1876
Пастор был вынужден оторваться от прочтения художественной литературы — которую он всегда преподносил горожанам как нечто бесполезное, но сам же безумно любил — когда услышал громкий и крайне торопливый стук в массивную входную дверь его дома. В столь поздний час, когда улицы были освещены лишь отраженным от полной луны светом, по пустякам его не посещали никогда, так что ничего не оставалось, кроме как отложить книгу и отпереть дверь, чтобы выслушать посетителя. Деревянный пол жалобно скрипнул, когда на него ступили ноги экзорциста, а лежащие ранее под обеденным столом два английских сеттера подняли головы, устремляя взгляд на отдаляющегося хозяина. Прежде чем дверь была открыта и в дом ворвался прохладный ночной ветерок, раздался ещё один цикл постукиваний, что было свидетельством того, что гость явно не мог долго ждать. Как подтверждение сыграло и то, что, как только дверь приоткрылась на каких-то жалких два сантиметра, пришедший начал говорить: -Отец Уилл,-пастор сразу узнал говорящего. Сегодняшним посетителем, как ни странно, был хорошо знакомый ему пьяница, который часто приходил к нему на исповедь и каждый раз говорил всё одно и то же, раскаиваясь в том, что в очередной раз поддался одному из смертных грехов. -Вновь пришли на исповедь? Что же случилось, раз Вы посетили меня средь ночи? Проходите, я выслушаю Вас,-блондин отошел от двери, открывая пришедшему возможность пройти в помещение и приглашающе махнул рукой в сторону гостиной. -Нет, о Боже, нет! Послушайте меня! Дело в другом!-пьяница бестактно ухватил пастора за запястье, притягивая ближе к себе, а в глазах его читался искренний страх.-Там, в городе, в баре, там такое! -Тише, тише,-Уилл успокаивающе огладил плечо посетителя.-Что там произошло? Пьяница нахмурился, кусая губу и с печалью вглядываясь в чужие глаза. Он будто пытался мысленно рассказать о прошествии, не способный подобрать нужные слова для рассказа вслух. Уже было очевидно, что произошло нечто страшное, но что именно? -Я слыхал, что Вы имеете опыт в качестве экзорциста,-услышав эти слова, пастор впал в ступор, боясь слушать, что же будет сказано далее. В этом городе бесноватые появлялись в последний раз лет эдак десять назад, когда он был более юным 22-летним мужчиной с огромными амбициями и прекрасной физической формой. С тех пор прошло огромное количество времени и даже орудия борьбы с захваченными душами уж давно были упрятаны в часовой шкаф — скорее всего, покрыты толстым слоем пыли, — но, видимо, сегодня придется вновь их доставать. -В баре мною был замечен крайне нездорово выглядящий мужчина. Он много пьет и довольно агрессивен, так что не может быть никаких сомнений! Нам нужна Ваша помощь,-продолжил гость, силой вытягивая пастора на улицу. -Позвольте мне взять мои вещи,-сказал Уилл, выдергивая руку из цепкой хватки, а затем устремился в гостиную. Вновь появился на пороге он лишь спустя около трех, а то и пяти минут. Теперь на нем можно было увидеть пояс с парой крестов, вставленных в отдельные петли и висящую сбоку сумку, пришитую к этому же поясу, в которую в свою очередь была бережно вставлена стеклянная бутылка со святой водой. Ассортимент был довольно скудный, как для единственного экзорциста в городе, но пока и этого было вполне достаточно, так что волнения ничто не вызывало. Впрочем, стоило выдвигаться в сторону злосчастного бара, ибо задержка, пускай всего на считанные минуты, могла закончиться плачевно для невинных людей. Небольшие улочки сменялись одна за другой, а расстояние к тому самому заведению стремительно сокращалось. Изредка встречались люди, явно удивленные тем, что местный пастор — напомню, серьезный 32-летний мужчина — посреди ночи бежал куда-то. Объяснять ситуацию ни Уилл, ни ведущий его мужчина не спешили: вводить людей в панику, а также в принципе задерживаться для каких-то объяснений, было явно не самой лучшей идеей. И вот, впереди наконец-то показался тот самый бар. Пастор тут же вошел внутрь, бегло осматривая помещение, выискивая того самого бесноватого. Внутри, впрочем, всё было более чем спокойно для такого заведения. За столиком в углу беседовала группа молодых людей; у барной стойки дополнительный стакан требовал очередной безработный; в другом углу сидел невиданный пастором ранее мужчина. На него пьяница и указал пальцем, выкрикивая то, за что, оценив ситуацию, Уилл почувствовал испанский стыд: -Вот он! Вот одержимый!-лишь после этого присутствующие в баре обратили внимание на новоприбывших. Никакой паники ни в одном из взглядов даже в качестве намека не было. Группа людей за столиком в углу опустили головы и продолжили беседу, а безработный и вовсе предпочел покинуть заведение, не желая становиться свидетелем конфликта на пустом месте. С другой стороны мужчина, которого как раз и назвали одержимым, встал со своего места и медленно подошел к пришедшим, осматривая обоих с головы до пят. -Лукас, я полагаю, Вы ошиблись,-обратился Уилл к пьянице, слабо толкая его в бок, а затем решил попробовать выкрутиться из ситуации, завязав диалог с незнакомцем.-Простите за это недоразумение, сэр. Мне правда жаль, что этот мужчина оклеветал Вас. Могу я узнать кто Вы и откуда прибыли? Проездом в нашем городке?-неловко улыбнувшись блондин протянул руку для рукопожатия. -Отец Вольф. Если Вы уж больно слепы... Уберите свои лапы, придурок,-мужчина недовольно скривился и неодобрительно шлепнул пастора по руке.-Как я и хотел сказать, пока Вы не потянули свою руку для неуместного на данный момент жеста, если Вы уж больно слепы, в вашем городе весь предыдущий год происходили постройки нового храма. Закончен он был всего чуть более недели назад. Я — тамошний священник. Ради приличия спрошу: а Вы кем являетесь? -Отец Уилл. Пастор и экзорцист. Приятно встретить новое лицо, да ещё и коллегу, в нашем городке. Надеюсь, Вы не будете разочарованы в местных людях. -Да, да, ради всего святого, заткнитесь. От Вас так и несет глупостью и наивностью,-грубо завершил диалог священник, отталкивая пастора в сторону и направляясь к выходу.1880
Церковь была практически пуста, за исключением Вольфа, размышляющего над удивительностью горожан, которые, как обычно, все до единого пришли на проповедь, хоть за его спиной и говорили — что и следовало ожидать от людей, которые всего четыре года приучены к церкви как таковой, — о глупости и пустоте речей. Лицемерие от этого народа так и исходило: была бы его воля — священник пустил бы на съедение лесным тварям всех до единого, за исключением, возможно, некоторых побитых судьбой особей и, разумеется, пастора Уилла. Вольф не мог сказать, когда именно у них двоих что-то закрутилось. Возможно это случилось в тот день, когда старший пытался разнять драку пьяниц, в итоге получив огромную рану на половину лица, которую Вольф бережно ему обрабатывал, но всё равно не смог предотвратить образование шрама; а может это произошло тогда, когда он впервые попал к Уиллу домой и увидел у него множество различных книг, картин и, что самое удивительное, собак. В любом случае, сейчас ни для кого из них не было важно, когда именно "что-то" произошло. Главным было то, что последовало после этого. -Мне понравилась твоя сегодняшняя проповедь,-с небольшим эхом раздался голос пастора и только благодаря этому священник обнаружил, что Уилл также остался — да и в целом то, что он присутствовал — в церкви.-Она заметно отличается от предыдущей. Я всегда восхищался твоим умением красиво говорить. -Благодарен, отец Уилл,-с легкой ухмылкой ответил Вольф на комплименты, наконец-то услышав приближающиеся шаги.-Отбросив формальности, спрошу: что ты здесь делаешь? Я планировал зайти к тебе чуть позже после службы, не было нужды встречать меня непосредственно в церкви. -Ох, ну, знаешь, я, вроде бы, пастор и верю во всё это. Да и, повторюсь, я восхищаюсь твоим голосом,-ответил старший, уже охватывая руками талию возлюбленного, нежно обнимая его со спины. -Мне казалось, что ранее ты сказал, что восхищаешься моим умением красиво говорить, а не голосом. Это разные вещи, знаешь ли. В ответ послышался лишь тихий, рваный выдох, а спустя пару секунд мягкие губы экзорциста прислонились к бледной коже на шее священника. -Ты заигрался, Уилл,-твердо произнес Вольф, убирая со своей талии чужие руки. Он поправил свою белоснежную челку, а затем развернулся, наконец-то посмотрев на возлюбленного, который, впрочем, выглядел подавлено. -Уилл,-пастор молча посмотрел в глаза священника,-ты правда веришь во всё это? -Я не думаю, что это лучшее время для подобных разговоров,-ответил блондин, повертев головой. -Мне нужен ответ прямо сейчас. У меня есть одна идея,-младший мужчина бережно огладил большим пальцем шрам на лице возлюбленного.-Ну же, ты ведь знаешь, что нам нечего скрывать друг от друга, да? -Я просто не до конца уверен во всём этом. Сам подумай, некоторые из смертных грехов настолько абсурдны и глупы, что я просто-- Прежде чем Уилл смог договорить, его слова были оборваны поцелуем. Разумеется, игнорируя закон о мужеложстве, они с Вольфом и ранее позволяли себе нечто подобное, но сейчас, когда это происходило в церкви, а не дома у одного из этих двоих священнослужителей, всё было иначе. Хоть пастор был выше и старше, во властных руках священника он всегда становился намного слабее, чем был на самом деле. Поддаваясь одному из смертных грехов, Вольф позволял себе кусать, облапывать и щипать партнера за самые аппетитные места, но, к сожалению — или счастью, — никогда не позволял ничего более. По крайней мере до этого дня. -Что если мы поддадимся плотским утехам? Мы сделаем это всего раз, но зато закрепим нашу любовь... в храме,-голубоглазый мужчина тихо хихикнул и наклонился к шее блондина, в очередной раз оставляя глубокий укус. -Прямо здесь?-священнослужитель растерянно осмотрел помещение, будто оценивая обстановку. Каменные статуи, которые будто осуждали их, заставили его вздрогнуть. Затем он вновь почувствовал, как губы Вольфа накрыли его собственные. На этот раз поцелуй был более долгим и вульгарным. В какой-то момент Уиллу показалось, что он даже почувствовал нечто сладкое, но он быстро отмел эти мысли в сторону, управляясь одной лишь логикой и рациональным мышлением, которые постепенно, с каждой секундой поцелуя, будто исчезали. -Думаю, мы можем позволить себе продолжить. Ну же, это всего один раз и никто не узнает. -Ты гад, знаешь?-шикнул экзорцист, поспешно стягивая со священника одежду. Он прекрасно понимал, что в любой момент их могут поймать, что не закончится прощением, но, черт возьми, желание было столь огромным, а в штанах было так тесно. -Я хочу сделать это на алтаре,-Вольф едва заметным кивком головы указал на стоящий чуть левее от них алтарь. Возможно, заниматься сексом именно на нем было не лучшим решением с этической точки зрения, но, по крайней мере, в таком положении делать это будет удобнее всего в данной ситуации. Уилл, на удивление, уже не спорил. Он полностью поддался предмету своего воздыхания, проявляя максимальное доверие и любовь, которые с этих пор было невозможно оспорить.1892
-Уилл Ровтерн, 48-летний пастор, приговаривается к смертной казни за факт мужеложства, который был признан и озвучен самим подсудимым во время одной из дискуссий на светском вечере. В роковой день огромное количество людей собралось у церкви. В этот день не было проповеди. Причиной визита стало то, что, как бы иронично это не было, единственным местом во всем городе, в котором можно было бы совершить повешение по всем правилам Официальной таблицы падений, оказалась колокольня на территории церкви. Уилл стоял на краю одного из окон, осматривая присутствующих. Ни от кого из них нельзя было уловить даже намека на жалость или сочувствие; вместо этого заметны были лишь интерес и презрение. Веревка на шее была завязана довольно туго. Даже в такой ситуации, пастор считал крайне забавным то, что властям для одного повешения было не жаль выделять бюджет на установку балки, которую позже придется вновь убирать. -Пошел!-услышал Уилл у себя за спиной, после чего почувствовал довольно сильный толчок в спину и стремительно слетел вниз. Два с половиной метра веревки закончились довольно быстро; из толпы раздался крик, который, впрочем, не смог заглушить хруст сломанной шеи. Тело ещё какое-то время по инерции раскачивалось, что заставляло балку тихо скрипеть. Спустя какое-то время из толпы раздались восторженные возгласы и крики. И самым лучшим было то, что всё это было действиями людей, которые искренне восторгались этим мужчиной. До 1892 года.