И мы лежим раскалённые в темноте...

      Лучи поднявшегося из-за Биг-Бена зимнего солнца освещают квартиру Джордана Ли, делая её светлее. Впрочем, он и так предпочитает светлые оттенки: белые стены, белая кровать с кожаной спинкой цвета слоновой кости, белое постельное белье, глянцевый белый пол.       Единственное, что выбивается из общей картины — красный гриффиндорский герб над изголовьем кровати.       Но вот его женщина совершенно не вписывается в интерьер: у неё темные каштановые кудри, чёрное кружевное белье и чёрная кружка с чёрным кофе в руке. Она стоит напротив окна и откровенно морщится от лучей солнца.       Сам Джордан появляется в дверном проёме с тарелкой сэндвичей. Он на секунду замирает, невольно засмотревшись на девушку, затем ставит тарелку на стеллаж у двери, и тихо подходит к своей гостье.       Она знает о его присутствии, у него и мысли нет её напугать. Ли Джордан давно привык, что она реагирует на звуки острее, чем кто-либо из его знакомых. По звуку шагов определяет, что за человек приближается, если это нужно.       И никогда никому не удивляется. В её прошлом слишком много причин для того чтобы всегда быть собранной и осторожной.       Мужчина аккуратно перебирает волосы девушки и перекладывает их на одну сторону, оголяя шею с правой стороны, затем обнимает за плечи и целует в приоткрывшийся участок кожи. Такая тёплая и родная. А после совместной ночи, она будто пропиталась запахом его квартиры. Его запахом.       — С добрым утром, милая, — тихо шепчет Джордан, обжигая губами кожу гостьи.       — Я бы не назвала его добрым. Сегодня в ежедневнике не самое приятное дело, — поджав губы, жалуется девушка.       — А ты не хочешь забыть сегодня про свой ежедневник? — мужчина разворачивает гостью к себе лицом и нежно целует в губы.       Она отвечает на поцелуй. Но потом быстро отстраняется.       — Я не на того человека работаю, чтобы можно было взять отгул или больничный, — она обвивает руками талию Джордана, скользит ими ниже к бёдрам, затем поднимает руки на грудь мужчины, не отрывая их от его тела. Как будто проводит досмотр. — Но я могу позволить себе немножко опоздать. — она закусывает нижнюю губу. Зрачки мужчины в момент расширяются, в висках стучит от удовольствия и желания.       Какая же она сексуальная. И какая его. Он сходит с ума от её близости. Всё его тело покрывается мурашками от её прикосновений. Он словно околдован, подчинен её власти. И этот плен сладок и приятен.       Джордан может врать всем сколько угодно, что до сих пор скорбит по Анджелине, а здесь только секс, но себе он давно во всём признался. Он жив только с ней, здесь и сейчас.       Одним движением руки девушка подталкивает его к кровати. И когда его ноги упираются в неё, он, не оборачиваясь, ложится на кровать спиной. Гостья, вильнув бёдрами, устраивается сверху.       — Ли, ты говорил сегодня утром во сне о какой-то секретной организации. Расскажешь поподробнее? — как бы невзначай, спрашивает шатенка.       — Давай потом? — хриплым голосом просит хозяин квартиры, лаская руками её бёдра. Изгибы её тела заставляют его плоть становиться тверже. — Ну же, милая, забудь обо всём.       — Я хочу сейчас, — она скользит руками по его животу к груди, заставляя кожу гореть. Наклоняется и целует в ключицу.       — Любимая…       — Сейчас, Ли, — настойчивее повторяет девушка. Её голос гипнотизирует, заставляя подчиниться.       — Хорошо, — он садится, обхватив её талию руками. — Но потом мы продолжим, — она кивает, снова закусывая губу и строит взгляд, которому невозможно противостоять. Она вся — скопление женственности и нежности. А то, как внимательно она сосредотачивается на его словах, не может не льстить, питая мужское эго. — Я созвал отряд Дамблдора. Не через монеты, как Невилл несколько лет назад, тогда нас быстро вычислили, а его убили. Я лично поговорил с каждым, они сомневаются, но я нет. Пришло моё время возглавить сопротивление. Я стану тем, кто убьет его, Миа.       — Почему ты мне об этом не рассказал сразу? — её предплечье давно жжёт метка, но за пять лет она научилась терпеть, не подавая виду. И сейчас терпит, хотя боль в несколько раз сильнее обычного. Словно её хозяин чувствует сомнения и тут же наказывает за них.       — Ты работаешь с ним напрямую, это было бы опасно для тебя. Ты не должна была ничего слышать, и мне жаль, что приходится рассказывать сейчас, когда ещё ничего не понятно, прости. Хотелось просто принести тебе его голову на блюдце, — она соскальзывает с его ног, усаживаясь на кровати рядом, обнимает себя руками за плечи, сжимая ладони так, что костяшки белеют.       — Я тебя просила только об одном, Джордан, — её голос сдавлен, она выдыхает, опуская руки, и садится на колени. — Никаких сопротивлений, никаких провокаций. По крайней мере не во главе.       — Миа, я верю, что в этот раз получится, нужен просто лидер. Это я! Пожалуйста, верь мне. Всё будет хорошо!       — Они убьют тебя, — её шепот не оставлялся сомнений в том, что девушка точно знает, о чем говорит. Боль от метки на её предплечье достигает своего пика. Дыхание учащается, она хочет было схватиться за свою руку, чтобы унять боль, но быстро себя одергивает.       — Откуда им узнать? Давай с нами, Миа. Зачем тебе работать на него? Да, твоя работа в министерстве — это престижно в нынешнем Лондоне. Но ты ведь куда перспективнее!       Его лицо озаряется надеждой. Столько веры и радости в этом мгновении. Ли так искренне предлагает ей спасение. Так честно хочет её спасти.       — Я не работаю с министрами, Ли, и я не секретарь, — твёрдо произносит девушка. В её руке появляется палочка мужчины. Она вытащила её, пока обнимала Джордана у окна. — Они уже знают. Не понимаю, почему так сложно было меня послушать.       Её глаза краснеют, вот-вот готовые наполниться слезами. Она часто хлопает ресницами, как будто стараясь скрыть свою слабость, но тем не менее взгляда от глаз Джордана не отводит. А на губах застывает улыбка. Стандартная, отрепетированная годами. Если закрыть верхнюю половину лица, едва ли кто-то сможет понять, что ей не все равно.       — Милая, почему твоя метка стала зеленой? — дрожащим голосом уточняет очевидное Ли. Его руки тщетно ищут палочку в кармане, последняя надежда, что все это сон, умирает.       Это утро определенно могло стать одним из лучших в жизни Джордана и Гермионы. Она никогда раньше не оставалась у него до утра. И точно не думала, что сможет позволить себе чувствовать себя так комфортно рядом с другим человеком. Но всё в мгновение ока идёт под откос.       — Я аврор Тёмного Лорда, Ли, — спокойный голос Грейнджер не внушает доверия. Она объясняет простые вещи, которые до этого слухами доносились до Джордана. И всегда казались безумием. — Метка загорается, когда около нас человек, который должен сегодня умереть, магия считывает мои мысли. Либо умрёшь ты, либо метка убьёт меня.       Взгляд Ли замирает. Ему нечего сказать. Пазл в его голове собирается воедино, и от этого становится только тяжелее.       — Невилла тоже ты убила?       — У Тёмного Лорда нас двое. О смерти Невилла я узнала так же, как и ты — из газет. И если бы тебе хватило ума не упоминать при мне, а лучше вообще не иметь дела с секретными организациями, я бы сделала всё, чтобы тебя защитить.       — Кто второй? Имею право узнать имя перед смертью, — удивительно, что Джордан не пытается найти лазейку, чтобы сохранить себе жизнь, он словно чувствует, что Гермионе и без этого непросто. Она загнана в тупик.       Грейнджер не убийца. Но его жизнью пожертвует без тени сомнений, чтобы спасти десяток других, которых сможет защитить, оставаясь аврором. Он отчетливо видит на её лице ужас. Так не выглядят те, кто наслаждается смертью.       — Не знаю. И не хочу знать. Это не моё дело.       — Оно ведь того стоит? — вопрос задан с необычайной надеждой в голосе.       Что ты рассчитываешь услышать в ответ? На что надеешься?       — Это всё, что мне доступно, — она закрывает глаза на несколько секунд. Невыносимая боль пронзает её тело, медленно поднимаясь к голове, чтобы тронуть мозг и на этом закончить. Девушка резко выдыхает. — Авада Кедавра.       Бездыханное тело мужчины падает на кровать. Гермиона Грейнджер неподвижно сидит рядом, всматриваясь в такое знакомое, но уже абсолютно безжизненное лицо.       Затем она кладёт палочку Ли Джордана ему на грудь, своей палочкой подчищает следы, раскидывает вещи в комнате и выбивает магией окно.       — Может, это и к лучшему. Ещё немного и я бы начала привыкать к комфорту, — собравшись, она снова бросает взгляд на неподвижное тело мужчины.       В памяти всплывают воспоминания, как он комментировал матчи в Хогвартсе, как вступил в отряд Дамблдора, как помогал близнецам, как сражался в битве за Хогвартс. Как первый раз поцеловал её в доме Уизли на Рождество. И какую нежность и привязанность она испытывала в каждую их встречу. Они оба как будто спрятались друг в друге от внешнего мира и проблем. Рядом с ним она могла позволить себе не думать о Роне, он забывал об убитой в тот же день Анджелине.       Но какая теперь разница, что было?       — По крайней мере, тебе больше не больно, — шепчет Гермиона.       Она выходит из комнаты, закрыв за собой дверь. Хочется завыть, спрятаться, трансгрессировать в Нору, рассказать всё и умереть. Она останавливается в прихожей перед большим зеркалом, накидывает на голову капюшон мантии, поправляет выбившуюся прядь. Такая взрослая и такая несчастная, уставшая от жизни. И всё же такая красивая в свои двадцать три года.       Сейчас она переместится в аврорат и будет наигранно рыдать, рассказывая о том, что на них напали. А потом её отправят в больницу Св. Мунго, чтобы психолог оказал ей помощь. И ни один живой человек, кроме Темного Лорда, после этого спектакля не узнает, что убийцей была она сама.       — Не жалей мёртвых, жалей живых, Гермиона, — шепчет девушка своему отражению и исчезает.       Дементор, сколько бы она могла сэкономить времени, если бы не связалась утром с Джинни через его камин… Никогда нельзя оставлять следов.

***

      — Я всего лишь хочу пойти и надрать им задницу. Почему я не могу этого сделать? — девушка меряет шагами кабинет начальницы. Та машинально наблюдает за её движениями, но не отвечает, находясь мыслями не здесь. Грейнджер как будто всё ещё в той квартире, рядом с трупом Джордана.       Забыть и жить дальше. Темный Лорд учил быть хладнокровной. Смерти не должны оставлять на тебе отпечатков.       Но в этот раз всё пошло не по плану.       — Может ты ещё и знаешь, куда идти? — вместо начальницы отзывается парень из кресла возле камина.       — Гермиона, но вы же точно знаете?! — девушка с надеждой смотрит на Грейнджер. Это она научила её мстить. И доводить свои дела до конца. Неужели сейчас не поддержит?       — Тори, — устало произносит Грейнджер в ответ на её крик о помощи. — Надрать им задницу не выход из ситуации. Нам нельзя.       — Кровная магия связывает только нас с вами, а их я вольна хоть убить, — не унимается девушка. — Это было моё задание! Я должна была убить Джордана Ли. Вы сами мне дали задание обезвредить оппозицию.       Произнесённое имя отзывается внутри Грейнджер болью. Забыть, как страшный сон. Ты должна быть сильнее. Нельзя позволять себе расклеиваться из-за людей. Из-за чувств к людям.       — Радуйся, меньше смертей на твоей совести, — Бен, будучи когтевранцем, умеет трезво мыслить и искать плюсы во всём.       — Наконец-то мы дошли до причины твоей ненависти, — выдыхает Гермиона. И Бен не может сдержать смешок.       — Я уж было решил, что один пропустил увлекательный рассказ о том, что они ей сделали на этот раз.       Астория, тяжело выдыхая, падает в кресло.       — Мне оставалось совсем чуть-чуть, я вышла на их след. Вычислила руководителя. И сегодня утром Ли Джордана прикончил некто, ворвавшийся в его квартиру через окно, — возмущённо рассказывает девушка.       — Тори, это была я, — признание выходит сдавленным. Но не находя во взглядах своих подчиненных презрения или укора, Гермиону словно отпускает. Ты просто выполнила свою работу. Тебе просто не повезло, что твоей работой стал твой парень. — Не успела рассказать, меня таскали по аврорату, отправили к психологу. Короче, всё как обычно, если оказываешься одним из свидетелей.       — Вы?! — Астория на мгновение замирает. — Но зачем? Если вы его выследили, вы могли сказать мне и…       — Мы были вместе, метка загорелась, у меня не осталось выбора, — она не обязана оправдываться, можно было бы сейчас назначить Гринграсс задание и выставить из кабинета, чтобы избежать деталей. Но Грейнджер хочется рассказать. Объясниться перед кем-то вслух. Она действительно не могла иначе. И теперь простит себя за это. — Расскажите лучше, вы нашли идиота, который пытался прорваться в дом Лорда ночью?       Ребята начинают рассказывать о прошедшем деле. Как всегда увлечённо и с особой жестикуляцией, поддерживающей их слова.       Гермиона слушает их вполуха. Не то чтобы ей не слишком интересно, нет, она искренне переживает за своих воспитанников. Но теперь ещё и слишком отчетливо понимает, во что она их втянула.       Гермиона переводит взгляд с Тори на Бена и обратно. Ей кажется, что прошла целая вечность, как они работают вместе. И в то же время она помнит, как они пришли к ней, словно это было вчера.       Сначала была Тори. Через год после победы Темного Лорда, Гермиона приехала в Хогвартс выбрать первого помощника среди выпускников. Она провела несколько уроков, сказала вскользь, что работает в министерстве, что у них есть интересные вакансии. Но, откровенно говоря, никто из ребят её не зацепил. Всех их она знала лично ещё со школы, и почти все вызывали у неё отвращение и плохие воспоминания.       В последнюю ночь своего пребывания в Хогвартсе она поздно возвращалась из кабинета директора. Они слишком долго пили чай с Макгонагалл, разговаривая о трансфигурации и анимагии.       По дороге в отведенную ей комнату, Грейнджер мечтала только о том, чтобы поскорее лечь под одеяло и уснуть, а утром покинуть школу на ещё один год, жить спокойно, без призраков прошлого. Но вечер оказался чуть дольше, чем она предполагала.       Около двери в комнату, на полу, закутавшись в мантию, сидела Астория Гринграсс. Её старшая сестра, Дафна, в прошлом году успешно закончила школу и взяла в свои руки семейный бизнес. Асторию же ждало выгодное замужество и продолжение чужого рода. Но девушка решила построить собственные планы на жизнь без помощи родителей. С Грейнджер они тогда проговорили почти до рассвета.       Сначала Гермиона просто слушала, потом пыталась отговорить от затеи работать на неё. Но ближе к утру для них двоих было очевидно: впереди война с семейством Гринграсс. И что бы ни случилось, Астория станет её напарницей.       Точку в этой истории поставил Тёмный Лорд. Его аврор могла получить в свою команду любого человека. И чистокровную Тори в том числе.       С Беном было проще. В один из вторников в кабинет Гермионы зашёл его отец — Эдд Стилл. Он был ответственным за архивы, а потому знал почти все тайны Министерства. И настоящую работу Гермионы в том числе. Он попросил за сына, чем вызвал у девушки злость, и только из уважения к мужчине, она обещала присмотреться к мальчику. Когда Гермиона, второй раз после окончания войны, приехала в Хогвартс, она была готова забрать оттуда кого угодно, только не Бена. Но парень не оставил ей ни единого шанса это сделать. Он одолел всех своих сокурсников на дуэлях, к тому же прекрасно разбирался в зельях и трансфигурации. А когда сказал, что прорицания — это полная бессмыслица, Гермиона позвала его работать к себе.       Втроём они поклялись на крови никогда не причинять друг другу вред. И, хоть Гермиона после этого ездила ещё дважды в Хогвартс проводить занятия, с этими двумя сравниться никто не смог. Она возвращалась исключительно с отчётами о том, что в школе всё тихо.       Негласно её команда устроила соревнование с отделом второго аврора. И Гермиона искренне радовалась, когда им удавалось их обогнать, когда они опережали второй отдел, когда Тёмный Лорд говорил, что они лучшие. Но вот лучше кого…       Мысль, которую она так долго отгоняла от себя, внезапно настигает врасплох. И теперь она, будто вырванная из сна, смотрит в одну точку на стене и хлопает глазами. Пять лет, как она служит Лорду, и до сих пор не знает, кто второй. А если это, к примеру, Джинни? Или сама Минерва? А может, Андромеда Тонкс? Или Панси, которая чуть не сдала Гарри пять лет назад?       — Гермиона, вы нас слушаете, у вас всё хорошо? — достаточно вежливо интересуется Бен. Несмотря ни на что, жёсткую иерархию в её отделе никто не нарушает.       — Да, да, конечно, — поспешно отвечает Грейнджер, делая заинтересованный вид. Но что может быть интереснее, чем тайна, покрытая мраком, прямо у тебя под носом?

***

      Первое апреля традиционно заканчивается для Грейнджер встречей в Норе. Дом, заново отстроенный мистером Уизли, выглядит крайне мило и гармонично. И всё же, трансгрессируя к нему, Гермиона каждый раз замирает на несколько секунд, вспоминая старую, сгоревшую Нору. Неказистый домик, который все так любили. Она помнит, как приехала сюда первый раз маленькой девчонкой, ещё мало что понимающей в магическом мире, это было первое жилище волшебников, где она побывала. И где она влюбилась буквально во всё.       Здесь была невероятно добрая миссис Уизли. Гермиона и сама мечтала такой однажды стать. Не в смысле домохозяйкой, а в смысле матерью, которая готова принять к себе всех, кто в этом нуждается. А в итоге стала причастной к смерти людей, которых Молли приютила. Теперь она чувствует себя её полной противоположностью.       Гермиона заходит в дом, и колокольчик над дверью весело звенит. К ней почти сразу выходит хозяйка и тут же крепко её обнимает.       — Моя дорогая, как ты? — с улыбкой на лице спрашивает Молли. — Ни разу не появилась здесь после… — она издаёт звук, похожий на всхлип, резко меняясь в лице. Но тут же берет себя в руки. — Я попросила о нём не говорить сегодня.       — Спасибо, — Гермиона опускает голову на плечо миссис Уизли. Если бы только последняя знала имя убийцы Джордана, ох, она бы ей сейчас задала. Но она не знает, и Грейнджер готова отдать всё, чтобы она и дальше оставалась в неведении.       После того, как обе получают свою порцию объятий, Молли разжимает руки и Гермиона, скинув мантию, заходит вглубь дома.       Джордж традиционно украшает гостиную к своему дню рождения. Правда делает это в цветах, которые любил Фред. И надевает свитер с его буквой. На третий год это перестаёт казаться странным, а на четвёртый год все окончательно привыкают. Просто так на один день он возвращает брата на землю. Вот и сейчас это кажется таким правильным.        При взгляде на близнеца, в груди Гермионы больно колет. Воздуха в легких перестает хватать, она опирается о стену. Ей кажется, что она видит за его спиной призраков: Фреда, к счастью, к его смерти она не приложила руки, Рона, который закрыл её собой от пожирателей, Джордана и Гарри, чья кровь на её руках.       Нет, это определенно последний раз, когда она здесь. Больше она себя так не подставит, нужно будет придумать причину не явиться на день рождения в следующем году.       — Грейнджер! — Джордж подхватывает девушку. — Ты в порядке?       — Да, прости, я… — она запинается.       — Надеюсь, не беременна?       — Ты бы заметил, был бы почти четвёртый месяц, — на автомате отвечает Гермиона. И Уизли осекается. Нет, Джордан даже малыша не оставил. Ничего. Он долго смотрит на подругу, пытаясь осознать, каково ей. Второй раз приходить в дом его родителей в чёрном. Второй раз терять любимого человека. Почему она все ещё дышит? Какого дементора улыбается?       — Пунш? — Мужчина быстро меняет тему. Ему страшно получить ответы на свои вопросы.       — Есть огневиски для особо искушённых?       Через минут двадцать в Норе появляются Джинни с Дином и Луна с Рольфом. Ещё чуть позже Билл и Флёр, Чарли и Перси. А потом Нора наполняется ещё несколькими десятками людей, которые так же, как и именинник, когда-то сражались на светлой стороне.       Гермиона ходит между ними медленно, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, а ещё стараясь не вслушиваться в то, что говорят вокруг. Меньше всего ей хочется, чтобы метка загорелась прямо сейчас. И всё же никто не может её от этого застраховать. В конце концов она, плюнув на нормы приличия, поднимается на второй, а потом третий этаж, оставив шумную толпу позади.       Здесь, почти на чердаке, все ещё находится дверь, на которой красивым шрифтом написано «Рон». Гермиона проводит пальцами по буквам, и аккуратно нажимает на ручку. Дверь поддаётся, конечно, её никто и не стал бы закрывать на замок.       — Люмос! — нечего беспокоить старую лампу.       Внутри всё как раньше: стоят две кровати на случай, если приедет Гарри, на стенах висят плакаты «Пушек Педдл», вратарская бита и шлем, на кровати лежит пять лет назад отглаженный свитер с фирменной буквой.       Гермиона проводит рукой по аккуратно стоящей подушке. На её пальцах остаётся пыль. Кажется, что сюда не заходили с самой его смерти. Что ж, она и сама только сейчас смогла подняться выше первого этажа.       — Вот ты где! — Джинни появляется в дверном проеме, дёргает за ниточку, включая свет. Гермиона моментально гасит палочку. — Давно я сюда не заходила. Почти четыре года. А ведь кроме меня этого больше никто и не может сделать. Мама плачет, не переставая, даже просто подойдя к двери.       — Когда вы восстановили комнату?       — Во время ваших скитаний на седьмом курсе. Папа очень старался, мы все это делали по фотографиям. Думали, что Рон вернётся и… Да какая теперь уже разница, — она прислоняется спиной к дверному косяку, как будто боится зайти дальше. — Знаешь, он раньше в верхнем ящике хранил твою фотографию. Ту, что ты прислала с горнолыжного курорта. Он ужасно ругался, когда я её нашла. Теперь там, конечно, пусто.       К горлу Гермионы подступает ком. Она по привычке сжимает кулаки, всем остальным своим видом стараясь скрыть эмоции. Но Джинни этого достаточно, чтобы заметить.       — Не жалей мёртвых, Миа, жалей живых, — слова звучат, как гром. Гермиона долго всматривается в лицо школьной подруги, ища там хоть одну лишнюю эмоцию, которая может её выдать.       Неужели она вторая? Светлые жалеют мертвых, всегда жалели. Этой фразе ее научили на темной стороне. Потому что там иначе никак, потому что она бы сошла с ума.       — Выйдем на балкон? — Джинни, не дожидаясь ответа, выходит из комнаты, погасив свет. Гермионе ничего не остаётся, кроме как последовать за ней. В душе начинает кипеть злость. Если и правда она? О, тогда ей хочется её уничтожить, столько смертей, столько любимых людей! Грейнджер прикусывает язык. А есть ли у неё на это право: обвинять Джинни?       Уизли запрыгивает на перила, опираясь спиной на стену и свешивает одну ногу с другой стороны балкона. У неё все такие же непослушные рыжие волосы, которые теперь отрезаны по плечи, веснушки сильнее выделяются на чересчур бледном от усталости лице. Но внимание привлекают далеко не они, а бесцветные глаза, которыми она смотрит на мир. Глаза, которые всегда излучали надежду, а сейчас не излучают ничего.       Джинни достаёт из кармана портсигар и протягивает Гермионе тонкую сигарету. Шатенка прикуривает от волшебной палочки.       — Точно выверенные движения, — тянет Джинни, подозрительно щуря глаза. — А ты начала курить?       — Жизнь заставила, — усмехается Гермиона.       — Я всё пропустила. Раньше мы были, как сестры, а теперь видимся по праздникам и то не всегда.       — Много работы. Иногда слишком много, — выдыхает девушка.       — Да, у меня тоже немало. Приходится помогать Джорджу с магазином. Ну и ещё вечерние встречи с…       — Я не хочу об этом говорить, — быстро прерывает её Гермиона, боясь услышать лишнего. Нет, не Джинни, только не загорайся.       — Я их не поддерживаю, никого не поддерживаю, — Уизли берет паузу. — У меня есть теория, прости, если от озвученного тебе будет обидно, но я должна сказать, — Джинни делает глубокий вдох и выдыхает дым от сигареты в темное небо. — Невилл умер через пару дней после встречи с тобой. Джордан у тебя на руках. И это самые яркие, кто погиб, когда ты была поблизости. Я запретила всем, кто есть сейчас в этом доме, разговаривать при тебе обо всём, что даже отдаленно может напоминать заговор.       Гермиона молча наблюдает за лицом подруги. Она знает? Холодный воздух пронизывает её до костей. В другой момент она бы уже притянула мантию, но сейчас все ее мысли занимает речь Джинни.       — Он читает твои мысли, — подводит итог подруга. — Он точно их читает. Тебе должно быть очень больно, если ты, конечно, вообще об этом задумываешься. Чем он тебя держит?       — У него сильный аргумент за то, чтобы я была верна. Но поделиться не могу, — Гермиона, успокоившись, выдыхает.       Становится стыдно. И сразу следом безразлично. Совершенно пусто и спокойно.       — Я всё пытаюсь научиться жить дальше, — продолжает подруга. — Дальше. И всё никак не получается. Дин сделал предложение. Ты придёшь на свадьбу? Ты нужна мне там.       — Обязательно, — губы Гермионы трогает улыбка.       — Всё должно было быть иначе, — в пустоту говорит Уизли. — Я ведь мечтала летать. Хотела стать известной спортсменкой. А стану дотошной мамочкой. Почему мы так скатились?       Гермионе нечего ответить. Она прекрасно помнит, как заплаканная Джинни выходила на поле в годовщину смерти Гарри. И как близко был тогда снитч. И как она упала с метлы в погоне за ним. Как слезы закрывали ей глаза. Как она рыдала на земле навзрыд. Но не из-за боли от сломанной спины. И не из-за того, что золотой мячик блестел у неё в руке. А потому что она сыграла, как Гарри.       На поле она больше не выходила.       Слишком большой риск. Эмоционально нестабильный игрок — вред для команды. Её попросили уйти из спорта.       Грейнджер погружается в воспоминания настолько сильно, что когда руку с меткой обжигает, она вздрагивает. Движение не остаётся незамеченным Джинни.       — Что с ней? — девушка явно нервничает, с недоверием косясь на предплечье подруги.       — Он зовёт, — спокойно отвечает Гермиона. Это не самое страшное, что могло случиться.       Уизли тяжелым взглядом наблюдает, как подруга притягивает мантию и сумку.       — Даже не попрощаешься с остальными?       — Нельзя заставлять его ждать, — вообще-то можно, но ей не хочется.       — Пожалуйста, не приведи сюда смерть., — тихо произносит Джинни. Её глаза встречаются с глазами подруги. Такие же наивные, как в детстве. Такие же добрые и преданные. Снова. Она возвращается в игру, взгляд как прежде, чтобы никто не смог заметить в нём боль.       — Сделаю всё возможное, — Грейнджер отвечает так же тихо и исчезает.       — Мы все ещё тебя любим, — пустому месту, где только что стояла Гермиона, сообщает Джинни. И закуривает ещё одну сигарету. Ей надо бы бросить, чтобы в скором времени родить здорового малыша. Лучше мальчика. Чтобы назвать Джеймсом. Так они хотели с Гарри.