***
В конце недели Себастьян, как обычно, принимал исповеди, сидя в конфессионале. Грехи прихожан в этот раз казались ему куда менее серьезными, чем свои собственные, поэтому он был счастлив, что они не видят его лица. Себастьян ждал лишь одного — когда этот день уже закончится. Но люди все шли и шли… — Господь да будет в сердце твоём, чтобы искренно исповедовать свои грехи, — уже привычная фраза произнеслась, казалось, сама. — Святой отец… я не знаю, как правильно исповедоваться, у меня давно не было шанса этого сделать… По голосу было непонятно, принадлежит он юноше или девушке. Он был чистым, тихим… и незнакомым. Кажется, этот человек раньше не приходил на исповедь. Но почему? Нет, в тот момент Себастьяну не было до этого дела, он просто хотел, чтобы все прихожане скорее ушли. — Просто расскажи о своих грехах, этого будет достаточно. — Я стал грешен, только появившись в мире… своим рождением я убил свою мать. Я почти не помню своего детства, но, кажется, в 10 лет меня похитили цыгане. С тех пор я путешествую с ними… и танцую на улицах… Себастьян был поражен. Неужели это та самая танцовщица? Она оказалась… юношей? Ему невероятно сильно захотелось нарушить тайну исповеди, сквозь резьбу хоть на секунду увидеть его лицо, убедиться, что это именно она. — Ты… просто танцуешь? — Не просто… я надеваю женскую одежду, танцую в ней… Но я не сам так решил, меня заставили… Сомнений быть не могло. Это точно она… он?.. Загадочный человек, танцующий на площади. Он католик? Почему он пришел на исповедь? Почему именно к Себастьяну? Бог посылает ему какой-то знак? Или Дьявол искушает его? От всех этих вопросов голова шла кругом. — Заставили? Как это произошло? — Я ушел из дома, и меня подобрали цыгане. Я живу среди них уже 6 лет, поэтому должен делать все, что мне скажут… зарабатывать деньги любым способом… Скажите, отец, мои танцы — это грех? — Нет, это не грех, — ответ давался Себастьяну с большим трудом. — Это… прекрасно.А теперь иди. Господь пусть дарует тебе прощение и мир. После этого разговора Себастьяну стало только хуже. Он совершал еще больший грех, чем думал. Но пламя… адское пламя сжигало его душу. Юный танцор разжег в нем огонь, погасить который он был не в силах. С того дня Себастьян молился даже больше положенного. Притуплял взгляд, проходя мимо танцующего юноши. Он искал способ искупить свои грехи, но такого способа не существовало в природе.***
С каждым днем в легких, казалось, оставалось все меньше воздуха. Что-то давило в груди. Он не мог исповедаться, ведь для исповеди нужно было искренне раскаиваться в своих грехах. Ночью священник вышел прогуляться, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха пустых улиц. Вдруг он услышал отдаленный крик. Не раздумывая ни минуты, он сорвался с места и побежал на голос. Его глазам предстала ужасная картина: мужчина в черном одеянии тащил куда-то бедного юного танцора, а последний отчаянно вырывался. Себастьян не знал, что и делать, он был физически слабее преступника и шансов, казалось, не было… но бездействовать было нельзя. — Эй! Эй, а ну отпусти ее! — Себастьян решительно двинулся в сторону преступника. Тот, видимо, в темноте принял его за полицейского, поэтому оттолкнул танцора в сторону и скрылся. Преследовать его не было необходимости. Себастьян поспешил на помощь юноше. — Вы в порядке?.. Священник подал ему руку. Облокотившись на нее, танцор поднялся с земли. Пламя, затихшее было где-то внутри, снова запылало от этого прикосновения. — Как ваше имя? — Сиэль. Сиэль? Небо! Сами Небеса смеялись над Себастьяном и его грехом! Он почувствовал обиду на Небо, пославшее ему одного из своих ангелов, чтобы низвергнуть его в Ад. — А меня зовут… — Простите, мне пора идти… Юный ангел, очевидно, не хотел с ним разговаривать. Оно и понятно, после такой несчастливой встречи с тем преступником… — Да, конечно. Простите. Себастьян отпустил его руку. Сиэль отвернулся, но, стоило ему наступить на правую ногу, он скорчился от боли. Подумав несколько секунд, он повернулся обратно к священнику. — Как, говорите, Вас зовут?.. — Себастьян. — Себастьян, понимаете… похоже, я не дойду в одиночестве… Священник чувствовал свое сердцебиение в висках. То, что он хотел сделать, казалось безумием, однако… — Я могу отвести Вас к себе. У меня есть лекарства, способные помочь вашей ноге. Сиэль замешкался. Казалось, он взвешивал все «за» и «против», принимая решение, которое могло изменить его жизнь. Он согласился. Себастьян взял его на руки и понес к себе. Все это время сердце безумно колотилось в груди. Сиэль едва заметно покраснел и отвел взгляд. Себастьян посадил юношу на свою кровать, достал настой каких-то трав и опустился перед Сиэлем на колени. — Покажите, где больно… Сиэль робко указал на щиколотку правой ноги и чуть-чуть приподнял юбку. Себастьян начал наносить настой на ногу Сиэля. Пламя сжигало его изнутри. Голос разума и совесть совсем затихли. — Скажите… можно мне скромную награду за помощь? — Какую?.. — Сиэль заметно побледнел. Себастьян начал ненавидеть себя за эту просьбу, но пути назад уже не было. — Я прошу у Вас… всего один поцелуй. — Нет! — юноша был напуган, — Нет, ни за что! Я не могу Вас целовать, я… я не девушка, понимаете… — Я знаю это, Сиэль. И все равно я прошу… — Нет! Это резкое «нет» казалось не словом, а лезвием, пронзившим сердце Себастьяна. Пронзившим сердце и выпустившим пламя наружу. Не помня себя, священник притянул к себе хрупкого юношу и поцеловал его. По щекам Сиэля потекли слезы. Себастьяну потребовалось несколько секунд, чтобы понять весь ужас своего поступка. Он отпустил бедного танцора и отошел к столу. Сиэль беззвучно плакал, укрывшись пледом, в его глазах был страх. Себастьян понимал, что совершил еще один грех, в котором не мог искренне раскаяться. В ту ночь он больше даже не подходил к кровати, на которой без сил уснул испуганный юноша. Утренние лучи солнца, проникшие через небольшое окошко, разбудили Сиэля. Он не сразу вспомнил, где оказался и в чьей кровати спал. Юноша лежал с закрытыми глазами и слушал пение птиц за окном, шум кипящей воды и… чьи-то шаги. Он резко сел на кровати и прижался спиной к стене, сжимая одеяло руками. Воспоминания о вчерашнем дне вернулись, и, увидев уже знакомую фигуру священника, Сиэль вновь испугался. Себастьян, заметив это, встал на колени перед кроватью. «Совсем как вчера», — подумал Сиэль. — Ради Бога, Сиэль… простите меня за вчерашнее. Клянусь, такого не повторится. Я сам не знаю, что на меня нашло… ради Бога, простите… Просить прощения у человека оказалось для Себастьяна труднее, чем у Бога. Здесь не было молитв, выученных на нескольких языках, здесь были только слова. Простые, но такие сложные. И если Бог прощает все, то люди… — Хорошо, Себастьян. Я Вас прощаю. Себастьян посмотрел на Сиэля. Тот едва заметно улыбнулся. — Вы меня спасли. Иначе все могло обернуться куда хуже… поэтому я Вас прощаю. Счастью Себастьяна не было предела. Он даже смог немного усмирить пламя в груди. — Я заварил чай. Не откажетесь? — Себастьян показал на две кружки, стоявшие на столе. — Не откажусь. Они позавтракали вместе, а потом Сиэль ушел. Днем он опять танцевал на площади в новом красном платье, как будто его нога никогда и не была ушиблена.***
Время текло медленнее, чем обычно. Каждая минута без Сиэля была пыткой. Однако Себастьян не осмеливался снова подходить к танцору и даже перестал гулять по Соборной площади. Без Сиэля огонь в его груди свирепел. Он метал свои искры, которые обжигали сердце. Становилось невыносимо больно. За что Господь послал ему такие муки? Ни раскаяние, ни молитвы — ничто не могло их ослабить. «Боже, сжалься надо мной! Боже, сжалься над ним! Он так молод, так невинен, почему же он вызывает у мужчин такое порочное желание? Прошу, избавь его от этого!» Но Господь был глух к его молитвам. Себастьян совсем отчаялся. Чтобы хотя бы немного собраться с мыслями, он пошел на прогулку по городу. Вошел в здание Национальной библиотеки. Сначала он долгое время бродил по библиотеке, иногда поглядывая на корешки книг, но ничего не цепляло его взгляда. Прошло, наверное, около получаса, как вдруг священник заметил ее. «Оккультная философия» Корнелия Агриппы. Раньше Себастьян смотрел на эту книгу с отвращением, но теперь… теперь он был готов на все, он был готов продать свою душу, чтобы Сиэль принадлежал только ему. Себастьян нерешительно коснулся книги. Сердце замерло на секунду, но разгоревшийся внутри него пожар заставил его биться снова. Себастьян приходил в библиотеку каждый день. Он читал книгу, что-то выписывал себе, что-то пытался запомнить. Но больше всего он хотел набраться решимости что-то сделать. На шестой день в библиотеку пришел Сиэль. Он шел уверенным шагом прямо к тому месту, где каждый день сидел Себастьян. Священник, как обычно, вдумчиво читал книгу. — Себастьян. Священник поднял голову. Юный танцор был, что удивительно, в обычной мужской одежде, его волосы были заколоты каким-то замысловатым образом, а на лице не было ни грамма косметики. Неудивительно, что привычные зрители не узнали его на улице. — Себастьян, сколько можно сидеть в этой душной библиотеке? Мне сказали, что ты здесь каждый день. Пойдем, на улице сегодня так тепло, — Сиэль взял Себастьяна за руку и повел на улицу. Тот подчинился. Полуденное солнце ослепило Себастьяна. Он зажмурился и попытался загородить солнце рукой. Это рассмешило Сиэля. — Сидишь как сыч, то в библиотеке, то в своей комнате. Идем, идем! Себастьян послушно шел туда, куда его вел Сиэль. Кажется, юный танцор был в прекрасном настроении. Да и обращался он к Себастьяну по имени и на «ты», как к старому другу. Священник непроизвольно улыбнулся. Они пришли в какой-то заброшенный парк. Сиэль уверенно в нем ориентировался и вел Себастьяна вперед. Вскоре они оказались в уютном месте, где стояла сломанная скамейка, обросшая плющом. У скамейки лежал какой-то сверток. Сиэль с ногами залез на скамейку и развернул сверток. В нем оказались два круассана и бутылка красного вина. Себастьян удивился. — Откуда это у тебя? — Не скажу, — Сиэль подмигнул и рассмеялся. — Угощайся. Они ели и пили вино. Сиэль буквально светился от счастья: он явно гордился своей… покупкой? Нет, скорее, добычей. Себастьян решил, что танцор, выросший с цыганами, наверняка это всё украл. — А почему ты вдруг вспомнил обо мне? — Себастьян посмотрел на юношу. Тот покраснел то ли от смущения, то ли от выпитого вина. — Потому что ты обо мне забыл. — Забыл? Нет, Сиэль, я бы никогда… — Мне просто стало скучно без твоего внимания, — юноша сосредоточенно смотрел на бутылку вина, уже ставшую наполовину пустой. Мысли его где-то витали и никак не хотели позволить ему себя высказать. — Я рад это слышать, — священник улыбнулся и с нежностью посмотрел на возлюбленного. Сиэль робко улыбнулся в ответ.***
Заброшенный парк стал их сокровенным местом. Каждый вечер они приходили туда, гуляли, часами разговаривали обо всем на свете. Лишь на третью их встречу Сиэль позволил взять себя за руку. Себастьян перестал ходить в библиотеку, перестал читать ту книгу, перестал думать о продаже души. Теперь его жизнь вновь обрела смысл. Пожар в груди совсем утих. Огонь продолжал гореть, но уже не обжигал и не причинял боли. Теперь это был теплый, родной огонек, как в домашнем камине зимним вечером. Как пламя свечи в темноте. Себастьян стал покупать перед их встречами свежую выпечку. Сиэль обожал пирожные, булочки, круассаны, да и вообще все сладкое. Нередко Себастьяну приходилось отдавать ему и свою порцию. В том же парке они впервые поцеловались. Это произошло в конце августа, когда началась пора звездопадов. Себастьян приносил теплую одежду и одеяла, и порой они вместе ночевали в парке. Перед сном Сиэль считал падающие звезды. На каждую звезду он загадывал желание, произнося их вслух. В основном это были простые желания: «хочу булочку с корицей», «хочу новую рубашку». Но в ту ночь он произнес заветную фразу. «Хочу остаться с тобой». Себастьян не мог поверить своему счастью. Он привлек Сиэля к себе и поцеловал. Юноша не оттолкнул его. Наоборот, он тоже искренне наслаждался этим поцелуем. Священник считал себя самым счастливым человеком на земле.***
В сентябре на улицах заметно похолодало. Листья падали на землю, люди собирали урожай, жгли костры, топили камины. Город наполнился дымом. Сиэль перестал танцевать на площади. Цыгане постепенно собирали вещи и готовились продолжить свое бесконечное путешествие. Целыми днями Сиэль был в раздумьях. Ему приходилось выбирать между свободой и любовью. При встречах с Себастьяном он молчал и почти не улыбался. «Если ты решишь уехать, я все пойму», — солгал ему Себастьян. Он хотел любой ценой оставить себе возлюбленного. «Мы поедем через площадь, у тебя будет возможность передумать», — сказали ему цыгане. С одной стороны, им не хотелось лишаться такого прибыльного танцора, с другой — Сиэль действительно не вписывался в их табор, резко отличаясь от остальных как внешностью, так и характером. «Если ты останешься со мной, мы можем сказать, что ты сирота, которого я взял на воспитание. Я готов солгать», — успокаивал его священник. Выбор становился все сложнее. В ночь, когда табор уезжал, Сиэль остался у Себастьяна. Он сидел перед небольшим окошком и смотрел на улицу, по которой должны были поехать цыгане. Наступила ночь. Себастьян, будучи не в силах ожидать решения Сиэля, лег спать. Через полчаса на улице раздался топот копыт и грохот повозки. Цыгане остановились прямо перед нужным окном. Что-то теплое коснулось спящего Себастьяна.***
Проснувшись, Себастьян увидел юношу, спокойно спящего рядом с ним. Одним неловким движением священник случайно разбудил Сиэля. — Себастьян?.. — Прости, я не хотел тебя будить. Мне пора идти в церковь… — Иди, но оставь мне завтрак, — Сиэль зевнул и вскоре уснул снова. Себастьян до сих пор с трудом верил, что это не сон. Закончив службу, он чуть ли не побежал домой. По пути он купил свежую выпечку, любимые пирожные Сиэля и букет цветов. Открыв дверь, он на секунду испугался, что Сиэля не будет в комнате. Но Сиэль был на месте. Он стоял у камина. Когда Себастьян зашел, он как раз кидал что-то в огонь. Священник присмотрелся: это были платья и юбки «танцовщицы». — Себастьян, где у тебя ножницы? — Сиэль обернулся к нему сразу с таким необычным вопросом. — Ножницы? В тумбе у кровати… Сиэль достал ножницы. Несколькими быстрыми движениями он обрезал свои волосы и бросил их в огонь. Они вспыхнули моментально. Себастьян изумленно смотрел на все это. От всех вещей в камине пылал пожар. Но в груди священника спокойно горела неугасающая свеча.