась — они снова обедали там. Момо про себя называет крышу «их местом», пусть с повышением температуры людей там стало находиться больше. — Первый сезон «Сверхъестественного» ещё неплохой. Попробуй посмотреть, как будет время, — говорит Мина, утаскивая у неё осьминога прямо из ланчбокса. Момо удивлённо хлопает глазами, не находясь с ответом. — А-а-а, ужасно вкусно! Твоя мама готовила? — Нет, я сама. — Ва-ау, ты такая хозяйственная. Очень вкусно. С Миной ей ужасно хорошо — они вместе смотрят первые полтора сезона «Сверхъестественного» в ночь с субботы на воскресение, она помогает ей с английской грамматикой (Момо рассказывает ей про тайм-кафе с енотами и вкусными печеньями), а засыпают они совсем под утро на одном из тысячи диалогов Сэма и Дина в старой машине. Момо чувствует себя спокойно рядом с ней. Мина всё время говорит ей, как вкусно она готовит и что она никогда в жизни не пробовала таких онигири. — Моя мама больше в европейской кухне и всём таком. Что-то традиционное я только тут и пробовала, — как-то раз говорит она, когда они в очередной раз обедают на крыше. Момо чуть не давится рисом. — Серьёзно? Я думала, ты хорошо знакома с культурой и кухней! — Ну, с культурой и языком — может быть. А кухню мне только в японских ресторанах и показывали. Так что, домашняя — это прям открытие, — она смущённо улыбается, заправляя прядь волос себе за ухо. Момо в очередной раз чуть не давится рисом и обещает готовить обеды на двоих каждый день и даже по выходным. — Да что ты! Не стоит так напрягаться, правда! — Какое напряжение, ты о чём. Я люблю, когда хвалят мою стряпню, — Мина снова широко улыбается и обещает связать ей за это самый тёплый шарф в их городе (по крайней мере, в их районе — точно). Момо чувствует себя спокойно рядом с ней, как будто в безопасном тёплом пледе. До фестиваля остаётся ещё две недели активной работы и постоянных тычков от старосты, но это как будто самое лучшее, что когда-то случалось с Момо в этой школе. Шэньчжэнь никогда не был для неё счастливым местом; всегда происходило что-то странное и не особо приятное, даже до смерти бывших одноклассников. От задержек рейсов и потери багажа, до вынужденных посадок в соседних аэропортах и недельных болезней после перелётов — как будто на направление наложено проклятие из старого сериала. Момо не особо суеверна — это всё-таки больше прерогатива пилотов — но если есть возможность, она старается отказываться от перелётов и меняется с кем-нибудь сменами. В этот раз отказаться не получилось — она с грустью катит свой чемодан к трапу, еле подавляя зевок. — Готова к приключениям? — Юта появляется у неё из-за плеча, широко улыбается и заглядывает в глаза. Момо испуганно отшатывается в сторону — Сана подхватывает её под руку, с удивлением смотрит на её дрожащие руки. — Эй, ты как? — В порядке, — негромко говорит она, — просто волнуюсь немного. Привычное состояние, знаешь? Момо слабо улыбается им обоим, осторожно выпутываясь из рук Саны. Юта хочет было сказать что-то ещё — то ли подбодрить, то ли спросить всё ли в порядке ещё раз, но не успевает. Момо из-за спины не видно, но она уверена, Сана постаралась: или шепнула ему что-то, или ударила в плечо. Она-то знает про её боязнь Шэньчжэня, наверняка почти не удивилась, когда Момо так задрожала. Они поднимаются к самолёту — впереди привычный осмотр салона, смол ток с пилотами, ещё одна проверка салона и долгие минуты ожидания, пока все пассажиры рассядутся по местам. «Перелёт обещает быть долгим», — думает Момо, поправляя воротник рубашки и натягивая дежурную улыбку на лицо. Сана осторожно кладёт ладонь ей на плечо и просит помочь кому-то в хвосте самолёта — Юта один не справляется. — А я помогу тут, — говорит она и подмигивает. Минеральная вода пузырится у края пластикового стакана. Руки Момо ходят ходуном от волнения. Первые полчаса в самолёте она благополучно остаётся в хвосте самолёта — Юта просит успокоить какого-то ребёнка, а сам улетает в кабину пилотов (зачем — можно только догадываться). Она терпеливо объясняет про технику безопасности, с улыбкой отдаёт плед пожилой паре с восемнадцатого ряда и обещает, что скоро принесут соки и воду. По ходу перелёта она ещё несколько раз подходит к ним и слушает рассказы о родственниках в Гонконге и Сеуле, о том, какими утомительными оказываются такие поездки в их возрасте и ещё тысяче и одной бесполезной вещи, знать которые ей совсем не обязательно, но вежливость и работа обязывают. Ей удаётся сбежать, только когда наступает пора развозить напитки — тележка оказывается непривычно тяжёлой, катить её оказывается сложнее, чем ей думалось. Момо решает — всё это тёмная магия рейса в Шеньчжэнь, глубоко вздыхает и натягивает дежурную улыбку. Впереди — несколько десятков рядов и полупустой салон самолёта. Она замечает её в тот момент, когда размышляет — получится ли у неё отвязаться от той пожилой пары так же быстро в этот раз Мина как будто осталась прежней — тот же прямой нос с маленькой родинкой, то же умиротворённое выражение лица и сложенные на коленях ладони. Из ушей торчат белые проводные наушники, прячутся в одном из карманов её кофты крупной вязки, ей почему-то кажется, что в школе она тоже носила что-то подобное, но воспоминания ускользают у неё из рук, как вода. Что же теперь делать? Изменилась ли сама Момо? Узнает ли её Мина? Что она ей скажет? Что если она не захочет её узнавать? — Вода, сок, газировка? — спрашивает она у Мины дрожащим голосом. Её сосед порывисто говорит, что ему два стакана минералки и апельсиновый сок. Мина на неё не смотрит. Момо протягивает мужчине пару пластиковых стаканчиков и медленно отходит к оставшимся пассажирам. Следующее, что она помнит — как пытается отдышаться за ширмой в хвосте самолёта. Она пытается налить себе воды в стакан, но руки дрожат ещё сильнее, чем в самом начале перелёта. Тёмная магия рейса в Шэньчжэнь сегодня работает как часы, осталось только попасть в авиакатастрофу, и тогда комбо обеспечено.

— 'To catch a glimpse' — значение знаешь? — испуганно вырывается у Момо, когда Сана кладёт руку ей на плечо. Та непонимающе хмурит брови и хлопает глазами. — Приведение увидела из прошлого, говорю. — О. Бывший? — Что-то в этом духе. Четырнадцатый ряд.

До конца перелёта они с Миной не пересекаются — Момо прячется от неё в туалете, за разговорами с другими пассажирами, за плечом Юты, за улыбкой Саны. Мина на неё не смотрит, даже когда они прощаются с пассажирами и Момо пытается перехватить её взгляд напоследок. Фестиваль оказывается не так уж и плох. Во-первых, им каким-то чудесным образом удалось свинтить с кафе их класса, оставив остальных отдуваться в мейд-кафе; Момо считает, что с их дикой старостой это и правда чудо, сравнимое разве что со Вторым Пришествием. Они обходят все палатки с едой на входе — Мина выигрывает для них картошку фри в тире, Момо покупает персиковые пирожные и две пачки сока. — Будем тут торчать или пойдём ещё куда-нибудь? — спрашивает она, протягивая Мине одну коробочку. Та загадочно улыбается в ответ, осторожно берёт её за руку и тащит обратно к школе. Момо нервно сглатывает, надеясь, что Мина не заметила, как сильно вспотели её ладони. На крыше оказывается неожиданно пусто — видимо, все завсегдатаи решили, что на фестивале будет гораздо веселее, чем сверху. У Мины на этот счёт другое мнение. Она достаёт из рюкзака четыре бутылки вишнёвого сантори, пачку сырных чипсов и трофейную картошку фри. Момо кладёт упаковку с обедом на двоих, сок и пирожные на скамейку, забирает волосы в высокий хвост и довольно потягивается. Солнце клонится к закату. Через пару часов должны запускать фейерверки. — Не боишься, что нас поймают? — спрашивает она, когда они допивают сок с онигири. Мина отрицательно мотает головой. — Я стащила ключи у охраны. Даже если захотят — не поймают. Момо думает, что они точно умрут, если начнётся пожар или фейерверк случайно попадёт кому-то из них в голову, или что-то в этом духе, но ничего не говорит — молча берёт у Мины из рук металлическую баночку и делает первый глоток. Как и ожидалось — фейерверки оказываются не такими красивыми, как на больших городских фестивалях, но до этого нет особого дела. Алкоголь ударяет в голову, с телефона Мины играют какие-то старые песни Джеймса Янга, а ещё никто из них не замечает, когда они успевают сплести пальцы вместе. Мина смотрит на яркие вспышки в небе с приоткрытым ртом, с каждым залпом чуть сильнее сжимая чужую ладонь в своей. Момо смотрит на профиль Мины, на родинку на крыле её носа, на то, как залпы вдалеке отражаются в её глазах. — По правилам всех хороших аниме, я должна тебя сейчас поцеловать. Момо сама не верит, что это говорит она. Во всём виновато пиво и фейерверки. Она бы ни за что такого не сказала, будь она трезвой. Или может быть умной. А может быть, и то, и другое — сложно сказать, потому что всё о чём она сейчас думает это запах химозных персиков от волос Мины. — А мы с тобой в хорошем аниме? Вместо ответа, Момо притягивает её к себе за капюшон толстовки и сталкивается с ней губами. Её первый поцелуй выходит смазанным — они сталкиваются носами, сталкиваются зубами и проливают вишнёвый сантори на пол. Где-то в голове Момо мелькает мысль, что с Миной иначе и быть не могло; Мина для неё — одно большое столкновение, как будто до этого она ничего в жизни не знала и не видела; обрыв, в который она сама прыгнула и сейчас летит. Мина осторожно кладёт ладони ей на поясницу — Момо чувствует её холодные пальцы на голой коже. Ей вспоминается, как Акира говорил про неё «ледяная принцесса», когда она отказала Хаято — это было как будто тысячу лет назад. Момо отпускает её капюшон, медленно отстраняется и поворачивается к очередному залпу ярких искр со двора. Мина мягко кладёт ладонь ей на щёку и поворачивает обратно к себе — она может думать только о том, как блестят её глаза и светится улыбка. Они целуются ещё раз — медленно и осторожно, как будто что-то может пойти не так, и мир точно взорвётся. Момо думает — им о стольком нужно будет ещё поговорить; она ведь всё ещё не знает её любимого персонажа из «Сверхъестественного», не знает какую жвачку ей нравится покупать зимой, не спросила, как бы она назвала свою первую собаку и какую бы породу взяла себе. Искры над ними с тихим шипением гаснут — фейерверк на фестивале заканчивается. Начинаются летние каникулы. «Что я наделала», — думает она следующим утром. Перед глазами проносится тот день, полтора года назад, когда одна из одноклассниц присылает Момо смазанную фотографию её и Хитоми. Тот самый коридор, в котором никто не должен был их увидеть, крупная ладонь Хитоми у неё на спине, спутанные волосы и ярко-розовая резинка в волосах. Момо с ужасом думает, что ей теперь делать. А что, если кто-то из ребят внизу видел их? Что, если в этот раз не получится отделаться от последствий так легко — дойдёт до родителей, до учителей, до директора, до руководства страны? Что, если Мина просто её разыграла и всё это, все последние полгода (около)дружбы — жестокая шутка, совместными усилиями с одноклассниками, которые её ненавидят? Что если Момо не отвечает на чужие звонки и сообщения, старается поменьше выходить из дома и своей комнаты. Она говорит маме, что в этот раз месячные вышли какие-то совсем болезненными, просит никого к ней не пускать и вообще не беспокоить. Мама гладит её по голове, целует в лоб и говорит, что принесёт ей ужин наверх. Мина заваливает её сообщениями на фейсбуке, звонит несколько раз в день и шлёт грустные каомозди в смс. «Если тебя что-то беспокоит, мы всегда можем поговорить об этом», — пишет она в одном из последних сообщений. Момо кусает губы и блокирует телефон. Молчание — золото, так говорили её родители в детстве. Она думает, что всё делает правильно, что пустить всё на самотёк — лучшее решение за всю её жизнь. А после идёт к Рёме в комнату и напрашивается поиграть в Мортал Комбат. «Мине наверняка не нужны отношения на расстоянии», — думает она голосом Акиры, когда видит свежие фотографии паспорта и аэропорта у Мины на профиле в фейсбуке. Она думает: «Всё это к лучшему, ведь Мина знала, что скоро уедет и долго бы не продлилось, не было бы сейчас больно», — успокаивает себя Момо, переключая вкладку на третий сезон «Сверхъестественного», смотрит кадры из прошлой серии и через секунду закрывает браузер и выключает компьютер. От чего-то всё надоедает ужасно быстро — как будто ночью не можешь нормально улечься; то подушка слишком быстро нагревается, то одеяло совсем неудобное и жаркое. Момо думает — как ей закутаться в своё одеяло нормально, чтобы не болело спалось хорошо. Рёма говорит ей — всё наладится, когда она перейдёт в новую школу, в Токио. Мама просит не затягивать с упаковкой вещей, потому что грузовик скоро подъедет. (Рёма оказывается прав — в первый же день Юкио подходит к ней в новой школе. Спрашивает её что-то про динозавров и пытается одновременно рассказать про новую преподавательницу по истории. Момо это не слишком впечатляет, но она послушно выслушивает его, обменивается телефонами и страничками на фейсбуке — он очень долго удивляется, что она зарегистрировалась только вчера — и договариваются вместе пообедать. У Момо начинается новая жизнь, без Мию Мины) В Шэньчжэне Момо наотрез отказывается выходить из номера — даже обед и ужин заказывает к себе в номер. Юта порывается потащить её с ними на прогулку, но Сана уводит его прочь — договаривается поужинать вместе и уже там поговорить (вечером Момо притворяется спящей, а на следующий день все вопросы о своём состоянии старательно игнорирует и переводит тему). Ей это кажется удивительным, её реакция. Как же так. Раньше ведь совсем не болело, раньше ведь всё было так просто и легко — она сама выбрала, когда испугалась перестала отвечать на звонки и сообщения. Почему тогда сейчас ей так плохо? Она обнимает подушку, свернувшись калачиком на полу в номере — время как будто переносит её в те жаркие майские дни перед фестивалем, когда они так же лежали на полу в её старой комнате. Момо тогда ещё не знала, как оно получится — поправляла её волосы и заправляла их за ухо, давала почитать свои старые фанфики по «Реборну». Они вместе изучали карту Японии и отмечали места, куда им обязательно нужно съездить — начать уже тем летом, а потом каждые каникулы стараться куда-то выбираться. Мама приносила им холодный чай в комнату, Рёма делал свою музыку потише, отец подвозил Мину до станции вечером — всё как будто было идеально, почти как в хэппи-энде сериала по телевизору. Момо подумывает об отпуске, когда они вернутся в Японию — Рёма как раз предлагал вместе поехать в Акиту, навестить бабушку. А ведь она так давно не видела бабушку, почти так же давно, как Мину. Бабушка готовит потрясающий гюдон, лучший во всей стране, когда она ещё сможет снова его попробовать? А ведь Мина раньше предлагала поехать вместе в Акиту, зимой, когда всё будет занесено снегом, и можно будет долго лежать в сугробах и делать снежных ангелов. Или поехать с Саной в Корею — они с Ютой уже давно предлагают ей познакомиться с Дахён и Донёном, прогуляться по Сеулу, съездить к Ёнджэ в Мокпо — он совсем недавно завёл собаку и с ней они точно не знакомы, даже заочно. А ещё Сана рассказывала про свою подругу Наён, с юридического факультета — смешная, с широкой улыбкой, всё время выкладывает в сторис красивые закаты на фоне реки, совсем как Мина фотографии на своём профиле в фейсбуке, когда-то в прошлой жизни. Она ведь тоже хотела поехать в Корею, кажется, учиться в вышке или просто повидаться со старыми друзьями и родственниками. Момо ведь ничего не путает? Ужин приносят за час до того, как возвращаются Сана и Юта — она выпивает два бокала вина и съедает едва ли половину овощного салата, а потом ещё долго сидит на подоконнике, разглядывая горящий красным и оранжевым Шэньчжэнь. «И почему мне не предложили рейс в Гонконг?» Она видит её спустя два дня в дьюти-фри. Мина стоит около полки с мужскими духами, то ли присматриваясь к цене, то ли просто разглядывая витрины и убивая время. что-то ещё Как бы ей хотелось быть Юкио в этот момент — подошла бы к ней без задней мысли, начала бы рассказывать старые и не очень сплетни про бывших одноклассников и как успел поменяться их город, выпросила бы у неё новый номер телефона или, может быть, никнейм в инстаграме, а ещё — обещание встретиться ещё раз и попить пива, может быть, кофе, может быть, больше (когда-нибудь, когда они обе будут немного свободнее и в одной стране). Но Момо всё ещё остаётся собой. Она проглатывает свои желания вместе с накопившейся слюной и катит чемодан в сторону нужного выхода. Мина на секунду оборачивается, внимательно вглядывается в толпу — будто бы ищет кого-то — но потом снова разворачивается к витрине и берёт в руки новый «Труссарди». Судьба их больше не сталкивает; ни в Шэньчжэне, ни где-то ещё.