Lodestar / Полярная звезда

Надо было убить Оталу. Она обещала вылечить отца, но спустя два дня он всё ещё не приходил в сознание. Что бы ни делали врачи, всё было бесполезно. Я не могла помочь, но чувствовала, что Отала намеренно оставила его в коме, чтобы отомстить мне хотя бы таким образом. Все эти два дня я провела в больнице рядом с отцом, проваливаясь в беспокойный сон рядом на раскладушке. Дедушка всё это время оставался на удивление тихим. Сперва я думала, что при всех его познаниях в генетике и безумной науке он имел хоть какое-то представление о том, что не так с отцом, но он казался таким же озадаченным, как и врачи. Каждый раз, когда я слышала об убийствах по телевизору или читала о них в книгах, этому придавалось большое значение, прямо как потере девственности. Это должно было быть чем-то, что изменяло жизнь, чем-то, что навсегда пятнает твою душу. Меня немного беспокоило, что я ничего не чувствовала по этому поводу. Точнее, я чувствовала некое онемение. Могло оказаться так, что моё беспокойство за отца затмило все остальные чувства по поводу случившегося. Что меня волновало, так это то, что реакция на случившееся у меня могла запаздывать. Однажды я ходила босиком по снегу. Не самая гениальная моя идея, но пока я делала это, боли совсем не чувствовалось. Только вернувшись в тепло, я осознала, что мои ноги онемели, и никакой боли я не чувствовала как раз из-за этого. Вместо этого вся боль пронзила мои ноги лишь тогда, когда я отогрелась. В итоге всё, что я могла делать — это сидеть, пялиться в монитор и слушать пищание аппарата, не используя свои силы из-за страха повредить медицинскую аппаратуру. Никто меня не навещал — ни полиция, которая могла захотеть получить мои показания, ни СКП. Единственные люди, которых я видела, это медсёстры, а иногда и врачи. Всё изменилось вечером второго дня. Когда тихо открылась дверь в палату, я подняла взгляд. Медсёстры придерживались определённого графика посещений, и большинство из них были достаточно профессиональны, хотя некоторые из них явно меня узнавали. Я видела страх в их глазах, хотя большинство из них хорошо его скрывали. Те, кто боялся больше, быстро прекращали посещения. На это время никаких посещений запланировано не было. Я удивилась, когда увидела, как в комнату заходит девушка моего возраста. На ней была мантия с большим капюшоном и шарф, закрывающий лицо. Мантия была белого цвета, с красными крестами. Волосы у неё были обычного каштанового цвета, а выглядела она усталой. — Я не работаю с мозгом, — сказала она, когда вошла в комнату. — Я пыталась им это объяснить, но такое чувство, что все считают тебя особым случаем. Панацея. Только один кейп в Броктон-Бей был лучшим целителем, чем Отала. Некоторые люди утверждали, что она была лучшим целителем во всей Северной Америке. — Ты даёшь мне разрешение исцелить своего отца? — спросила она скучающим тоном. — Даже если я, скорее всего, ничего не смогу сделать? Она заранее предупреждала меня не надеяться, или она меня боялась и хотела снизить мои ожидания, чтобы при оглашении результатов я не раздавила её в кашу? В отличие от медсестёр, у меня не получалось хорошо читать её эмоции, и её голос не помогал тоже. Я согласно кивнула, и только тогда она протянула свою руку, чтобы коснуться руки отца. Она нахмурилась и что-то сделала. Я видела, как его палец начал отрастать. Это было странно и немного отвратительно. — Хорошо, что у него много жировых отложений, — сказала она. — Было бы сложнее делать это с кем-нибудь худым. Она держала его за руку добрых пять минут, пока палец на руке не отрос полностью. Наконец, она отпустила его руку и повернулась в мою сторону. — И? — спросила я. — Что с ним не так? — Хоть я не могу работать с мозгом, я его вижу, — сказала она. Она немного поколебалась, прежде чем продолжить. — Обычно я не говорю о таком без разрешения пациента, но все вокруг считают, что ты должна быть исключением. Как будто они считают, что ты разрушишь госпиталь, если не получишь ответа на свой вопрос. — Они сделали с ним что-то ужасное? — спросила я. Я нахмурилась, чувствуя, как душевное онемение начало сменяться гневом. Если они сделали больше, чем просто отрезали ему палец, я найду тех, кто остался, и заставлю их заплатить. Металлические предметы начали взлетать в воздух, и мне пришлось приложить сознательное усилие для того, чтобы заставить их вернуться на свои места. Я с беспокойством впилась взглядом в показания на мониторах, которые, казалось, продолжали выглядеть как обычно. Эми сделала шаг назад. — Ты думала над тем, чтобы посетить курсы управления гневом? — спросила она. — Я могу видеть, когда люди волнуются. Очевидно, чувство ярости отразилось и на моём лице. — Похоже, сначала его избили, — начала объяснение она. — Но я сомневаюсь, что они делали с ним что-нибудь ещё после того, как отрезали палец. Дело в том, что с ним всё в порядке. — Что? — Я исцелила его тело, и на самом деле он не был в коме. Ты слышала что-нибудь о той части мозга, которая определяет людей, которые потенциально могут получить силы через триггер? Я согласно кивнула. — Она активна. Я считаю, что всё произошедшее стало для него триггер-событием, и его разум сейчас пытается справиться с потоком новой информации, которую ему предоставляют его силы. — Что это значит? — Иногда это происходит с Умниками, у которых довольно мощные способности. Они получают так много новой информации, что им требуется время для того, чтобы научиться её воспринимать, — сказала она, пожав плечами. — Я не уверена, как долго он будет спать, но предполагаю, что чем сильнее его способности, тем дольше он будет без сознания. — Но он уже спит два дня, — сказала я. — Это нормально? Я читала о триггерах, конечно, так как пыталась в своё время понять, чем использование способностей мутантов отличается от того, что испытывают все остальные. Тот факт, что у отца случился триггер, означал то, что случившееся с ним было по-настоящему ужасным. Что стало спусковым крючком — избиение или страх, что меня убьют? А может, он видел то, как я убиваю других людей, и это стало его спусковым крючком? Эту мысль я быстро отбросила в сторону из-за её болезненности.  — Это значит, что его способности, скорее всего, будут довольно сильными, — допустила она. — И он может очнуться как через пару минут, так и через пару дней. Не думаю, что это будет продолжаться больше недели, такое развитие событий маловероятно. — Значит, в остальном он здоров. Она кивнула. — Я пошла немного дальше и поправила ему зрение. Поправила проблему с ранним облысением. Это займёт некоторое время, но его волосы отрастут снова. Это даст тебе время, чтобы привыкнуть к переменам. Хотя я думаю, что ему стоит сократить потребление жареного картофеля в рационе. У него есть генетическая предрасположенность к сердечным заболеваниям, и я сделала всё возможное, чтобы исправить это, но любой человек, если будет есть достаточно много вредной пищи, может словить сердечный приступ независимо от того, насколько будут здоровы их гены. Я замолчала на секунду, рассматривая её. — Я правда ценю всё это, — сказала я ей. Она отмахнулась, будто это ничего не значило. — Это моя работа. — Нет, правда, — продолжила я. — Папа это единственное, что осталось у меня в этом мире, а твоя помощь с его излечением — это то, за что я никогда не смогу вернуть долг. Если я смогу тебе чем-то помочь, только скажи. Теперь настала очередь Панацеи молча смотреть на меня. Было похоже, что она спорила сама с собой. Наконец, она глубоко вздохнула и заговорила. — Ты правда хочешь мне помочь? — спросила она. Я кивнула. — В следующий раз хорошо подумай над тем, что ты творишь, когда будешь бродить по городу словно слон в посудной лавке, — сказала она. — Что? — переспросила я. — Как ты думаешь, кому пришлось лечить тех людей, которых ты искалечила, прежде чем их отправили в тюрьму? — спросила она. — И за последние два дня мне пришлось вылечить как минимум сорок членов различных группировок, которые были ранены в бою. — В бою? Она уставилась на меня. — Ты не смотришь новости? Ты что, всё это время провела здесь, не интересуясь тем, что происходит снаружи? На улицах идёт война банд. Несмотря на то, что у Империи больше нет кейпов, их численность всё ещё превосходит другие группировки по крайней мере в три раза. У других банд в любом случае не так уж и много кейпов в своих рядах, так что в основном страдают члены банд и невинные люди, которые попадают под перекрёстный огонь. — Но какое это имеет отношение ко мне? Она снова уставилась на меня с выражением, как будто я сказала какую-то невероятную глупость. — Ты знала, что моя сестра тебя боится? — спросила она. — Она не из тех, кто боится собственной тени, но с тех пор, как ты переносила корабль через весь город, она старается изо всех сил с тобой не пересекаться. Слава меня боялась? — Много людей тебя боится, — продолжила она. — И на это у них есть хорошие причины. Кто-то с такой силой, как у тебя похож на слона среди мышей. Даже если они не хотят быть разрушительными, их ошибки будут приводить к гибели людей и уничтожению всего вокруг, если они не будут вести себя очень осторожно. — Ты не выглядишь напуганной, — отметила я. Она скорее была немного грубой. — Я целитель, — с пренебрежением сказала она. — Если ты взорвёшь мою голову или… что бы ты там могла сделать, что ты будешь делать в следующий раз, когда твой отец пострадает? Я начала сверлить её долгим взглядом. — Даже злодеи не нападают на меня, — сказала она. — Потому что рано или поздно, но им потребуются мои услуги. — Они не пытались завербовать тебя? — спросила я, проигнорировав намёк на то, что она считала меня одной из злодеев. — Конечно пытались, — отозвалась Панацея. — Но если бы я начала работать на одну из банд, остальные пошли бы на неё войной, чтобы вернуть меня… что-то вроде того, что происходит сейчас, когда ты выбила у трёхногого стола одну из его ножек. Почему, как ты думаешь, я лечу не только героев? Я Швейцария. — Не я начала это, — попыталась оправдаться я. — Но ты это закончишь, — надавила она. — Ну, не совсем так. Снаружи полно отморозков, но есть и обычные люди, которые страдают. Мне правда плевать, но они продолжают присылать мне людей, чтобы я их подлатала. — Ты могла бы обратить её на свою сторону, — заговорил дедушка. — Ей мучительна та роль, которую для неё избрали, а бездеятельность сводит её с ума. Дай ей причину, по которой она могла бы использовать свои способности по прямому назначению, и она будет в твоих руках. За последние два дня он не мог сказать ничего вразумительного, а сейчас очнулся, потому что хотел, чтобы я сделала что? Просто проигнорирую его. — Всё, чего я когда-либо хотела, это стать героем, — сказала я. — Ты думаешь, что это будет иметь значение для человека, чей дом был разрушен во время войны банд, которую ты начала? — спросила она. — Люди считают, что играть в копов и грабителей весело, только до тех пор, пока не получают травмы. Панацея прикусила губу. — Я знаю, ты хочешь помочь, но будь осторожна. Не все такие крутые, как ты. Когда она мельком взглянула на отца, я подумала, не винит ли она меня в том, что с ним произошло. Как будто я недостаточно сильно винила себя за произошедшее. — Ладно, мне ещё нужно вылечить полдюжины членов банд, а потом парня со странной сыпью, так что мне пора. Спасибо, что не взорвала мою голову. С этими словами она ушла. Значит, вот что чувствовали остальные сотрудники больницы по отношению ко мне? В их глазах я была проблемой? Империя избавлялась от национальных меньшинств в заливе, убивая людей столько, сколько я себя помнила. Я обезглавила их организацию за один вечер. Вот только змея, которой я отрубила голову, продолжала трепыхаться. Или Эми излагала точку зрения Протектората, которая привела к тому, что никто никогда не делал ничего, что могло бы нарушить статус-кво. Конечно, сейчас люди страдали, но город истекал кровью годами, умирая медленной, неизбежной смертью. — Они заслужили всё это, — зашептал дедушка. — Заткнись, — ответила я, усаживаясь в кресло. Если папа действительно каким-то образом очнётся, я хотела быть здесь, когда это произойдёт.

**********

— Мисс Эберт? — в комнату вошла грузная женщина, за которой следовал высокий афроамериканец. Было что-то такое в её улыбке, что мне не понравилось. — Да? — отозвалась я. Я ожидала, что придёт полиция для того, чтобы допросить меня или, может быть, чтобы попытаться меня задержать. Я не была уверена, что нужно будет делать в такой ситуации. Я сомневалась, что меня возможно будет удержать где-нибудь, кроме Клетки, и у них не было способов заставить меня к ней даже приблизиться. — Меня зовут Алиссия Джонс, я из Социальной Службы. Это Алекс Уинтерс. — Что? — ровно переспросила я. — Милая, я понимаю, что твой отец сейчас в плохой форме. Есть ли у тебя родственники, у которых ты могла бы остановиться? — Нет, — ответила я. — Все мои родственники мертвы. Наверное, я могу остаться с Куртом и Лейси, если это потребуется, но я не собиралась никуда идти с этими людьми. Заставить меня оставить отца одного было нереальной задачей. Даже мой поддельный дедушка технически был мёртв… по крайней мере, так я это понимала. Насколько я знала, оригинальный дедушка всё ещё был где-то жив. Эта мысль поразила меня. Я предполагала, что он мёртв, только потому, что считала, что он не бросит мою маму, будь он живым. — Мы здесь для того, чтобы убедиться, что у тебя есть место, где ты сможешь жить, пока твоему отцу не станет лучше, — сказала она приторным тоном, с фальшивым выражением лица. Мне казалось, что она говорит со мной свысока. — Я не покину палату до тех пор, пока отец не очнётся, — категорически заявила я. Кто их прислал? Неужели в СКП работают такие идиоты, которые думают, что я пойду вслед за каким-то бюрократом подальше от отца, чтобы его похитили? Я, по их мнению, настолько тупая? — Ты должна ходить в школу, — сказала она. Как будто она не слышала, что я сказала. — Тебе нужно место для проживания и своя кровать. Сверля её взглядом, я чётко произнесла: — Я могу о себе позаботиться. — Тебе пятнадцать, — пренебрежительно отозвалась она. — Я знаю, что в твоём возрасте подростки считают, что они уже достаточно взрослые, но… — Они не сказали вам, кто я такая, — неверяще перебила я её. — Они правда послали вас сюда, ничего не рассказав. Почему они послали кого-то, кто был до такой степени не осведомлён? Я не могла понять, о чём они думали. Полицейское расследование было бы логичным. Я бы даже пошла на сотрудничество, если бы мне не пришлось выходить из комнаты. Шансы на то, что какая-нибудь озлобленная шестёрка Империи попытается мне отомстить, были высоки. — Что? — с явным замешательством в голосе удивилась женщина. — Вы слышали о том, что сейчас на улице воюют банды, — сказала я, сверля её взглядом. Мне было интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы догадаться о том, кто я есть. — И твой отец в ней пострадал, не так ли? — спросила она. — И это просто ужасно; так много людей уже пострадало. — Это всё началось из-за него, — сказала я. — Империя захватила моего отца и пытала его. Я убедилась в том, что больше они такого не сделают. — О чём ты… Скосив взгляд на медицинское оборудование, которое сейчас отслеживало состояние отца, я вытащила из кармана мелочь и отправила её летать вокруг моей головы. — Это я была той, кто недавно перетаскивал корабль над городом, — сказала я. — И это я была той, кто захватил кейпов Империи меньше, чем за две минуты. Фальшивая улыбка примёрзла к её лицу, когда она увидела монеты, плавающие вокруг меня в воздухе. Несмотря на то, что она внезапно осознала, что я являюсь парачеловеком, я сомневалась, что она имела представление о том, сколько вреда я могу причинить даже одной из этих монет. — Даже если вы каким-то образом сможете уговорить меня уйти отсюда, кто согласится пустить меня в свой дом? В ту минуту, когда я пойду в школу, оставшиеся члены Империи подожгут дом, в котором я остановилась. Я удивлена уже тем, что они ещё не взорвали мой дом. Что-то в выражении её лица заставило меня обречённо застонать. — Они взорвали мой дом? — спросила я. Почему-то я не была удивлена. — Хоть что-нибудь осталось? Там были фотографии мамы, памятные безделушки, вещи, которые нельзя было повторить. Там был шлем! Но если голос всё ещё говорит со мной, значит, со шлемом всё было в порядке, верно? Вот почему последние несколько дней было так тихо. — Я всё ещё функционирую, — сказал шлем. — Я не осознавал, что происходит, пока не стало слишком поздно. У меня нет собственной силы, и большая часть моего сознания находится здесь, с тобой. Её компаньон явно чувствовал себя неудобно. — Мы правда не знаем. Мы там ещё не были. — Кто вас послал? — спросила я. — Я не могу сказать, — ровно отозвался он. — Звонки в нашу службу анонимны, чтобы защищать звонивших от возможной мести. Было ли это попытками Протектората донимать меня до последнего, или остатки Империи пытались завалить меня тысячью мелких неприятностей, поскольку большего они мне сделать не могли? Или кто-то другой пытался настроить меня против правительства и против Протектората? Я призвала шлем из тайника, предположительно находившегося в развалинах моего семейного очага. Я могла ощущать, как он летит по воздуху через весь город. Последнее, что мне было нужно, это чтобы кто-то другой смог до него добраться. Что бы ни случилось, у меня всё ещё было несколько вариантов, которые я собиралась выбрать после того, как папа очнётся. Часть меня страшилась этого момента, потому что боялась того, что он может мне сказать. Будет ли он обвинять меня в случившемся? Почувствует ли он облегчение от того, что я не умерла? Я не могла этого узнать. Единственная вещь, в которой я была уверена, это то, что я заставлю сполна расплатиться того, кто пытался разрушить мою жизнь. — В любом случае, — сказала я. — На этом и закончим. Я не уйду, а если вы попытаетесь заставить меня, не думаю, что для вас это хорошо закончится. По каким-то непонятным причинам они казались более чем счастливы уйти из палаты. Мне казалось, что в последние дни я оказываю на людей именно такой эффект. Я снова устроилась рядом с отцом в ожидании.